Первые годы

Первые годы

Федор Алексеевич родился 30 мая 1661 г. и был назван в честь св. Федора Стратилата (память 8 июня), о чем счастливый отец объявлял стране уже 1 июня; государевы грамоты о «радости» были, по обыкновению, дополнены богомольными грамотами Церкви, так что весть наверняка дошла до всех уголков великого государства[57]. Следует полагать, что Тишайший государь Алексей Михайлович по своему обыкновению совершил в честь рождения сына все торжественные молебны, разослал и принял поздравления духовенства и знати, роздал щедрые пожалования и милостыню, объявил амнистию и выполнил прочие требования традиции.

Достоверно известно, что в связи с рождением царевича лишь один человек (родственник царицы Ф. Я. Милославский) был пожалован в окольничие[58]. Зато 9 июня в Грановитой палате был дан пышный родинный стол «без мест» (т. е. не считаясь с местническими счетами знати) для освященного собора архиереев Русской православной церкви и чинов Боярской думы[59]. Боярыни, супруги окольничих и стольников угощались тем временем у родинного стола в палатах царицы и подносили новорожденному удивительно схожие подарки: младенец получил от каждой из 25 гостий по золотому кресту с мощами, серебряному золоченому кубку с кровлей, отрезу золотого бархата или атласа и сороку (связке) соболей.

30 июня царевича Федора крестили в церкви великомученицы Екатерины, что у царицы в Сенях. По сему поводу в Грановитой палате (и, надо полагать, у государыни в хоромах) был крестинный стол[60].

Кормилицей Федора Алексеевича была безвестная Анна Ивановна[61], зато мамки и дядьки царевича являлись личностями заметными. Вдовая боярыня Анна Петровна Хитрово целые десятилетия имела огромное влияние на женской половине дворца и заботилась о своем воспитаннике даже тогда, когда он подрос. Суровая постница и богомолка бросилась на защиту Федора, когда сочла, что A.C. Матвеев и Нарышкины (воспитатель и родственники второй жены Алексея Михайловича, матери Петра) хотят обидеть царевича с престолонаследием, и, по признанию ее врагов, немало способствовала их ссылке[62]. Зная о безусловной преданности Анны Петровны, Федор позже доверил ей беречь свою первую жену, назначив боярыню кравчей (ответственной за напитки) царицы Агафьи Симеоновны[63].

Свойственник Анны Петровны стольник Иван Хитрово был сыном видного приказного деятеля, окольничего, с 1666 г. боярина Богдана Матвеевича Хитрово, возвышенного всесильным некогда дядькой самого Алексея Михайловича боярином Б.И. Морозовым. Фаворит государя, его дворецкий и оружничий, Богдан Матвеевич позволял себе быть врагом влиятельных людей — патриарха Никона, канцлеров А.Л. Ордина-Нащокина и А.С. Матвеева, прославился как коллекционер и покровитель искусств и был неизменно дорог царю Алексею, несмотря на свою слабость к вину и женщинам[64].

Сын его, не замеченный в подобных слабостях, с 1664 г. наряду со службой в дядьках царевича Федора стал помощником отца в управлении важнейшими для жизни царской семьи и двора приказами — Большого дворца и Судным дворцовым (в 1670 г. его заменил в судействе стольник A.C. Хитрово). Учитывая, что Хитрово (с небольшими перерывами) руководил в детстве Федора Алексеевича еще Оружейной, Золотой и Серебряной палатами (не считая менее важных для ребенка учреждений)[65], царевич быстро и легко получал все, что ему хотелось, любые игрушки и лучшие изделия российских мастеров.

Иван Богданович и Анна Петровна Хитрово были вторыми дядькой и мамкой Федора — из-за своей неродовитости (Иван Богданович был пожалован в думные дворяне 24 мая 1666 г., в окольничие — 1 сентября 1674 г., в честь объявления царевича наследником, и в бояре — уже царем Федором в июне 1676 г.)[66]. Первыми были представители знатнейшего рода князей Куракиных — боярин Федор Федорович и боярыня Прасковья Борисовна. Они были отставлены в 1675 г., когда нужда в многочисленных дядьках и мамках миновала[67]. Куракины, впрочем, оставались близкими к Федору Алексеевичу людьми и впоследствии: домашние связи были в те времена очень крепкими.

Учиться царевич начал, еще не выйдя из-под женской опеки во внутренних палатах дворца. В двухлетнем возрасте (1663) он получил специально сделанную большого формата (in folio — примерно с современный лист A4) книгу житий Алексея Человека Божия, Марии Египетской (тезоименитых его отцу и матери) и царевича Иоасафа — с 90 картинками. За два года малыш ее так истрепал, что отец велел книгу реставрировать и заново переплести в бархат[68].

Выход Федора из младенческого возраста (в 5 лет) был отмечен двумя важными обстоятельствами: воспитание царевича перешло в руки дядек и имя его утвердилось в расходных документах, отдельно от женской части дворца. До этого упоминания о царевиче появлялись случайно, например, когда в 1662 г. для него украшались новые хоромы или когда на масленице 1664 г. отец послал ему со своего стола расписные сласти в виде рощи с двуглавым орликом[69].

Дядьки были не склонны поначалу переутомлять юный организм науками и предпочитали воинственные игры. Товарищами Федора были 14 юных стольников, причем после смерти царевича Алексея, число стольников которого не превышало 9—12, к компании добавились еще трое. Замечу, что у царевича Ивана Алексеевича было всего 3 стольника и 14 человек дворян «с площади», а у Петра — 2 стольника (пока их число не увеличил воцарившийся Федор)[70].

Стараниями дядек компания была вооружена до зубов. Лучшие мастера Оружейной палаты снабжали детей роскошными маленькими луками и стрелами, знаменами и барабанами, литаврами и набатами, которые, как в настоящем полку, возились на лошади (игрушечной). Для царевича и стольников изготавливались шпаги и тесаки, пистолеты и ружья (в том числе нарезные «винтовки»), булавы, копья, алебарды и медные пушечки на богато украшенных, как у московских стрельцов, станках.

Опись игрушек царевича Федора (с 1666 г.) рассказывает также о цветных мячиках, которыми играли в обширных сенях и переходах дворца (их доставляли сразу по 10 и 20 штук), о бархатных качелях, резных серебряных свайках (бросавшихся в кольцо — такой свайкой закололся, по версии Бориса Годунова, царевич Дмитрий Иванович, но от игры во дворце не отказались). Опись повествует также о шахматах, о потешных настольных играх: заводных «немцах, что стоят на деревянном черном ящике и играют» (их чинили в 1670 и 1672 гг.), о «картах, по золоту цветными красками» разрисованных, и т. п.