ВНУКИ
ВНУКИ
При жизни Сталин был дедом восемь раз. Последняя внучка, Ольга Питерс, родилась в Америке почти через 18 лет после его смерти.
Судьбы его внуков различны: счастливые и трагичные, а отношение потомков к своему деду так же неоднозначно, как и оценки его деятельности.
10 марта 1989 года в беседе с автором бывший нарком по строительству в руководстве И. В. Сталина Семен Захарович Гинзбург сказал: «Я хорошо знал в быту И. В. Сталина. Много раз встречался с ним дома у С. М. Кирова, у Г. Орджоникидзе, да и на даче самого „хозяина“. Его надо понимать правильно, таким, каким он был, а не таким, как его сейчас многие журналисты, писатели, историки, никогда не имевшие возможности видеть его в работе, в быту, изображают. Он был антиподом В. И. Ленина в политике, жестоким мужем, отцом и еще более жестоким дедом. Дети, а тем более внуки, никогда его не занимали… Когда Светлана Аллилуева пишет о любви Сталина к внучке Галине (дочь Якова от второго брака), то это неправда. Я, неоднократно видевший его отношение к ней, опровергаю это утверждение.
Не все в характере Сталина было однозначно негативно. Сталин, как известно, больше любил Василия, чем Якова… Но, как ни парадоксально, от детей Василия И. В. Сталин был еще дальше, чем от детей Якова. Много раз на моих глазах он неровно вел себя и по отношению к Светлане, любимой дочери, а порой игнорировал ее детей».
У Сталина было трое детей. Двое ушли из жизни. Жива одна Светлана. Постараемся познакомиться с судьбами его внуков в последовательности старшинства их родителей.
Яков Джугашвили, старший сын Сталина от первого брака с Екатериной Сванидзе, был женат дважды, имел трех детей от трех женщин. В первый раз он женился на своей бывшей однокласснице Зине, причем его не остановило даже то, что она была дочерью попа, что в то время не поощрялось. На этой почве у него произошел конфликт с отцом, едва не закончившийся смертью для Якова из-за попытки самоубийства. После этого он уехал в Ленинград к родственникам по линии Аллилуевых, где у него родилась дочь Лена, умершая в младенческом возрасте. Этот брак был непродолжительным и вскоре после смерти дочери распался.
Через некоторое время в Урюпинске, в квартире родственников второй жены Сталина Надежды Сергеевны Аллилуевой, состоялось его знакомство с Ольгой Голышевой. От нее у Якова остался сын, сегодня единственный кадровый военный в роду, о чем так мечтал Сталин.
Разница в возрасте у молодых людей была совсем небольшой. Яков 1907-го, Ольга—1909 года рождения. Была ли это большая обоюдная любовь, сказать трудно. Но отношения были продолжены в Москве. Рожать Ольга Голышева уехала в Урюпинск, в родительский дом, где 10 января 1936 года она родила сына Евгения, а 11 января в книге регистрации новорожденных бюро загса появилась актовая запись за № 49. Имя новорожденного— Джугашвили Евгений. Отец — Джугашвили ЯковИосифович, грузин, 27 лет, студент, мать—Голышева Ольга Павловна, русская, 25 лет, техник.
Мальчишка рос бойкий, смышленый. Через год он уже вовсю бегал по двору, похожий на шустрого цыганенка, и без конца повторял свое ребяческое «та-та-та-та». За эту скороговорку мать и ее сестра Надежда Павловна, которая большей частью воспитывала малыша, в шутку прозвали его Татком.
Вскоре Ольга уехала в столицу, оставив ребенка у родственников. Отношения с Яковом у нее складывались неважно. И через некоторое время они расстались.
В 1939 году Яков женился на танцовщице Юлии Мельцер, и у них родилась дочь Галина. К Ю. Мельцер и дочери Яков Джугашвили относился с большой любовью. Об этом свидетельствует его письмо, написанное 26 июня 1941 года из района Вязьмы, в котором он старается успокоить жену:
«Дорогая Юля!
Все обстоит хорошо. Путешествие довольно интересное. Единственное, что меня беспокоит, — это твое здоровье. Береги Галку и себя, скажи ей, что папе Яше хорошо. Обо мне не беспокойтесь, я устроился прекрасно. Завтра или послезавтра сообщу тебе точный адрес и попрошу прислать мне часы с секундомером и перочинный нож. Целую крепко Галю, Юлю, отца, Светланку, Васю. Передай привет всем, еще раз крепко обнимаю тебя и прошу не беспокоиться обо мне. Привет В. Ивановне и Лидочке. С Сапегиным все обстоит благополучно. Весь твой Яша».
Судьба Юлии Мельцер была далеко не безоблачна, хотя она в это время и жила в семье Сталина. После того как Сталину стало известно о плене Якова и у него возникло подозрение в предательстве, он отдал приказ об аресте жены сына.
Однако вернемся к судьбе Евгения Джугашвили. Ольга Голышева, его мать, была на фронте, а после Победы работала инкассатором при финчасти в ведомстве Василия Сталина, который командовал в то время Военно-воздушными силами Московского округа. Жила она у своей тетки, поддерживая самые тесные отношения с сестрой жены И. В. Сталина — Анной Сергеевной Аллилуевой. Умерла Ольга Голышева в 48 лет в 1957 году. Похоронена в Москве на Головинском кладбище. Анна Сергеевна Аллилуева пришла на похороны и подарила Евгению Яковлевичу Джугашвили книгу своего отца «Пройденный путь» с дарственной надписью: «Дарю на память Жене Джугашвили, сыну Яши Джугашвили-Сталина, книгу воспоминаний моего отца Сергея Яковлевича Аллилуева „Пройденный путь“. Сергей Яковлевич любил Яшу, жил с ним в Петрограде-Ленинграде, а также за городом в Зубалове. О его сыне, жене он знал через Яшу и Эгнаташвили Александра Яковлевича. А также он и я, Анна — его дочь, знали о Жене через урюпинских родственников Аллилуевых: Матрену Федоровну Аллилуеву, Августину Михайловну Дутову-Аллилуеву, Майю — ее дочь и Ирину — дочь Серафима Аллилуева. Через Васиных детей — Сашу и Надю. В данный момент я познакомилась с ним по печальной причине, по случаю смерти его матери, с которой я виделась при жизни несколько раз. Скорблю о ее безвременной смерти. Яша также мне говорил, что у него есть сын, который проживает по соседству с моими и папиными родственниками в городе Урюпинске. Желаю ему удачи в жизни, счастливой и благородной жизни и деятельности, а также хорошей семейной жизни, чего, к сожалению, не имела его мать».
До последнего времени о Евгении Джугашвили как о внуке И. Сталина было известно крайне мало. 24 ноября 1986 года журнал «Шпигель» написал: «После смерти ближайшего соратника Сталина, бывшего 10 лет премьер-министром и 13 лет министром иностранных дел СССР (Молотова В. М. — А. К.), родилась сенсация — Московское агентство печати «Новости» (АПН) распространило… фотографию прощания у гроба на московском Новодевичьем кладбище: «Полковник Генерального штаба ВС СССР.
Офицер Ев. Як. Джугашвили, сын сына Сталина Якова, погибшего в немецком лагере для военнопленных. До кончины Молотова этот внук Диктатора никогда публично не представлялся. В записках дочери Сталина Светланы, охотницы писанины, о немтакженеупоминалось».
Что касаетсяМолотова, то об Е. Я. Джугашвили он сказал: «Помнится, в Кремле у Сталина я впервые встретился с его сыном, отцом Евгения, Яковом Джугашвили. Это был истинный рыцарь. Вглядитесь в Евгения, еще одного отпрыска Джугашвили, он как вылитый похож на своих предков. Те, кто встречался и беседовал со Сталиным, обязательно заметят их сходство, и не только внешнее, но и в манере ходить, вообще в поведении, характере. Я рад, что Евгений часто навещает меня, привозит своих сыновей Виссариона и Якова Джугашвили. Встречи с ними продлевают мне жизнь, придают силы. В Москве живет дочь Якова, Галина. И хотя я не поддерживаю с ней близких отношений, но знаю, что она приятный человек во всех отношениях, крупный ученый. Прекрасно, когда у достойного человека остаются достойные дети.
Я хорошо помню, что в годы войны Сталин, всецело поглощенный государственными делами, мог встречаться с близкими не чаще двух раз в год и очень переживал».
Собирая материалы о семье Сталина, автор встретился с Е. Я. Джугашвили, который ответил на ряд вопросов:
А. К.: Евгений Яковлевич, Сталин знал о вашем существовании?
Е. Д.: Дочь Иосифа Виссарионовича, Светлана Аллилуева (ныне Питерс) в свой последний приезд в Союз, будучи у меня дома, положительно ответила на этот вопрос. Однако Сталин не нашел времени или желания когда-нибудь посмотреть на меня. По утверждению Светланы Аллилуевой, ее отец видел из восьми внуков только троих.
А. К.: Расскажите о себе.
Е. Д.: Родился в 1936 году. Окончил Калининское суворовское военное училище, затем Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского. Более 10 лет работал в системе военных представительств на различных заводах Москвы и области, участвовал в подготовке и запусках космических объектов. С 1973 года после защиты кандидатской диссертации перешел на преподавательскую работу. В настоящее время имею чин полковника и работаю в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Женат на Нане Георгиевне Нанадзе, имеем с ней двух сыновей — Виссариона, 1965 года рождения, и Якова, 1972 года рождения. Старший окончил московскую 23-ю спецшколу, отслужил армию (там вступил в партию) и сейчас учится на 4-м курсе Тбилисского сельскохозяйственного института (факультет механизации и электрификации). Младший — ученик 10-го класса 23-й московской спецшколы. Живет семья в хорошей 3-комнатной квартире на Фрунзенской набережной. Однако адрес, видимо, придется изменить, поскольку после окончания школы Яков планирует поменять местожительство на Тбилиси. К этому переезду, как мне кажется, я готовился всю жизнь.
А. К.: Не будут ли дети испытывать в Грузии трудности — ведь они выросли в Москве?
Е. Д.: Не будут. Оба сына родились в Тбилиси, и каждый до 5 лет жил с родителями моей жены. Держать такой срок детей вдали от себя в Грузии было моей волей, от чего больше всех страдала жена. Часто она мне устраивала жестокие сцены, обвиняя меня в нелюбви к детям. Я отвечал: «Любить надо уметь!» — и продолжал настаивать на своем. В конечном итоге дело было сделано — и один и затем второй заговорили на грузинском языке и выросли на грузинских харчах. Перед школой за два года я их забрал в Москву, и этого времени им хватило освоить русский язык в объеме 1-го класса. Затем постоянно поездки на каникулы, где они заимели круг друзей.
А. К.: Сегодня, таким образом, дети говорят на грузинском и русском языках, а как же происходило общение с детьми в 3—5-летнем возрасте, вы же не говорили свободно по-грузински?
Е. Д.: Мой запас грузинских слов, между прочим, позволял играть с детьми. Но когда требовался переводчик, им становилась либо жена, либо ее родственники, либо просто прохожие. Иногда дело доходило до смешного — отец не мог объясниться с сыном. Некоторых моих родственников в Москве это раздражало. Но я знал, что это временные трудности, и проводил свою линию. Сегодня смело можно сказать — они готовы жить и работать в республике, откуда пришел их дед — Яков Джугашвили.
А. К.: А как сами дети относятся к этой вашей затее?
Е. Д.: Старший сын, Виссарион, давно уже в Грузии, и по отзывам руководства Тбилисского сельскохозяйственного института ведет себя и учится хорошо. Младший сын, Яков, также желает после школы поступать там, по уже в Тбилисский университет. Это желание еще больше окрепло, когда ему отказали вместе с другими школьниками поехать в США. Путь закрыт потому, что он «представитель нетипичной советской семьи». Он и мы все надеемся, что в Грузии он будет полноценным гражданином своей страны.
А. К.: Ваше отношение к Сталину?
Е. Д.: Преклоняюсь перед ним и в том же духе воспитал своих детей.
А. К.: Публикации последнего времени дают основания для другого…
Е. Д.: Критику И. В. Сталина, точнее сказать — поношение его, не воспринимаю. Охаивание деятельности Сталина идет в «одностороннем порядке». Все средства массовой информации закрыты для тех, кто мог бы высказать что-то в защиту И. В. Сталина, для них изготовили ярлык антиперестройщики. Воинствующие дилетанты зачастую не скрывают своей неприязни к социализму, смакуют «достижения застоя» и сваливают все на И. В. Сталина. Любопытный плюрализм!
В день рождения И. В. Сталина, 21 декабря, мы с детьми и некоторыми моими решительными друзьями обычно возлагаем, цветы на его могилу на Красной площади. Охрана Мавзолея никогда не чинила препятствий и даже разрешала сделать несколько памятных снимков. Часто Мавзолей в этот день зарыт для посетителей — санитарный день, или ремонт, или еще что-то, но нашей небольшой компании никто не мешал. В этом году Мавзолей был открыт, и мы возложили цветы после прохода посетителей, где-то около 13 часов 30 минут.
* * *
Василий Сталин, женат был официально трижды. Отношения с К. Г. Васильевой зарегистрированы вообще не были, хотя они действительно проживали совместно. Его первой женой была Галина Александровна Бурдонская. Фамилия ее идет от прапрадеда француза Бурдоне. Пришел он в Россию вместе с армией Наполеона, был ранен. В Волоколамске женился на русской.
Василий Иосифович Сталин женился на Бурдонской в 1940 году.
Первое время молодожены жили на квартире у Сталина в Кремле, в здании бывшей казармы. Обставлена она была старой казенной мебелью с инвентарными номерами. Удобств никаких. С невесткой Сталин никогда не общался. Внуков видеть не желал. Совместная жизнь у Василия с Бурдонской продолжалась всего 4 года. Разорвав отношения, Василий лишил ее права общаться с детьми.
Второй раз Василий женился в 1944 году на Екатерине Семеновне, дочери Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко, не расторгнув брака с первой женой. От этого брака у Василия было двое детей. Сын Василий Васильевич прожил всего 19 лет и трагически скончался, будучи студентом в Тбилиси. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Дочь Светлана умерла в 1989 г. Сама Екатерина Семеновна ушла из жизни осенью 1988 года. Вот что засвидетельствовала автору Циля Самойловна Пальчик, учитель 122-й школы Москвы, у которой восьмой, девятый и десятый классы учились Василий и Светлана Сталины:
«Тимошенко Екатерина Семеновна была дружна со Светланой Аллилуевой. Ее дочь была названа Светланой в честь дочери Сталина, а та, в свою очередь, свою дочь назвала Катей в честь Тимошенко.
Несколько раз сама Екатерина Семеновна жаловалась мне на своего отца, говорила, что свое внимание к ней он чаще отмечал деньгами, а не вниманием, а в деньгах она не нуждалась.
Ее дети учились в школе слабо. Вася был добродушным мальчиком. Программа ему давалась тяжело. Из-за его неподготовленности в десятом классе он был освобожден от выпускных экзаменов. В Тбилиси он поступил на юридический факультет. После первого курса он приехал в Москву и пришел в школу. Пришел уже выпившим, с бутылкой вина. Его еле пропустили в школу. Ходил он с нами и после выпускного вечера на Красную площадь. Это уже был совсем другой человек, чем год назад. Он похудел, отпустил волосы. Тогда он мне сказал: «Я в основном езжу с друзьями. Принимают меня в Грузии хорошо». Видимо, тогда он и приобщился к наркотикам, отчего и умер.
Светлана в школе была болезненной девочкой. Часто пропускала занятия. Классная руководительница, Тамара Александровна Цветкова, жаловалась, что никогда не может ей дозвониться во время отсутствий. На мой вопрос: «Почему?» — Светлана ответила, что мать снимает трубку с телефона, так как очень много с угрозами звонят люди, вышедшие после репрессий из лагерей, тюрем, и их близкие. Она очень переживала разоблачения сталинских репрессий. Но в школе одноклассники к ней относились с пониманием. А Василий на это не реагировал никак.
Над нами шефствовал Центральный музей Революции СССР. Как-то были там на экскурсии, а лектор почти все выступление построила на разоблачении культа личности И. В. Сталина. Я думала, что со Светланой будет плохо. Она была очень болезненной девочкой, это, видимо, и не позволило ей учиться на биофаке в Москве после окончания школы».
Вот как Е. С. Тимошенко охарактеризовал сын Василия Сталина А. Бурдонский:
«У нас появилась мачеха Екатерина Семеновна, дочь маршала Тимошенко, — женщина властная и жестокая. Мы, чужие дети, ее, видимо, раздражали. Пожалуй, тот период жизни был самым трудным. Нам не хватало не только тепла, но и элементарной заботы. Кормить забывали по три-четыре дня, одних запирали в комнате. Помню такой эпизод. Жили зимой на даче. Ночь, темень. Мы с сестрой тихонько спускаемся со второго этажа, идем во двор, в погреб, за сырой картошкой и морковкой. Поварихе Исаевне здорово попадало, когда она нам что-нибудь приносила. А потом у отца появилась третья жена — Капитолина Георгиевна Васильева, известная в то время пловчиха. Я ее вспоминаю с благодарностью, да и теперь мы поддерживаем связи. Она была единственной в то время, кто по-человечески пытался помочь отцу».
Сегодня сын Василия Александр Бурдонский режиссер Центрального академического театра Советской Армии, где работает уже почти семнадцать лет, заслуженный деятель искусств РСФСР, закончил режиссерский факультет ГИТИСа. Он поставил «Вассу Железнову» Горького, «Снеги пали» Феденева, «Орфей спускается в ад» Уильямса, «Последний пылко влюбленный» Саймона, «Даму с камелиями» Дюма. Не так давно он дал интервью телевизионной программе «Взгляд» и корреспонденту газеты «Вечерняя Москва» вскоре после постановки пьесы «Мандат». Свои жизненные принципы Александр Бурдонский выразил в ответах на вопросы журналистки М. Белостоцкой:
М. Б.: Александр Васильевич, почему вы выбрали для постановки именно эту пьесу?
А. Б.: Потому что драма Николая Робертовича Эрдмана «Мандат», написанная в 20-е годы, и сегодня не потеряла своей актуальности. Рожденная совсем молодым драматургом, она заключает в себе дар предвидения. В свое время была поставлена Мейерхольдом. Эта пьеса о людях, которые, по словам автора, «при любом режиме хотят быть бессмертными», о зловещей повторяемости, «непотопляемости» такого явления, как духовное мещанство. Оно-то и является питательной средой для процветания бюрократии, возникновения вождизма, культа личности — чудовищного сплава революционных и монархических идей.
На главную тему «работает» и оформление спектакля: на переднем плане на фоне Кремлевской стены установлен манекен в хорошо узнаваемой фуражке, из чрева которого появляются все персонажи… Впрочем, мне трудно говорить об этом. Находятся люди, которые мои взгляды на сталинизм считают желанием откреститься от своего деда.
М.Б.: А вы хорошо его помните, часто ли встречались?
А. Б.: Я никогда его близко не видел, только на парадах с гостевой трибуны. Сталин внуками не интересовался, да, пожалуй, и детьми тоже. Так что имя Сталина у меня не ассоциируется с общепринятым семейным понятием «дедушка». Бесплотный символ, недосягаемый и недоступный. Доминирующим было чувство страха, связанное с именем деда. Оно рождалось из множества мелочей, обрывков фраз, разговоров в семье, в самой атмосфере, на которую влиял характер Сталина — замкнутый, властный, не знающий милосердия.
М. Б.: Что же случилось?
А. Б.: Совместная жизнь у родителей не сложилась. Мне было четыре года, когда мама от отца ушла. Детей ей взять с собой не позволили. Нас разлучили на восемь лет.
М. Б.: В вашем семейном альбоме я обратила внимание на одну любопытную фотографию. Девочка Галя Бурдонская в белых шортиках, улыбающаяся, стоит рядом с папой, а за спиной — огромный портрет Сталина с надписью: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
А. Б.: Мама, разлученная с детьми, металась в поисках выхода, но натыкалась на стену. Однажды ей удалось тайком встретиться со мной. Это было, когда я учился в 59-й школе в Староконюшенном переулке. Незнакомая женщина подошла на перемене, сказала, что в подъезде соседнего дома ждет мама.. Видимо, кто-то передал отцу, и меня сразу отправили в суворовское училище. Думаю, еще одной причиной такого решения был мой характер, слишком мягкий, на взгляд отца. Мама в это время пыталась устроиться на работу. Но, как только в отделе кадров видели паспорт со штампом о регистрации брака с Василием Сталиным, отказывали под любым предлогом. Помог случай. Узнала ее историю домоуправ, женщина грубоватая, куряка и матерщинница. Совершила она по тем временам смелый поступок — сожгла мамин паспорт в печке и похлопотала о новом, уже без «штампа».
Когда умер Сталин, мама послала письмо Берии с просьбой вернуть детей. Слава богу, что оно не успело найти адресата — его арестовали. Иначе могло это кончиться плохо. Написала Ворошилову, и только после этого нас вернули маме. Мы и сейчас живем вместе — я и мама. У сестры Надежды своя семья. Иногда спрашивают: почему люблю ставить спектакли о нелегких женских судьбах? Из-за мамы.
М. Б.: Как вы относитесь к отцу теперь, с высоты своего жизненного опыта?
А. Б.: Не забыл ничего. Но не могу быть ему судьей. Иногда, размышляя о судьбе отца, думаю, что в его гибели во многом виновато и окружение — льстецы, прихлебатели, собутыльники, внушавшие, что ему все дозволено. По натуре он был добрым человеком. Любил дома мастерить, слесарить. Близко знавшие говорили о нем — «золотые руки». Был отличным летчиком, смелым, отчаянным. Участвовал в Сталинградском сражении, в битве за Берлин. Жизнь его окончилась загадочно, трагично. В 1953 году, после смерти Сталина, Василий Иосифович был арестован и просидел в тюрьме восемь лет, сначала во Владимире, потом в Москве, в Лефортове. По указанию Хрущева был освобожден. Хрущев пригласил его к себе, принес извинения за несправедливый арест. Отцу вернули звание генерал-лейтенанта, дали квартиру на Фрунзенской набережной. Но затем предложили уехать из Москвы, выбрать для жительства любое место, кроме Москвы и Грузии. Отец выбрал Казань, где служили летчики-однополчане. А вскоре пришла телеграмма с сообщением о смерти отца. Вместе с Капитолиной Георгиевной и Надей мы ездили его хоронить. Как и от чего умер отец, нам никто объяснить внятно не смог…
М. Б.: Итак, замкнулась цепь трагических событий в семье, начавшихся самоубийством жены Сталина, вашей бабушки Надежды Сергеевны Аллилуевой.
А. Б.: Подробно обо всем написала моя тетя Светлана Аллилуева в книге «Двадцать писем к другу». Мне кажется, что ее можно было издать и у нас. Сталин не простил жену за то, что она решила уйти из жизни. А в семье осталась о Надежде Сергеевне добрая память, ее любили все…
М. Б.: Когда состоялся XX съезд, вам было уже пятнадцать лет, вполне сознательный возраст. Стало ли откровением, о чем говорилось на съезде?
А. Б.: Пожалуй, нет. Многие мамины подруги сидели в лагерях. Сама она жила под постоянной угрозой ареста. По семь-восемь лет провели в одиночных камерах многие из семьи Аллилуевых. Я знал об этом. И относился ко всему так, как все нормальные люди. Но для окружающих мы были родственниками Сталина. Замолчал на многие годы телефон. Ретивая директриса в школе начала придираться к нам с сестрой по каждому поводу, мы стали персонами «нон грата». Пришлось перейти в другую школу.
М. Б.: А потом — мешало или помогало то, что вы внук Сталина?
А. Б.: Однажды помогло. А это было так. Учился я актерскому мастерству у Олега Ефремова. Но очень хотел стать режиссером. И Ефремов порекомендовал меня замечательному педагогу, профессору ГИТИСа Марии Осиповне Кнебель. Каким же это было счастьем — встреча с ней, каким подарком судьбы! Она стала моим наставником, другом, второй матерью. Своей доброй рукой она сняла с меня этот мучивший постоянно комплекс «внука Сталина». (Я потом нашел книгу «Поэзия педагогики». М. Кнебель. Она так писала о своем ученике Саше Бурдонском: «Придя в ГИТИС, он был зажатым, неуверенным в себе… Боялся обидеть кого-то. Но все же, ломая свою робость, всегда выступал правильно, искренне… Как из самого робкого студента первого курса формируется человек, которому весь курс соглашается подчиняться? Тут решает многое — и способности, и человеческие качества. И чуткость, и манера общения, и выдержка, и воля». — Прим. авт. ) Мария Осиповна потом рассказывала, о чем думала при первой нашей встрече: «Вот сидит передо мной потомок страшного человека, причинившего мне много боли — репрессирован брат. И у меня в руках его судьба. Так что же, отомстить ему? Но он-то в чем виноват, такой худенький, беззащитный? И захотелось приласкать, погладить, защитить». У этой маленькой женщины было большое сердце.
К сожалению, так думают не все. Иной у афиши гадает — что я хотел сказать тем или этим спектаклем? Против кого и в чью защиту? Все пережитое в прошлом? Нет. И от комплекса, пожалуй, не избавиться до конца. В «Годах странствий» Арбузова, где я играл в ГИТИСе Ведерникова, он спрашивает у сержанта: «Куда уходят все дни?» А тот отвечает: «А куда им уходить, они все с нами…» Думаю, что театр может многое изменить в жизни, помогает человеку узнать самого себя, бороться против насилия, физического и нравственного. Что касается всего, что мы сегодня называем сталинизмом и «феноменом» Сталина, то надо разобраться в этом явлении как художнику, не беря на себя роли судьи.
Мечтаю ставить классику. Она касается вечных тем, исследует глубины человеческой души, проблемы власти. Люблю актеров своего театра, особенно Людмилу Касаткину, Владимира Зельдина, Нину Сазонову, своих молодых друзей. Выбирая пьесы, хотелось бы учесть и их интересы, этим сейчас живу. Ведь мой родной дом — театр.
Не со всеми ответами А. Бурдонского согласны многие близко его знающие.
Возвратимся к беседе с Е. Я. Джугашвили.
А. К.: Евгений Яковлевич! Недавно в телевизионной передаче «Взгляд» и газете «Вечерняя Москва» сын Василия Сталина — Александр Бурдонский заявил, что при жизни И. В. Сталина он постоянно ощущал страх и, когда умер его грозный дед, почувствовал «облегчение», и он не плакал, потому что не любил Сталина.
Е. Д.: В 1953 году я и Саша находились в Калининском суворовском военном училище. В выпускном и начальном классах соответственно. Мне было 17 лет, ему — 11. В слезах были все — и командование училища, и преподаватели, и все мы, как и весь советский народ. Поэтому мне было странно услышать такое его заявление. Что касается «облегчения», то трудно поверить, чтобы мальчик в 11 лет так тонко и так по-современному понимал и тем более обсуждал деятельность И.В.Сталина.
* * *
В Москве живет дочь Василия — Надежда Васильевна Сталина. Ее судьба сложилась следующим образом. После окончания средней школы поступила в театральное училище. Но не окончила. Переехала в Грузию, в Гори. Получила там квартиру. После третьего курса оставила институт и вернулась в Москву. Вышла замуж за сына писателя Фадеева. Имеет тринадцатилетнюю дочь. Очень дорожит своей семьей. Как и отец, любит животных, особенно собак. Может, встретив брошенную на улице бездомную собаку, взять ее к себе в дом.
Невысокого роста, худенькая. Считает, что о многих преступлениях, свершившихся в период культа личности, ее дед, Сталин, не знал, что во многом виновато окружение, и прежде всего Л. П. Берия.
«Появление в печати целого ряда статей о И. В. Сталине и его сыне, — говорит Надежда Васильевна, — очень сильно сказалось на моей дочери. Она пережила настоящее потрясение. Были моменты, когда из-за этого она отказывалась ходить в школу. Учителя и школьники всё стараются порой переложить на детей тех, о ком говорится в печати. Я же считаю, что действительно глубокие, аналитические труды по этой проблеме еще впереди. Сейчас мы переживаем большой эмоциональный период, отображаемый в материалах, который чаще всего базируется на домыслах, а не на осмыслении документов времени».
Касаясь публикации в прессе о ее отце, и прежде всего в журнале «Огонек», сказала: «Дозвониться до Коротича как главного редактора невозможно. Но если бы удалось, я ему задала бы вот эти риторические вопросы:
1. В каком году пришла в школу на работу Уварова? Из публикации следует, что в 1938 или 1939 году.
В мае 1938 года отца в школе уже не было, а в сентябре он был в училище.
2. С каких пор отец был коренастым мальчиком?
Он был щуплого телосложения. Странно, что она называет его так. В 1938 году он был семнадцатилетним юношей, как и Уварова девятнадцатилетней девушкой.
3. Как понять вот эти утверждения, что у отца были надменные очертания губ, хмурые, сдвинутые к переносице брови, взгляд тусклый, нижние веки приподняты?
У отца до конца его дней губы были по-детски припухлыми. Брови никогда не сходились к переносице, а что касается выражения глаз, то они были очень живыми, задорными, немного со смешинкой.
4. Как можно так спутать цвет глаз и волос?
Глаза были не зеленоватые, а по-настоящему карие, а волосы рыжеватые, медно-красные.
5. Можно ли спутать округлый подбородок с совершенно противоположным, а открытый высокий лоб со срезанным?»
Что ж, эмоции дочери можно понять. Но объективности ради следует сказать, что Уварова действительно преподавала в школе, где учился Василий, ну а некоторые изменения всего облика с возрастом действительно могли быть, и вполне понятно, что ее описание внешности Василия не совпадает с мнением Надежды Васильевны.
Надежда Васильевна осуждает отъезд из СССР С. Аллилуевой, считает слишком мягкохарактерным брата А. Бурдонского. Она охотно идет на контакты с журналистами, если видит объективность в их труде.
Фамилию Василия — Джугашвили, а не Сталин, сегодня носят еще три женщины — дочь К. Г. Васильевой и две дочери М. И. Джугашвили (урожденной Нусберг), его последней жены, которых он удочерил.
* * *
Светлана Аллилуева родила троих детей. Ее старший сын Иосиф — известный в стране кардиолог. По свидетельству его отца Г. И. Морозова, после вступления Светланы в брак с Ю. А. Ждановым документы на сына были переоформлены на Иосифа Юрьевича Жданова. Восстановлены они были только в середине пятидесятых годов. Первый брак Иосифа не удался. От этого брака у него есть сын. Второй семьей доволен. Имеет ученую степень доктора медицинских наук. Пользуется авторитетом среди своих коллег по работе. Многие больные его боготворят. Воспоминания о матери вызывают у него сложное чувство.
Вот что написала о нем его мать: «Мой сын, наполовину еврей, сын моего первого мужа (с которым мой отец даже так и не пожелал познакомиться), вызывал его нежную любовь. Я помню, как я страшилась первой встречи отца с моим Оськой. Мальчику было около 3 лет, он был прехорошенький ребенок, — не то грек, не то грузин, с большими семитскими глазами в длинных ресницах. Мне казалось неизбежным, что ребенок должен вызвать у деда неприятное чувство, но я ничего не понимала в логике сердца. Отец растаял, увидев мальчика. Это было в один из его редких приездов после войны в обезлюдевшее, неузнаваемо тихое Зубалово, где жили тогда всего лишь мой сын и две няни — его и моя, уже старая и больная. Я заканчивала последний курс университета и жила в Москве, а мальчик рос под „моей“ традиционной сосной и под опекой двух нежных старух. Отец поиграл с ним полчасика, побродил вокруг дома (вернее — обежал вокруг него, потому что ходил он до последнего дня быстрой, легкой походкой) и уехал. Я осталась „переживать“ и „переваривать“ происшедшее — я была на седьмом небе. При его лаконичности слова: „Сынок у тебя — хорош! Глаза хорошие у него“, — равнялись длинной хвалебной оде в устах другого человека. Я поняла, что плохо понимала жизнь, полную неожиданностей. Отец видел Оську еще раза два — последний раз за четыре месяца до смерти, когда малышу было семь лет и он ходил в школу. „Какие вдумчивые глаза, — сказал отец, — умный мальчик!“ — Помню, я была счастлива. Странно, что и Оська запомнил, очевидно, эту последнюю встречу и сохранил в памяти ощущение сердечного контакта, возникшего между ним и дедом. При всей аполитичности его юного ума, типичной для современной молодежи, он должен был ненавидеть все, связанное с „культом личности“, весь круг явлений, приписываемых одному человеку, и самого этого человека.
Да, он ненавидит этот круг явлений, но он их не связал в своей душе с именем своего деда. Портрет деда он поставил на своем письменном столе. Так он стоит вот уже несколько лет. Я не вмешиваюсь в его привязанности и не контролирую его чувств. Детям надо больше доверять, И снова я вижу, что я плохо еще понимаю жизнь, полную неожиданностей…» Здесь С. Аллилуева забывает добавить, что к этому времени отец ее первого мужа, дед мальчика, почти шесть лет провел в заключении и по этой причине не видел внука, а отец мальчика три года пробыл безработным.
Второй ребенок Светланы, дочь Катя, после невозвращения в СССР матери воспитывалась в доме своей бабушки. Окончила институт. Вулканолог. Имеет дочь. Ее постигла жизненная трагедия — уход из жизни мужа. После этого уехала на Камчатку, где работает до настоящего времени.
Младшая дочь Светланы, Ольга, воспитана матерью также без мужа, как и ее два первых ребенка. Она сама ее характеризует следующим образом: «Моя дочь жила в Америке 11 лет, ходила в американскую школу и не говорила по-русски. И действительно, когда я привезла ее в Англию, она была типичным американским ребенком. За два года жизни в Англии она выросла и изменилась. Школа, в которую она ходила, — это интернациональная школа квакеров, где огромное внимание придавалось тому, чтобы развивать у детей чувство интернационализма. И я должна сказать, что она сделала большой успех в этом направлении. В школе были дети со всех концов земли, всех национальностей, черные, белые, желтые. И она чувствовала себя в гораздо более интернациональной обстановке, ей это очень нравилось, и это сыграло большую роль в ее развитии по сравнению с ее жизнью в Америке. Когда она вырастет, это будет ее дело решать, какую она себе выберет дорогу и что она захочет делать. Мы никого не принуждаем. Я никого из своих взрослых детей никогда не принуждала делать то, что я хочу. Но пока она школьница, она будет жить в соответствии с тем, что ее мать считает правильным».
После выезда из СССР Ольга продолжила учебу в Англии. Сегодня это девятнадцатилетняя девушка, вступающая в самостоятельную жизнь.
Я задал в свое время несколько вопросов Е. Я. Джугашвили.
А. К. Какими благами вы пользовались, как внук И. Сталина?
Е. Д.: После смерти И. В. Сталина Совет Министров СССР вынес постановление за номером 15022-р от 14 ноября 1953 года. Согласно этому постановлению всем внукам И. В. Сталина (а нас тогда было 8) назначалась персональная пенсия в размере 1000 рублей до окончания высшего учебного заведения. Имелось условие, что после 10 классов ученик поступает в институт. Я эту пенсию получал до окончания академии. Кроме этого, один раз в год выдавалась бесплатно путевка в период летних каникул. Первую же путевку мама взяла на Кавказ в Гагры, в санаторий имени Челюскинцев. С тех пор я неизменно ездил отдыхать только на Кавказ, а в 1962 году в Тбилиси встретил свою судьбу — Нану Нанадзе.
Где-то в 60-х годах Аллилуева сказала, что ей поручено разделить деньги (сумма 30 тысяч рублей) со сберкнижки И. В. Сталина — видимо, какой-то гонорар. Она предложила эту сумму разделить на три доли (по числу детей у И. В. Сталина), затем каждая часть делится среди внуков. Часть Василия была разделена между его детьми (на четыре части), часть Якова — на две. Я получил 5000 рублей, свои 10 000 рублей С. Аллилуева забрала себе.
А. К.: Какие отношения между внуками И. В. Сталина, часто ли собираетесь, в чем оказываете друг другу поддержку?
Е. Д.: Мне не хотелось бы отвечать за всех. Но, по моим данным, на ваш вопрос можно дать только отрицательный ответ. Каждый живет и трудится самостоятельно и не испытывает желания собираться. У меня лично сложились добрые отношения только с Иосифом Аллилуевым, которого рад поздравить с защитой докторской диссертации.
А. К.: Чем можно объяснить такую отчужденность друг от друга?
Е. Д.: На мой взгляд, внуки И. В. Сталина в этом вопросе получили дурное наследство. Василий и Светлана, как известно, не испытывали друг к другу братских чувств. То, что их объединяло, еще больше разъединяло. Я сам был свидетелем нецензурной брани Василия по поводу своей сестры. Что касается Светланы — то это сущий демон в монашеской сутане. Приносить людям страдания казалось ей основной целью в жизни. Не изменила она себя и после 17-летнего отсутствия. Вздох облегчения вырвался у многих внуков и особенно у ее собственных детей, когда она вновь покинула СССР. Наконец, нельзя пройти мимо многомужества, от которого в первую очередь страдают дети. Все это не могло не наложить на отношения внуков свои холодный и иногда даже враждебный отпечаток. Со своей стороны, сами внуки также оказались не на высоте. Впрочем, это никого не смущает, и принцип: «мне ни до кого нет дела» — торжествует и в старшем поколении. К сожалению, разумеется.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.