Глава десятая. А. Ф. Керенский: «Документы Сиссона – смесь правды и лжи»

Глава десятая.

А. Ф. Керенский: «Документы Сиссона – смесь правды и лжи»

В марте 1918 г. видный американский журналист Артур Буллард, находившийся в Петрограде как доверенное лицо советника президента США полковника Э. Хауза, подготовил меморандум «О германском золоте». Предназначенный тогда для внутреннего употребления этот документ спустя много лет благодаря научным изысканиям известного американиста В. Л. Малькова стал достоянием общественности[697]. Прежде чем познакомить читателя с этим несомненно заслуживающим внимания документом, следует сказать хотя бы кратко об его авторе. Занимаясь журналистикой, А. Буллард еще в начале XX в. проявил повышенный интерес к России, наблюдал своими глазами первую русскую революцию, свободно владел русским языком. Неудивительно, что и после Февральской революции он снова оказался в России, и будучи формально представителем Комитета общественной информации, выполнял секретное поручение полковника Хауза – периодически передавать по каналам дипломатической связи аналитические обзоры происходивших в России событий. Среди таких обзоров оказался и специально посвященный «германскому золоту». Изучавший этот документ В. Л. Мальков изложил его содержание в целом ряде взаимосвязанных тезисов: 1. Обвинение большевиков и Ленина в том, что они находились на «содержании у Германии» не ново. Оно в виде слухов появлялось и исчезало и до октября 1917 г. После же прихода большевиков к власти «сомнительные по виду и таинственные фигуры» стали буквально осаждать союзнические миссии в России с предложениями продать информацию о «германском следе». При ближайшем ознакомлении выяснилось, что она не дает оснований для однозначного вывода с любым знаком. 2. Новая вспышка старого скандала – не за горами и соответствует самой природе русского революционного движения, представители которого всегда полагали, что «цель оправдывает средства». 3. Правильное понимание ситуации с «грязными деньгами» может быть составлено только в связи с историей революционного движения в России. Личный опыт Булларда, приобретенный в годы первой русской революции на посту секретаря американского общества друзей русской свободы еще до приезда в Россию, говорит о том, что многие выдающиеся представители русского демократического движения (Е. К. Брешко-Брешковская, Н. В. Чайковский, П. Н. Милюков) не гнушались получать финансовую поддержку американцев при прямом посредничестве Булларда. Во время русско-японской войны партия эсеров с согласия японского правительства и на деньги еврейских банкиров в Нью-Йорке вела агитацию против самодержавия в японских лагерях для русских военнопленных… Почти все революционные партии России открыто брали японские деньги. Они не гнушались брать и английские деньги, и англичане, в период русско-японской войны относящиеся враждебно к России, также вложили большие деньги в русскую революцию, в частности, в транспортировку оружия, иными словами, в период с 1905 по 1908 г. все революционные партии были «одним миром мазаны»… 4. Ни одна из революционных, антицаристских партий, пропагандировавших поражение царизма после 1914 г., не была настроена прогермански. Действительно прогерманской партией в России была только «Дворцовая» партия. Но именно потому, что антицаристские партии были настроены против кайзера, они легко соглашались использовать его деньги в собственных целях. 5. Едва ли Ленина занимал вопрос, откуда он получал деньги, и в то же время естественно, что немцы одобрительно относились к идее возвращения Ленина в Россию после революции. Получили ли они в обмен на согласие транспортировать Ленина на Восток какие-либо обещания, не имеет значения. Ленин все равно не чувствовал себя связанным ими. Конечно, для человека с Запада, оказавшегося в России, факт согласия большевиков взять деньги является доказательством того, что они – орудие в руках немцев. Для русского революционера все представляется иначе. Очень возможно, что Ленин принял деньги с намерением в походящий момент надуть своих благодетелей. Одним словом у немцев был свой расчет, у Ленина – свой. 6. Причиной снятия с сидящих в тюрьме большевиков обвинения Временным правительством является то, что эсеровская партия сама получала деньги от Антанты. Боясь скандальной огласки, ее руководители посчитали за благо снять вопрос с повестки дня. 7. Доказательства виновности большевиков в виде предания гласности документов было достаточно, чтобы любой американский штатный прокурор мог возбудить дело, но они не могли бы рассматриваться американским судом в качестве основания для разбирательства, а жюри присяжных вынесло бы свой оправдательный приговор за отсутствием необходимых улик. 8. Если даже большевики и получали «германское золото», их действия после того, как власть перешла к ним, показывают, что они перехитрили взяткодателей. 9. Генератором дела о «германском золоте» является партия кадетов, которая не финансировалась никем, кроме Антанты. Все материалы, поступившие в американское посольство и оказавшиеся в руках Сиссона, Булларда и Робинса, – из этого источника. Все они представляют собой копии с оригинала. Никто не видел оригинал[698].

Объективно изложенная проницательным и, как видно, хорошо информированным Буллардом история вопроса о «германском золоте» была связана с только что попавшими в США материалами, которые в скором времени получат название «Документов Сиссона», и была предназначена для того, чтобы помочь американскому правительству определить к ним свое отношение. Дело в том, что возникший в связи с этим вопрос – публиковать эти материалы или нет – вызвал неоднозначную реакцию президента Вильсона и государственного секретаря Ленсинга. Сам автор меморандума, по вполне понятным причинам, занимал нейтральную и осторожную позицию. «Если эта коллекция доказательств в лучшем случае и имеет какую-либо ценность или даже их аутентичность окажется признанной, – писал он, – все это ничего не докажет, кроме разве того, что большевистские лидеры в прошлом получали деньги из Германии». Вместе с тем Буллард признавал, что «как газетная сенсация в Америке эта история могла бы стать страшным ударом по пацифистскому движению»[699].

Последнее обстоятельство определенно повлияло на окончательное решение этого вопроса. Как отмечает профессор Э. Саттон, «в 1918 г. правительство США захотело повлиять на мнение американцев после непопулярной войны с Германией, и документы Сиссона, драматически доказывая исключительную связь Германии с большевиками, обеспечивали дымовую завесу…»[700]. Еще более важным фактором, побудившим американское правительство пойти на эту акцию, была необходимость определиться в своем отношении к произошедшей в России Октябрьской революции. Образование Советской республики, пишет американский историк С. Ленз, «было не просто еще одной проблемой для государственных деятелей западного мира, а проблемой совершенно иного порядка. В прежнем мире не нужно было опасаться разлагавшихся феодальных и племенных обществ. Конкуренцию великой нации могло составить лишь капиталистическое государство, стремившееся расширить сферу своего влияния. Война была единственной угрозой балансу сил великих держав. Но утверждение большевизма в России намного усилило и сделало более реальной другую опасность – опасность революции. Теперь западные лидеры вынуждены были защищать свою безопасность с двух флангов, а не с одного, как это было прежде. Это была отнюдь не радужная перспектива»[701]. Объяснение новой революции в России «торжеством германских интриг» хотя бы на время снимало «головную боль», отсюда такая заинтересованность американских правящих кругов к появлению компромата на большевиков. Тем более, что американский посол Д. Фрэнсис еще 10 декабря 1917 г. сообщал из Петрограда в Госдепартамент: «Только что узнал из заслуживающего доверия источника, что правительство в Смольном находится под абсолютным контролем германского генерального штаба»[702]. Американский историк К. Лэш пишет по этому поводу: «Нужда поверить в это предположение объясняет сильный интерес в США к так называемым документам Сиссона, которые имели целью доказать, что большевики были тайными агентами Германии. Ни одна другая союзная держава не придавала этим документам такого внимания, какое они привлекли в США. Только в США они были одобрены и опубликованы правительством, самим президентом, заявлявшим об их полной аутентичности, хотя на самом деле они свидетельствовали об обратном. Только в США их аутентичность была удостоверена известными историками и большинством прессы»[703].

Но мы несколько забежали вперед, не представив Эдгара Сиссона и не рассказав о том, как ему удалось заполучить «документы», которые, как потом выяснится, лишь усилят «головную боль» американского правительства. Э. Сиссон приехал в Петроград в ноябре 1917 г. как представитель пропагандистского ведомства США – Комитета общественной информации. По характеру своей профессиональной деятельности и предназначению, это был «энергичный и самоуверенный журнальный редактор и издатель, не привыкший считаться ни с какими официальными и административными авторитетами, к тому же усвоивший со слов самого президента Вильсона, что его миссия в России чуть ли на самая важная…»[704]. Однако для полного успеха своей миссии Сиссону нехватало самого малого – знания русского языка. Впрочем, его это не смущало, и он развил бурную деятельность по пропаганде «миротворческой политики» президента Вильсона и борьбе с германским влиянием в Советской России. Последнее обстоятельство не могло не привести в конце концов к встрече Сиссона с еще одним ярым борцом против «германских козней» – российским журналистом Е. П. Семеновым (Коганом), который, по его собственному признанию, был как раз тем человеком, сумевшим своим авторитетом заведующего редакцией «Демократического издательства» межсоюзнической комиссии пропаганды убедить редактора-издателя газеты «Живое слово» А. М. Уманского опубликовать 5 июля 1917 г. переданные для печати «документы» о «предателях-большевиках»[705]. Неудивительно поэтому, что именно Семенов получил 13 ноября 1917 г. следующее послание: «Многоуважаемый Евгений Петрович! Сохраните это письмо как документ. Мне предложили из официальных нейтральных источников из заграницы подробные сведения о секретной германской разведывательной работе в России, в нейтральных и союзных странах, с помощью фирм, а также список немецких шпионов в России. За все это количество информации запрашивают 50 000 руб. Я не имею таких денег и я хочу предложить ознакомить с этим материалом союзных послов. Таким образом, я получу копию этих сведений и буду в состоянии помочь России в тот момент, когда немцы постараются надеть на нас экономические цепи и заставить нас забыть прекрасные дни первой революции и признать опять Романовых или других царей. Ваш А. Оссендовский»[706].

С этого письма началось сотрудничество Фердинанда Оссендовского, который часто подписывался своим вторым именем – Антоний, и Евгения Петровича Семенова (Когана), двух близких по духу и целям борьбы (оба противники только что пришедших к власти большевиков), сотрудничество, которое в скором времени дает плодотворные результаты, в том числе и деньги. Правда, поначалу, когда Семенов связался с посольствами и предложил купить «списки немецких шпионов в России», он получил отказ. Тогда они решили действовать иначе, а именно – попробовать опубликовать имевшиеся у них «документы» в печати и таким образом привлечь к ним заинтересованных лиц. В Петрограде сделать это было практически невозможно из-за жесткого контроля большевиков над столичной печатью, и Семенов двинулся на юг, где формировалось белое движение. В декабре 1917 г. в издававшейся кадетами газете «Приазовский край» были опубликованы сенсационные документы о связях большевиков с Германией. Позднее П. Н. Милюков авторитетно свидетельствовал, что появившиеся в газете «Приазовский край» документы являлись продолжением тех, которые были напечатаны в дни июльского выступления большевиков, и окончательно разоблачают источники, из которых субсидировалось предприятие Ленина. «Ссылки под документами, – писал он, – не оставляли никакого сомнения в происхождении этих документов. Это были данные, приобретенные агентами союзной разведки. Документы носили и все внутренние признаки достоверности»[707]. Увы, в данном случае в П. Н. Милюкове говорил отнюдь не историк-источниковед, а политик, глубоко убежденный в том, что большевики были платными германскими агентами. Однако в своем убеждении Милюков был не одинок. Другой историк Ю. В. Готье (будущий советский академик), записал в своем дневнике 22 января 1918 г.: «В газете „Фонарь“ напечатаны опубликованные ранее в „Приазовском крае“ документы относительно немецких денег, которые получали Ленин, Троцкий и К° на свои „предприятия“ от Германии. Конечно, все это было известно и раньше, но документ имеет всегда особенную силу и вес»[708].

Собственно говоря, на подобное восприятие и была рассчитана акция по «отчуждению» документов от их владельцев. Многократно перепечатанные в газетах, в том числе иностранных, и размноженные на пишущих машинках документы теперь действительно заинтересовали и заинтриговали тех, кому они адресовались в первую очередь, – представителей союзных посольств и представительств. Очень скоро они оказались и в американском посольстве. Правда, принес их сначала уполномоченный американской миссии Красного Креста Р. Робинс, который симпатизировал большевикам и даже встречался в январе 1918 г. с Лениным. «2 февраля Робинс принес мне английскую версию пачки документов, которая, если она была истинной, показывала, что Ленин, Троцкий, Зиновьев, Фюрстенберг-Ганецкий и некоторые большевистские лидеры были аккредитованными и оплачиваемыми агентами Германии в момент их возвращения в Россию, а также способы их финансирования, – вспоминал Э. Сиссон. – Документы не показывали германские связи после революции, не имели более поздних, чем октябрь 1917 г. дат. Являясь не более, чем ключом сами по себе, став в ближайшее время составной частью общего политического фона, документы оказали важное моральное воздействие на нас обоих, изучавших их»[709]. В результате этого изучения их пути разошлись: Робинс, сразу же засомневавшийся в подлинности этих документов, отказался содействовать в их приобретении и пропаганде, и Сиссон стал действовать самостоятельно. Теперь самое время предоставить слово Е. П. Семенову: «Мне сообщили, что правительственный агент (в американском смысле этого слова: agent), стоящий во главе пропаганды Северо-Американских Соединенных Штатов, явился в Россию, чтобы собрать данные и подготовить почву для признания большевиков. Я поэтому вначале отказался иметь какое бы то ни было дело с американским правительством. Но Сиссон настойчиво убеждал меня дать ему документы, дать ему доказательства измены Ленина и К° и работы их с германцами. Он мне показывал некоторые фотографии (из наших), которые ему передали в одной союзной миссии: „Дайте мне документы, о которых мне говорил посол. Вы не знаете, какое важное историческое дело вы сделаете! После продолжительной беседы я попросил отсрочить решение на сутки. На следующий день наша беседа возобновилась. И когда я убедился, что не все со стороны Вашингтона потеряно, я согласился дать г. Сиссону все, что у меня тогда было. Мы подробно переговорили с ним о положении дел в этот момент. Я ему рассказал об организации военных и о съемке лент… Его душа журналиста и агента встрепенулась. Он подпрыгнул от восторга, несмотря на свою американскую выдержку и серьезность. Следующее свидание я ему и Булларду назначил в час, когда ко мне должен был явиться член военной организации со свежей лентой. Когда Эдгар Сиссон получил документы и ленты (первые из рук коллеги, а вторые из рук члена военной организации), он так был доволен, что заявил: „Теперь мне здесь делать нечего. Я уезжаю обратно“. Третьего марта 1918 года мы с ним простились. Но еще из Петрограда он послал несколько шифрованных телеграмм в Вашингтон и этим, как мне говорили, приостановил приготовления Вашингтоном признания большевиков!“[710].

Хотя это свидетельство и отдает хлестаковщиной, в особенности относительно роли «документов» в непризнании большевиков Вашингтоном, тем не менее следует признать, что Сиссон вместе с американским послом Фрэнсисом действительно были в восторге от попавших к ним материалов и постарались сразу же придать им сенсационный характер. 9 февраля 1918 г. Фрэнсис направил в Государственный департамент специальное донесение, составленное им и Сиссоном по «документам», в подлинности которых, как уверял Фрэнсис, у них не было никаких сомнений и поисками оригиналов которых, по его словам, они были заняты[711]. Буквально через несколько дней эти «поиски» увенчались успехом, который стоил, впрочем, 25 тыс. долларов, о чем забыл упомянуть в своих воспоминаниях Семенов. Как пишет К. Лэш, «Сиссон уплатил 25 тыс. долларов за эти секреты под впечатлением того, что он делает самую большую сенсацию в анналах современного журнализма»[712]. Английский дипломат Б. Локкарт, считавший Сиссона просто агентом американской разведки, писал, что «самым выдающимся подвигов этого господина явилась, впрочем, покупка пакета так называемых документов, которыми не соблазнилась даже наша разведка, до того они были грубо подделаны»[713].

В самом деле еще до того, как Сиссон приобрел у Семенова столь желанные для него документы, их подлинность была поставлена под сомнение в целом ряде либеральных периодических изданий в Великобритании, США и Франции. Прямо-таки разоблачительную статью опубликовал британский корреспондент «Русского слова» С. Поляков-Литовцев в «New Europe». Эта статья была перепечатана во многих газетах и журналах, в том числе и в США. Тем не менее это не остановило американское правительство, ибо доставленные Сиссоном в Вашингтон документы показались эффективным средством борьбы с большевизмом и собственным пацифистским движением. В октябре 1918 г. они были опубликованы по личному распоряжению президента Вильсона, издание и рекламу сенсационных материалов под названием «Германо-большевистский заговор» осуществлял Комитет общественной информации под руководством Дж. Крила[714].

Однако расчеты, связанные с публикацией документов Сиссона, не оправдались, хотя буржуазная пресса и подняла большой шум, смакуя на своих страницах скандальные документы. Зато либеральная печать дружно ополчилась на инициаторов этой пропагандистской акции, указывая одновременно на противоречия и ошибки самой публикации, «New York Evening Post» выступила с рядом статей, в которых показывалась несостоятельность предпринятого издания. Опубликованные в этой газете документы Сиссона были снабжены пространным комментарием, в котором обращалось внимание на «замечательный дар предвидения» Германского генерального штаба, предугадавшего с необычайной точностью Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. В комментарии указывалось на необъяснимый факт датировки документов Германского генерального штаба, адресованных его представителям в Швейцарии и Швеции, по старому стилю, принятому в России, в связи с чем высказывалось более чем правдоподобное предположение о том, что эти документы были кем-то с умыслом составлены в России. Газета также напоминала своим читателям, что некоторые из наиболее важных документов и обвинений, выдвинутых мистером Сиссоном, были опубликованы в Париже несколько месяцев назад и их подложность была доказана[715]. Настаивая на этом тезисе журнал «Liberator» в своем декабрьском номере за 1918 г. писал, что американское правительство, признав их за подлинные, конечно, не знает, что они фальшивые, но им выгодно представлять дело в таком свете[716]. Это было уже выражением прямого недоверия к правительственной акции и потому ее инициаторам пришлось принимать срочные меры. И хотя Дж. Крил обвинил «New York Evening Post» и другие периодические издания в том, что своими сомнениями в подлинности «документов Сиссона» они оказывают поддержку и помощь врагам Соединенных Штатов, он был вынужден тогда же согласиться на экспертизу документов «беспристрастными учеными». Крил обратился к Национальному Совету исторических исследований с просьбой назначить экспертов для изучения документов. Когда стало известно, что одним из трех «беспристрастных» исследователей был избран профессор Чикагского университета С. Харпер (двумя другими были ведущий американский славист А. Кулидж и директор исторических исследований Института Карнэджи Дж. Джеймсон), то появились сильные сомнения в возможности объективного изучения документов, ибо стало ясно, что, несмотря на безукоризненную научную репутацию и высокую квалификацию двух других членов Комиссии, решающее слово будет принадлежать С. Харперу, главному консультанту американского правительства по «русскому вопросу» и ярому стороннику антисоветской интервенции. Комментируя выбор кандидатуры Харпера, журнал «Nation» писал 23 ноября 1918 г.: «Профессор Харпер действительно является профессором русского языка в Чикагском университете и он, вероятно, в состоянии прочитать документы Сиссона в оригинале и проверить точность их перевода на английский. Однако более неподходящей личности во всех других отношениях едва ли можно было найти в академических кругах. Профессор Харпер – открытый противник большевистского правительства»[717].

Высказанные опасения полностью подтвердились. После недельного ознакомления с документами Харпер и Джеймсон (Кулидж в этом участия не принимал) сделали заявление о том, что большинство из них определенно подлинные и что в остальных не содержится ничего такого, «что несомненно исключало бы мнение об их подлинности»[718]. Представляется, что даже при беглом изучении этих материалов Харпер и Джеймсон не могли не усомниться в их подлинности. Как потом установил американский исследователь К. Лэш при изучении совокупности материалов, относящихся к пресловутым «сиссоновским документам», в том числе и личного архива Харпера, американские эксперты при первом же знакомстве с этими материалами пришли к выводу о том, что они не подтверждают строящихся на них обвинений большевиков в тайных связях с Германским генеральным штабом. Но это явно не устраивало американское правительство, которое, полагая, что подобное мнение специалистов не будет содействовать «эмоциональному подъему, необходимому для мобилизации наших сил в ведущейся борьбе»[719], настояло на прямо противоположном заключении. Сам Харпер впоследствии оправдывал свою неблаговидную позицию тем, что в действительности Ленин «был в десять раз опаснее, чем если бы его представили германским агентом»[720] (!?) Более определенно он высказался в той части своих воспоминаний, которая была опущена при их публикации. «Мой опыт с документами Сиссона, – писал Харпер, – ясно показал то давление, которому подвергаются профессора во время войны… для профессора невозможно было не внести свой вклад в развитие военного духа, даже если это было сопряжено с необходимостью заявлений определенно пристрастного характерам»[721].

Подписанное Харпером и Джеймсоном заключение об аутентичности «документов Сиссона» было передано по радио и распространено Комитетом общественной информации в американской печати. Срочно было предпринято новое издание скомпрометированных документов, в подлинности которых читателя теперь уверяло помещенное здесь же авторитетное заключение американских историков. Но убедить общественное мнение США правительству так и не удалось. Либеральная пресса по-прежнему выражала сомнение в подлинности документов Сиссона, осуждала подписавших заключение Харпера и Джеймсона за сделку со своей совестью и дискредитацию профессиональной чести американских историков. Пропагандистское назначение опубликованных материалов о германо-большевистском заговоре аргументированно раскрыл Джон Рид, находившийся в 1917 г. в революционной России[722].

В феврале 1919 г. «документы Сиссона» были опубликованы в США на русском языке под названием «Немецко-большевистская конспирация», но, судя по тому, что советские исследователи в течение длительного времени могли получить в спецхранах центральных библиотек лишь вариант на английском языке, можно предположить, что это издание либо тогда не дошло до Советской России, либо тщательно скрывалось от не в меру пытливых историков. И это объясняет тот парадоксальный факт, что наше массовое историческое сознание, познакомившееся с «документами Сиссона» в 90-е гг. в переложении доверчивых публицистов, журналистов и даже некоторых историков, восприняло все за чистую правду. Между тем опубликованная на Западе и у нас критическая литература, посвященная «документам Сиссона», не дает серьезных оснований для доверчивого к ним отношения. Интересно, что в 1919 г. эти документы были подвергнуты критике в Германии, где вышла специальная брошюра с предисловием одного из лидеров социал-демократической партии Ф. Шейдемана, входившего тогда в состав германского правительства. Уже тогда в ней было доказано, что немецких военных учреждений, от имени которых якобы исходили опубликованные документы, не существовало в природе, их бланки и печати являются фальшивыми, а фамилии офицеров, подписи которых стоят под этими документами, не значатся в немецких списках[723].

Таким образом инициаторам публикации «документов Сиссона» пришлось с самого начала обороняться от назойливых критиков как в самих США, так и за их пределами, и потому они тщательно оберегали их «оригиналы», которые хранились в сейфе у президента Вильсона.

В 1921 г. пришло время выступить в защиту их подлинности и одному из главных действующих лиц – Е. П. Семенову. Он выступил с целой серией статей под общим названием «Германские деньги у Ленина. История «кампании документов»« в издававшейся в Париже П. Н. Милюковым газете «Последние новости». Предваряя публикацию этой статьи, редактор-издатель счел необходимым осветить «историю вопроса», признав, что с первым же появлением «документов Сиссона» в печати «против них поднялась целая буря» и что скоро установилось мнение о подложности этих документов. «На сиссоновские документы боялись ссылаться и доказательства «подкупа» большевиков, в них заключавшиеся, были мало-помалу забыты, – писал П. Н. Милюков. – Я, ознакомившись с ними за границей, получил впечатление их несомненной подлинности. Но некоторые из доказательств фальсификации и на меня произвели впечатление. Лично для себя я разрешил вопрос так, что лица, доставлявшие документы Сиссону, действительно имели доступ в большевистские учреждения и действительно дали ценные материалы, но так как за эти документы платились деньги, и, вероятно, немалые, то, быть может, за оскудением подлинников посредники иной раз подкидывали и сочиненные ими при помощи приобретенных ими знаний и бланков. Таким образом и была испорчена вся серия. Это толкование я даже внес в напечатанный текст моей «Истории Второй революции»… Ввиду этого получает исключительную важность показание не простого свидетеля, а участника передачи части этих документов Сиссону, – показание, которое посчастливилось получить редакции «Последних новостей». Посредником Сиссона при получении документов, как оказывается, был известный сотрудник «Вечернего времени» Е. П. Семенов. Семенов – человек не нашего лагеря, но его статьи, которые мы начинаем печатать в «Последних новостях» со вторника, 5 апреля, имеют всю цену и весь вес показания, которое должно будет фигурировать как одно из важнейших доказательств перед комиссией Рейхстага, если ей суждено состояться. Конечно, для настоящего времени, когда в роли германцев при произведении большевистского переворота давно уже никто не сомневается, злободневность наших документов в значительной степени утрачена. Но Ленин еще не пал, и среди обманутых им народных масс знакомство с этими документами может произвести то же впечатление, которое произвели на петроградский гарнизон гораздо слабейшие по содержанию данные в июльские дни 1917 года. С этой точки зрения, разоблачения г. Семенова, несомненно, имеют выдающийся политический интерес. Их значение, во всяком случае, чрезвычайно важно для историка, которому отныне возвращается право пользоваться заподозренными документами, внутренняя достоверность которых была для меня лично и ранее вне сомнений»[724].

Сам же Семенов рассказал на страницах «Последних новостей» прямо-таки детективную историю о том, как он с одним молодым писателем и лектором сумели войти в контакт с некоторыми чиновниками из Смольного, через которых они стали получать «интересные бумаги», поступавшие в Совнарком из различных большевистских учреждений и Германского генерального штаба. «Вначале работа была очень трудная, опасная именно вследствие беспорядка, царившего и в комнатах под нумерами в Смольном, и в штабах и в комиссариатах (министерствах), – писал герой этой детективной истории. – Крайняя осторожность заставляла наших друзей и нас самих ограничиваться в первые недели копиями, которые наши друзья со страшным риском снимали с поступавших в Смольный бумаг, циркуляров, писем и т. д.»[725]. Этот пассаж понадобился автору для того, чтобы еще раз подтвердить реальное происхождение машинописных копий, проданных Сиссону и теперь уже опубликованных в США. «Когда Совет Народных Комиссаров решил переехать в Москву, – продолжал он, – в Смольном началась лихорадочная работа по упаковке архивов, бумаг и т. п. Все было уложено и упаковано в особые ящики, которые предназначены были для перевозки в Москву». Не менее красочно объяснял Семенов и происхождение оригиналов: «Друзья заметили, в каких ящиках находились интересные для нас документы, и под строгим секретом сообщили оберегавшим ящики матросам, что именно в этих ящиках спрятано перевозимое в Москву золото! Конечно, в ту же ночь большинство ящиков оказалось взломанными и затем наскоро и кое-как снова закрытыми и даже незаколоченными. Наши друзья не преминули этим воспользоваться и достали из ящиков несколько оригинальных документов»[726].

Добытые, по версии Семенова, в результате рискованной операции «документы» из Смольного («оригиналы» и фотокопии «оригиналов» – всего 53) были переданы, а точнее говоря, проданы Сиссону, который опубликовал их в основной части своего доклада «Германо-большевистский заговор». Общая направленность документов заключалась в том, что Ленин и другие видные деятели большевистской партии были с начала Первой мировой войны платными немецкими агентами, захватившими с помощью Германского генерального штаба и «немецкого золота» власть в октябре 1917 г.; именно поэтому политика большевистского правительства стала определяться Разведывательным бюро Германского генерального штаба, открытого в Петрограде 25 октября 1917 г. Не могу не признаться, что, познакомясь много лет тому назад с «документами Сиссона» и не владея еще самой проблемой, я испытал, мягко выражаясь, сильное смущение. В самом деле, если не задаваться вопросом, а действительно ли это подлинные документы, и оставаться на позиции презумпции невиновности их издателя, то нельзя, читая документ за документом, в конце концов не поверить, что в них содержится сущая правда. В этой связи хочу также привести первую реакцию на документы Сиссона одного из крупнейших историков России XX в., профессора В. И. Старцева: «Должен сказать, что они произвели на меня ошеломляющее впечатление. По внешнему виду и по первому впечатлению, они казались стопроцентно подлинными. Помимо английского перевода Сиссон напечатал фотокопии уменьшенных вдвое немецких и русских оригиналов документов. Они выглядели вполне убедительно: угловые штампы Немецкого разведывательного бюро Германского генерального штаба в Петрограде, круглая печать этого бюро, входящие и исходящие номера, резолюции Л. Троцкого, М. Скрыпник, многих других видных членов большевистского руководства. А содержание документов говорило о том, что Совнарком в Петрограде являлся де послушным исполнителем приказов немецких офицеров, обосновавшихся в Смольном. Если даже на меня, опытного исследователя-источниковеда, воспитанника юридического факультета, документы произвели такое впечатление, то что же говорить о первых читателях «Документов Сиссона»? и о всех последующих, кто брал эту брошюру в свои руки?»[727].

Действительно, даже историки-профессионалы далеко не все выдержали испытание этими документами, оставшись под магическим воздействием содержавшихся в них «фактов» на всю оставшуюся жизнь. Особенно сильное впечатление на многих заинтересованных читателей и писателей, если судить по опубликованной литературе, произвел самый первый документ, который мы здесь приводим с комментариями самого Сиссона:

«Документ № 1

Народный Комиссар по Иностранным Делам

(совершенно секретно)

Петроград, 16 ноября 1917 г.

Председателю Совета Народных Комиссаров.

Согласно постановлению, вынесенному совещанием Народных Комиссаров, тт. Лениным, Троцким, Подвойским, Дыбенко и Володарским, нами исполнено следующее:

1. В Архиве Комиссии Юстиции из «дела» об «измене» тт. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. изъят приказ Германского Императорского банка за № 7433 от 2-го марта 1917 года об отпуске денег тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России.

2. Проверены все книги «Nya banken» в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по ордеру Германского Императорского банка за № 2754. Книги эти переданы тов. Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные Народного Комиссара по Иностранным Делам

Е. Поливанов, Ф. Залкинд

Примечание. Российский Совет Народных Комиссаров находился всецело под властью своего председателя Владимира Ульянова (Ленина), бывшего в ту пору Министром иностранных дел Льва Троцкого, в настоящее время состоящего Военным Министром, и посла в Германии А. Иоффе. Письменная пометка на полях гласит: Секретному Отделу. В.У. Так Ленин привык обозначать свои инициалы. По-английски было бы «V.U.» для обозначения Владимира Ульянова. Таким образом, если бы не нашлось нигде другого официального документа, удостоверяющего приказ Имперского банка за № 7455, одного этого было бы достаточно для доказательства его содержания: вот где находится звено, соединяющее Ленина непосредственно с его поступками и его виновностью. Но как бы то ни было, данные, составляющие содержание циркуляра, существуют, и они следующие:

Предписание: 2 марта 1917 г., от Имперского банка, представителям всех Германских Банков в Швеции.

Сим уведомляется, что требования денег, предназначенных для пропаганды в России, будут получены через Финляндию. Требования эти будут поступать от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Меркалина, лиц, которым счет был открыт в согласии с нашим предписанием за № 2754 в агентствах, частных германских предприятиях Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все эти требования должны сопровождаться одной из двух подписей следующих лиц: Диршау или Милькенберга. При условии приложения одной из упомянутых подписей вышеуказанных лиц сии требования должны быть исполнены без всяких отлагательств. № 7435. Имперский банк

В моем распоряжении нет ни копии этого циркуляра, ни фотографии, но документ № 2, ближайший по порядку доказывает его достоверность одинаково любопытно и достоверно…»[728]

Касаясь этого документа «убийственной силы», известный русский историк-эмигрант С. П. Мельгунов еще в 1940 г. заметил: «Все это так несуразно, не говоря уже о самой довольно-таки странной комбинации имен в документе от 2 марта, что не стоит подвергать текст дальнейшей критике»[729]. Однако спустя более 50 лет некоторые отечественные историки, не подвергая текст никакой критике, пришли к совершенно иным выводам. Бывший руководитель кафедры международных отношений Высшей партийной школы в Москве кандидат исторических наук А. Г. Латышев в своей книге «Рассекреченный Ленин» открыл, что «документ, идентичный давно известному документу из числа собранных Сиссоном и опубликованных в США – хранится в ленинском секретном фонде с пометкой вождя. Минимальное разночтение в их текстах объясняется тем, что документ Сиссона известен нам в двойном переводе – на английский язык и с английского…»[730]. Мы еще вернемся к этому минимальному разночтению, но после того, как познакомимся с точкой зрения еще одного известного специалиста Д. А. Волкогонова, также обнаружившего этот документ в ленинском фонде и цитирующего его в своей книге «Ленин»[731]. Нисколько не сомневаясь в подлинности своей находки, Волкогонов приводит ее в своей книге в качестве одного из доказательств высказанного им весьма субъективного суждения. «Однако известно, что сразу же после Октябрьского переворота Ленин и его сторонники распорядились немедленно изъять все материалы следствия против них. Лидер переворота страшно торопился и держал под личным контролем процесс нахождения, изъятия (и, видимо, уничтожения) компрометирующих материалов. По поручению Народного комиссариата иностранных дел его сотрудники Ф. Залкинд и З. Поливанов 16 ноября 1917 года докладывали об изъятии материалов незаконченного следствия…»[732]. Текстологическое изучение этих документов позволяет выявить не только «минимальные разночтения», неправильное воспроизведение номеров счетов Имперского банка[733], трудно объяснимые совпадения ошибок и опечаток, но и предположить, что в данном случае мы имеем дело не с подлинником, а с текстом, переведенным с английского из опубликованных «документов Сиссона». Нет ничего удивительного в том, что такой документ оказался в фонде Ленина: он, конечно же, следил за тем, что писали о его «связях с Германией», и как сообщает Волкогонов, в Центральном особом архиве даже хранится досье Э. Сиссона[734].

Что же касается содержательной части этого ударного «документа» сиссоновской публикации, то она вне всякой критики. Ее фактура настолько примитивна, что выдает страстное желание автора документа «замазать» как можно сильнее упоминаемых в нем лиц. В самом деле, зачем по такому щекотливому вопросу да еще в таком составе созывать совещание и принимать резолюцию? Да еще привлекать к этой деликатной операции почти «человека с улицы» – Е. Поливанова, проработавшего в Наркоминделе в должности сотрудника канцелярии всего несколько недель? Если все же этим ловким сотрудникам удалось добраться до архива Министерства юстиции и изъять из дела об «измене» товарищей Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др., такой компрометирующий документ, как приказ германского имперского банка от 2 марта 1917 г., предписывающий платить Ленину и его соратникам «за пропаганду мира», то почему Временное правительство не опубликовало его в июльские дни 1917 г. вместо того, чтобы публиковать невнятную коммерческую переписку между Петроградом и Стокгольмом? Между прочим, названные в этом документе лица, которым платили «за пропаганду мира», в марте 1917 г. находились в разных концах Европы и даже в Америке и не были еще, как бы сейчас сказали, в «одной команде». Наконец, как удалось уполномоченным Наркоминдела не только просмотреть, но и заполучить «книги банка Nya» из Стокгольма в Петроград, чтобы их «передать Мюллеру, командированному из Берлина»? Но что в действительности было вряд ли возможно, то в богатом воображении автора этого «документа» соединилось в прихотливую цепь мифических фактов, выросших из реальной действительности.

Знакомство с главным документом сиссоновской публикации дает, с моей точки зрения, достаточно конкретное представление о характере всей «документальной серии»… Дабы не испытывать терпение читателя, приведу только еще один документ – секретное письмо никогда не существовавшего в Петрограде «Разведывательного отделения Большого Генерального штаба Германии» Председателю Совета народных комиссаров Ленину от 12 февраля 1918 г.:

«Разведочное отделение имеет честь сообщить, что найденные у арестованного Коншина два германских документа с пометками и штемпелями Петербургского Охранного отделения, представляют собой подлинные приказы Имперского банка за № 7453 от 2 марта 1917 года об открытии счетов тт. Ленину, Суменсон, Козловскому, Троцкому и другим деятелям на пропаганду мира по ордеру имперского банка за № 2754. Это открытие доказывает, что не были своевременно приняты меры для уничтожения означенных документов»[735].

Одна ссылка на пометы и штемпеля «Петербургского охранного отделения» (на самом деле официальное название всегда было «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице») позволяет усомниться в подлинности этого документа. Неувязка в документе и с датой приказа об открытии счета – 2 марта 1917 г. по новому стилю, поскольку документ немецкого происхождения. Выходит, что приказ появился за 10 дней до Февральской революции, успел попасть из Германии в Петроград, где был перехвачен охранкой. Остается только гадать, как могли уцелеть именно эти два документа, когда весь архив охранного отделения был разграблен и сожжен в дни Февральской революции? Но даже если поверить в их чудесное спасение, то почему названные в этих документах лица не были арестованы как немецкие шпионы, ведь улики-то против них были самые прямые?

Теперь, когда «документы Сиссона» опубликованы на русском языке в нашей стране, к сожалению, без надлежащих комментариев, каждый заинтересованный читатель может обнаружить источник вдохновения многих публицистов, журналистов, писателей, черпавших из него «подлинные документы» и превращавших мифы в «достоверные факты». Пожалуй, самым ярким по своей нелепости, которая у нас стала исторической правдой, является «документ», направленный 25 октября 1917 г. из Германского генерального штаба «Правительству Народных Комиссаров». Ссылаясь на заключенное еще в июле 1917 г. соглашение с «вождями русской революционной армии и демократии» Германский генеральный штаб уведомлял «Правительство Народных Комиссаров» о том, что направляет в Петроград своих офицеров для организации «Разведочного отделения штаба.» «Разведочное отделение, – говорилось далее, – согласно договору с гг. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет иметь наблюдение за иностранными миссиями и военными делегациями и за контрреволюционным движением, а также будет выполнять разведывательную и контрразведывательную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты»[736]. Вот из какого источника появились германские офицеры в Смольном, став там полными хозяевами положения! Оставляя в стороне вопрос о том, почему Германский генеральный штаб пользуется в своем делопроизводстве старым стилем, нельзя не обратить внимания на другой, более существенный «прокол»: 25 октября 1917 г. «Правительства Народных Комиссаров» еще не существовало, а Ленин с Троцким, в ожидании взятия Зимнего дворца и ареста Временного правительства вечером 25 октября, лежа на газетах в одной из комнат Смольного, еще обсуждали, как назвать новую власть. А в Берлине, оказывается, уже знали, а может быть даже и подсказали, как отличить от Временного правительства будущее Временное рабоче-крестьянское правительство, созданное в ночь на 26 октября на Втором Всероссийском съезде Советов. Хотите знать, откуда появились в Петрограде немецкие военные советники и боевые офицеры, которые помогли большевикам устоять перед войсками Керенского – Краснова? Тогда познакомьтесь с «документом» Германского генерального штаба от 19 ноября 1917 г., в котором сообщается о направлении в распоряжение Совета народных комиссаров военных консультантов. Последние должны были выбрать из числа немецких пленных офицеров «кадры наиболее полезных и способных сотрудников, которые составят опору новой власти, как это было условлено на совещании в Стокгольме при проезде Ленина, Зиновьева и др. в Россию»[737].

Особое место в публикации Сиссона занимают «документы», которые, по его словам, «подробно показывают, каким образом германское правительство финансировало русскую большевистскую революцию через посредство Германского Имперского банка». Кроме того, пояснял Сиссон, они показывают, что требовали взамен германские финансисты и промышленники, диктовавшие большевистскому правительству свои условия[738]. Далее следовал в качестве неотразимого доказательства «документ», исходивший прямо из Рейхсбанка, разумеется, с комментарием публикатора:

«(Совершенно секретно)

Берлин, 8 января 1918 г.

Народному Комиссару по Иностранным делам

Сегодня мною получено сообщение из Стокгольма, что в распоряжение наших агентов переведено 50 миллионов рублей золотом для вручения их представителям Народных комиссаров. Кредит этот предоставлен Правительству России на уплату содержания Красной Гвардии и агитаторов в стране. Имперское правительство считает своевременным напомнить Совету Народных Комиссаров необходимость усиления пропаганды в России, так как враждебное к существующей в России власти отношение Юга России и Сибири очень озабочивает Германское Правительство. Необходимо послать повсюду опытных людей для установления однообразной власти.

Представитель Имперского банка фон Шанц.