3.7. Троцкий — «демон революции»

3.7. Троцкий — «демон революции»

После разговора о Сталине было бы логичным сказать несколько слов о его главном сопернике в борьбе за власть, о Льве Давидовиче Троцком, которого во времена перестройки объявляли невинной жертвой Сталина, хотя подробное изучение биографии Троцкого позволяет считать его куда более жестким руководителем, чем Сталин. И не известно еще, через какие испытания пришлось бы пройти нашему народу в случае захвата Троцким власти.

Что из себя представляет «демон революции», понимали не только в СССР. Вот как, например, показывает образ Троцкого Дж. Оруэлл в своем знаменитом романе «1984».

«Как всегда, на экране появился враг народа Эммануэль Голдстейн. Зрители зашикали. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами взвизгнула от страха и омерзения. Голдстейн, отступник и ренегат, когда-то, давным-давно (так давно, что никто уже и не помнил когда), был одним из руководителей партии, почти равным самому Старшему Брату, а потом встал на путь контрреволюции, был приговорен к смертной казни и таинственным образом сбежал, исчез. Программа двухминутки каждый день менялась, но главным действующим лицом в ней всегда был Голдстейн. Первый изменник, главный осквернитель партийной чистоты. Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против партии, все вредительства, предательства, ереси, уклоны. Неведомо, где он все еще жил и ковал крамолу: возможно, за морем, под защитой своих иностранных хозяев, а возможно — ходили и такие слухи, — здесь, в Океании, в подполье.

Уинстону стало трудно дышать. Лицо Голдстейна всегда вызывало у него сложное и мучительное чувство. Сухое еврейское лицо в ореоле легких седых волос, козлиная бородка — умное лицо и вместе с тем необъяснимо отталкивающее; и было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе с очками, съехавшими почти на самый кончик. Он напоминал овцу, и в голосе его слышалось блеяние. Как всегда, Голдстейн злобно обрушился на партийное учение; нападки были настолько вздорными и несуразными, что не обманули бы и ребенка, но при этом не лишенными убедительности, и слушатель невольно опасался, что другие люди, менее трезвые, чем он, могут Голдстейну поверить. Он поносил Старшего Брата, он обличал диктатуру партии, требовал немедленного мира с Евразией, призывал к свободе слова, свободе печати, свободе собраний, свободе мысли, он истерически кричал, что революцию предали, — и все скороговоркой, с составными словами, будто пародируя стиль партийных ораторов, даже с новоязовскими словами, причем у него они встречались чаще, чем в речи любого партийца. И все время, дабы не было сомнений в том, что стоит за лицемерными разглагольствованиями Голдстейна, позади его лица на экране маршировали бесконечные евразийские колонны: шеренга за шеренгой кряжистые солдаты с невозмутимыми азиатскими физиономиями выплывали из глубины на поверхность и растворялись, уступая место точно таким же. Глухой мерный топот солдатских сапог аккомпанировал блеянию Голдстейна.

Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний. Невыносимо было видеть это самодовольное овечье лицо и за ним — устрашающую мощь евразийских войск; кроме того, при виде Голдстейна и даже при мысли о нем страх и гнев возникали рефлекторно. Ненависть к нему была постояннее, чем к Евразии и Остазии, ибо когда Океания воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир. Но вот что удивительно: хотя Голдстейна ненавидели и презирали все, хотя ка?кдыйдень, но тысяче раз на дню, его учение опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его нисколько не убывало. Все время находились, новые простофили, только и дожидавшиеся, чтобы он их совратил. Не проходило и дня без того, чтобы полиция мыслей не разоблачала шпионов и вредителей, действовавших по его указке. Он командовал огромной подпольной армией, сетью заговорщиков, стремящихся к свержению строя. Предполагалось, что она называется Братство. Поговаривали шепотом и об ужасной книге, своде всех ересей, — автором ее был Голдстейн, и распространялась она нелегально. Заглавия у книги не было. В разговорах о ней упоминали — если упоминали вообще — просто как о книге. Но о таких вещах было известно только по неясным слухам. Член партии по возможности старался».

Когда Троцкий стал врагом Сталина, он действительно был опасным и сильным противником. Причем не только лично для Сталина, но и для страны, которую возглавлял Иосиф Виссарионович. То есть для Советского Союза, а значит, и для народа СССР. Словосочетание «враг народа» звучит в наше время явно отрицательно, чуть ли не демонически. Но это сейчас. Кстати, это словосочетание придумали отнюдь не в «тоталитарном» СССР, а в «просвещенной» революционной Франции (им, если не ошибаюсь, частенько пользовался «друг народа» Марат). И тогда, и в 1930-е люди вкладывали в эти слова буквальный смысл. Надо сказать, что Троцкий в борьбе со Сталиным не был особо щепетильным в выборе средств. Как сказано выше, он действительно наносил урон стране, вступая в сотрудничество с ее открытыми врагами. Неудивительно, что и ответная сторона действовала жестко. Ведь в самом начале с Троцким обошлись мягко. Его просто выслали из страны, причем даже гражданства какое-то время не лишали. Известно, что советское посольство в Турции оказывало на первых порах содействие Льву Давидовичу. И если бы он сам не стал активно воевать с советской властью в лице И.В. Сталина, если бы избрал для себя роль мемуариста и литератора, никто не стал бы посылать к нему агентов с ледорубами — у властей в то время и без этого хватало забот.

Более того, известно, что Троцкий вел активную переписку со своими сторонниками, оставшимися в стране, рассылал им инструкции. Естественно, когда он превратился в одного из главных международных противников власти, на его бывших адресатов стали смотреть как на агентов влияния, то есть на внутренних врагов. И как это ни парадоксально, деятельность Троцкого в 1920-е и 1930-е годы косвенно стала одной из причин репрессий. Тем более что сам Лев Давидович в своих открытых публикациях нередко упоминал о своих сторонниках, как бы провоцируя власти на преследование их. А потом разоблачал это преследование, получая от этих разоблачений политические дивиденды.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.