ПЕРВЫЕ ГОДЫ УЧЕНИЯ
ПЕРВЫЕ ГОДЫ УЧЕНИЯ
Почему же именно Красноуфимское промышленное училище отец выбрал для моего образования? От Петропавловского винокуренного завода до Красноуфимска было свыше 200 километров, железной дороги не существовало, о ней в то время даже и не мечтали. Ближе было до Уфы, где находилась мужская гимназия. От Златоуста до Уфы люди ехали по железной дороге.
Отец знал, что плата за учение в Уфимской гимназии не превышала 70 рублей в год, а в Красноуфимской составляла только 15 рублей. Содержание на квартире в Красноуфимске стоило, конечно, дешевле, чем в Уфе. Эти соображения и легли в основу решения отца — устроить меня в Красноуфимское училище, которое давало среднее специальное образование.
Итак, в начале августа мать повезла меня в Красноуфимск. Ехали мы на своих лошадях, переезд занял у нас три дня.
Красноуфимск расположен на реке Уфа. В 1893 году он представлял собой небольшой уездный городок. Его население примерно пять тысяч человек. Городку были присущи черты большого села, он был застроен главным образом деревянными домами. Крестьяне Красноуфимского уезда занимались в основном земледелием. В самом же уездном городке был небольшой фосфорный завод. Он-то и представлял всю промышленность Красноуфимска. Уездное земство располагало достаточными средствами для того, чтобы предоставить большую субсидию с целью помочь администрации Красноуфимска открыть промышленное училище. Училищ такого типа в России строилось мало. Оно имело шесть классов с программой реального училища. После его окончания воспитанники могли поступить на горное или сельскохозяйственное отделение, которые были открыты при этом же училище. Отделение по горному делу готовило маркшейдеров и специалистов смежных профессий со средним образованием, а сельскохозяйственное отделение — агрономов. Не желавшие учиться на горном или сельскохозяйственном отделениях по окончании шести классов переводились в какое-нибудь другое реальное училище, которое имело семь классов и давало среднее общее образование.
Реальные училища в отличие от классических гимназий того времени готовили юношей к поступлению в высшие технические учебные заведения. Вот почему в реальных училищах уделяли больше внимания преподаванию математики, физики, химии, черчению. В этих училищах не преподавали ни латинского, ни греческого языков.
Нужно сказать, что среди воспитанников обоих специальных отделений Красноуфимского училища царил революционный демократический дух того времени, что отражалось и на настроении младших классов. Слово «забастовка» было знакомо и малышам, оно вызывало в них дух сопротивления начальству. У нас, в младших классах, часто сообщалось, что «сегодня техники бастуют»…
Промышленное училище размещалось в новом двухэтажном доме. Оно находилось в центре Красноуфимска. По соседству двухэтажные здания занимали административные учреждения. Во дворе училища расползалась его лаборатория. Ей отвели тоже двухэтажное здание.
Рядом с главным корпусом отстраивался пансион для учащихся младших классов.
Жители Красноуфимска хранили воспоминания о захвате их города пугачевцами, которые, по преданию, на высокой горе на окраине города повесили чиновников царской власти. На северной окраине города старожилы показывали мне кузницу, около которой в 1836 году был арестован старец Федор Кузьмич. Существовала легенда, что старцем Федором Кузьмичом был не кто иной, как бывший император Александр I, не умерший в Таганроге, а будто бы вследствие его мистического настроения неизвестно куда скрывшийся.
…Экзамены для поступления в промышленное училище были не сложны. Всего в 1-й класс приняли 32 человека. Среди них — несколько детей служащих с завода Строгановых. Заводоуправление выдавало им стипендии с условием, что по окончании училища или даже высшего технического учебного заведения стипендиаты отработают пять лет на заводах Строгановых.
Теперь, когда я поступил в училище, нужно было подумать о квартире. Моя мать устроила меня на квартире у женщины, которая содержала десять учащихся. Деньги, которые она получала от квартирантов, служили источником ее существования. Квартира находилась под надзором классных наставников и учителей училища.
Устроив меня на квартиру, сшив мне форму и купив нужные учебники, мать уехала домой. Не скрою, что мы с матерью поплакали. Горестно было, что я остался без нее.
Консервативное правление Александра III отражалось и в учебном ведомстве министра Делянова, твердо проводившего консервативный курс. Строгая учебная дисциплина в классах, соблюдение формы одежды, как в училище, так и на улице, жесткая система взысканий, вплоть до ареста и заключения в карцер, — вот что характеризовало воспитание в учебных заведениях.
На каждого учащегося заводили кондуит, иными словами — штрафной журнал. Его вели секретно. Впоследствии мне пришлось на самом себе испытать всю его неблаговидную силу.
Распорядок в училище регламентировался особыми правилами. Наш учебный день начинался с 8.30 утра общей молитвой в большом зале. Занятия в классах продолжались до 2 часов дня, после чего мы возвращались домой обедать. До 6 часов вечера нам разрешалось выходить на улицу. Каждый был обязан иметь при себе удостоверение личности с изложенными в нем правилами поведения. Затем дома мы готовили уроки.
Время от времени квартиру посещал прикрепленный учитель или классный наставник. Он контролировал нашу домашнюю жизнь, свои замечания заносил в журнал, хранившийся у старшего по квартире ученика. Хозяйке квартиры также вменялось в обязанность следить за нашим поведением и сообщать классному надзирателю о проступках. Будучи самым младшим по возрасту, я был предоставлен в развлечениях самому себе. Ума-разума набирался у старших товарищей. В свободное время читал книги, которые брал в училищной библиотеке и у старшеклассников. Уже во втором классе я зачитывался такими романами, как «Отверженные» Гюго, повестями Решетникова и другими, хотя они и не подходили мне по возрасту.
Директором нашего училища был Соковнин, просвещенный, гуманный педагог и детский писатель. Его книга «Быть и казаться», написанная для юношества, захватывала своими рассказами и изяществом языка. Года через два Соковнин умер. На его место прислали из Петербурга Гуржеева — инспектора одной из мужских гимназий. Он был резкой противоположностью Соковнину. Новый директор преподавал математику. Гуржеев неплохой, в общем, человек, но со свойственной петербургским чиновникам холодностью он не мог, конечно, заменить в нашем представлении умершего Соковнина.
Инспектор классов Василий Яковлевич Смирнов преподавал русский язык. Он был суровым внедрителем «деляновской» дисциплины в училище. Язык знал, умел хорошо преподнести его. Боялись Смирнова все, даже преподаватели; от его зоркого взгляда не ускользала ни одна мелочь в нашем поведении. Звали мы его Васькой, и достаточно было в коридоре раздаться крику: «Васька идет!» — как сейчас же наступала полная тишина.
Нам полагалось носить брюки на выпуск, но мы, глядя на «техников» (так в обиходе называли учащихся технического отделения училища), предпочитали носить брюки, заправленными в голенища сапог, потому что в городе было много грязи. Смирнов однажды в перемену заметил у меня заправленные в сапоги брюки, тихо отозвал за дверь и приказал вытащить брюки из сапог. После этого отпустил в класс. К товарищам я пришел в довольно комичном виде, в мятых брюках, но зато это послужило для них хорошим уроком. Впредь не только я, но и весь класс старался не нарушать формы одежды.
Года через три Смирнова перевели в Пермское реальное училище инспектором классов. Забегая вперед, скажу: когда я поступал в 7-й класс этого училища, то снова встретился с Василием Яковлевичем.
В Красноуфимске место Смирнова занял Кунцевич, поляк, с разбитым коленом. Вскоре мы убедились, насколько мы не ценили Смирнова и насколько новый инспектор оказался придирчивым и безжалостным человеком. Другие преподаватели были ординарными личностями. Уроки они проводили довольно монотонно, и я сначала не прикладывал особого старания, учился лишь так, чтобы не огорчать родителей и переходить из класса в класс.
На первые рождественские каникулы за мной родители прислали лошадей и теплые вещи: шапку, шубу и валенки. С чувством сознания своей самостоятельности я отправился домой один с кучером. Дома, конечно, ждали моего отчета об успехах. Мои успехи показались родителям весьма удовлетворительными. После отчета пошли обычные каникулярные развлечения. К 6 января 1894 года я был снова в училище.
Подошла весна, а с ней переходные экзамены и снова самостоятельное путешествие домой на летние каникулы. Часть каникул я провел у дяди Владимира Кузьмича, который служил тогда в Кургане. С ним продолжали жить моя бабушка и тетка.
Осенью того же года я возвратился в училище уже «своим человеком». Правда, пришлось переменить квартиру — прежняя хозяйка отказалась содержать учащихся. Учение шло своим порядком. Однако иногда в большие перемены у нас начинались довольно серьезные драки с первым классом. Малыши обратились за помощью к третьеклассникам. Тогда наш второй класс объявил войну этому союзу, и в один из ближайших дней на большой перемене нами, вторым классом, были «атакованы» одновременно оба «союзника». Произошел такой кулачный бой, что все наше начальство вместе со сторожами бросилось разнимать дерущихся. Устроенное нами побоище было прекращено с большим трудом, и нас оставили без обеда. Кулачные схватки не являлись чем-либо необычным. Корни их лежали вне стен училища, в самом укладе местной уральской жизни.
Весной, обычно за неделю до праздника Троицы, на одной из площадей города часов с 5 вечера девушки водили хоровод, а молодые парни образовывали круг и боролись. Начинались состязания в борьбе — сначала выступали подростки, юноши, затем люди старшего возраста. Неделя борьбы была тренировкой, в ходе которой выявлялись силы и устанавливался порядок очередных состязаний. Неписаное правило гласило, что если меня победил противник, то в следующий раз я уже не мог выступать против него. Таким образом, производился естественный отбор борцов. Хотя начальство и запрещало нам участвовать в состязаниях, однако, сняв свои мундиры, мы принимали в них горячее участие.
В Троицын день деревенская молодежь приходила в город, и вечером состязания в борьбе проходили между городом и деревней, причем последний борец, которого уже никто не мог побороть, на целый год считался победителем в соревновании.
…Отец в 1894 году заведовал складом на винокуренном заводе Злоказова. Начались недоразумения между отцом и бывшим хозяином Ф. А. Злоказовым. Отец был вынужден уйти с завода. В начале 1896 года он переехал в Златоуст в собственный дом.
Отцу не долго пришлось оставаться без работы. Ему предложили место заведующего винным складом на Симском заводе Уфимской губернии. Отец порвал дружбу со Злоказовым, не встречался с ним до своей смерти. Мать сдержанно отвечала на письма жены Злоказова, с которой долгое время до этого была в приятельских отношениях.
Осенью 1912 года, когда отец, будучи в отставке, доживал в Златоусте свои дни, мать получила от жены Злоказова телеграмму: Федор Алексеевич сильно болен и просит отца приехать повидаться, может быть, в последний раз. На это мать ответила, что мой отец уже не встает с постели. Через несколько дней отец умер.
Так почти одновременно умерли когда-то бывшие друзья, проработавшие вместе 25 лет.
Весной 1896 года меня перевели в 4-й класс, а брата — во 2-й. Лето мы провели в Златоусте — мать еще не переезжала на Симский завод. Мне было 14 лет, и я не одну зиму жил уже вполне самостоятельно. Сам вносил плату в училище за себя и за брата, расплачивался за квартиру, следил за чистотой одежды и т. д. Я глубже осознал необходимость в учении. Без него нельзя было пробить себе дорогу в жизни.