ПЕРЕКРЕСТОК ЦИВИЛИЗАЦИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПЕРЕКРЕСТОК ЦИВИЛИЗАЦИЙ

«…И пришли в землю Кнаанскую»

Мы уже говорили о том, что развитие материальной культуры и становление общественных отношений на крошечном клочке земли, называемом Эрец Исраэль, каким-то загадочным образом оказали огромное влияние на ход человеческой истории.

…А территория эта действительно очень мала: всего лишь точка на географической карте мира. Протяженность страны от Дана на севере до Эйлата на юге всего 410 километров, а от Средиземного моря на западе до реки Иордан на востоке – в среднем около 80 километров. Причем только немногим больше половины этой земли, ее северная часть, пригодна для постоянного проживания человека. Всего несколько десятилетий своей долгой истории, во времена царей Давида и Шломо, Израиль занимал довольно обширную площадь, примерно в пять раз превосходящую нынешнюю.

В научной и научно-популярной литературе можно встретить несколько наименований, близких по смыслу, для обозначения географической территории, на которой сегодня расположено государство Израиль: Ханаан, Эрец Исраэль, русский эквивалент этого словосочетания – Земля Израиля и, наконец, Палестина. Мы, как наверно уже заметил читатель, отдаем предпочтение термину «Эрец Исраэль», хотя, по мере надобности, пользуемся всеми принятыми наименованиями. Название «Палестина», несмотря на свой нынешний политический окрас, в историко-географическом контексте звучит вполне корректно. Это обозначение придумали еще римляне по имени народа, некогда проживавшего на Средиземноморском побережье и давно сгинувшего в водоворотах времени. Именно этот термин, использует, например, известный израильский археолог Амихай Мазар.

«Фактически Палестину, – пишет ученый, – следует рассматривать как часть обширного региона, обычно называемого Левантом, который включает в себя собственно Палестину, Ливан и Западную часть Сирии… Южная часть Леванта образует особую однородную область, отвечающую библейскому определению Земли Ханаанской».[112]

К северу от пустыни Негев территория древнего Ханаана естественным образом делится на несколько продольных полос, отличающихся своей топографией: Прибрежная равнина, Иудейская низменность (Шфела), горные цепи в центре страны, Иудейская пустыня, Иорданская впадина, Заиорданское плато, пустыня на востоке.

На Средиземноморском побережье почти нет естественных бухт, разве что Хайфский залив, да еще несколько небольших гаваней, таких, например, как в Яффо. Севернее реки Яркон близ нынешнего Тель-Авива Прибрежная равнина называется долиной Шарон или Саронской долиной. Чем дальше на север, тем больше она сужается, тем ближе горы подступают к морю, а в районе Хайфы горная система Кармель спускается прямо к воде. Известна, что еще во времена Авраама долина Шарон была покрыта хвойными и дубовыми лесами, а реки, во всяком случае, к северу от Яркона, были весьма значительными; впрочем, южнее большую часть года они оставались сухими.

Равнина, которую и поныне называют библейским именем Шфела, покрыта невысокими известняковыми холмами и неширокими долинами между ними, пригодными для выпаса скота, а также для выращивания винограда и масличных деревьев. С древних времен эти долины соединяли средиземноморские порты с горными районами в центре страны. Высокая гряда, проходящая с севера на юг, разделена на несколько горных систем: Верхнюю Галилею с самой высокой точкой горой Мерон (1208 м над уровнем моря), Нижнюю Галилею, горы Шомрон, отделенные от Галилеи обширной Изреельской долиной. Ближе к югу рельеф понижается: Иерусалимская седловина не превышает 800 м над уровнем моря, а Хевронские холмы еще ниже. В древности эти горные районы были сплошь покрыты лесами.

Узкая полоса земли между горной грядой и Иорданской долиной становится все суше по мере продвижения на юг и переходит в Иудейскую пустыню, во все времена бывшую «вотчиной» кочевников-скотоводов, а также – из-за близости Иерусалима – прибежищем разного разбойного и мятежного люда. Непосредственно к пустыне с востока примыкает Иорданская впадина, являющаяся частью Сирийско-Африканского разлома, самой длинной и глубокой трещины в земной коре, достигающей у Мертвого моря 400 метров ниже уровня океана. В Иорданской впадине расположены озеро Кинерет, долина Иордана, Мертвое море и уже в пустыне низина Арава. Климатические условия резко меняются с севера на юг – от прекрасного средиземноморского климата в долине Бейт-Шеан до пустынной сухости, где поселения были возможны только в оазисах, таких, например, как Иерихон.

Горные плато Заиорданья, ограниченные с севера горой Хермон (2500 м над уровнем моря), естественно делятся на несколько областей: Голанские высоты и Башан, Гилад, Аммон, Моав и с юга Эдом. На востоке они переходят в обширную Иорданскую пустыню, простирающуюся до долины Евфрата.

В Южной части Эрец Исраэль приблизительно за линией Газа – Хеврон норма выпадения годового количества осадков начинает резко снижаться. Собственно несколько южнее этой полосы проходит граница постоянного расселения людей в древности. Дальше на юг и юго-восток в районах Беер-Шевы и Арада люди селились лишь в некоторые периоды истории. Еще южнее лежит пустыня Негев, в значительной части покрытая труднодоступными горами. Лишь на самом юге в районе Эйлата человеческая жизнедеятельность приобретает постоянный и весьма активный характер. Здесь у северной оконечности Красного моря находятся древние морские ворота страны, куда прибывали торговые корабли и караваны из Аравии и восточной Африки. Здесь же, неподалеку, добывали медную руду – ценнейшее, можно сказать, просто незаменимое сырье на протяжении всей эпохи бронзы.

Самым крупным городом Ханаана в XVIII веке до н. э. был Хацор, расположенный в горном массиве Верхней Галилеи в чрезвычайно удобном месте. Он контролировал важные торговые пути, соединяющие Эблу и Дамаск с далеким Египтом и портовыми городами Западной Сирии. В текстах Мари Хацор упоминается как значительный торговый центр, куда отправлялось олово. Небывалая для Ханаана площадь застройки – около 200 акров – была способна обеспечить жильем 30–40 тысяч жителей. Влияние местных царей, доминировавших в регионе, вероятно, было сопоставимо с могуществом глав государственных образований Северной Сирии.

К юго-западу от Хацора, на отроге горного хребта Кармель, неподалеку от современной Хайфы располагался город Мегиддо, контролировавший Великий Морской путь, точнее тот его участок, где дорога из долины Шарон через горы переходит в плодородную Изреэльскую долину. Такое стратегически важное местоположение города приводило к тому, что он постоянно находился в центре многих вооруженных конфликтов. Город имел мощные фортификационные сооружения. Гора Мегиддо, «ар Мегиддо» на иврите – это и есть знаменитый Армагеддон, место последнего великого сражения между силами Света и Тьмы.

В юго-восточной части Изреэльской долины, там, где она примыкала к долине Иордана на возвышенности находился город Бейт-Шеан. Здесь были плодородные, хорошо обеспеченные влагой земли, заселенные человеком с глубокой древности. Археологи обнаружили здесь не менее 18 горизонтов – уровней последовательного заселения человеком, уходящих к IV тысячелетию до н. э. В ханаанейские времена город был укреплен внутренней и внешней стенами с небольшими помещениями в пространствах между простенками и представлял собой солидную по тем временам твердыню. По всей вероятности по пути из Дамаска в Шхем патриарх миновал город с запада.

На юго-запад от Шхема на возвышенности располагался крупный город Гезер, контролировавший дорогу из древнейшего порта Яффо в город Шалем (Селим). Считается, что первое городище возникло на этом месте около 3000 года до н. э. Во времена Аврама Гезер был значительным поселением площадью в 27 акров с трехметровой стеной.

На юге важным городом считался Бейт-Эглон, расположенный неподалеку от Газы; он стал впоследствии египетским центром в Южной Палестине. Сама Газа, а также Хеврон, скорее всего, были основаны непосредственно перед вторжением в Египет гиксосских завоевателей, возможно, как опорные пункты коалиции. Еще южнее на подступах к Негеву располагалась Беер-Шева, надо полагать, она была освоена и заселена не без участия патриарха и его сына Ицхака.

Ханаанская земля не богата полезными ископаемыми. В то же время некоторые ученые полагают, что боевые колесницы впервые начали широко применять именно в Ханаане в конце XVIII века до н. э. Такое важное военное новшество никак не могло появиться без интенсивного освоения производства бронзы и ее широкого применения в изготовлении орудий труда и боевого оружия. Медные копи в Южном Негеве разрабатывались с глубокой древности. Однако там медь все же была слишком далеко от ханаанских центров и слишком близко от египетских фараонов. Поэтому медь и особенно олово, которым ее легировали, привозили из Кипра, а также с севера – из Мари и даже Иранского нагорья.

В обмен Ханаан мог предложить растительное масло, вино и древесину. Однако главным продуктом экспорта считался пурпурный краситель, который ханаанеи производили из особого моллюска, добывавшегося на побережье. Технология ее изготовления была очень сложной, поэтому краситель стоил дорого. Одежда из пурпурной ткани считалась на Древнем Востоке признаком высокого положения в обществе.

Культурные достижения Ханаана эпохи патриархов не выглядят впечатляющими. Ученые говорят о значительном влиянии извне, об отсутствии собственного стиля и даже некоторой провинциальности.[113] «Найденные здесь вещи, – пишет Б. Тураев, – красноречиво указывают на встречу влияний, здесь и вавилонские цилиндры, и египетские скарабеи (кстати, на цилиндрах, очевидно, местной работы, встречаются, иногда рядом с клинописью, египетские иероглифы-символы)».[114]

На этом довольно унылом фоне особенно впечатляюще смотрятся достижения ханаанеев в деле усовершенствования письменности. Прорыв в этой области следует отнести к самому концу эпохи патриархов, около 1600 года до н. э. Но уже около 1800 года до н. э. в Финикии появляется письмо, непосредственно предшествовавшее алфавитному и состоявшее из восьми знаков, каждый из которых передавал слог. Они перемежались «буквами», напоминающими египетские иероглифы или даже стилизованные пиктограммы.[115]

В этот период аккадский язык оставался языком международного общения на всем древнем Ближнем Востоке: на нем составлялись официальные документы. Использовался также египетский иероглифический текст. И все-таки очевидно, что ханаанеи и аккадский, и египетский языки воспринимали как чужеземные…

«Не будучи связанными со священной традицией (как то было в Месопотамии или Египте, где традиция требовала использования старинного письма), ханаанеи обладали большей свободой, что позволило им в итоге изобрести алфавитную систему письменности. Это, пожалуй, явилось наиболее весомым вкладом в западную цивилизацию, поскольку позднейшие финикийские и греческие системы письменности явились прямым развитием ханаанского алфавита».[116]

Ханаанская письменность существовала в двух вариантах – протоханаанской и протосинайской. К сожалению, и тот, и другой вариант письма известны лишь из коротких и большей частью неполных надписей, в основном, посвятительных формул, использовавшихся в культовой практике. Самая длинная из надписей протоханаанским письмом была сделана на тулове расписного сосуда, обнаруженного при раскопках в Лахише. Она представляет собой посвящение богине, которой, вероятно, поклонялись в местном храме. Несколько десятков протосинайских надписей были выбиты на скалах бирюзовых копий на Синае. Одно из немногих (если не единственное) слово, достоверно прочитанное в них, также является фрагментом из посвящения богине: [IBhLT] – «для госпожи» или «принадлежащий госпоже», аналог на иврите – «ве-баалат».

Протоханаанские письмена большинство ученых датирует началом XVI века до н. э. Что касается датировки протосинайских надписей, то здесь никакого единодушия не наблюдается. Знаменитый археолог В. Ф. Олбрайт датирует их периодом Нового царства в Египте, возможно, XV веком до н. э., тогда как некоторые его коллеги, вслед за А. Гардинером, относят некоторые из них к Среднему царству, т. е. к эпохе Авраама или даже более раннему времени. Но вот уж в чем все согласны, так это в высочайшей оценке вклада ханаанеян в мировую культуру. «Несмотря на скудость находок, – пишет Амихай Мазар, – совершенно очевидно, что изобретение алфавита произвело революцию в истории человечества».[117]

Из-за большого количества экологических и географических зон в Палестине издавна развивались различные, часто соперничающие между собой региональные образования, неоднородные как в этническом, так и в культурном отношении. До конца II тысячелетия до н. э. в Палестине не было единого государства. В то же время, будучи связующим звеном между великими цивилизациями Месопотамии и долины Нила, а в отдельные периоды и козырной картой в их непрестанном противостоянии, в их борьбе за гегемонию на Ближнем Востоке, палестинские центры долгое время испытывали культурное и политическое давление великих держав, оказывая на них, в свою очередь, значительное влияние. Этому способствовала весьма развитая сеть дорог, связывавшая Ближний Восток в единую геополитическую структуру.

Порты Акабского залива Красного моря соединялись с центральной частью страны двумя дорогами. Одна, восточная, шла по долине Арава к южному берегу Мертвого моря, другая, западная, – через оазис Кадеш-Барнеа в средиземноморскую Газу. Но главный путь на север, по которому двигались торговые караваны, мирные посольства, вооруженные отряды и даже целые армии, пересекал Синайскую пустыню, служившую естественной границей между Египтом и Палестиной, к западу от Негева. Соединяя восточную протоку дельты Нила с Газой, эта дорога долгие века и тысячелетия была своеобразным наземным мостом между Африкой и Азией. Далее к северу шел знаменитый «морской путь», продолжавшийся вдоль Средиземноморского побережья до Яффо, потом поворачивал к востоку до Афека (в районе нынешней Петах-Тиквы), снова к северу вдоль восточного края долины Шарон до Мегиддо, где разветвлялся на три дороги. Первая – на север: через Хацор в Сирию; вторая – через Кармель и Акко к Ливанскому побережью; третья – через Бейт-Шеан в Заиорданье.

Едва ли не основной транспортной артерией всего Древнего Востока считался «Царский путь», соединявший Месопотамию и Сирию с Красным морем и Аравией. Он проходил вдоль естественной границы между заселенными областями Заиорданья и Иорданской пустыней.

Важная дорога на севере региона шла из Дамаска вдоль реки Ярмук между горными платами Голан и Гилада к южной оконечности озера Кинерет и дальше в сторону Шхема. Почти с полной уверенностью можно утверждать, что именно по этой дороге пришел в Ханаан Аврам. К югу от Шхема тропа пролегала вдоль крутых горных склонов и редких долин и вела в Иерусалим и Хеврон.

«Авраам, как рассказывает нам Библия, выбрал при своем первом исследовании Палестины безлюдную и трудную дорогу, которая вела к югу, – пишет Вернер Келлер, – здесь лесистые склоны холмов незнакомой страны давали убежище и укрытие чужестранцу, а открытые участки служили пастбищами для его стад… Насколько бы соблазнительней не были плодородные долины на равнине, Авраам предпочел поселиться в начале в холмистой местности. Вооруженные лишь луками и пращами, его люди избегали сталкиваться с ханаанеями, чьи мечи и копья были сильнее. Авраам еще не был готов решиться уйти из горной местности».[118] Создается впечатление, что немецкий исследователь хочет обратить внимание на то, что патриарх возглавлял вооруженный отряд, совершающий разведывательный поход вглубь незнакомой территории. Сам по себе этот факт чрезвычайно значим. Однако мы все же полагаем, что, вступив в Ханаан, помыслы Аврама не одолевали соблазны легкой жизни на плодородной равнине. Просто он, судя по всему, с самого начал направлялся в Шхем. Тот самый Шхем, который Амихай Мазар называет «столицей обширной территории, где проживало множество Хабиру».[119] Правда, он говорит о периоде, отдаленном от Эпохи патриархов на несколько столетий. Но уже в конце XVIII века до н. э. начала складываться ситуация, о которой сообщает израильский археолог.

Что мы сегодня знаем о Шхеме, первом городе, который посетил Аврам на территории Эрец Исраэль?

Название Шхем (Шехем или Сихем) часто встречалось в древних надписях. В период археологического сезона 1913–1914 годов немецкий археолог Эрнст Селлин обнаружил древний пласт города, датированный XIX веком до н. э. Это были остатки мощных крепостных стен с прочным фундаментом, сложенным из огромных валунов до двух метров в диаметре. Цитадель укреплена эскарпом, небольшими башенками и земляным валом. За крепостными укреплениями были найдены остатки дворца: всего несколько комнат, тесный квадратный двор, окруженный сплошными стенами. Это не впечатляло, это не шло ни в какое сравнение с дворцами Египта и Месопотамии.

Но вскоре последовала еще одна неожиданная находка. В 20-е годы прошлого века в Египте неподалеку от древних центров Фив и Мемфиса были обнаружены целые залежи глиняных черепков, которые с виду мало отличались от обычного археологического мусора. В ходе дальнейшей исследовательской работы ученые восстановили из них различные керамические изделия, в основном, вазы и статуэтки, не представлявшие собой ничего необычного. Странными оказались обнаруженные на них надписи, изобилующие изощренными проклятиями и ругательствами. Ученые выяснили, что, согласно древним поверьям, разбитое керамическое изделие с подобной «оснасткой» лишает проклятого человека жизненной силы и способствует его смерти. Эти чудесные черепки получили название остроконов. Часть надписей относилась к правителям городов Ханаана и Сирии, с которыми воевали египтяне. Магические заклинания включали не только имена чиновников и вельмож, но и названия городов, в которых они жили. Среди этих названий оказалось немало хорошо известных из ТАНАХа, в том числе и Шхем. Черепки-остроконы датированы XIX–XVIII веками до н. э. Значит, ко времени прихода Аврама в Ханаан, Шхем воспринимался в Египте как значительный городской центр.

В 60-70-е годы известный археолог Дж. Э. Райт исследовал развалины храма в Шхеме и пришел к выводу, что он служил культовым целям вплоть до XVI века до н. э. Впоследствии на его месте было выстроено новое святилище, игравшее такую важную роль, что о нем упоминается в разных книгах ТАНАХа.

Шхем расположен в Самарии между горами Гризим с юга и Эваль с севера. Интересно, что Гризим – священная гора самаритян,[120] согласно древней самаритянской традиции соответствующая горе Мория в Иерусалиме.

«То, что делает Авраам – это знаки, точки во времени и пространстве, по которым в будущем пойдет История, – поясняет Борис Берман. – На протяжении всей Истории Шхем – самое опасное место в Израиле, место, которое и до сих пор родит убийц».[121] Сегодня здесь расположен арабский город Наблус, печально известный вылазками террористов.

Несмотря на какие-то важные дела в Шхеме, Аврам селится не в самом городе, а в его окрестностях, в дубраве Морэ. Он ищет новые контакты с Господом, ведь он до сих пор не знает истинной сути своей миссии. «Морэ – значит, „учитель“, буквально, „указывающий“, – пишет Борис Берман. – Дубрава Морэ – место наставления».[122] И в самом деле, здесь Авраму впервые является Господь, – ведь в Харане патриарх только слышал Его голос, – «показывается», по определению Б. Бермана.

Но прежде чем рассказать об этом событии текст Бытия, как бы между прочим, сообщает нам странную, но, по-видимому, очень важную информацию: «А Кнаанеец тогда был в этой земле» (Б. 13:6). Как будто мы не знаем, что в Ханаане жили «ханаанейцы»…

«При распределении земель между сынами Ноаха, – комментирует Б. Берман, – земля, на которую сейчас пришел Авраам, отошла к его праотцу Шему, который и до тех пор жил на ней. Придя сюда, Авраам узнает, что земля эта отвоевывается у Шема Кнааном и активно обживается последним».[123]

Как это следует понять? Аврам пришел с оружием в руках отвоевать землю и вернуть ее сынам Шема?

По мнению Амихая Мазара, наличие двух основных групп населения Ханаана подтверждают и археологические данные, основанные на исследовании погребальных обрядов. «Библия называет обитателей равнин ханаанеями, а коренное население гористых районов страны – амореями»,[124] – пишет ученый.

Не является ли одной из целей вторжения вооруженного отряда Аврама в пределы земли ханаанской участие в военных действиях на стороне хабиру из числа амореев против ряда других племен, частично объединенных библейским названием «Кнаанейцы»? Или это только часть более широкого военного замысла?

Господь, явившийся Авраму в дубраве Морэ, сказал ему только одну фразу: «Потомству твоему отдам Я эту землю» (Б. 13:7), которую Раши комментирует так: «…В грядущем Я возвращу ее твоим сыновьям, которые являются потомками Шема».[125] Кажется, ясно: если Сам Всевышний обещал эту землю потомству Аврама, к чему, как говорится, ломать копья? Зачем ввязываться в военные действия, если результат вообще не зависит от процесса, а может быть, даже и не связан с ним?

«Откровение Авраама у дубравы Морэ, – пишет Б. Берман, – не есть его видение, и не плод его духовных трудов, и вообще исходит не из него, а к нему. Аврааму показано свыше, и он, осознав ему явленное, построил на месте этом жертвенник «Господу показывающемуся».[126]

Аврам не счел нужным задерживаться в Шхеме надолго. Вместе со своим отрядом он продолжает идти на юг и доходит до Бейт-Эля. Бейт-Эль – дом Господа, древнее святилище, на месте которого, как полагают некоторые исследователи, был построен Иерусалим. Место стоянки Аврама в Бытии указано совершенно точно: Бейт-Эль с запада, с востока Аи – город, имевший важное значение в последующие периоды израильской истории, а пока, во времена Аврама, вероятно, небольшое поселение хабиру.

«…И построил он там жертвенник Господу, и призвал Имя Господа» (Б.13:8), – сказано в Торе.

Но и там он не задержался надолго…

«И странствовал Аврам, продолжая продвигаться к югу» (Б.13:9).

Далее в Бытии начинается описание Египетского похода Аврама. Но в Устной традиции есть указание на то, что патриарх посетил еще и поселение в давние времена основанное Шемом и названное Шалем. Это вполне правдоподобно. Ведь мы уже знаем, что Аврам, по некоторым данным, жил там много лет. И еще: на египетских остороконах, рядом с названиями других городов Ханаана того периода, есть и Шалем (Селим).

В Книге Юбилеев имеется информация о том, что патриарх посетил Хеврон, более того, там сказано, что он оставался в городе два года, что, по правде говоря, маловероятно, ибо противоречит логике временных ориентиров, представленных в Пятикнижии. Однако в Книге Юбилеев, в том месте, где говорится о посещении Аврамом Хеврона, обращает на себя внимание одно любопытное замечание: «…Хеврон был тогда построен».[127]

Когда это тогда? И вообще, прежде чем двинуться дальше на юг вслед за патриархом, не пора ли нам хоть как-то обозначить хронологические ориентиры происходящих в нашем повествовании событий.

Как мы помним, на основании данных Пятикнижия и источников Устной традиции временем рождения Аврама считается 1948 год от Сотворения мира или 1812 год до Новой эры. Из Харана в Ханаан патриарх ушел в 75-летнем возрасте (это определенно сказано в Торе), стало быть, в 2023 году от с. м. или в 1737 году до н. э.

Согласно хронологической схеме, представленной в Книге Юбилеев, дата рождения Аврама относится к 1914 году от с. м. или 1846 году до н. э., а выхода из Харана – к 1992 году от с. м. или 1768 году до н. э. Следовательно, по данным этого древнего источника, Аврам отправился в Ханаан не в 75-летнем, а в 78-летнем возрасте. Как мы уже говорили, Книга Юбилеев дает скрупулезную датировку описанных в ней событий. Из ее текста ясно, что жертвоприношение в Бейт-Эле произошло лишь в следующем 1767 году до н. э.; тогда же Аврам пришел в Хеврон, где оставался два года и отправился в Египет в 1765 году до н. э.

Данные, полученные на основании расчетов, а также логика повествования в Пятикнижии и источниках Устной традиции, свидетельствует, что все события, случившиеся после выхода из Харана – прибытие в Ханаан, жертвоприношение в Бейт-Эле, продвижение на юг, засуха и голод в южных районах страны – все это события 1737 года до н. э. Запомним эту дату…

В очерке «Ловец человеков» мы уже касались хронологии основных исторических периодов в Месопотамии. Теперь же отметим только, что базовые даты традиционной хронологической схемы истории Двуречья, имеющие непосредственное отношение к саге о патриархах – это годы правления царя Хаммурапи, которого, как мы знаем, еврейская традиция отождествляет с библейским Нимродом – 1792–1750 годы до н. э. Так определяют время царствования вавилонского правителя большинство ученых. Однако имеются и другие варианты датировки.

В книге «История еврейского народа в контексте мировой истории», рассчитанной на массового читателя, представлен хронологический свод с иной датировкой царствования Хаммурапи: 1728–1686 годы до н. э.[128] Такие же даты находим в книге Майкла Гранта «История древнего Израиля»[129] и ряде других. Этому есть свои причины. К восьмому году правление царя Аммицадуки, потомка Хаммурапи, возможно, его правнука, «относятся древние записи наблюдения гелиакального восхода планеты Венера. В зависимости от того, как оценивается ошибка древних наблюдателей и по ряду других обстоятельств, создается вся хронология Месопотамии III–II тысячелетий до н. э., имеющая три различных хронологических схемы (плюс-минус 64 года): „короткую“, „среднюю“ и „длинную“.[130] Как уже догадались читатели, мы вслед за авторами большинства авторитетных изданий придерживаемся «средней» хронологической схемы, при которой «библейская» датировка жизни патриарха частично совпадает со временем правления Хаммурапи, а экспансия последнего на север, в том числе и походы в Мари на 33 и 35 годах (около 1759 и 1757 гг. до н. э.) царствования вавилонского правителя близки или даже совпадают со временем пребывания Аврама в Харане.

На важный хронологический ориентир, относящийся уже к началу «ханаанского периода» жизни патриарха, указывает Игорь Тантлевский со ссылкой на Тору (Бм. 13;22), где говорится о том, что Хеврон «построен на семь лет раньше Цоана Египетского». Речь, судя по всему, идет о египетском Джане, по-гречески, Танисе, отождествляемом со столицей завоевателей-гиксосов Аварисом. На основании египетских источников ученым удалось с достаточной точностью датировать «основание» Цоана, т. е. определить время, когда там появились гиксосы: между 1730 и 1720 годами до н. э. «Таким образом, – пишет И. Тантлевский, – исходя из библейской относительной хронологии выходит, что Хеврон „был построен“ ок. 1737/1727 гг. до н. э.».[131] На возможность подобной датировки указывал и Б. Тураев.[132]

В этом же контексте, вероятно, следует понимать и странный пассаж из Книги Юбилеев (напомним, источника около II века до н. э.): «…и Хеврон был тогда построен».[133] Т. е. построен ко времени прихода в город Аврама.[134]

В терминах и датах, принятых в археологии Палестины, это Средний бронзовый век IIВ-С – 1800/1750-1550 гг. до н. э.[135]

«Начиная приблизительно с 3000 года до н. э., – пишет Амихай Мазар, – абсолютная хронология Палестины в значительной степени основана на хронологии Египта. Предметы египетского происхождения, найденные в Палестине – включая надписи фараонов, печати-скарабеоиды и др., – а также изделия, вывозившиеся из Палестины в Египет и найденные археологами в датированных контекстах, создают основу для временных границ. Зависимость от египетской хронологии столь значительна, что любые изменения в последней влекут за собой соответствующие перемены в палестинских датировках».[136] Все бы ничего, да беда в том, что и в Египте, как и на всем Древнем Востоке, не существовало привычной для нас хронологической системы, т. е. летоисчисления по эрам. Время отмечали по выдающимся событиям («год воцарения такого-то», «год битвы такой-то»), а также по годам царствования монархов.

Первую более или менее адекватную хронологическую схему Древнего Египта предложил верховный жрец Гелиополя Манефон (конец IV–III века до н. э.), человек выдающейся образованности, да к тому же имеющий доступ к первоисточникам. К сожалению, от его исторических изысканий остались только небольшие фрагменты в трудах Иосифа Флавия и ранних христианских богословов: всего лишь «схема», состоящая в основном из имен царей и дат их царствования, т. е. всего того, что обычно больше всего страдает при воспроизведении переписчиками. Стоит ли удивляться, что имена и цифры Манефона далеко не всегда совпадают с памятниками. В то же время именно Манефон разделил историю Египта на три периода, и каждый из них, в свою очередь, – на династии. Такая хронологическая схема – Древнее, Среднее и Новое царство – сохранилась до сегодняшнего дня.

Археологические исследования последнего столетия дали много дополнительного материала для установления подлинной египетской хронологии. Однако и сегодня «начало» додинастического периода истории Египта ученые датируют самыми разными цифрами, порой отличающимися друг от друга на целое тысячелетие.

Ясно одно: наблюдения звездного неба в Египте велись с древнейших времен. «До нас дошли не только таблицы звезд, но и сами инструменты для наблюдения… – пишет Б. Тураев, – один гороскоп (т. е. наблюдатель) сидя на корточках на крыше храма, смотрел одним глазом в дырочку пальмового инструмента на сидевшего против него лицом на одном меридиане товарища и, при помощи орологии с отвесом, определял положение звезд относительно его тела. Это заменяло египтянам ночные часы, например: „Пятый час ночи – созвездие „голова птицы“ над левым глазом“. Для определения дневных часов у них существовали особые приборы, хотя и довольно примитивного характера и неточные, дававшие указания по длине или направлению тени. Такие постоянные наблюдения приучили египтян отмечать и положение Сириуса, его восход всегда сопровождался известными празднествами…».[137]

На основании анализа астрономических наблюдений древних египтян и сведений, добытых археологами, некоторые современные исследователи делают вывод, что самая ранняя дата «начала» египетского календаря относится к 4236 году до н. э. Древние источники говорят о каких-то царях-полубогах или духах, занимавших в легендарной истории промежуточное положение между богами – основателями страны и реальными основоположниками царских династий на севере и юге Нильской долины. Объединение страны, по мнению ученых, относится, скорее всего, ко времени около 3000 года до н. э. и считается делом первого царя-человека Мины (Менеса), выходца из южного Египта.

Точные временные границы раннего царства Египта не ясны, несмотря на многочисленные версии ученых. Однако началом Древнего царства принято считать время правления фараона Джосера, которое, весьма условно, разумеется, датируется 2667–2648 годами до н. э. Именно в этот период, судя по всему, начинается грандиозное мемориальное строительство. Первая из знаменитых египетских пирамид, пирамида Джосера, уже достигает 60 метров. Конечно, ей далеко до великой пирамиды Хеопса высотой 146,6 метра, построенной, вероятно, столетием позже в самый разгар мемориальной строительной лихорадки, никогда более не достигавшей такого размаха ни в самом Египте, ни, тем более, в какой-либо другой точке Восточного полушария.

Ученые полагают, что около XXIII века до н. э. климат в Египте меняется, он становится более засушливым; эти перемены связывают с наступлением на долину Нила пустыни. Может быть, именно этот, казалось бы, чисто экологический фактор стал решающим в крушении Древнего царства.

Опираясь на данные Манефона и некоторые другие сведения, историки номинально определяют Древнее царство как время правления III (иногда II) – VIII династий фараонов, а Среднее царство – IX–XVIII династий. На самом деле памятники периода эфемерных, маловразумительных VII–X династий полны свидетельств о страшных годах сумятицы, голода и мора. Время междоусобиц и раздробленности, когда Египет практически перестал быть единым государством, иногда называют I Переходным периодом египетской истории. Так, например, если верить Манефону, за 70 дней на троне сменилось 70 правителей VII династии. Разумеется, эта информация древнего историка слишком похожа на легенду, но, как мы знаем, легенды на пустом месте не возникают.

Поочередная смена правителей VIII и IX династий свидетельствует о борьбе севера и юга за гегемонию в долине. Впрочем, эта борьба продолжалась и дальше. Некоторая стабилизация наступает лишь при XI династии. Надо полагать, что основатель XII династии, с которой обычно связывают расцвет Среднего царства, фараон Аменемхет I получил из рук предшественников уже вновь объединенную страну. Это произошло, вероятно, около 2000 года до н. э. Великая XII династия египетских фараонов царствовала более двух столетий. Но потом снова начинается период распада страны, получивший название II Переходного периода. В списках фараонов XIII и XIV династий наблюдается настоящая чехарда: иногда правителям удается удержаться у власти всего несколько месяцев, а то и дней. На рубеже XVIII и XVII веков до н. э., т. е. как раз в те годы, когда в Ханаане, а затем и в Египте появляется Аврам, власть фараонов сметает нашествие азиатских племен, получивших название гиксосов.

Эти экстраординарные события и их предысторию нам стоит рассмотреть подробнее, поскольку с огромной долей вероятности можно утверждать, что их непосредственными участниками становятся Аврам и его приближенные.

Контакты египтян с «семитами», жившими на территории Леванта, начались еще во времена Древнего царства. Исследования археологов свидетельствуют о военных столкновениях с «азиатами» в годы правления фараона V династии Снофру. Как указывает Борис Тураев, в одной из гробниц некрополя Дешаше, к югу от Гераклеополя, знаменитый археолог Петри нашел барельеф, изображающий взятие египтянами некой азиатской крепости. «По типу и вооружению, – пишет ученый, – осажденных можно отнести к семитам Синая или южной Сирии».[138]

При следующей VI династии вооруженные столкновения с «семитами» достигли еще большего размаха. Как мы уже знаем, это время, около XXIV века до н. э., соответствует значительной активности племен амурру в Леванте, без сомнения затронувшей и Египет. От этого периода до нас дошел письменный документ, свидетельствующий о постоянных военных стычках египтян с азиатскими племенами Хериуша т. е. «сидящими на песке» или просто «жителями песков». Речь идет об автобиографическом сочинении важного чиновника Уны, родившегося при фараоне V династии Унасе и выдвинувшегося уже при первых фараонах VI династии. В это время, как следует из документа, войны с «азиатами» достигли такого накала, что фараону Пепи I пришлось послать Уну в Левант с многочисленным войском.

«Посылал меня его величество водить это войско пять раз для опустошения страны Хериуша при каждом ее восстании. Было сообщено: произошло волнение среди азиатов в стране „Нос Антилопы“. Я поехал на кораблях с этими отрядами и прошел в пределах возвышенностей горной страны на северные земли Хериуша… Когда войско прибыло сюда, я низверг их всех, я перебил всех бунтовщиков среди них».[139]

В документе, как видим, речь идет о карательной экспедиции в некую горную страну «Нос Антилопы», которая, вероятно, может быть идентифицирована с горным массивом Кармель, и в самом деле вдающимся в Средиземное море подобно носу животного.

О военной активности «жителей песков» на северном берегу Красного моря (т. е где-то в районе нынешнего Акабского залива и Эйлата) мы узнаем из надписи другого важного чиновника времен VI династии Пиопинахта, возможно, младшего современника Уны: «…Его величество послал меня против азиатов, доставить ему (тело) вельможи, капитана и водителя караванов Аннахта, который строя корабли для экспедиции в Пунт, был убит азиатами из числа Хериуша, вместе с отрядом, находившимся при нем…»[140]

Во времена Среднего царства военное противостояние нисколько не ослабло. «Экспедиции на Синай продолжались во все время XII династии, – рассказывает Б. Тураев. – Один из вельмож, Нессумонту, пишет в своей надписи от 24-го года Аменемхета I, что он „поразил троглодитов Хериуша и Ментиу и истребил их жилища“, а при Сенусерте III его генерал Себекху упоминает о походе в Палестину и о взятии города Секмим, может быть – Сихем».[141] Речь идет о Шхеме, где, как видим, происходили военные операции египтян не задолго до прихода в город Аврама.

От Среднего царства до нас дошел и вовсе поразительный документ, широко известный как «Роман Синухета» (т. е. «сына смоковницы»), произведение, которое, по мнению Б. Тураева, «мы с полным правом можем считать одним из самых интересных в египетской литературе и которое может быть названо образцом египетской беллетристики».[142]

«Копия рассказа Синухета существует не в единственном числе, – пишет Вернер Келлер. – Списков было найдено удивительное количество. Очевидно, это произведение было очень популярным и выдержало несколько „изданий“. Его с удовольствием читали не только во времена Среднего царства, но и в новом царстве Египта. Рассказ Синухета можно назвать первым в мире бестселлером».[143]

Действие «романа» начинается во времена фараона Аменемхета I, точнее, в день его смерти, в военном лагере, расположенном в западной части Дельты, в ходе войны с ливийцами. Командующий войсками царевич и будущий фараон Сенусерт I немедленно отправляется в столицу. А один из его слуг, некто Синухет, решает дезертировать и бежать из Египта. Рассказ ведется от первого лица. Причина внезапного страха, охватившего героя «романа», не слишком ясна. Вероятно, он невольно оказался замешанным в каких-то придворных интригах или узнал о чем-то таком (например, о деталях смерти старого фараона), что ему знать не следовало. Как бы там ни было, он минует знаменитую Царскую стену, с приключениями пересекает Ханаан с юга на север и оказывается в Библе на Средиземноморском побережье, затем в Кедме посреди Сирийской пустыни. После всех перенесенных мытарств его приглашает на жительство князь «страны Ретену, что в Верхней Сирии, Аммиенши». (Это имя часто встречается в различных надписях как поименование вождей племен и богов.) Князь предоставил беженцу-эмигранту кров, землю, женил на своей дочери. Здесь Синухет прожил долгие годы, фактически возведенный в княжеское достоинство. Он участвовал и предводительствовал в войнах, и даже победил в поединке силача «страны Тену», вызвавшего его на бой. Синухет состарился и затосковал по родине. Как выяснилось, в далеком Египте все эти годы не теряли из виду судьбы этого необыкновенного человека. О причинах такого внимания можно только догадываться: почему бы ни предположить, например, некоторые тайные осведомительские услуги, о коих распространяться не принято ни тогда, ни сейчас. Фараон Сенусерт I прислал ему письмо с приглашением вернуться, что Синухет с благодарностью и осуществил. В Египте бывший беглец и «невозвращенец» был обласкан властями и осыпан царскими милостями.

В этой связи Б. Тураев замечает, что фактически «карьеру ему сделало бегство и достигнутое высокое положение в Азии, вероятно, заставившее фараона видеть в нем полезного человека для своей внешней политики».[144]

Встает закономерный вопрос: а может быть, история Синухета всего лишь красивая выдумка какого-нибудь литературно одаренного египетского грамотея? Однако анализ текста и сопоставление его с данными науки опровергает такую точку зрения. «Приключения Синухета вполне реальны и укладываются в рамки истории и действительности»,[145] – пишет Б. Тураев. Еще определеннее высказывается Вернер Келлер: «Рассказ этого египтянина приводит подлинные сведения о Ханаане, приблизительно того времени, когда Авраам переселился туда».[146]

До нас дошли сведения не только о военных, но и о мирных контактах «азиатов» с египетскими сановниками. В конце XIX века на берегу Нила в Бенихасане было обнаружено захоронение важного чиновника Неферхотепа (Хнум-хотпа), относящееся ко времени царствования фараона Сенусерта II – около 1900 года до н. э. На одной из стен этой гробницы ученые увидели изображения людей, разительно отличающихся своим внешним видом от египтян. Надпись, сопровождавшая это изображение, свидетельствовала, что это «жители песков», пришедшие в Египет во главе со своим вождем Авессой – 37 мужчин, женщин и детей.

«Художник, которому правитель Хнум-хотп поручил отделку своей гробницы, изобразил „жителей песков“ с такой тщательностью, что можно рассмотреть мельчайшие детали. Эта поразительная, будто живая, картина похожа на фотографию. Кажется, что эта семитская семья лишь остановилась на секунду, и что эти мужчины женщины и дети сейчас вновь отправятся в свое путешествие. Авесса, возглавляющий группу, отвешивает легкий почтительный поклон и приветствует сановника жестом правой руки, а в левой в это же время держит короткую веревку, к которой привязан ручной козел, несущий между рогами изогнутую палку – пастушеский посох… Фасон и цвет их одежд воспроизведен с большой точностью. Прямоугольные шерстяные накидки, доходящие до колен у мужчин и до икр у женщин, переброшены через одно плечо. Они сделаны из разноцветной полосатой ткани и служат плащами. У мужчин подстриженные остроконечные бороды. У женщин волосы свободно падают на грудь и плечи и перевязаны узкой белой лентой вокруг лба. Небольшие завитки над ушами, возможно, являются данью моде. Мужчины обуты в сандалии, на женщинах – темно-коричневые полуботинки. Они везут запасы воды в искусно расшитых бурдюках из шкур животных и свое оружие – луки и стрелы, пращи и копья. В долгое путешествие они взяли с собой даже свои любимые музыкальные инструменты. Один из спутников Авессы играет на восьмиструнной лире. Согласно библейским указаниям некоторые из псалмов Давида следовало исполнять под аккомпанемент этого инструмента…

Мы можем представить себе, что Авраам (тогда еще звавшийся Аврам) и его семейство выглядели почти также».[147][148]

Интересно, что имя Авесса не просто «общеаморрейское», оно встречается в ТАНАХе, правда, в тексте, относящемся ко времени царя Давида.

Среди более поздних египетских документов обращает на себя внимание надпись важного чиновника Харемхеба, впоследствии ставшего фараоном. Как указывает Б. Тураев, на стенах гробницы «Харемхеб, в числе прочего, изобразил прием какого-то семитского племени, прибывшего в Египет, когда „в их земле был голод“, и „они не знали, как прожить“. Фараон разрешил им поселиться (восклицает ученый!) – „интересная параллель к повествованию Библии“.[149] Впрочем, в надписи Харемхеба речь идет о событиях куда более позднего времени – Нового египетского царства. Однако прецедент, о котором упоминает Б. Тураев, свидетельствует, что контакты «жителей песков» с важными египетскими чиновниками и даже фараонами не являлись чем-то исключительным: они случались и до, и после Аврама.

О нашествии некой коалиции азиатских племен, традиционно именуемой «гиксосами», мы знаем от египетского историка Манефона, труд которого, как мы уже говорили, сохранился только во фрагментах, переданных учеными более позднего времени. В передаче Иосифа Флавия этот примечательный эпизод выглядит следующим образом: «Неизвестно, за что прогневался на нас бог: явились с востока неожиданно люди неизвестного происхождения. Дерзко пошли они против нашей страны и легко покорили ее без битвы. Одолев князей страны, они беспощадно сожгли города и разрушили храмы. Со всеми местными жителями они обращались крайне неприязненно: одних убивали, других с женами и детьми обращали в рабство. Наконец, одного из своей среды они сделали царем; он назвался Салитис. Он прибыл в Мемфис, наложил подати на Верхнюю и Нижнюю страны и поместил гарнизоны в наиболее удобных местах. Более всего он укрепил восточную границу… Удобно расположенный город Аварис… он населил и сильно укрепил и поместил там гарнизон из 240 тысяч тяжеловооруженных».[150]

Несмотря на эмоциональный стиль повествования, совершенно не похожий на суховатое изложение Манефона, подлинность этого фрагмента не вызывает у ученых сомнения. Изложенные события находят подтверждение как у других древних авторов, так и в исследованиях современных археологов. Вопрос в другом: какое же государство или племенной союз могли противопоставить себя Египту, мировой сверхдержаве, пусть и ослабленной смутами, так, чтобы «легко», «без битвы» практически в одночасье покорить ее в решительном натиске? Какие надо было иметь силы, чтобы более столетия удерживать над ней контроль? Кто мог выставить в одной только крепости гарнизон численностью в почти четверть миллиона тяжеловооруженных солдат?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.