Чжоуский Китай при Кан-ване (1004-967) и Чжао-ване (966-948)[21]

Чжоуский Китай при Кан-ване (1004-967) и Чжао-ване (966-948)^[21]

X век до н.э. был периодом становления, институционализации новых норм и принципов существования, вырабатывавшихся чжоусцами. К числу этих норм относится и система уделов. В отрывке из «Цзо-чжуань», относящемся к описанию событий много более позднего времени, между прочим упомянуто, что Кан-ван щедро одарял своих родственников уделами (см. [255, т. 5, с. 717]). И хотя из других источников явствует, как уже говорилось, что то же самое делали предшественники Кан-вана, сообщение «Цзо-чжуань» заслуживает внимания. Тем более что оно подтверждается и некоторыми надписями на бронзе, в частности «Ши Цзян пань» (см. [232, с. 129]).

Разумеется, трудно с точностью установить, кто именно, когда и сколько создал уделов. Вполне вероятно, что Кан-ван принял в этом деятельное участие, как легко предположить и то, что после него процесс создания новых уделов резко замедлился, ибо свободные и хоть сколько-нибудь заселенные подчинявшимися чжоусцам племенами земли были уже освоены. Одно несомненно: в период правления Кан-вана в основном завершилось формирование раннечжоуской удельной системы. Далее пошел иной процесс, о котором выше уже немало было сказано: уделы консолидировались и внутренне постепенно изменялись, закладывая тем самым основу будущих автономных феодальных образований в рамках постепенно ослабевавшей централизованной структуры Западного (и тем более Восточного) Чжоу.

С именем Кан-вана древнекитайская историческая традиция связывает важное нововведение, касающееся принципов существования чжоуского Китая. В только что упоминавшейся цитате из «Цзо-чжуань» сказано, что, в то время как У-ван завоевал для чжоусцев шанские земли, а Чэн-ван (справедливо добавить: и Чжоу-гун) добился успокоения государства, Кан-ван дал народу отдых [255, т. 5, с. 717]. Так трактует события традиция, причем для этого имеются определенные основания: по сравнению с бурными годами правления У-вана и Чжоу-гуна — Чэн-вана период царствования Кан-вана вполне мог показаться историкам временем относительного спокойствия.

По меньшей мере отчасти так оно и было: люди привыкали к новым условиям жизни, к новым формам существования на новых местах, куда их забросила судьба; начинали консолидироваться созданные первыми чжоускими правителями уделы; осваивались жители новой столицы на востоке, в Лои. Однако, как на то обращают внимание специалисты, отмеченное древнекитайскими источниками сравнительное спокойствие в годы правления Кан-вана отнюдь не являло собой некоего царства мира и благодати. Скорей напротив.

Можно предположить, что фраза о спокойствии подчеркивает лишь контраст между бурными годами правления Чжоу-гуна и последующими четырьмя десятилетиями, на которые приходится царствование Кан-вана. Однако и применительно к ним о спокойствии, в общем, говорить не приходится. В ранне-чжоуском Китае в первой половине X в. до н.э. шла едва ли не постоянная внутренняя борьба — за власть, за владения, за уделы. Нам неизвестно, как именно она велась, какие формы принимала. Вполне вероятно, что при Кан-ване столкновения между удельными властителями еще не обрели серьезных масштабов. Быть может, ван обладал еще властью, достаточно ощутимой для того, чтобы по своей воле перемещать, а то и ликвидировать некоторые уделы. Но не исключено, что более сильные, умелые и удачливые оказывали на вана большое влияние, причем в борьбе за него сталкивались между собой в то время основные удельные правители.

Косвенно именно это подтверждается в одной из бронзовых надписей, «Ши Цзян пань», на которую ссылаются Сюй Чжо-юнь и К.Линдуф в своей обстоятельной монографии о Западном Чжоу. В надписи, по их словам, обращено внимание на передел территорий как на нечто характерное для царствования Кан-вана [232, с. 129]. Итоги передела не вполне ясны. Но некоторые данные позволяют судить, что результатом было уменьшение числа уделов. Специальные подсчеты дают основание предполагать, что после Кан-вана сохранилось лишь 36 уделов, пожалованных представителям царствующего дома Цзи, тогда как первоначально, по «Сюнь-цзы», их было около 55. Это значит, что примерно 20 уделов князей из дома Цзи были ликвидированы или просто исчезли.

Продолжая эту тему, Сюй Чжо-юнь и К.Линдуф предполагают, что часть таких уделов, расположенных на юге, могла быть поглощена расширявшимся южным царством Чу [232, с. 129—130]. Правда, приводимые ими аргументы недостаточно убедительны, как и не очень ясно, насколько их рассуждения могут быть отнесены именно к царствованию Кан-вана. Из «Шицзи» явствует, что сам удел Чу был создан лишь при Чэн-ване, а получивший его Сюн И был тогда вполне лоялен дому Чжоу. Только примерно век спустя Чу, располагавшееся далеко к югу от Чжунго, настолько усилилось и отдалилось от Чжоу, что его правители впервые, правда вначале ненадолго, попытались было бросить чжоускому И-вану (887—858) открытый вызов, начав именовать себя ванами [86, т. 5, с. 182—183]^[22]. Поэтому едва ли именно Чу можно обвинить в том, что оно аннексировало чжоуские уделы тогда, при Кан-ване, когда было еще слабым и послушным воле Чжоу.

Оставив вопрос о судьбе примерно 20 чжоуских уделов нерешенным, можно, однако, сделать вывод, что Кан-ван был правителем властным и суровым, принимавшим единоличные решения во всем, что касалось Чжоу, включая и многочисленные уже возникшие к тому времени уделы. Не исключено, что в междоусобной борьбе удельных князей за владение людьми и территориями и при решении вопроса о том, когда и куда переместить, какой удел и в каком виде сохранить и т.п., его слово было решающим. В частности, и в зоне влияния Чу.

В «Чжушу цзинянь» (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 148]) сообщается, что на 16-м году правления Кан-ван совершил инспекционную поездку на юг. А из надписи на сосуде, обнаруженном в 50-е годы XX в. близ Янцзы, явствует, что в этом месте существовал удел И, перемещенный туда по воле чжоуского вана. По мнению Сюй Чжо-юня и К.Линдуф, надпись, о которой идет речь, подтверждает истинность сообщения «Чжушу цзинянь» о южной экспедиции Кан-вана (см. [232, с. 130— 131]).

Параллельно с активностью в южном направлении чжоуский Китай времен Кан-вана проводил достаточно энергичную внешнюю политику на севере. В частности, уже упоминавшаяся надпись на сосуде «Сяо Юй дин», в которой сообщается о пленении свыше 13 тыс. человек из племени гуй-фан, датируется 25-м годом правления Кан-вана и описывает события, имевшие место на северных границах Чжоу. Известны также надписи, свидетельствующие о военной активности чжоусцев во времена Кан-вана на востоке, в приморских районах современного северного Китая (пров. Шаньдун и соседние с ней земли).

В целом следует сказать, что царствование Кан-вана было не столь уж и спокойным, как то обрисовано в более поздней историографической традиции. Он, судя по материалам источников, умело и решительно продолжал деятельность первых чжоуских правителей по укреплению власти и распространению ее на все более обширной территории, как в первую очередь в бассейне Хуанхэ, так и к югу от него. Разумеется, о чем уже шла речь, по сравнению с бурными событиями предшествующих царствований годы его правления могли показаться чем-то вроде отдыха для страны. Но передышка была весьма относительной. Чжоусцы времен Кан-вана были по-прежнему боевым этносом, активно использовавшим плоды своего возвышения.

Про Чжао-вана, сына Кан-вана, Сыма Цянь лаконично писал, что при нем «в управлении государством [проявились] слабости и изъяны» [86, т. 1, с. 192]. Жесткость и четкость приведенной формулировки, однако, вызывают некоторые сомнения. Быть может, итоговый результат царствования — имеется в виду трагическая гибель вана во время южного похода к Янцзы — наложил свой отпечаток на оценку Сыма Цяня. Собственно, последующие политики и историографы древнего Китая о Чжао-ване ничего не знали, кроме этой неудачи. Она, как известно, послужила даже поводом для карательного похода против Чу в VII в. до н.э., когда гегемоном-ба в чжоуском Китае был циский Хуань-ван, а фактически управлял делами знаменитый реформатор Гуань Чжун, который и встал во главе экспедиции и, дойдя до цели, предъявил свои претензии чускому вану. Правитель Чу, как известно, отверг их на том основании, что Чу б те годы не владело землями, где погиб Чжао-ван.

Внимательное знакомство с источниками, повествующими о периоде царствования Чжао-вана, позволяет заключить, что середина X в. до н.э. в целом была отмечена стремлением правителей поддержать могущество дома Чжоу, хотя давалось это с трудом. И только после Чжао-вана начался упадок. Так что эти «слабости и изъяны» — если принять оценку Сыма Цяня — следует, видимо, отнести уже к периоду правления его преемников.

Основания для такого рода переоценки дают надписи на бронзе. Их достаточно много, причем едва ли не все они свидетельствуют, что при Чжао-ване продолжалась целеустремленная и энергичная экспансия чжоуского Китая на юг, тогда как по отношению к северным соседям проводилась своего рода политика сдерживания. Так, в группе надписей, которую специалисты (правда, не все, между ними есть расхождения) датируют годами правления Чжао-вана, говорится о военной экспедиции против начавшего уже было проявлять своенравие владения Чу. Результатом кампании было успешное возвращение с металлом (цзинь — золотом? медью? оловом?) в качестве добычи. Другая группа аналогичных надписей повествует об экспедиции в район р. Хуай против варваров хуай и и (бином «хуай-и», объединяющий обе этнические общности, достаточно часто встречается в дреянекитайских источниках, причем почти всегда в связи с упоминанием о враждебных действиях против них либо с их стороны). Надписи сообщают также, что в одном из своих южных походов Чжао-ван сумел подчинить владение Бао-и, после чего 26 вождей хуайских и изъявили свою покорность чжоускому вану (см. [232, с. 134—135]).

Тексты надписей на бронзе, о которых идет речь, подтверждаются записями «Чжушу цзинянь», из коих явствует, что на 16-м и 19-м годах своего правления Чжао-ван дважды совершал экспедиции на юг, причем результатом второго похода была гибель всех шести армий вана и самого правителя [255, т. 3, Prolegomena, с. 149]. Сыма Цянь добавляет к этому, что о смерти вана и, видимо, о гибели его армий долго не сообщали народу [86, т. 1, с. 192].

Если попытаться охарактеризовать рассматриваемый период раннечжоуской истории в целом, то суть дела сведется к тому, что при Кан-ване и Чжао-ване сохранялась некоторая инерция, порожденная мощным толчком времен У-вана и Чжоу-гуна. Разумеется, по масштабу и результатам деятельности оба правителя, Кан-ван и Чжао-ван, заметно уступали своим великим предшественникам. Но они старались сохранить и даже по мере сил приумножить полученное ими наследство, причем сила инерции была их союзником. Впрочем, ее заряд явно иссякал, и это неизбежно должно было сказаться на судьбах страны.

Поражение, которое потерпел в своем последнем походе Чжао-ван, было в некотором смысле символом начала конца могущества чжоуских правителей. Не вполне ясно, как и при каких обстоятельствах погиб Чжао-ван, потеряв все свои войска. Ведь на далеком юге, где это случилось, в ту далекую эпоху, насколько известно, не было крупных государств, чья мощь, прежде всего военная, была бы сопоставима с чжоуской. Правители Чу, как упоминалось, впоследствии отрицали свое участие в конфликте, приведшем к гибели Чжао-вана. Но даже если они лукавили, в любом случае есть весомые основания полагать, что именно нарождавшиеся на базе чжоуских же уделов автономные периферийные самостоятельные княжества и царства либо их коалиция, включавшая или не включавшая Чу, и сыграли решающую роль в этом разгроме.

Следовательно, период правления Чжао-вана был временем начала выхода по меньшей мере некоторых отдаленных уделов из повиновения чжоуским ванам. Впрочем, не исключено, что уделами, о которых в данном случае может идти речь, были преимущественно нечжоуские по происхождению, наподобие тех 26 племен из хуай-и, которые до того выказывали свою покорность тому же Чжао-вану. В любом случае, однако, важно оценить сам процесс.

Походы Кан-вана и Чжао-вана на юг преследовали естественную цель расширить владения дома Чжоу. Однако земли к югу от Хуанхэ, располагавшиеся вне Чжунго, были тем самым и как бы вне чжоуской, точнее, шанско-чжоуской цивилизации. Как известно, могущественный чусхий прзвитель не без некоторого кокетства бравировал тем, что он — «южный варвар» (см. [86, т. 5, с. 183, 184]). И это были не пустые слова. Территории к югу от Хуанхэ и много позже, в период Чуныцо, оставались весьма чуждыми чжоуской культуре, хотя в конечном счете питались и взрастали преимущественно за ее счет.

Вывод из сказанного очевиден: экспансия чжоусцев на юг зиждилась только на их силе. Коль скоро сила стала иссякать, сопротивление юга, символизируемое прежде всего вызовем со стороны Чу, стало усиливаться, что и привело к печальному для Чжоу в конце царствования Чжао-вана финалу. Видимо, значительная часть приобретений на юге была после этого утрачена чжоусцами. Это в сочетании с усилением уже описывавшегося процесса феодализации и политической раздробленности в самом Чжунго оказало, видимо, решающее воздействие на судьбы государства Чжоу. Вторая половина X и IX в. до н.э. были временем прогрессирующего его упадка.  

Данный текст является ознакомительным фрагментом.