Человек или демон?

Человек или демон?

Чтобы добраться до первообраза, постараемся сначала исключить исторические ассоциации и заимствования из сказок. Мотивы искупления грехов, аскетического подвига и ухода от мирской жизни взяты из церковной традиции, в которой лес и пустыня считались основным «полигоном» для борьбы с дьяволом[40]. Святой Перегрин, войдя однажды в темный лес, очутился посреди скопища демонов во всевозможных обличьях, которые возопили к святому: «Зачем ты явился сюда? Этот лес — наш».

В легендах кельтов — христиан святые живут в лесу, окруженные не монастырской братией, а лесным зверьем. К ним приходят за советом не только крестьяне, но и короли, как в ирландской поэме X в. Этим отчасти объясняется пророческий дар дикого человека и интерес к нему со стороны сильных мира сего.

Побег в лес и одичание также имеют исторические корни. Р. Бернхаймер утверждает, что по своему происхождению дикари из легенд — это обыкновенные люди, которые деградировали и уподобились животным. Причиной их отчуждения могло служить либо временное помешательство, либо феномен Маугли — человека, угодившего в лес в младенческом возрасте и выросшего среди животных. Нашему современнику, наслышанному об ужасах прошлого, средневековый мир представляется не имеющей границ психлечебницей. Оторванность ее пациентов от реальности, подпитываемая каждодневными страхами, благоприятствовала развитию шизофрении, а жизнь научала жестокости, поэтому детей уносили и уводили в лес целыми группами.

Горгулья на фасаде собора Нотр-Дам де Мулен (XVI в.)

Списывать на болезнь не понятные тебе и не разделяемые тобою поступки и побуждения — уловка старая как мир. Мерлин, Ивейн, Тристан — все они прошли через стадию юродства. А относительно ирландских безумцев у нас имеется свидетельство автора норвежского трактата «Королевское зерцало» (1250), описывающего так называемых gelt (этим словом поименован и Суибне) — воинов, лишающихся рассудка на поле боя: «Когда сходятся две армии, образуются два боевых порядка и из обоих раздаются дикие боевые крики, при этом случается, что мягчайшие и самые молодые люди, которые ранее еще не участвовали в битвах, от ужаса и страха теряют рассудок; тогда они убегают от других в леса и питаются, как звери, они избегают человеческого общества, как дикие звери». Они научаются лазать по деревьям, как обезьяны или белки, а после двадцати лет пребывания в лесу у них вырастают «перья, как у птиц, защищающие их от холода и мороза».

Норвежец отличает этих сумасшедших от другого существа, обитающего в лесах Ирландии: «Случается в той земле еще, что люди вдруг встречают в лесу странного зверя, о котором трудно сказать, человек он или зверь, потому что никто еще ни разу не слышал из его уст ни одного слова, так что даже трудно сказать, понимает ли он вообще человеческую речь. Но при этом он выглядит совсем как обычный человек: у него две руки и две ноги и человеческое лицо, разве только растут на его теле волосы, подобные звериной шерсти. А по всей спине его растет грива, как у лошадей, она длинная, грубая и черная и порой достигает она такой длины, что когда человек этот останавливается, спадают его волосы до самой земли». Это описание заметно ближе к интересующему нас первообразу.

Следующий мотив — помощь, которую дикий человек оказывает людям. Советы он дает неохотно и с горькой насмешкой, как Мерлин, или добровольно, как персонажи из «Мабиногиона» и «Ивейна». Иногда, чтобы воспользоваться услугами дикаря, приходится его отлавливать. Следовательно, он не может соотноситься с пророком или святым. Издревле в лесах и пустынях ловили существ демонических и довольно презренных. В качестве приманки служила не чудесная музыка, а вино, отведав которое дикарь крепко засыпал и позволял себя связать.

Царь Мидас, подмешав вино в воду источника, заманивает в свой дворец напившегося вдрызг Силена и, возвратив его Дионису, удостаивается от бога благодарности. Римский правитель Нума Помпилий ловит лесных божеств Пика и Фавна, заколов у ручья овцу и поставив кувшины с крепким вином. С помощью пленников он защищает свой город от молний. Позднейшая итальянская вариация этого сюжета — поимка сальванеля, живущего среди лесов в пещерах и пасущего стада тучных овец. Ночью он ворует молоко у пастухов и попадается на вино, налитое в молочный горшок.

В талмудических сказаниях царь Соломон пленяет демона Асмодея, наполнив вином колодец, куда тот приходит напиться. У мусульман Соломон тем же способом ловит могучего демона Сахра. В западной обработке библейских историй есть эпизод, восходящий к XI в., в котором Соломон отлавливает змея, выпивающего все колодцы и цистерны в Иерусалиме, наполнив одну цистерну вином и медом. Наконец, в легенде о Соломоне и Китоврасе, известной на Руси с XIV в., посланный царем боярин наливает в два колодца вина, а в третий — мед и накладывает цепи на захмелевшего Китовраса. Пленники работают на строительстве храма и стараются перехитрить царя, что им обычно удается. Как и Мерлин, они любят говорить загадками и покатываются со смеху.

В мире сказок ловля правителем дикаря относится к типу АТ 502 («Дикий человек как помощник»). Дикарь отнюдь не безобиден. В отличие от Мерлина он не мечтает, сидя у источника, а опустошает поля и утаскивает людей в болото. В итальянской сказке из сборника Джованни Страпаролы (середина XVI в.) охотящийся король Сицилии замечает «выходящего из лесной чащи дикого человека, очень рослого и дородного, но до того безобразного и мерзкого с виду, что все просто диву давались, и к тому же наделенного огромной телесной силой». Король и два его лучших рыцаря одолевают дикаря после долгой и упорной борьбы.

В сказке братьев Гримм дикий человек (Железный Ганс) похищает королевских егерей и сидит в глубокой луже; он темнокож, словно ржавое железо, и так оброс волосами, что они свисают у него до колен. В датской сказке живущий в болоте дикарь охотится на людей и зверей; обликом он схож с человеком, «только весь с головы до пят шерстью оброс, да глаз у него один посреди лба торчит». В венгерской сказке дикарь с золотой бородой ворует молоко из чудесного ручья и попадается на мясо и вино. В восточнославянских сказках фигурируют «Медный Лоб», «масенжный дзядок», «мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный», «железный вор», которые живут в лесу (болоте) и жгут скирды на царских полях.

Сказки типа 502 развиваются по сценарию бретонской легенды. Король сажает дикого человека в клетку или темницу, а юный принц его освобождает и в наказание изгоняется отцом из дома. Дикий человек берет мальчика к себе в лес или попадается ему на пути, оказывая помощь в согласии с формулой: «Как будешь в нужде, я тебе сам пригожусь».

Железный Ганс. Иллюстрация П. Хея (1935) к сказке братьев Гримм

Исследователи обратили внимание на нестыковку двух частей сказки: коварный и опасный дикарь превращается вдруг в мудрого воспитателя. Первая часть была отнесена к литературному сюжету поимки вора или полезного работника. Вне связи с дикарем этот сюжет встречается у Овидия и Максима Тирского, а в сказках ловить могут и других вороватых существ, например волшебную кобылицу или жар-птицу. Вторая часть — воспитание мальчика — отнесена к любимой всеми инициации.

Для нее весьма важной оказалась принадлежность сказочного дикаря к лесу. Да и литературные памятники Средневековья, включая истории о лесных жителях, местами удачно вписываются в инициацию. Не будем отрицать их зависимость от сказок. Например, в шотландской балладе «Росуэлл и Лилиан» (XV в.) король заключает трех рыцарей-изменников в темницу, где они дичают и зарастают волосами. Принц выпускает их оттуда тем же способом, что и в сказках. А в романе о Персевале (XII в.) Е.М. Мелетинский сумел отыскать ритуальный диалог посвященных и неофита. Происходит он, естественно, в лесу, в роли неофита выступает Персеваль, в роли посвященных — встреченные им рыцари. В сказке на юношу накинулись бы не рыцари, а дикари или иные «члены тайного мужского союза»[41].

Мерлин и его коллеги вроде бы никого не учат и не посвящают. Но ведь вы знаете, с кем обычно ассоциируется Мерлин? Конечно, с друидом. А друиды обучали молодых людей вдали от человеческого жилья, в глубине пещер и лесов. На это намекает римский поэт Лукан, говоря, что место их жительства — «сокровенные леса и рощи, куда они удаляются». По свидетельству Помпония Мелы, в конце I в. друиды уходили в леса, чтобы тайком наставлять в священных знаниях детей знатного происхождения.

Друид выглядит достойно и солидно. Лохмотья белого цвета, висящие на бретонском Мерлине, по-видимому, друидического происхождения. Но сибирский шаман, участвующий в инициации, по словам Элиаде, «постоянно ищет одиночества, становится мечтателем, любит блуждать по лесам или иным пустынным местам, у него начинаются галлюцинации, он сочиняет поэтические тексты и поет их сам себе… случается, что такой человек впадает в ярость или безумие, теряет контроль над собой, бежит в лес, живет там долгое время, питаясь корнями деревьев, бросается то в воду, то в огонь, наносит себе раны». Добавьте сюда новичков, удирающих с поля боя, и от таинственного дикого человека не останется и следа!

К счастью, легенды и сказки содержат ряд деталей, которые не могут быть приписаны отшельнику, пьянице, сумасшедшему или руководителю обряда.

Пропп называет Медного Лба хозяином зверей. В некоторых сказках царь хочет выведать его охотничьи секреты, а посевы дикарь травит потому, что принадлежит к старому лесному миру, враждебному новой земледельческой религии. Однако большинству его коллег звери не подчиняются, за исключением коня, подаренного им принцу. В сказке братьев Гримм лес, где живет Железный Ганс, «молчаливый и одинокий; изредка только орел над ним поднимется либо ястреб взлетит». В других сказках сидящий в болоте дикарь подстерегает зверей, а те его сторонятся.

Галльский барельеф с изображением бога Цернунна (I в.)

Убегают они и от Суибне, а Мерлин не всегда с ними справляется и позорно падает в реку со спины оленя. Но это бывшие люди, а вот непонятные дикари из «Мабиногиона» и «Ивейна» запросто управляют животными. При этом дикарь из «Ивейна» называет себя человеком, и в его облике, по наблюдению Ле Гоффа, наличествует ряд новых черточек в сравнении с валлийским коллегой, одна из которых — выпас быков, хотя и свирепых, но хорошо знакомых людям тварей, а не львов и змей.

Мерлина сопоставляют с кельтским богом Цернунном, имеющим неограниченную власть над дикими зверями. Цернунн наделен зооморфными чертами — в первую очередь ветвистыми рогами. Рассмотренные нами существа обладают лишь одним устойчивым признаком — перьями. Черта эта, казалось бы, вновь роднит их с друидами, которые в Ирландии носили одежду из птичьих перьев, а также с шаманами Сибири и Северной Америки. Но я соглашусь с Михайловой: перья свидетельствуют, прежде всего, о быстроте передвижения этих созданий. К тому же, по сведениям автора «Королевского зерцала», они вырастали у безумцев (если угодно, друидов и шаманов), а не у дикого человека, поросшего шерстью[42].

Быстрота — прерогатива беспокойных мертвецов и других выходцев с того света. В Бретани восставшие из могилы покойники могут необычайно быстро двигаться, а сильный порыв ветра наводит на мысль о промчавшемся мимо злом духе. Войско Херлетингов и Дикая охота на бешеной скорости проносятся над землей. В виде птицы изображается призрак человека, умершего неестественной смертью или связанного при жизни с погребальным ритуалом (в Ирландии — профессиональные плакальщицы). Иногда в облике птицы предстает банши и даже Айку. Во французских сказках, относящихся к типу 502, птица может подменять дикого человека, а в Бретани эту птицу зовут Мерлин [43]. Не забудем также, что демонический родитель Мерлина оплодотворяет монахиню, обернувшись птицей.

Таковы первые, очень слабые указания на инфернальную сущность лесного человека. Подтвердятся ли они в дальнейшем?

По мнению Бернхаймера, главная черта диких людей — волосатость. Средневековые гравюры изображают их густо покрытыми волосами, а не перьями. В сказках цвет и свойства волос разнятся. Чаще всего они черные или коричневые, реже — огненные, желтые, золотые (сюда же Пропп относит эпитет «медный»). Характеристика «железный» говорит об их жесткости и колкости, знакомых нам по описанию внешности Фер Кайле. Метафорически волосы связывают своего носителя с лесом (народные загадки; сказочный гребень для волос, из которого вырастает лес), генетически — с грубой и даже нечистой силой. Волосы на теле (не на голове) — показатель низкого интеллектуального развития и важнейший атрибут дьявола.

Древнейший из диких людей — шумерский Энкиду. Он обладает чертами, роднящими его с нужным нам персонажем: шерсть на теле, жизнь в степи, близость к диким животным, которых он защищает от охотников. Однако дикость — лишь эпизод в его биографии. Он приобщается к цивилизации (между прочим, соблазняется блудницей) и затем выступает с оружием в руках против тех самых зверей, которым покровительствовал. Подружившись с Гильгамешом, он вдохновляет его на подвиги и сам принимает в них участие. Круг замкнулся: Орсон и прочие куртуазные герои повторяют судьбу Энкиду. Это обычные люди, оказавшиеся на время в необычных обстоятельствах.

Как и первый человек, Энкиду создан из глины и считается то ли двойником, то ли соперником Гильгамеша.

В библейской Книге пророка Исаии упоминаются совсем другие существа. О Вавилоне сказано: «Но будут обитать в нем звери пустыни, и дома наполнятся филинами; и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. Шакалы будут выть в чертогах их, и гиены — в увеселительных домах» (Ис. 13: 21–22). О Тире: «И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение и находить себе покой» (Ис. 34: 14). В Вульгате вторая из этих фраз звучит иначе: «Демоны будут встречаться с оно-кентаврами, и лохматые перекликаться друг с другом, и ламия там возляжет и обретет покой». «Косматые» и «лохматые» составляют одну группу с дикими зверями и демоническими созданиями. Их не включили бы туда, будь они людьми — одичавшими или удалившимися в пустыню.

Латинское pilosus в значении «лохматое чудовище» впервые употреблено в Вульгате святым Иеронимом. Но как заметила Михайлова, тем же словом охарактеризован Исав, о котором Иаков говорит: «Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий» (Быт. 27: И). Видимо, в ту пору людей, чье тело обильно поросло волосами, уподобляли некоему обитателю пустыни. А в представлении современных ученых было наоборот: существо из пустыни назвали дикарем потому, что прежде оно являлось человеком. Логика научных рассуждений нам известна: волосатые люди существуют, а косматые демоны — нет.

Слово «дикий» сродни древнеславянскому «ди-вий». В славянском мире мы отыщем ярчайший аналог кельтского дикого человека. Это див — в сербских и болгарских сказках антропоморфное существо огромного роста и силы, обладающее магическим знанием. Оно получило свое имя от древнеиранского div (dev, daeva — «злой дух, демон»). Слово «див» употреблялось для обозначения нечистой силы, и от него, по мнению Я. Гримма, образовались славянское «дьявол» и немецкое teufel.

В «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» див трактуется как птица или птицеобразное существо. Он сидит на верхушке дерева и своими криками предвещает беду русскому войску, а в другом случае бросается с дерева на землю. В южнославянском фольклоре див имеет один глаз и чародейный посох. Его можно сопоставить с уже знакомым нам Асмодеем, а также с мифическими грифоном, Симургом и Семарглом. Див сохраняет двойственность подобно родственным ему по имени самодивам (вилам). Чтобы оправдать дива, вспоминают об ином значении слова «дивий» — «дивный, чудесный» (а в иранской мифологии «див» означало когда-то «Бог»). Последнюю связь доказать сложно, и гораздо очевиднее зловещий, свирепый облик дива.

Сведения о лесном человеке сохранились у всех евразийских народов, но изложить их подробно в рамках этой книги невозможно. Германский дикий человек покрыт шерстью и вооружен дубиной. Таким он представлен на геральдических гербах. Его часто сопровождает женщина, которая в средневековых источниках может именоваться ламией (вновь «косматый» и ла-мия сошлись вместе). Известно о нескольких встречах людей с дикарем. В его честь названо месторождение серебра Вильдеман (Wildemann) и городок в Верхнем Гарце, основанный в 1529 г. шахтерами. Дикарь был замечен в местных лесах в компании с подругой. На призывы он не реагировал, попытки поймать его успехом не увенчались. Его обстреляли из стрел, он умер от полученных ран и теперь изображен на гербе города по соседству с белым конем. Серьезной угрозы немецкий дикарь не представляет, он даже может опоясываться повязкой из листьев и представать кем-то вроде фавна. Во второй части «Фауста» великаны говорят о себе:

В долинах Гарца поделом

Мы дикими людьми слывем

За силу, наготу и рост,

За то, что каждый, нравом прост,

В ручищу взял сосновый ствол

И бедра листьями оплел[44].

Гете точен: эти персонажи слывут дикими людьми, но вряд ли имеют отношение к настоящему дикому человеку.

Русскому лешему житейский нрав свойствен в меньшей степени, чем германскому великану. Леший считается бывшим человеком — проклятым или умершим неестественной смертью, — но само по себе это не свидетельствует о его человечности. Такие люди после смерти превращались в чудовищ и теряли человеческий облик. Леший меняет свой рост, быстро передвигается, может принимать обличье совы или филина, реже — четвероногих животных. С другой стороны, он вылеплен из глины, как Энкиду, и бывает похож на седобородого дедушку, на чьего-нибудь родственника или соседа. Он похищает неосторожных девиц и принуждает их к любовному союзу.

Дикий человек охотится на оленя. Гобелен 1648 г.

Дикарь обзавелся подругой и утратил всю свою дикость

С литературными персонажами его роднит власть над зверями, привычка хохотать; со сказочными — разбрасывание снопов на полях, похищение детей и их воспитание (правда, дети не всегда приобретают знания — они могут сами дичать, обрастая мхом и корой). Детей похищает и немецкий лесной царь, но его благие намерения вызывают сомнения. Очень интересен русский вариант лесного «мужского союза» — так называемые дикинькие мужички, по описанию Зеленина, «люди небольшого роста, с огромной бородой и с хвостом; эти существа, принадлежащие к разряду злых духов, бродили по лесу, перекликаясь в глухую полночь страшными голосами; напав на человека, щекотали его немилосердно, со страшным хохотом, по всему телу костяными своими пальцами, и человек в злодейских руках их всегда умирал». И невдомек бедняге, что его таким способом приобщали к мудрости!

В традициях других народов неизменно соседствуют друг с другом лесной пастух, дикарь-проказник и злой монстр. Так, у кавказцев лесное существо покровительствует диким животным и помогает охотникам (Ажвейпш, Апсаты, Афсати, Ахын, Мезитха, Очопинтэ); разоряет бахчи и огороды, надевает человеческую одежду и пасет овец (Агач Киши, Амыш); охотится на людей (Абнауаю, Бакбак-Дэви, Кылыч Теш, Очокочи, Рикирал Дак). Гротескные черты присущи только представителям третьей группы. Они покрыты длинной, похожей на щетину шерстью или густыми волосами цвета ржавчины, имеют огромные когти и один глаз.

Косматые шотландские уриски, населяющие пустоши и горные долины, обожают пугать запоздалых путников, но одновременно помогают на ферме и пасут коз. В Бретани с ними схожи теурсты — большие, страшные и черные. Добра от них не жди, но родственный им дух Теус благорасположен к людям. Знаете, в чем проявляется это расположение? Между полуночью и двумя часами ночи на пустынной дороге перед вами вырастает фигура в белом. Гигантскими скачками она нагоняет вас и раскрывает над вашей головой пасть. Іак іеус спасает людей от дьявола. Если человек умрет от разрыва сердца, он сразу попадет в рай.

В прибалтийском фольклоре схожие с человеком лесные духи покровительствуют людям и животным (метсаваймы), а схожие с привидениями и «чертом» могут губить и тех и других (хийси). Отдельные дикие люди, например немецко-чешский Рюбецаль или удмуртский Нюлэсмурт, охраняют сокровища. Афанасьев относит к ним и белорусского дзядка, чьи огненные глаза и огненная борода подтверждают репутацию хранителя кладов. Хранителями являются, по мнению фольклориста, «железные» и золотоволосые дикари из сказок, но Пропп с этим не согласен.

Действительно, цвет шерсти и волос, единственность глаза и прочие уродства говорят скорее о принадлежности лесного человека и к этому, и к потустороннему миру в одно и то же время. Таков и незабвенный Фер Кайле. В ирландской традиции ему соответствуют фоморы и прочие одноглазые создания. Фер Кайле находится на границе между мирами, которую в упомянутой саге символизирует дом Да Дерга. Не исключено даже, что он и есть Да Дерга — хозяин дома мертвых, стремящийся подобно трем всадникам разрушить жизнь короля Конайре.

Половинчатость снимает все противоречия в поведении и внешнем облике диких лесных людей. Лес (пустыня) — традиционное место соприкосновения мира живых с миром мертвых. Бегство в лес живого безумца — это попытка соприкоснуться с иным миром, усвоив ряд его свойств. Но движение происходит и в обратном направлении — из иного мира проникают существа, которых ввиду промежуточности их состояния легко принять за беженцев из нашего мира. Ведь существа эти, в свою очередь, усваивают качества живых людей.

Кто первым начал движение? Каков первообраз дикаря — человек или демон? Думаю, те безумцы, что дичали в пустынях и лесах, уже имели перед глазами надлежащий пример. А были смельчаки, бежавшие туда, чтобы противостоять пришельцам из иного мира. Они знали, кого там встретят, и готовились дать отпор. Отшельники и монахи внесли свою лепту в формирование образа лесного человека.

В результате получился гибрид (Мерлин, Суибне, дикари из сказок, лесные божества), в котором все-таки можно отделить свойства безумцев и святых от свойств Фер Кайле и дива. Непонятно только, кому мы обязаны близостью дикарей с прекрасным полом.