CXXX
CXXX
Изв?стій съ с?вера не приходило. В?ра въ скорое освобожденіе постепенно слаб?ла.
Многіе подъ вліяніемъ всевозможныхъ, самыхъ нев?роятныхъ, слуховъ совс?мъ упали духомъ.
Гн?здо паники и всяческихъ сенсаціонныхъ слуховъ ожило.
Меня удивляло, что члены этого случайнаго союза всегда особенно были энергичны и, если хотите, даже жизнерадостны въ т? именно моменты, когда кр?пость переживала тяжелые и неожиданные удары, а будущность ея становилась очень тревожной.
— Ну, вотъ видите, я вамъ говорилъ, что мы долго не въ состояніи будемъ продержаться на передовыхъ позиціяхъ. Вышло именно такъ, какъ я говорилъ, а не такъ, какъ предполагали наши храбрецы. Н?тъ, н?тъ, н?тъ — что вы тамъ ни говорите, а Артуру скоро будетъ конецъ.
— Не думаю.
— Ахъ, оставьте пожалуйста.
Ну, м?сяцъ, два, наконецъ, три продержимся — а что проку?
Какой существенный достигнутъ будетъ этимъ результатъ?
Если Куропаткинъ насъ не выручитъ, Артуръ будетъ взятъ.
А что Куропаткинъ не придетъ, то въ этомъ я бол?е ч?мъ ув?ренъ. Въ этомъ ув?рены вс?, кто знаетъ, что представляетъ изъ себя кр?пость.
— Позвольте…
— Н?тъ-съ, не позволю. Куропаткинъ отлично знаетъ, что Артуръ не кр?пость, что въ немъ н?тъ самаго необходимаго. Пов?рьте, онъ на Артуръ давно махнулъ рукой.
Почему Артуръ долженъ защищаться? Вы думаете, что Артуръ им?етъ какое-нибудь значеніе для оперирующей на с?вер? арміи?
Ровно никакого! Артуръ нуженъ японцамъ, а не намъ.
Артуръ долженъ защищаться во имя традицій.
Я васъ спрашиваю — какой существенный результатъ будетъ достигнутъ упорной и продолжительной обороной Артура?
Кр?пость будетъ взята или сдастся, безусловно! Почему? Потому, что Куропаткинъ махнулъ на нее рукой. Значитъ, существеннаго результата не будетъ достигнуто.
Что же остается? Я васъ спрашиваю и прошу отв?тить, что же остается?!?-
— Остается еще очень…
— Вы хотите сказать-очень много. Совершенно в?рно — очень много. Первое (членъ союза «гн?здо паники» загнулъ большой палецъ, а потомъ и пошло): масса убитыхъ; второе: масса раненыхъ; третье: масса вдовъ, сиротъ, кал?къ, дармо?довъ; четвертое: сколько ужасовъ придется перенести отъ грядущихъ бомбардировокъ! пятое: вс?, кто останется въ живыхъ, выйдутъ изъ кр?пости безусловно нервно-больными людьми; шестое: какое мы им?емъ право, защищая честь русскихъ знаменъ, плодить кал?къ, вдовъ и сиротъ?..
Мой собес?дникъ вдохновился, у него уже не хватало пальцевъ. Онъ схватилъ мою руку и, видимо, на ней р?шилъ «загибать» пункты. Я освободилъ руку и попробовалъ возразить, что кр?пость должна держаться до посл?дней крайности, а до посл?дней крайности еще далеко…
— Позвольте, позвольте, позвольте-съ. Это вы можете разсказывать кому угодно, а не мн?. Я-то отлично знаю, что до крайности очень близко.
Уйдетъ эскадра — и мы погибли.
Вы знаете, сколько у насъ снарядовъ? Н?тъ. А провіанта? Н?тъ. А сабель и штыковъ? Н?тъ. А орудій и пулеметовъ? Н?тъ. А съ духомъ войскъ вы знакомы? Н?тъ. А знаете ли вы, что кр?пость Портъ-Артуръ не им?етъ еще Высочайше пожалованнаго штандарта? Н?тъ.
Ну такъ вотъ! Вы ничего не знаете, а я все это отлично знаю. Я все это говорю не голословно, а съ фактами-съ въ рукахъ.
Тамъ, сидя въ Россіи и читая въ кресл? газету о доблести русскихъ войскъ, пріятно щекотать свое патріотическое самолюбіе. Пускай, молъ, дерутся — Европа и міръ узнаютъ, что за силища эта Россія.
Н?тъ-съ, слуга покорный!
Въ Петербург? хорошо, а ты вотъ посиди въ Артур? въ ожиданіи прелестей бомбардировокъ!
Насъ до сихъ поръ бомбардировали только съ моря. А что будетъ, когда насъ будутъ громить съ сухопутнаго фронта? Вы понимаете ли, понимаете ли вы, что кр?пость будетъ уязвляться въ каждой ея точк?? Не только внутренній, даже вн?шній рейдъ будетъ обстр?ливаться. Эскадра будетъ уничтожена, если она во-время не уйдетъ. Мн? объ этомъ говорилъ самъ генералъ Смирновъ.
— Над?юсь, что генералъ Смирновъ, т?мъ не мен?е, не смотритъ такъ мрачно на будущее.
— Что генералъ Смирновъ! Генералъ Смирновъ фанатикъ!
Онъ твердитъ, что кр?пость не сдастся. Но онъ забываетъ, что все-таки главное лицо въ кр?пости не онъ, а генералъ Стессель. А что Стессель не допуститъ кровопролитія — это в?рно. Мы им?емъ на него н?которое вліяніе. Онъ упрямъ, но онъ не фанатикъ въ род? Смирнова. Мы сум?емъ въ нужную минуту склонить и Кондратенко…-
Им?йте въ виду, что все это говорилось, когда еще ни одного снаряда не упало съ сухопутнаго фронта. И говорилось это не простымъ обывателемъ Артура, а челов?комъ по своему положенію очень солиднымъ и носящимъ военный мундиръ.
Я попробовалъ возразить еще.
— Неужели вы думаете, что генералъ Кондратенко способенъ противостать Смирнову въ д?л? упорной защиты кр?пости?
— Я этого не говорю. Я говорю, что стоитъ только генералу Кондратенко притти къ заключенію, что дальн?йшая оборона безц?льна, и онъ уб?дитъ Стесселя капитулировать. Не забудьте, что Разнатовскій, Фокъ, Савицкій и много другихъ противъ упорной защиты. Вс? они прекрасно понимаютъ, что д?ло проиграно. Кто себ? врагъ?!
Намъ нужно отбить штурмъ, одинъ только штурмъ, и потомъ съ честью капитулировать. Поймите вы, что Артуръ вовсе не кр?пость, а укр?пленный лагерь.
Уже наши войска доказали свою доблесть…
— Ужъ не на Киньчжоу ли?
— Да, если хотите, то и на Киньчжоу. Фокъ берегъ людей. Онъ прекрасно зналъ, что рано или поздно Киньчжоу падетъ.
А Зеленыя горы? Помилуйте, два м?сяца держались.
Теперь на прибавку еще одинъ отбитый штурмъ — и роль Артура сыграна.
Погибнуть можно, но съ умомъ, съ пользою для д?ла.
Почему не умереть, если это спасетъ кампанію? А кампанія, ясно теперь уже, проиграна.
За что я ц?ню, а Россія еще оц?нитъ генераловъ Стесселя, Фока и Рейса? За то, что они берегутъ вв?ренныхъ имъ людей.
Они отобьютъ одинъ штурмъ, а потомъ сум?ютъ съ честью выйти изъ положенія осажденнаго.
А Смирновъ? Смирновъ-это фанатикъ! Что для него люди? — п?шки! Онъ, видите ли, комендантъ и поэтому никогда не сдастъ кр?пости. Мы для него пушечное мясо.
Счастье наше, что въ Петербург? спохватились и во-время его ограничили… –
Что мн? оставалось д?лать? Съ покорностью выслушать всю эту белиберду, придя домой, занести въ свой дневникъ, а на сл?дующій день отправиться къ полковнику М. А. Тыртову и отвести у него душу. Такъ я и сд?лалъ.
Прихожу 21-го іюля къ Михаилу Алекс?евичу и разсказываю о разглагольствованіяхъ X.
Полковникъ Тыртовъ внимательно меня выслушалъ и говоритъ:
— Тому, что въ кр?пости вообще говорятъ подобныя вещи, я не удивляюсь: у страха глаза велики, а разсудокъ малъ. Но я удивляюсь, какъ можетъ говорить подобныя р?чи такое, по всей видимости, почтенное лицо, какъ X. Ему это положителыю непростительно. Онъ не долженъ забывать, что онъ офицеръ. И притомъ офицеръ съ виднымъ положеніемъ въ кр?пости. То, что онъ говоритъ, можетъ быть принято на в?ру младшими чинами и крайне губительно отозваться на настроеніи войсковыхъ массъ.
Его настолько разстраиваетъ всякая неожиданность, что онъ положительно теряетъ способность логическаго мышленія и подчасъ способенъ говорить абсурды.
Онъ вообще не ум?етъ себя вести въ окружающей его обстановк?.
Простившись съ полковникомъ Тыртовымъ, я зашелъ въ магазинъ экономическаго общества.
Въ магазин? толпа.
Солдаты-продавцы едва усп?ваютъ отпускать товаръ.
Спрашиваю у зав?дующаго магазиномъ — что случилось? Почему такой наплывъ покупателей?
— Во-первыхъ, завтра праздникъ, а во-вторыхъ, вс? д?лаютъ себ? запасы. Какъ только наши оставили Волчьи горы и противникъ продвинулся къ кр?пости, вс? р?шили, что пора запастись вс?мъ необходимымъ. Теперь уже не в?рятъ въ скорую помощь съ с?вера.
Въ толп? зам?тилъ знакомаго офицера. Поздоровались.
— А, господинъ корреспондентъ! Ну, какъ д?ла? Что под?лываете? Слышали, ч?мъ кончился сочиненный романъ про m-me Тауцъ?
— Какъ же, слышалъ. Д?ло было такъ.
На одной изъ шаландъ, отправившихся въ Чифу, была супруга полицмейстера г-жа Тауцъ.
По городу посл? возвращенія части шаландъ распространился слухъ, что шаланда, на которой у?хала жена полицмейстера, очень еще молоденькая дамочка, попала въ руки японцевъ. Не возвращена же шаланда въ Артуръ по той простой причин?. что m-me Тауцъ очень понравилась японцамъ.
Толкамъ и пересудамъ, конечно, не было границъ. Дамскій элементъ Артура, какъ бол?е чуткій ко всему, что носило романическіи характеръ, далъ своей фантазіи волю, и исчезновеніе m-me Тауцъ облеклось въ романъ изъ японо-артурской войны.
До начала войны въ m-me Тауцъ (тогда еще д?вушку) былъ влюбленъ японскій офицеръ, проживавшій въ Артур? въ качеств? парикмахера. Парикмахеръ этотъ впосл?дствіи ежедневно брилъ ея супруга и поклялся, что рано или поздно m-me Тауцъ будетъ принадлежать ему, мнимому парикмахеру.
Шаланда была настигнута у береговъ Квантуна, вс? русскіе были умерщвлены, а m-me Тауцъ была спасена своимъ поклонникомъ и теперь въ его власти.
Быть можетъ, авторши и восхищались постоянствомъ японца, съ каждымъ днемъ прибавляя новую главу въ сочиненномъ ими роман?, но несчастному законному супругу, самому полицмейстеру, было не до восхищенія.
Б?дный Тауцъ метался со своими конными полицейскими по ближайшимъ бухтамъ, разыскивая сл?ды своей молодой супруги, оставляя на произволъ судьбы вв?ренную ему позицію.
Много было загнано лошадей, много несчастныхъ китайцевъ испробовали на своихъ спинахъ силу русской нагайки…
Но в?дь каждая исторія ч?мъ-нибудь да кончается. Кончился и фантастическій романъ m-me Тауцъ.
Скоро въ Артуръ пришло изв?стіе, что m-me Тауцъ благополучно прибыла въ Чифу и шлетъ свой искренній прив?тъ законному супругу.
Полицмейстеръ повесел?лъ, китайцы и артурскій пролетаріатъ вздохнули свободн?е.
Авторамъ романа стало скучно. Въ глазахъ дамъ г. Тауцъ потерялъ обаяніе несчастнаго супруга.
Парадъ 22-го іюля.
Утромъ, часовъ около 9-ти, я отправился къ фотографу Липпейнтнеру съ ц?лью пригласить его снять на плацу передъ отрядной церковью парадъ войскъ.
Фотографъ съ удовольствіемъ было согласился, но узнавъ, что на парад? будетъ самъ Стессель, заявилъ:
— Н?тъ, я очень боюсь этого генерала. Онъ меня прогонитъ. Вы им?ете разр?шеніе? Если не им?ете — я не по?ду. Этотъ генералъ все можетъ. Онъ можетъ подарить мн? розги.
Какъ я ни уговаривалъ австрійца — посл?дній былъ твердъ въ своемъ р?шеніи. Пришлось итти къ Стесселю. Едва я вышелъ изъ воротъ Пушкинскаго училища — какъ изъ-за угла стессельскаго дома показалась крупная фигура самого генерала, эскортируемая взводомъ казаковъ. Генералъ направлялся въ церковь — былъ 10-й часъ на исход?.
Начальникъ раіона, осадивъ коня и поздоровавшись со мной очень прив?тливо, спросилъ:
— Вы тоже въ церковь?
— Такъ точно, ваше превосходнтельство. У меня, ваше превосходительство, есть просьба.
— Говорите, говорите. Ч?мъ могу служить господину военному корреспонденту?
— Ваше превосходительство (я привыкъ со старшими говорить почтительно), разр?шите мн? снять парадъ и для этой ц?ли пригласить фотографа.
— Кто онъ? штатскій?
— Такъ точно, ваше превосходительство, штатскій и при этомъ еще австрійскій подданный.
— Хорошо. Только вы за нимъ наблюдайте. Вы за него отв?чаете.
— Почему же, ваше превосходительство?
— Вы же за него просите. Я и понятія даже не им?лъ, что въ кр?пости есть австрійскій подданный. Онъ, можетъ быть, шпіонъ. Надо спросить Тауца. Я ему скажу. Такъ нельзя. Вы его пригласите, пусть снимаетъ. а Тауцу нужно сказать. Пожалуй, въ кр?пости есть еще японскіе подданные…
Генералъ тронулъ лошадь.
— … Вы снимайте, если хотите, только фотографъ, пожалуй, шпіонъ…
Я пожал?лъ, что распустилъ свой языкъ, но было уже поздно.
Вернувшись къ фотографу и сообщивъ ему, что генералъ Стессель далъ разр?шеніе — я усадилъ его въ коляску со вс?ми его аттрибутами и быстро довезъ до церкви.
Парадъ уже начался. Генералъ по обыкновенію говорилъ войскамъ зажигательныя р?чи.
Вся площадь передъ входомъ въ кр?пость была ус?яна свободными отъ службы офицерами, чиновниками, дамами, обывателями.
День былъ жаркій, ясный, солнечный.
Большинство присутствовавшихъ было въ б?лосн?жныхъ кителяхъ, дамы блистали изящными св?тлыми нарядами, которымъ могъ позавидовать любой модный и фешенебельный курортъ. У вс?хъ оживленныя лица, улыбки…
Ничто, положительно ничто не напоминало, что Артуръ уже осажденъ и съ моря и съ суши.
Ничто не говорило, что не сегодня-завтра, а то, можетъ быть, сейчасъ, сію минуту непріятель откроетъ бомбардировку города.
Когда бомбардировка надвигалась съ моря, кр?пость задолго до ея начала узнавала, что она приближается. Наблюдательные посты доносили о приближеніи непріятельской эскадры, когда она еще была за видимостью горизонта Артура.
Теперь же, когда противникъ притаился за горами, которыя мы различаемъ невооруженнымъ глазомъ; теперь, когда мы отлично знаемъ, что непріятель энергично и быстро возводитъ батареи, подвозитъ, устанавливаетъ орудія — мы не могли предугадать день и часъ, когда японцы откроютъ по насъ огонь.
Никто не могъ предвосхитить, когда раздастся первый выстр?лъ съ суши по городу, но большинство уже отлично знало, что площадь города ежеминутно можетъ быть обстр?лена въ любой ея точк?.
Какъ тогда, такъ и теперь, я не могъ и не могу понять, ч?мъ можно было объяснить это спокойствіе передъ смертельной опасностью, которая ежесекундно могла разразиться надъ вс?ми собравшимися, разряженными, покойными и флиртирующими, улыбающимися, спорящими, хохочущими, злословящими, сплетничающими…
Было ли это н?мой покорностью передъ неизб?жнымъ, или то была истинно-русская ув?ренность — «авось», ничего не будетъ?
Парадъ приходилъ къ концу. Войска перестраивались къ церемоніальному маршу. Фотографъ возился съ установкой большого аппарата.
Среди публики появленіе фотографа произвело н?которую сенсацію.
— …Господа, сейчасъ Стессель будетъ ув?ков?ченъ, говоритъ кто-то въ толп? мастеровыхъ.
Полицмейстеръ, огромнаго роста мужчина, повернулся въ сторону говорившаго и такъ сердито посмотр?лъ на см?явшихся, что т? сразу примолкли. Одинъ изъ мастеровыхъ, однако, не вытерп?лъ и еще громче сказалъ:
— Чего буркалы вытаращилъ? Небось, зд?сь мы не въ твоей власти, зд?сь не арестный домъ…
Полицмейстеръ продолжалъ бросать молніеносные взгляды, около него суетился околодочный, что-то страстно хот?лъ ему сказать, вскидывая голову и безпрестанно прикладывая руку къ козырьку — совершенный видъ молодого вороненка, приготовляющагося броситься на нам?ченную жертву. Очевидно, готовился маленькій скандалъ, который неминуемо бы разыгрался при благосклонномъ участіи полиціи — но вотъ раздалась команда, зашум?лъ оркестръ… Фотографъ спрятался подъ плащъ. Стессель, окруженный сонмомъ своихъ наперсниковъ, благодарилъ проходившіе мимо него взводы стр?лковъ, артиллеристовъ, казаковъ и моряковъ.
Парадъ кончился. Начальствующія лица тронулись въ Маріинскую больницу, праздновавшую въ этотъ день свой годовой праздникъ.
Прі?халъ туда съ полковникомъ Артемьевымъ и я.
Въ саду Краснаго Креста уже прогуливался комендантъ кр?пости Смирновъ, о чемъ-то разговаривая съ гражданскимъ комиссаромъ Вершининымъ. Мы подошли къ нимъ. Поздоровались.
— …Отлично — отчего-же, Александръ Ивановичъ? — я вполн? разд?ляю ваше желаніе, продолжалъ свою бес?ду Смирновъ съ Вершининымъ: это вполн? будетъ отв?чать настроенію жителей и гарнизона. Только предупреждаю, оркестровъ дамъ сколько угодно, а войскъ ни полвзвода.
Теперь такое тревожное время, что все должно быть на своихъ м?стахъ и на чеку. Войскъ съ оборонительнои линіи отвлекать немыслимо. Полковые священники могутъ обойти съ молитвой участки своихъ полковъ — полагаю, что это будетъ ц?лесообразн?е… Итакъ, Александръ Ивановичъ, вопросъ р?шенъ: молебенъ 25-го, оркестровъ сколько угодно, но войскъ ни полвзвода…
Только предупреждаю, меня на молебн? не будетъ — съ ранняго утра у?зжаю на с?веро-восточный фронтъ.
— Вполн? согласенъ, сп?шу съ готовностью подчиниться р?шенію вашего превосходительства.
— А-а! Прасковья Георгіевна, и вы пожаловали, — здороваясь съ m-me Тыртовой, сказалъ Смирновъ: не боитесь? А вдругъ начнутъ стр?лять. Вотъ Александръ Ивановичъ 25-го устраиваетъ крестный ходъ и молебенъ на городской площади — боюсь я, что къ тому времени японцы начнутъ бомбардировать городъ.
Судя по работамъ осаждающаго, прежде всего подвергнутся бомбардировк? внутренняя гавань (ковшъ), портъ и Старый городъ.
Гд? мы съ вами стоимъ — это м?сто тоже будетъ небезопаснымъ. А Стр?лковая, ваша улица, улицы, прилегающія къ порту и гавани, находясь на створ? непріятельскихъ батарей, будутъ сильно страдать. Вс? недолеты будутъ ложиться въ указанныхъ направленіяхъ.
— Ну, Константинъ Николаевичъ, вы неут?шительныя новости говорите.
— Э, барыня, все это будутъ цв?точки, ягодки-то впереди. Ничего — и мы будемъ задавать японцамъ. Посмотрите кругомъ — это теперь все молчитъ, а какъ заговоритъ — и японцамъ будетъ не сладко.
Будемъ над?яться, что японцы будутъ давать перелеты и ваша улица не пострадаетъ.
Однако, чего же это мы ждемъ, ваше превосходительство, обратился Смирновъ къ подходившему егермейстеру Балашову.
— Стесселя, ваше превосходительство, Стесселя. Хотя можно уже начать, часъ уже давно наступилъ.
Въ садъ Маріинской больницы черезъ широко распахнутыя ворота какъ разъ въ это время въ?зжалъ давно ожидаемый начальникъ раіона.
Балашовъ, въ б?ломъ кафтан?, съ красной лентой черезъ плечо, посп?шилъ навстр?чу съ искреннимъ прив?тствіемъ.
— Опоздалъ, опоздалъ. Боевыя распоряженія задержали. Идемте, идемте… гуд?лъ голосъ прибывшаго.
Наконецъ довольно продолжительный молебенъ кончился.
Заручившись согласіемъ генерала Стесселя, я р?шилъ и зд?сь снять группу. Липпейнтнеръ уже ожидалъ. Сообщилъ о своемъ желаніи Балашову, какъ хозяину праздника.
Посл?довало согласіе, но, какъ всегда на каждомъ истинно-русскомъ торжеств?, не обошлось безъ маленькаго, на первый взглядъ, но въ сущности очень серьезнаго инцидента.
Когда вс? вышли въ садъ, я предложилъ вс?мъ стать у террасы, при чемъ принялъ д?ятельное участіе въ установк? группы. Стессель торопилъ. Когда вс? сгруппировались, онъ обращается ко мн?:
— Чего мы ждемъ? Снимайте!
— Сейчасъ придетъ батюшка, говорю я.
— Отлично можно и безъ поповъ, чего онъ тамъ копается? Снимайте же!
Лпппейнтнеръ смотритъ на меня вопросительно.
— Ваше превосходительство, батюшка уже идетъ, онъ кропитъ св. водой пом?щенія… Генералъ сд?лалъ нетерп?ливый жестъ и прибавилъ полнымъ голосомъ: Не понимаю, зач?мъ понадобился тутъ попъ…
Вышелъ съ крестомъ и въ облаченіи священникъ, служившій молебенъ, и, крайне сконфуженный, приткнулся съ боку къ групп?.
Группы этой отпечатать не удалось — т. к., во-первыхъ, вышла она крайне неудачной, а во-вторыхъ, она была уничтожена взрывомъ одного изъ снарядовъ, разрушившимъ ателье нашего единственнаго въ Артур? профессіональнаго фотографа.
Посл? молебна мы съ полковникомъ Артемьевымъ отправились въ Новый городъ съ ц?лью пос?тить въ госпитал? раненаго князя Гантимурова.
Больному д?лали перевязку, и поэтому пришлось очень долго ждать.
Въ этомъ же госпитал? содержался въ отд?льномъ пом?щеніи, охраняемомъ часовымъ, пл?нный больной японскій офицеръ.
Намъ разр?шили его нав?стить.
Больной не слышалъ нашего прихода. Онъ стоялъ у окна и задумавшись гляд?лъ вдаль, въ промежутокъ горъ, гд? блест?ла гладь океана…
Услышавъ наши шаги, онъ быстро обернулся и, прив?тствуя насъ глубокимъ поклономъ, вопросительно на насъ посмотр?лъ.
Я не зналъ, подать ему руку, или н?тъ. Артемьевъ тоже, видимо, колебался. Руки мы ему не подали.
Предложивъ ему рядъ незначительныхъ вопросовъ и получивъ въ отв?тъ н?сколько кивковъ головы и продолжительиое безмолвное шип?ніе съ глубокимъ поклономъ въ конц?, мы разстались.
Проходя по корридорамъ госпиталя, я, находясь еще подъ впечатл?ніемъ пл?ннаго офицера, старался уяснить себ?, почему я, войдя къ нему въ палату, просто не подалъ руки, а задумался и въ результат? не подалъ. Оскорбить я его, безусловно, не хот?лъ: лежачаго не бьютъ. Въ храбрости японцевъ я усп?лъ уже уб?диться. Почему же? Представьте — мн? было неловко подать руку офицеру, сдавшемуся, не будучи раненымъ, въ пл?нъ.
Я тогда былъ уб?жденъ, что въ пл?нъ сдается только тотъ, кто не въ силахъ уже больше защищаться. Я былъ ув?ренъ, что русскіи солдатъ и офицеръ здоровыми въ пл?нъ не пойдутъ. Я в?рилъ въ былыя традиціи нашей арміи, въ которыхъ меня воспиталъ корпусъ.
Впосл?дствіи мн?, для котораго честь арміи такъ же дорога, какъ память ряда моихъ предковъ, проливавшихъ въ ея рядахъ свою кровь за честь и достоинство Россіи, пришлось горько разочароваться. Оказалось, что въ пл?нъ можно сдаваться не только единичнымъ лицамъ, но ц?лымъ баталіонамъ, полкамъ, батареямъ и даже кр?постному гарнизону.
Я не виню рядовыхъ бойцовъ. Я не могу имъ бросить жестокаго упрека. Почему? Потому, что въ этомъ виновата вся система воспитанія нашей арміи: они — покорное стадо. Въ нашей войсковой масс? почти отсутствуетъ индивидуальность. Нашъ солдатъ тогда только несокрушимая мощь и непоб?димая сила, когда ею управляютъ офицеры въ лучшемъ значеніи этого слова. Для нашего воина прим?ръ — это все. Если насъ гнететъ позоръ ц?лаго ряда сдачъ въ пл?нъ, то въ этомъ, повторяю, виновата вся наша система, которая ведетъ армію къ полному разложенію. Наша армія остановилась въ своемъ развитіи, между т?мъ какъ армія японцевъ б?шено прогрессировала; ч?мъ была наша армія 50 л?тъ тому назадъ — т?мъ она осталась и теперь, изм?нились лишь ея форма и вооруженіе. Хотя офицеры стали образованн?й въ общей масс?, но это ничуть не воспитало духъ арміи.
Старшіе начальники въ большинств? случаевъ — это т? же чиновники, облеченные въ военные мундиры и вооруженные шашками.
Они своимъ сибаритствомъ растл?ваютъ намъ армію. Они ведутъ ее къ гибели. Забыты суворовскіе зав?ты.
Мы забыли уроки исторіи. Исторія Великой Французской Революціи краснор?чиво намъ говоритъ, что бываетъ съ арміей, въ которой генералы — лишь генералы по имени. Дальн?йшее развитіе революціи во вс?хъ ея перипетіяхъ даетъ намъ прим?ръ — прим?ръ полнаго разложенія арміи.
Къ моменту гибели Людовика XVI во Франціи арміи фактически не существовало: армія растаяла.
Она растаяла потому, что генералы перестали быть солдатами по своимъ внутреннимъ уб?жденіямъ.
Они удалились отъ солдата. Они заботились исключительно о себ?. Они смотр?ли на солдата, лишь какъ на средство для достиженія своихъ своекорыстныхъ ц?лей, почестей и власти. Они забыли, что, любя свою родину, они должны были любить и ц?нить ея сыновъ, становящихся подъ знамена.
Только любя солдата, какъ челов?ка, входя въ его нужды, понимая и уважая его, можно поб?ждать.
Наша система растл?ваетъ генераловъ, генералы армію — и армія наша таетъ.
25 іюля
Роскошное утро воцарилось надъ Артуромъ. Отъ моря до верхушекъ горъ все блистало подъ осл?пительными лучами іюльскаго солнца.
Еще в?етъ прохладой, еще солнце невысоко, еще городъ не ожилъ: Артуръ по старой привычк? просыпается поздно. Улицы еще пустынны.
Проснулась лишь кр?пость. Береговой и сухопутный фронты молчатъ. Тамъ, далеко кругомъ, все тихо и мирно. Бредутъ лишь, несмотря на воскресный день, очередныя партіи солдатъ и китайцевъ на работы. Ничто не говоритъ, ничто не напоминаетъ, что городъ осажденъ, что онъ отр?занъ отъ всего міра и живетъ своей особенной жизнью, жизнью призрачныхъ надеждъ и упованій.
Раннее солнце востока, проникая въ дома, фанзы, казармы, блиндажи, каюты и казематы, пригр?вая на утреинемъ холодк? часовыхъ въ сторожевомъ охраненіи, часовыхъ при орудіяхъ, на батареяхъ, — будитъ все спящее живое. Для вс?хъ оно св?титъ ласково и прив?тливо, не разбирая ни добрыхъ ни злыхъ. Сотни и тысячи людей, которымъ суждено было нав?ки уснуть въ земл? Квантуна, просыпались съ обновленнымъ запасомъ душевныхъ и физическихъ силъ.
Артуръ просыпался.
Люди, осв?жившіеся покоемъ минувшей ночи, бодры и веселы подъ лучами жизнерадостнаго солнца.
День 25 іюля торжествовалъ въ блеск? своей красоты.
Заблагов?стили къ об?дн?.
Сегодня будутъ молиться объ избавленіи Артура отъ грядущихъ тяжелыхъ испытаній.
Церкви полны молящихся.
Въ отрядной церкви литургія приходитъ къ концу. Къ паперти ея съ разныхъ концовъ города подходятъ крестные ходы.
Зд?сь собралось, кажется, все населеніе Артура отъ мала до велика для единодушной, горячей, искренней молитвы къ Богу правды, любви и милосердія…
Около 10 1 /2 час. тронулся наконецъ общій крестный ходъ.
Живая волна людей медленно подвигалась впередъ. Передъ портомъ крестный ходъ остановился. На лицахъ вс?хъ, особенно женщинъ и даже д?тей, печать религіознаго настроенія и сознанія, что они совершаютъ что-то очень нужное, важное, безъ чего Артуру не устоять и не избавиться отъ ужасовъ надвигавшихся страдныхъ дней.
Служили краткое молебствіе. Священники торопились, п?вчіе торопились, слова молитвъ проглатывались — молящіеся по привычк? крестились, но даже самые ближайшіе не разбирали словъ молитвъ и п?сноп?ній. Однимъ словомъ, все шло по обыденному. Улицы буквально запружены народомъ.
— Не поздравляю, если японцы вздумаютъ открыть огонь по городу. Страсти тутъ произойдутъ — говоритъ кто-то въ толп?.
— И очень просто! И японцы сейчасъ узнаютъ! И… И… И огонь откроютъ!.. И шпіоны у насъ есть!..
И я ухожу!.. загорячился н?кій старецъ и поплелся…
— Богъ милосердный милостивъ — ничего не будетъ, помолимся и…
Толпа двинулась; я не слышалъ дальше, ч?мъ убаюкивалъ себя говорившій. Крестный ходъ, просл?довавъ по набережной, повернулъ на Пушкинскую и наконецъ прибылъ на Цирковую площадь.
Вс? обращены лицомъ къ с?веро-восточному фронту, лицомъ къ надвигавшемуся врагу.
Начался молебенъ.
Солнце царственно лило палящіе лучи на обнаженныя головы молящихся.
Кругомъ относительная тишина, нарушаемая лишь р?дкими глухими выстр?лами на с?веро-восточномъ фронт?.
Въ прозрачномъ, сухомъ и жаркомъ воздух? льются грустно-мелодичныя молитвословія п?вчихъ, и явственно слышатся молитвенные возгласы старшаго въ Артур? священника, отца Глаголева.
Молящіеся сплошной массой столпились у крестовъ и хоругвей.
Кругомъ — горы, носящія на груди своей сотни орудій, за ними — врагъ.
11 часовъ. Воцарилась полная, торжественная тишина.
Населеніе Артура молилось.
Раздался возгласъ священника:
— Паки и паки, преклонше кол?на…
Вс? опустились на кол?ни.
Все замерло… лишь отчетливо слышались слова «кол?нопреклонной» молитвы.
Было ровно 11 ч. 15 м. утра.
Послышался отдаленный выстр?лъ. Выстр?лъ не нашъ. Секунды уходили въ в?чность… надъ головами высоко, высоко что-то зап?ло, завыло… и опять тихо.
Н?которые поднялись. большинство, склонившись, молилось.
Выстр?лъ повторился. Еще, еще… Вой и п?ніе ниже, явственн?й… Еще… Снарядъ со стремительнымъ свистомъ-шип?ніемъ пронесся, казалось, надъ самыми головами. Большинство повернуло голову, какъ бы сл?дя за полетомъ снаряда… Секунда… другая… донесся трескъ взрыва тамъ, за нами, въ порту.
Да что же это?! В?дь это не съ моря, а оттуда, съ суши.
Среди молящихся началось волненіе; многіе подымались, опять опускались на кол?ни.
Выстр?лъ за выстр?ломъ… Все чаще, чаще…
Полиція заметалась. Полицмейстеръ Тауцъ быстро ушелъ.
Священникъ дрожащимъ голосомъ кончаетъ молитву. Вс? поднялись. Многіе сп?шно уходятъ, другіе б?гутъ. Разбились по группамъ — стоятъ въ раздумьи, словно не понимая, что творится.
Торжественно и громко несутся аккорды гимна: «Тебе Бога хвалимъ».
Громъ взрывовъ на улицахъ, прилегающихъ къ порту, усиливается.
На лицахъ у вс?хъ недоум?ніе и испутъ.
Свершилось. Такъ вотъ она д?йствительность осажденной кр?пости! Никто зд?сь не знаетъ, откуда несется къ намъ смерть и разрушеніе. Оттуда, изъ-за горъ. Но горъ много…
Такъ вотъ они т? черные деньки, мысль о которыхъ давила, какъ кошмаръ.
Куда же д?валось у вс?хъ молитвенное настроеніе? Куда исчезла надежда на помощь Того, Кому только что такъ парадно и усердно молились, Кому в?рили, у Кого просили защиты?!.
Молебенъ кончался. Еще грем?ло многол?тіе Государю, а священники уже быстро, почти б?гомъ уходили отъ м?ста молитвы; п?вчіе, кресты и хоругви едва посп?вали за ними.
Священнослужители хотя и ближе къ Богу, но они тоже люди: имъ было страшно.
Площадь быстро опуст?ла. Бомбардировка продолжалась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда кончился молебенъ, я потребовалъ лошадь и отправился по улицамъ Стараго города.
Большинство снарядовъ рвалось передъ портомъ и въ самомъ порту. Одинъ изъ снарядовъ разорвался у забора офицерскаго экономическаго Общества, рядомъ съ домомъ полковника Тыртова; m-me Тыртова была одна дома, когда началась бомбардировка.
Когда разорвался снарядъ въ н?сколькихъ шагахъ отъ крайняго окна гостиной, m-me Тыртова, сид?вшая въ этой комнат?, остолбен?ла отъ ужаса и, ошеломленная взрывомъ, была близка къ обмороку.
Мысль о муж?, отправившемся на крестный ходъ, заставила ее овлад?ть собой и взять себя въ руки. Страхъ за участь мужа былъ сильн?е чувства самосохраненія.
Когда я подъ?халъ къ зданію порта, къ домику, который занималъ старшій бухгалтеръ, я увид?лъ грозную картину разрушенья. Это были сл?ды д?йствія 120 мм. бомбъ: крыша разворочена, въ дом? хаосъ.
Сошелъ съ коня — вхожу.
Меня встр?чаетъ самъ хозяинъ со словами:
— Скажите — что д?лать? Куда ?хать? Куда спрятаться? Гд? безопасн?е? Вы должны знать. Не угодно ли? Сид?лъ спокойно у окна. Помолился еще, когда крестный ходъ у насъ останавливался.
Вдругъ — трахъ! и видите, что сталось со мной.
Что могъ я отв?тить напуганному, выбитому изъ колеи почтенному челов?ку? Сказавъ н?сколько фразъ, долженствовавшихъ его успокоить и ободрить, я прошелъ въ сос?днюю квартиру.
Въ ней меня поразило сл?дующее обстоятельство. Снарядъ, пронизавъ крышу и потолокъ, разорвался въ гостиной, разворотивъ въ ней положительно все. Въ сос?дней же столовой, отд?ленной лишь тонкой ст?ной, все было ц?ло — даже теплилась лампадка передъ образомъ.
Бомбардировка съ перерывами продолжалась до сумерекъ.
Про?зжая по Стр?лковой улиц?, я встр?тилъ пристава Пржевальскаго. Полицейскій чинъ былъ страшно взволнованъ, собиралъ осколки разорвавшихся снарядовъ, передавая ихъ сопровождавшимъ его околодочнымъ и городовымъ.
— Эти осколки нужно представить г. полицмейстеру и начальнику раіона.
Улицы показались вымершими; кое-гд? лишь попадались прохожіе, съ любопытствомъ разсматривавшіе результатьт бомбардировки.
Населеніе Стараго города попряталось въ дома. Окна закрыты — у оконъ никого. Словно вс? были ув?рены, что ст?ны и крыша спасутъ ихъ отъ адской разрушительной силы рвущихся снарядовъ.
Артуръ около 3-хъ часовъ дня словно застылъ. Неожиданность бомбардировки под?иствовала на вс?хъ крайне угнетающе.
Объ?хавъ Старый городъ, я направился въ Новый.
На улиц?, кром? городовыхъ, почти никого. Извозчики тоже куда-то попрятались.
На всемъ пути до Новаго города я души живой не встр?тилъ.
Никто не р?шался показаться въ Старый городъ.
Ч?мъ дальше я былъ отъ порта, ч?мъ глуше доносились до меня взрывы снарядовъ, т?мъ покойн?е становилось на душ?.
А в?дь тамъ, назади, оставались люди. Тамъ оставались мои новые знакомые, которыхъ я за короткій періодъ времени усп?лъ оц?нить, полюбить и сжиться съ ними.
Я н?сколько разъ старался поймать себя на мысли, не ?ду ли я въ Новый городъ потому, что тамъ совершенно безопасно.
Въ конц? концовъ я уб?дилъ себя, что я ?ду туда въ силу необходимости, а вовсе не изъ трусости. Я уб?дилъ себя въ томъ, что мн? необходимо по возможности побывать сегодня повсюду, чтобы составить себ? ц?льное впечатл?ніе — ч?мъ былъ Артуръ въ первый день бомбардировки съ суши.
Я уб?дилъ себя въ этомъ и спокойно продолжалъ свой путь.
Дорога въ Новый городъ ведетъ прямая, ровная, отлично шоссированная.
Подъ?зжая къ городскому саду, я встр?тилъ пролетку, въ пролетк? красивый чиновникъ.
— Будьте добры сказать: въ Старый городъ можно про?хать? Мн? тамъ быть необходимо…
— Какъ же, можно.
— Но в?дь тамъ рвутся снаряды. Говорятъ — много убитыхъ, раненыхъ?
— Снаряды рвутся, но убитыхъ и раненыхъ еще не вид?лъ.
— А вотъ у насъ св?д?нія есть, чтотубитыхъ очень много. Что теперь — хуже или лучше, ч?мъ во время морской бомбардировки?
Я слушалъ словоохотливаго чиновника, смотр?лъ на его разстроенное, побл?дн?вшее лицо и угадывалъ, что ему ужасно не хочется туда ?хать. Онъ, видимо, ожидалъ отъ меня такого отв?та, который далъ бы ему право вернуться назадъ.
— По моему, теперь лучше; что будетъ дальше — не знаю. Кром? того, снаряды рвутся на опред?ленной площади. Честь им?ю кланяться.
Поворачивая съ шоссе въ городъ, я оглянулся: чиновникъ ?халъ назадъ.
Сопровождавшій меня мой в?стовой Николай Худобинъ изобразилъ на своемъ лиц? огромную улыбку.
— Чего, Николай Терентіевичъ, изволите см?яться?
— Чего изволите?
— Я говорю — чего вамъ такъ весело?
— Да вонъ, нашъ-то разговорщикъ назадъ вериулся.
Въ Новомъ город? жизнь текла обычнымъ путемъ — словно сегодня ничего не происходило, только прохожихъ мало.
За?халъ въ ресторанъ «Зв?здочку». Н?сколько столовъ занято.
Публика закусываетъ, кр?пко выпиваетъ. Выпиваетъ по-артурски.
Подошелъ къ буфету. Обращаюсь къ буфетчику. Посл?дній вм?сто того, чтобы дать мн? требуемое, засыпалъ меня вопросами.
— Вы изъ Стараго города? Ну что? Страшно тамъ? Много народу побило? Снаряды, говорятъ, въ крестный ходъ посыпались? Вотъ б?да-то! А-я-я-яй! Что же это будетъ? Неужели и насъ будутъ бомбардировать? Теперь, пожалуй, каждый день. Этакъ в?дь нельзя…
— Дайте мн? пожалуйста…
— Теперь прямо хоть ложись и умирай. Ч?мъ все это кончится? Прежде — придетъ эскадра, отбомбардируетъ и уйдетъ. Уйдетъ надолго. А теперь? Теперь никуда не скроешься. Японцы тоже изъ Артура не пускаютъ…
— Я васъ прошу — дайте мн?…
— О Господи, Господи! Ч?мъ все это кончится? А о Куропаткин? ни слуху ни духу, и д?ла наши плохо идутъ. Вамъ рюмку водки? Англійской? Да, и что это будетъ? Говорятъ, что долго намъ не продержаться. А ну ихъ! Чего даромъ народъ-то губить. Все равно съ японцами намъ не справиться…
Буфетчикъ, в?рно, долго еще говорилъ бы на эту тему. Для меня же было вполн? достаточно. Я посп?шилъ уйти.
Въ дешевыхъ городскихъ квартирахъ, расположенныхъ рядомъ со «Зв?здочкой» и занятыхъ по преимуществу красавицами Артура, шло веселье. Изъ оконъ раздавались звуки піанино. Чей-то поставленный на шампанскомъ голосъ старался изобразить цыганскій романсъ. П?ла плохо, но все-таки п?ла.
Про?хавъ къ казармамъ 12-го полка, я умилился душой.
Н?сколько солдатъ изъ обоза играли въ чехарду. Были они выпивши, или н?тъ — я не знаю. Но что имъ было совершенно безразлично, идетъ бомбардировка Стараго города, или н?тъ — то это было ясно.
У зданія флотскаго экипажа меня поразила сл?дуютцая картина. Извозчичья коляска. Въ коляск?, на заднемъ сид?ніи, два китайца, на переднемъ — два стр?лка. Вс? четверо сильно выпивши. Возница дремлетъ. Лошади едва плетутся. С?доки о чемъ-то горячо бес?дуютъ, зат?мъ начинаютъ обниматься — очевидно, доказывая этимъ свою дружбу.
Глядя на эту сцену, я невольно задумался надъ вопросомъ — что это: русская ли разнузданность, или китайская хитрость?
Читатель долженъ помнить, что китайцы были прекрасными и полезными шпіонами, только не для насъ, а для японцевъ.
Часамъ къ 6 вернулся въ Старый городъ. Бомбардировка прекратилась. Все приняло обычный обликъ, все по старому: на улиц? масса публики, на Этажерк? играетъ оркестръ, на аллеяхъ много морскихъ офицеровъ, дамъ меньше.
Единственно, что напоминало о первой бомбардировк? — это разрушенія. Публика группами собирается и съ любопытствомъ разглядываетъ ихъ. Улицы, гд? попали снаряды, уже подметены. Телеграфные и телефонные столбы и провода исправляются. Ямы, въ вид? воронокъ, на улиц? и тротуарахъ засыпаны.
По городу словно буря прошла, и все успокоилось, все вошло въ обыденную колею. Явилась даже ув?ренность: это только такъ; в?рно, больше не повторится. Не можетъ же быть, чтобы японцы начали разрушать городъ. Главная ихъ ц?ль — форты и укр?пленія кр?пости. Не станутъ же они безц?льно тратить дорого стоящіе снаряды на разрушеніе домовъ мирныхъ жителей.
Въ 10 часовъ вечера я прі?халъ къ редактору «Новаго Края» на воскресную бес?ду.
Кром? г. Томаровича, никто изъ нашихъ не пришелъ.
Редакторъ, Петръ Александровичъ Артемьевъ, по обыкновенію былъ бодръ. Никакія неожиданности, казалось, не могли выбить его изъ колеи: онъ со спокойной ув?ренностыо смотр?лъ на будущее. Онъ в?рилъ въ счастливую зв?зду Артура, и поэтому ничто не могло его заставить хотя на минуту усумниться въ счастливомъ исход? наступившей т?сной блокады кр?пости.
Никогда не забуду его фразы, сказанной мн? имъ въ эту ночь на прощанье.
— Спокойствіе, полное спокойствіе, ув?ренность въ своихъ силахъ и р?шеніе, но не на словахъ, а безповоротное р?шеиіе воина умереть съ честью.
Выйдя вм?ст? съ Томаровичемъ на улицу, мы сразу попали въ тьму кром?шную. Полная темень, грязь невылазная, и сильный дождь. Счастье наше, что я позаботился о коляск?.
Артуръ ночью, подъ проливнымъ дождемъ, н?что до горечи непріятное.
Было совершенно тихо. Береговой и сухопутный фронтъ молчали. Все окутано безпросв?тной тьмой. Только въ сторон? моря св?товая полоса — то прожекторы осв?щаютъ рейдъ.
— Ну и темень! Того и гляди, японцы поведутъ сегодня штурмъ. Посмотрите: кругомъ въ трехъ шагахъ ничего не разгляд?ть — говоритъ Томаровичъ.
— Кто идетъ? раздался голосъ выросшаго изъ темноты патруля.
— Свои, свои.
Мы спускались съ Перепелиной горы въ городъ.
Около 2-хъ ночи, когда мы съ Томаровичемъ, забравшись на оттоманку, пили чай, мирно бес?дуя о минувшемъ дн?, въ сторон? Дагушаня послышалась сильная ружейная стр?льба, съ минуты на минуту усиливавшаяся.
Орудія молчали. Св?тили лишь боевыя ракеты.
Никакъ начался штурмъ? Но почему молчатъ орудія?
Ружейный знакомый трескъ усиливался. Послышались отд?льные орудійные выстр?лы, за ними начались залпы.
Вс? звуки см?шались.
Я хот?лъ было ?хать на фронтъ, но дождь, полившій, какъ изъ ведра, заставилъ меня отказаться отъ этого р?шенія.
Къ 5 часамъ утра все успокоилось.
Оказалось, что шла атака Дагушаня.
На сл?дующій день противникъ, оставивъ въ поко? городъ и всю оборонительную линію, обрушился на Дагушань. Гора Дагушань и Сяогушань, эти естественные форты Артура на его восточномъ фронт?, переживали страшные часы.
Во-первыхъ, он? не были использованы, такъ какъ при распланировк? кр?пости ихъ не считали серьезными опорными пунктами, и поэтому ихъ и не думали укр?плять и вооружать, какъ того требовало ихъ положеніе относительно кр?пости.
Генералъ Смирновъ усп?лъ Дагушань и Сяогушань слегка лишь вооружить.
Во-вторыхъ, съ оставленіемъ генераломъ Фокъ Волчьихъ горъ, он? подвергались фланговому огню, и поэтому защищать ихъ было положительно невозможно.
Противникъ развилъ по нимъ такой страшный фронтальный и фланговый орудійный огонь, что защитники ихъ положительно таяли.
Роты 13-го восточно-сибирскаго стр?лковаго полка шли туда, какъ на в?рную смерть. Они защищали Дагушань вм?ст? съ артиллеристами до посл?дней крайности.
Такъ какъ Дагушань былъ не фортъ и даже не долговременное укр?пленіе, а лишь нич?мъ почти не защищенная артиллерійская позиція, безъ какихъ бы то ни было признаковъ казематовъ и блиндажей, въ которыхъ можно было укрыться во время подготовительной къ штурму бомбардировки, то становится до очевидности понятнымъ, что творилось на этой гор?, когда противникъ направилъ туда огонь вс?хъ своихъ орудій.
Защиту Дагушаня я считаю одной изъ блестящихъ страницъ всей эпопеи защиты Артура.
Стр?лки и артиллеристы доказали, на что способенъ нашъ воинъ.
Будь Дагушань и Сяогушань укр?пленъ такъ, какъ подсказывала сама природа — защита Артура облегчилась бы многимъ.
Дагушань на восточномъ, Высокая на западномъ фронт? — дв? почти равнозначащія величины. Какъ та, такъ и другая не вошли въ утвержденный планъ кр?пости.
Ч?мъ же была Высокая гора для кр?пости — читатель узнаетъ дальше.
Теперь, когда все пережитое кануло въ в?чность, когда эпопею защиты Артура заслонили событія революціи — мало кто интересуется ею, но тотъ, кто заглянетъ въ эту исторію, тотъ невольно отдастъ должное артурскому гарнизону и призоветъ проклятіе на т?хъ, кто довелъ Россію до Артура.
Я не останавливаюсь зд?сь на отд?льныхъ фактахъ исключительнаго геройства отд?льныхъ лицъ, но свид?тельствую, что защита Дагушаня — это рядъ блестящихъ доказательствъ выносливости, отваги и самоотверженія нашихъ офицеровъ и иижнихъ чиновъ.
Когда шла атака Дагушаня, мы почему-то были совершенио спокойны. Никто, кром?, конечно, начальствующихъ лицъ, не зналъ, какое серьезное значеніе им?лъ Дагушань.
Можно было предположить, что противникъ, поведя такъ интенсивно атаку на Дагушань, будетъ форсировать весь восточный фронтъ, который, кстати сказать, былъ самый глубокій и самый сильный.
Трудно было, конечно, предположить, куда противникъ главнымъ образомъ будетъ стремиться, но предположеніе, что онъ будетъ форсировать самый сильный фронтъ, не выдерживало критики.
Генералъ Смирновъ сразу опред?лилъ, куда противникъ присосется. Онъ указалъ на с?веро-восточный фронтъ, что блестяще и подтвердилось.
Но генералы Фокъ и Стессель съ Ренсомъ и птенцами были другого на этотъ счетъ мн?нія, и поэтому вс?ми силами препятствовали коменданту въ сильной оборон? указаннаго фронта и въ возведеніи третьей линіи укр?пленій на этомъ же фронт?.
* * *
26 іюля въ 8 час. вечера посл?дняя незначительная часть войскъ праваго фланга посл? упорнаго боя отошла за верки кр?пости.
Противникъ стремительно, ц?лыми массами, велъ н?сколько атакъ, подвергаясь сильн?йшему артиллерійскому огню всего нашего восточнаго фронта и части береговыхъ батарей.
Когда непріятелю удалось наконецъ занять Дагушань и Сяогушань съ огромными потерями, численность которыхъ опред?лить трудно, съ ц?лью, конечно, установить за ночь батареи, — наша артиллерія, по приказанію генералъ-лейтенанта Смирнова, развила настолько сильный огонь по квадратамъ и приц?лу, что не только возводить какія бы то ни было сооруженія, но даже кругомъ не было никакой возможности держаться.
На утро вс? склоны Дагушаня были изрыты.
Снаряды огненнымъ ливнемъ всю ночь омывали Дагушань.
На Золотой гор?.
26 іюля поздно вечеромъ я отправился на Золотую гору.
Дежурный офицеръ на батаре?, прапорщикъ запаса артиллеріи г. X., директоръ отд?ленія русско-китайскаго банка въ Артур?, не захот?лъ меня пропустить. Предъявивъ свои документы, я попросилъ вызвать командира батареи капитана Зейца.
Съ его приходомъ инцидентъ былъ исчерпанъ.
Во время ужина получается телефонограмма съ приказаніемъ Золотой гор? открыть огонь по Дагушаню, давая выстр?лъ каждыя 5 минутъ.
Капитанъ Зейцъ немедленно ус?лся за карту и началъ вычислять углы возвышенія.
Наверху засуетилась прислуга у орудій.
Мы сид?ли въ прочномъ бетонномъ каземат?, который, т?мъ не мен?е, несмотря на свою прочность, былъ пробитъ 12-ти дюймовымъ снарядомъ во время морской бомбардировки.
Черезъ 5-10 минутъ Золотая гора открыла огонь изъ своихъ 11-дюймовыхъ чудовищъ.
Въ каземат? лампы, св?чи потухли. Изъ посуды кое-что разбилось. Въ открытый люкъ посл? каждаго выстр?ла врывалась струя воздуха.
Заперли вс? люки и жел?зныя массивныя двери. Не помогло. Каждый выстр?лъ не тушилъ уже лампъ и св?чей, но страшно оглушалъ; на стол? все тряслось и дребезжало. Поднялся на батарею. Совершенно темно. Прислуга у мортиръ возится съ фонарями.
— Первое!..
Столбъ пламени, и оглушительный грохотъ выстр?ла. Стальная глыба съ стихающимъ свистомъ — урчаніемъ понеслась наверхъ, высоко.
Мортиры, съ высоко поднятыми дулами, отчетливо обрисовываются на б?лесоватомъ бетон?.
Внизу въ каземат? дребезжитъ звонокъ телефона.
— Ваше высокоблагородіе, недолетъ. Просятъ обстр?лять склонъ, обращенный къ непріятелю — докладываетъ телефонистъ.
— Второе!
Опять грохотъ выстр?ла, да какой — въ ушахъ все время страшный звонъ и шумъ. Едва различаешь выстр?лы сос?днихъ морскихъ батарей.
Дядя Мошинскій тоже открылъ огонь. Дальше — Плоскій мысъ, Крестовая. Весь фронтъ гудитъ.
— Ваше высокоблагородіе, снарядъ попалъ въ с?дло Дагушаня. Просятъ обстр?лять склонъ, обращенный къ непріятелю — опять докладываетъ телефонистъ.
Капитанъ Зейцъ сб?жалъ внизъ въ казематъ, склонился надъ разложенной картой.
Поднялся, поправилъ приц?лъ.
— Третье!
Каждыя 5 минутъ раздается выстр?лъ. Южная ночь полна очарованія. Вышелъ на гласисъ. Подошелъ къ самому обрывзт. Крутой скатъ въ море. На мор? тишина. Горизонтъ чистъ, никого не видать. Прожекторы съ береговыхъ батарей осв?щаютъ водную поверхность. Сталъ приглядываться, упорно смотр?ть по одному направленію. Ч?мъ дольше я смотр?лъ впередъ, т?мъ явственн?е обрисовывались очертанія приближавшагося судна. Метнулся лучъ прожектора — и ничего, кром? темной зеленоватой волны.
Обернулся назадъ: ровный обр?зъ горы, и на равномъ разстояніи другъ отъ друга четыре жерла мортиръ.
Посл? посл?дняго выстр?ла прошло дв? минуты. На батаре? тихо и темно. На гласис? я одинъ.
Внизу разстилается городъ, погруженный въ полную темень: ни на улицахъ ни въ домахъ ни признака св?та. Городъ словно вымеръ.
Батарея сразу осв?тилась, словно днемъ. Огромный столбъ пламени вылет?лъ изъ жерла мортиры.
Отъ сотрясенія воздуха зашум?ли мелкіе камешки, оторвавшись съ обрыва, и покатились внизъ.
Уже 3 часа подрядъ весь береговой фронтъ отъ Золотой горы громитъ Дагушань.
Вернулся въ казематъ. Большинство бывшихъ на батаре? офицеровъ улеглось спать. Кто въ каземат?, кто прямо на дворик?. Жарко и душно было.
Разговорился съ адъютантомъ кр?постной артиллеріи, молодымъ, безусымъ поручикомъ.
Сей юноша вполн? оц?нилъ свое положеніе, какъ адъютанта кр?постной артиллеріи, и поэтому съ большимъ апломбомъ критиковалъ д?ятельность генерала Кондратенко, давая мн? довольно прозрачно понять, что онъ очень недоволенъ моими описаніями боевъ на Зеленыхъ горахъ, гд? я хвалю генерала. По мн?нію юноши, я жестоко ошибался въ оц?нк? Кондратенко.
Я изб?галъ, по возможности, споровъ, и поэтому готовъ даже былъ принести свою покаянную — лишь бы выиграть во мн?ніи своего юнаго критика.
На батаре?, за исключеніемъ Зейца, вс? спали, когда я опять спустился въ казематъ. Заснуть не было никакой возможности: каждый выстр?лъ въ буквальномъ смысл? оглушалъ
Я пристроился у стола. Привязалъ лампу и началъ писать свои ежедневныя «изв?стія» для «Новаго Края».