1905 год, или Неискреннее раскаяние землевладельцев

1905 год, или Неискреннее раскаяние землевладельцев

Ничего так и не удалось решить вплоть до 1917 г. Лишь после революции эта масса людей без крыши над головой «воспользовалась» решением большевиков. Хотя и тогда эти «гонимые и голодные» люди не совсем отвечали предъявляемым теперь уже пролетарским требованиям.

К тому времени, когда к власти пришли большевики, та часть бывшей шляхты, дела которой еще не были рассмотрены ревизионными комиссиями, и та, чьи права были аннулированы, продолжали претерпевать нечеловеческие муки, проходя сквозь все те же круги ада – ликвидацию чиншевых владений, суды и выселение. Странное, и в каком-то смысле трогательное, затишье наступило разве что в 1905 – 1906 гг., когда польские помещики проявили беспокойство о своих «братьях». Это была своего рода психологическая драма искупления.

Еще в 1904 г. ничто не предрекало тех глубочайших потрясений, которые вскоре всколыхнут социально-политическую жизнь Российской империи. Именно поэтому безрезультатное затягивание решения чиншевого вопроса принимало все тот же трагический оборот. Разрыв традиционной системы социальных и правовых связей привел к возникновению настоящих преступных банд. Можно лишь удивляться тому, что преступность не проявилась в более жестоких формах. Ее более широкомасштабное проявление, по всей видимости, ослаблялось чувством смирения и бессилия, царившим среди основной массы деклассированной шляхты.

Так, 17 апреля 1904 г. чиншевики волынских сел Брониславка, Березняки и Яновка Ровенского уезда (на землях Михала Яцковского, Бронислава Пониньского-Валевского и Евгении Бланшманш) пришли на помощь 20 семьям, которых помещики хотели выселить. Эти семьи жили в отдаленных лесных селениях, кормясь с незаконной вырубки леса в помещичьих угодьях, который они продавали торговцам-евреям, а также с нелегального производства самогона. Поскольку соседская солидарность представляла слишком большую опасность, трое помещиков обратились к военным, между тем как 7 апреля полиция уже подверглась с их стороны «самым возмутительным насилиям»: пристава едва не забили камнями, а его помощники, побитые палками, разбежались, боясь, что их обольют кипятком. Вице-губернатор писал, что все села волости1225 были взбудоражены, потому что «население этих поселков в большинстве – лица или не приписанные ни к какому сословию, или же мещане, а потому сельской и волостной власти не признают». Вице-губернатор также подчеркивал моральную деградацию этих людей. Из этих нежелательных людей делали разбойников, впрочем, до этого на них раз тридцать накладывались разные штрафы. Когда же 3 декабря 1903 г. была сделана попытка описать имущество чиншевиков, они побили палками волостного старшину, сорвали с него бляху и топором ранили в плечо его помощника, крича, что суд продался помещикам и для того, чтобы царь обратил на них внимание, они убьют кого-нибудь из исполнителей приговора.

Поскольку подобные столкновения продолжались со времени признания Сенатом в 1895 и 1898 гг. недействительными чиншевых владений в этих имениях, то один из батальонов 127-го пехотного Путивльского полка под командованием капитана Акинфова утром 26 апреля окружил село Березняки. В результате чего заводила бунта Миколай Лисецкий был арестован, а его семья выселена. «Пользуясь присутствием войск, помещик Яцковский прислал много рабочих и подвод, из которых первые в несколько часов разрушили постройки, в которых проживало семейство Лисецкого, а на подводах материал с разрушенных построек тогда же перевезен в главное имение Яцковского». Отца и старшего сына заключили в тюрьму за незаконную варку самогона.

Вечером точно такая же операция была проведена в селе Брониславце, где управляющий имения Понинских-Валевских провел «чистку» 30 домов, принадлежавших 14 семьям, и отобрал 35 десятин чиншевых владений. Очутившись in extremis1226, бедняги согласились на подписание предложенного помещиком соглашения. Однако затем помещик потребовал, чтобы чиншевики переселились на болота за три версты от предыдущего места. В ответ на их отказ дома продолжили разрушать, но поскольку стемнело и не хватало рук, были уничтожены лишь три дома, а в четырех развалены печи. Напуганные такими варварскими действиями жители третьего села Яновка подписали предложенную управляющим помещицы Бланшманш соглашение, и 29 апреля войско ушло1227.

Неизвестно, хватало ли средств, чтобы регулярно выплачивать необходимые суммы тем, кто соглашался подписать предлагаемый помещиком договор об аренде, а также тем, кто подписывал акты на выкуп земли. Отсутствие документов, в которых шла бы об этом речь, дает основания полагать, что судьба по крайней мере четверти бывших чиншевиков была немного лучше, чем остальных. При этом количество чиншевой шляхты, получившей позитивные ответы ревизионных комиссий, не выросло за годы, предшествовавшие началу Первой мировой войны. Из письма киевского губернатора генерал-майора Савича от 8 декабря 1904 г. к председателям комиссий по землеустройству (вновь указывавших на 17-летнюю задержку в решении вопроса) следует, что в Киевской губернии количество чиншевиков, которые приобрели землю, было таким же небольшим, как и на Волыни. Землю получили 16 733 из 17 812 чиншевиков, чьи права были признаны, тогда как тех, чьи права были аннулированы, насчитывалось 24 073. Рассмотренные 41 885 дел не охватывали даже половины чиншевиков этой губернии: для 42 949 лиц Положение 1886 г. так ничего и не изменило, они продолжали ожидать пересмотра своих дел1228.

По состоянию на 1905 г. в Киевской губернии 84 835 лиц (чуть меньше, чем в 1877 – 1878 гг.):

– выкупили землю: 17,72 %;

– были лишены прав: 28,37 %;

– ожидали рассмотрения: 50,62 % (об остальных данные отсутствовали).

Последняя цифра свидетельствует, что здесь по сравнению с Волынской губернией не спешили довести чиншевиков до полного обнищания. Свидетельствуют ли нерассмотренные случаи о сохранении традиционных чиншевых владений? Это представляется возможным и в какой-то степени спасает честь польских землевладельцев, значительная часть которых, как видно из этой главы, упорно стремилась к разрушению исторических связей с бывшей шляхтой. Таким образом, в Киевской губернии больше половины чиншевиков пользовались прежними моральными обязательствами хозяев, дававших им кров и опекавших их.

Утешительно то, что, несмотря на царившее повсюду корыстолюбие, нашлось немало помещиков, сохранивших полностью анахроничную традицию чиншевых владений, помогая тем самым «меньшей братии». В то же время интересно выяснить, давала ли неприкосновенность чиншевых владений их пользователям какую-то возможность социального роста.

Описание Станиславом Стемповским празднования католического Рождества и Нового года в Подольской губернии, когда крестьяне и шляхтичи приходят к помещику с традиционными пожеланиями, а затем празднование повторялось вновь на православные Рождество и Новый год, свидетельствует, насколько странной аномалией для Европы XX в. было такое полное ритуалов, вневременное и патриархальное общество. Особенно ярким покажется его своеобразие, если сравнить феодальную атмосферу, царившую в польских имениях, с атмосферой крупных городов Российской империи, где пролилась первая кровь начавшейся эпохи революций.

Такие помещики, как Станислав Стемповский, которые проявляли гуманность в отношении к бывшей шляхте minorum gentium1229, пользовались их услугами, к примеру, на охоте («потому что они лучше знали, где кроется птица») и осознавали ее атавистическую страсть к знаниям (уже отмечалось, что кое-кто из бывшей шляхты был знаком с грамотой).

Стемповский следующим образом описывал это стремление к польской грамоте, несмотря на политику русификации села, осуществляемую с помощью государственных и православных приходских школ в условиях отсутствия католических школ: «Базыли – человек тупой, замученный трудом на земле, обремененный множеством детей. Бедность была во всем видна в их огромном доме, дети сызмальства приучались к труду, но для них держали все-таки учителя за стол, проживание и стирку с добавлением фунта табака и трех рублей в месяц. Учитель Балюкевич был того же рода, так же непритязателен, как Диоген, высокий дух его помещался в грубом, топорном теле…»1230

Когда после революции 1905 г. у разных национальных групп империи появилась возможность развития собственной культуры, польские помещики Правобережной Украины осознали слабость собственной позиции и необходимость реполонизации тех, кто был еще к этому склонен.

В 1905 – 1907 гг. появилось большое количество начальных школ: сначала спонтанно, а впоследствии – в рамках общества «Осьвята», которое активно действовало в трех губерниях, хотя официально оно было зарегистрировано только в Киевской губернии 14 августа 1906 г. Полуофициальный характер открываемых школ, в которых училось от 5 до 20 учеников, послужил для властей предлогом для их закрытия в 1907 – 1908 гг. Л. Заштовт в одной из интереснейших статей на эту тему представил на основании полицейских донесений данные о количестве обнаруженных и закрытых школ: в 1907 г. – 102 школы, в 1908-м – 81, в 1909-м – 26, в 1910-м – 52, в 1911 г. – 261231. В дальнейшем польская просветительская деятельность на Правобережной Украине прекратилась. Таким образом, за девять лет полиция закрыла 287 школ. Большая часть учеников имела шляхетские корни, если учесть, что «мещане» и «крестьяне», о которых пишет Заштовт, также, вероятно, были из деклассированной шляхты. То же самое можно сказать и о социальном происхождении учителей, которые относили себя к «крестьянам» или «мещанам». Среди учительниц было несколько из хороших семей, которые, таким образом, реализовали запоздалое «хождение в народ». Организаторами школ были как известные магнаты, так и помещики средней руки. Следовательно, в польских усадьбах еще сохранялась тяга к определенной филантропии, которая сразу проявила себя в период смягчения политического режима. В силу обстоятельств эта деятельность не выходила за рамки представлений о благотворительности XIX в., тесно связанных с патриархальной системой.

О том, что это возобновление забытого братства богатых и бедных имело свои границы, свидетельствует общественно-политическая деятельность землевладельцев во время избирательных кампаний во все четыре Государственные думы. Даже немногочисленные, наиболее либеральные польские помещики рассматривали вопрос о чиншевиках или бывших чиншевиках в рамках большой и становящейся все более серьезной проблемы украинского крестьянства.

Польские помещики Украины, которые в декабре 1905 г. создали фракцию партии кадетов, были идеалистами. Правда, дальнейшее развитие событий несколько остудило их запал. Первоначальный энтузиазм отразился на их программе1232, которая ратовала за проведение всеобщих выборов; чиншевики были отнесены к «массе сельского населения», которых следовало наделить землей за счет государства или самих помещиков при условии последующего возмещения затрат государством. Для проведения отчуждения (было использовано именно это слово) чиншевиков (их expressis verbis1233 называли не бывшими чиншевиками, а «безземельным населением»), как и крестьян, призывали принимать наряду с помещиками более активное участие в работе смешанных комиссий. Такой, далекий от реальности, проект предусматривал маловероятное согласие всех помещиков.

После принятия указа от 11 декабря 1905 г. о выборах в Думу можно было ожидать, что менее бедная часть чиншевиков, которая согласилась платить аренду и стала арендаторами нового типа, объединится с шляхтой, непосредственно связанной с помещиком, т.н. официалистами (уполномоченными, управляющими, экономами), и воспользуется своим правом избирать и быть избранным. Согласно указу они при желании могли быть внесены в списки избирателей Первой Думы. Эта возможность была ликвидирована при выборах во Вторую Думу, но сам факт ее существования давал в течение нескольких месяцев основания для веры в иллюзию о временном возврате польской солидарности. К официалистам мы еще вернемся в последней главе книги, поскольку в отличие от чиншевиков они происходили из получившей подтверждение дворянства бедной или средней шляхты.

Листовка под названием «К новым избирателям»1234, распространявшаяся вместе с образцом заполнения избирательного списка, призывала вступать в объединение «Зжешене» т.н. сельскохозяйственных рабочих. По всей видимости, речь шла также об арендаторах, потому что к просьбе о внесении в списки следовало приложить «копию соглашения, гарантировавшего работу». В листовке говорилось, что «многочисленная армия арендаторов, которая в связи с исключительными условиями не может увеличить так нужной для развития края средней земельной собственности, должна воспользоваться предоставленными правами, а сельскохозяйственные рабочие, чье положение является действительно невыразимо тяжелым, должны в собственных интересах смело включиться в общественную жизнь… Привлечение этих новых сил к общему гражданскому труду является обязанностью людей, склонных принимать близко к сердцу интересы края».

Национал-демократы (эндэки), которые очень быстро начали принимать участие в работе отделений этого объединения, столкнулись с проблемой восстановления разорванных связей с этой группой. Порой они обращались к помещикам, симпатизировавшим социалистическим идеям, как, например, к Станиславу Стемповскому, к которому в запряженном четверкой лошадей кабриолете специально приехал Владислав Кожуховский (вспомним скандал в Колках в 1875 г.) с просьбой вести пропаганду среди мелкой шляхты. «Мы, старики, – заявил он, – не сможем этого сделать, мы вели себя слишком глупо по отношению к мелкой шляхте и официалистам. Кто же лучше вас может провести это дело…?»

Несмотря на неприязненное отношение к этому человеку, ставшему по воле случая демократом, Стемповский согласился на предложение, поскольку искренне верил в возможность исправить непоправимое: «…компенсацией за нудные и раздражавшие меня дискуссии с помещиками была каждая встреча с миром официалистов и мелкими землевладельцами». Позднее он даже благодарил Кожуховского за то, что тот доверил ему «завоевать этот враждебный панам мир. Апатичные, обделенные в социальном плане официалисты и притесняемая и задавленная тяжбами мелкая шляхта тянулись ко мне с полным доверием и сразу же приняли мое руководство. Я взволнованно выслушивал заявления о желании присоединиться со стороны православных и обрусевших бедных шляхтичей… которые хотели голосовать вместе с поляками». Многие из них предлагали поехать по хуторам и селениям мелкопоместной шляхты, чтобы «разбудить от сна поляков»1235.

Такой несколько наивный, запоздалый энтузиазм соединялся с иллюзиями местных эндэков, которые в программном заявлении в январе 1906 г. неожиданно объявили, что на Украине насчитывается 750 тыс. поляков. Отбрасывая мысль о предоставлении этой необразованной массе права на всеобщие выборы, они выступили за первоочередное по сравнению с украинцами предоставление им земли. О бывших чиншевиках шла речь в 9-м пункте программы, посвященном крестьянам как главным клиентам Крестьянского банка, который следовало бы преобразовать в Банк земельного обеспечения. Естественно, данная партия и не думала о какой-либо возможности экспроприации земли у помещиков1236. Получив возможность завести собственную прессу, национал-демократы подчеркивали в ней роль, которую забытые польским дворянством массы могли сыграть на выборах. Очередное «Обращение к избирателям», напечатанное газетой «Dziennik Kijowski» 15 февраля 1906 г., призывало помещиков, интеллигенцию, католическое духовенство убеждать обнищавшую мелкую шляхту, официалистов, бывших чиншевиков, которые к этому времени стали арендаторами, записываться в списки избирателей: «Сегодня они составляют скрытую силу, силу, которая спит, ее нужно разбудить, использовать, чтобы, выполняя общественный долг, она стала активной, движущей силой общественной жизни… Эта прослойка избирателей, возможно, самая весомая в социальном плане, относится к выборам совершенно безразлично, а часто даже недоверчиво и враждебно. Нужно пробудить в них сознание, привлечь их к общему политическому и национальному польскому сотрудничеству»1237.

В статьях газеты «Dziennik Kijowski» (6(19) и 7(20) июля в 1906 г.) очевидно проступает двусмысленность во взглядах на роль, которую национал-демократы отводили обнищавшим бывшим чиншевикам. Католическое духовенство, забыв о своем 40-летнем молчании, старалось убедить читателей газеты, что благодаря католической церкви эти люди «верят глубже и чувствуют тоньше», чем крестьяне; правда, в то же время в статье признавали, что бедность и необразованность не способствуют подготовке к участию в политической жизни. В газете ни разу не было четко сказано, для кого предназначались начальные школы, опекаемые организацией «Осьвята», в поддержку которых постоянно выступала и собирала средства та же газета. Скорее всего, приоритет отдавался все-таки детям официалистов, теснее связанным с помещиками, чем с обнищавшей бывшей шляхтой.

Этот печатный орган эндэков беспрестанно повторял, что национальная польская идея и солидарность всех классов значительно важнее земли, но что эти слова означали на практике? В той же газете (27 сентября (7 октября) и 10 (23) ноября 1906 г.) удалось лишь однажды встретиться с мнением не указавшего своего имени ксендза с волынского Полесья, который всерьез рассуждал о возможности экспроприации имений в интересах чиншевиков: «Если бы дошло до раздачи частных земель в пользу крестьян, не лучше ли, если польская земля перейдет в руки польского крестьянина?»

13 (26) октября 1906 г. «Уманский союз» заявил: «Мы забыли, что наследие отцов это не только земля, но и моральная культура и общие интересы польского общества. И что нам с того, что у нас будет земля, если мы заплатим за нее моральной гибелью и потянем за собой массы польского люда, лишенного земли?» Однако подобное возмущение носило исключительно риторический характер. И это было ясно редакторам польских изданий, которые разрывались между осознанием социальной апатии и мечтой о «польском народе». Эта апатия была настолько велика, что редакции были вынуждены печатать написанные ими же самими обращения. Так, 18 (31) октября 1906 г. Ян Колодзейчик, якобы «польский крестьянин», призывал собратьев писать в газету, чтобы таким образом заявить о своих национальных чувствах: «Мы, польские крестьяне, все как один пойдем за национальной колесницей, и не сомневаемся, что Господь Бог пошлет нам честных и прогрессивных поляков, которые возьмут вожжи, чтобы проложить этой колесницей путь вперед, возможно нас ждут трудности на этом пути, но мы устоим…»

После роспуска Первой Думы 8 июля 1906 г. новый порядок голосования уже не предусматривал участия в выборах ни мелкой землевладельческой шляхты, ни безземельной шляхты. Стремление к солидарности среди богатых польских помещиков угасло очень быстро и к 1907 г. сохранилось разве что среди либеральных интеллигентов, католического духовенства (которое, естественно, признавало поляками лишь католиков) и нескольких землевладельцев, увлекшихся национал-демократическими идеями.

В феврале 1907 г. единомышленники из объединения «Зжешене» вновь настаивали на необходимости активных действий по предоставлению земли бывшим чиншевикам. Ксендз Токажевский из-под Ковеля произнес речь о нищете деклассированных шляхтичей и предложил своеобразный проект предоставления земли исключительно бывшим чиншевикам. Созданный для этого банк должен был бы получить средства благодаря солидарности поляков из австрийской Галиции. Этим собирался заняться Милевский, директор одного из львовских банков, который уже послал для изучения инвестиционных возможностей своего представителя Стечковского к местным крупным землевладельцам. Он был готов вложить 3 – 4 миллиона рублей, если те предложат столько же. Был создан даже комитет для сбора средств, куда вошли четыре помещика – Щенёвский, Юревич, А. Червиньский и Т. Михаловский1238.

Между тем уже тогда назрел новый конфликт между богатыми землевладельцами, считавшими, что только они имеют право голоса и что лишь их избирательные комитеты являются законным представительством поляков (только помещики Подольской губернии сумели избрать депутата – Винценты Лисовского, Киевская же и Волынская губернии не имели никакого представителя), и сторонниками объединения «Зжешене», которые продолжали, несмотря на новый закон, выступать за участие в выборах лиц, не имевших земельной собственности. Члены объединения «Зжешене» не были ни беднее, ни менее консервативны, чем остальные: проект легализации их движения, поданный губернатору, подписали граф Грохольский, Т. Михаловский, Х. Здановский, А. Червинский, Моргулец. Однако они просто осознавали, что восстановление польской солидарности может принести пользу их интересам в будущем. Вот почему ксендз Токажевский предложил на «собрании поляков» трех губерний в Киеве 19 – 22 февраля 1907 г. провести перепись католиков Украины. Ксендзы должны были поручить органистам заполнить анкеты во время выдачи прихожанам письменных подтверждений исповеди на Пасху. Общество «Осьвята», культурное отделение объединения «Зжешене» собирались напечатать формуляры, а депутат Лисовский, стремясь избежать раскола, создал комитет, поддерживающий связь между объединением и избирательными комитетами1239.

Однако все оказалось напрасным. 20 июля 1907 г. избирательный комитет Подольской губернии провозгласил себя единственным представителем всех поляков своей губернии и отказался ехать 5 – 6 августа в Киев, считая, что объединение «Зжешене» слишком много на себя берет1240.

Этот спор подтолкнул двух помещиков, Ю. Старорыпинского и Б. Залеского, опубликовать в Подольской губернии письмо с проектом введения всеобщего избирательного права (что не входило в планы властей). Каликст Дунин-Борковский, твердый сторонник аристократического представительства, навязанного властями, назвал авторов проекта «апостолами анархии» и предал обструкции. Секретарь Подольского избирательного комитета в связи с этим писал: «Определение “все поляки, которые проживают в уезде и желают принимать участие в общественном труде” применительно к данной ситуации является определением совершенно непонятным, в конечном счете никаким. Оно не дает абсолютно никакого критерия, который уберег бы нас от сведения к минимуму наших позиций неизвестными и неясными элементами. Элементы эти решали бы, диктовали бы, как себя нам вести на официальных выборах. Мы бы оказались в положении депутатов, которые будут класть шары [голосовать. – Д.Б.] согласно указаниям неизбранного и безответственного большинства. У нас нет оснований полагать, будто те, кто не отвечает цензовым критериям, принесут нам что-то лучшее, чем мы располагаем, просветят нас, откроют новые горизонты… Зачем вводить их на наши заседания, увеличивать замешательство, обострять партийную борьбу, рискуя сорвать собрания?»

Такие собрания, делал вывод К. Дунин-Борковский, «будут не чем иным, как прежними сеймиками… Поэтому пусть люди, на которых не лежит обязанность избирать депутатов, просто занимаются выполнением социальных задач в рамках благотворительных, сельскохозяйственных и культурных объединений и обществ, поддержим их в этом»1241.

Правда, эти споры, прекрасно отражающие представления о демократии среди помещиков, которые через 13 лет эмигрируют во вновь созданное Польское государство, к тому времени уже не играли существенной роли, потому что на выборах в Третью Думу (Вторая Дума была распущена 3 июня 1907 г.) политическое предпочтение отдавалось русским землевладельцам, не оставляя польским никаких шансов, какими бы законопослушными они ни были.

Последние политические и культурные попытки возрождения польской общественной жизни на юго-западе империи, предпринятые в 1907 – 1908 гг., не оказали какого-либо влияния на судьбу деклассированной шляхты. Деньги, собранные для объединения «Зжешене» и общества «Осьвята», остались неиспользованными вплоть до 4 сентября 1909 г., когда последняя организация была запрещена в период новой волны русификации.

Если попытки возобновить культурные связи в 1905 – 1908 гг. и оставили определенный след в сознании деклассированной шляхты, то в том, что касалось ее материального положения, никаких шагов к улучшению сделано не было. Так, 10 сентября 1905 г. киевский губернатор сообщал генерал-губернатору Н.В. Клейгельсу, что работа комиссий по земельному устройству Киевского и Радомышльского уездов отличается полной инертностью1242. Тот факт, что власти официально отложили этот вопрос в долгий ящик, позволил многим землевладельцам даже во время революционных беспорядков 1905 – 1907 гг. продолжать выселять чиншевиков. В ситуации, когда весь край находился в состоянии революционного брожения, генерал-губернатор продолжал получать жалобы. К примеру, 15 апреля 1905 г. неграмотный чиншевик Антоний Петрашкевич и его 13 детей стали жертвами помещика Чубинского в селе Кириловка под Бердичевом; 17 мая 1905 г. была подана жалоба на князя Гедройца, который хотел прогнать своих чиншевиков из села Раковичи Радомышльского уезда; 14 июля 1905 г. 75 получивших подтверждение чиншевиков из села Трибусовка Ольгопольского уезда обвинили своего помещика К. Раковина в том, что тот не выполнил официального решения и не вернул им целиком 461 десятину обрабатываемой ими ранее земли, пытаясь забрать 187 десятин; 1 сентября 1905 г. помещик Флориан Гижецкий, который сдал в аренду имение в Краснополе под Житомиром Вацлаву Мазараки, хотел выселить чиншевиков из 30 домов1243.

4 ноября 1908 г. православная пресса доставила себе удовольствие, осудив мирового посредника, который приказал собраться всем чиншевикам (возможно, православным) села Молотков для проведения общего межевания, а сам не пришел1244. 5 апреля 1910 г. Земский отдел Министерства внутренних дел в очередной раз дал негативный ответ генерал-губернатору Ф.Ф. Трепову на его просьбу приравнять выкуп участков чиншевиками к выкупу земли крестьянами1245. Однако в течение всего этого времени считалось, что ревизия не прекращалась, так как комиссии продолжали существовать, средства для них продолжали поступать, а землемеры продолжали получать плату1246.

Впрочем, теперь права бывших чиншевиков признавались чаще. Например, 10 апреля 1912 г. Сенат вернул чиншевые владения, отобранные в 1869 г., шести лицам, которые временно проживали в Остроге. Даже жалоба русского помещика Н.Я. Муравьева, который 8 апреля 1912 г. сообщал, что 21 чиншевик выиграл процесс, лишив его 500 из 2500 десятин земли, не имела никаких последствий. Муравьев направил повторную жалобу генерал-губернатору на то, что власти не поддерживают русское землевладение и чиншевики теперь диктуют свои права. Однако в целом преобладали отказы, а в деятельности комиссий все чаще стали вновь практиковаться злоупотребления. Например, 16 июня 1912 г. Новицкий и Булава из Волынской комиссии обвинялись в сокрытии жалоб и в непредставлении их в Сенат, в фальсификации реестров и заявлений и т.п. К началу Первой мировой войны в этой губернии оставалась еще значительная часть непроверенных чиншевых владений1247. 13 февраля 1913 г. волынский губернатор объявил о созыве 15 марта собрания в Житомире председателей комиссий для определения сроков проведения операций1248, но Сенат не смог разобраться в делах, переполненных ошибками, допущенными при измерении и оценке земли, и отложил принятие решения на последующие заседания1249. Своеобразное решение этого вопроса принесла Октябрьская революция.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.