Глава 10 ТРИУМФ И КРИЗИС

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

ТРИУМФ И КРИЗИС

Ричард Хейвер лучше всех в Вашингтоне умел сочинить что-нибудь неправдоподобное. Это умение особенно помогало ему, когда он проводил брифинги. В возрасте 35 лет он был начальником одного из многих департаментов военно-морской разведки, причем гражданским человеком, любимым протеже Б. Инмана. Того самого, который по сути в одиночку защитил подводные силы от критики со стороны конгресса США. Ричард Хейвер имел такие же способности очаровывать оппонентов и с обаятельной улыбкой вешать им лапшу на уши.

Адмирал Стенфилд Тернер, директор ЦРУ, знал это. Об этом также было известно министру обороны Харольду Брауну. Вот почему они взяли Хейвера с собой в тот весенний день 1978 года на брифинг в Белом доме у президента США Дж. Картера.

Тернер произносил вступительное слово, а Хейвер с любопытством посматривал на собравшихся. Среди них кроме президента были госсекретарь Сайрус Вэнс и начальник штаба Белого дома Г. Джордан. Также присутствовал только что вернувшийся из 12-дневной поездки по Юго-Восточной Азии вице-президент Уолтер Мондейл, который, похоже, клевал носом. Но это не волновало Хейвера.

Он знал, что ему нужно завладеть вниманием Дж. Картера, который был инженером-атомщиком и последователем Риковера. Картера привлекли к работе по программе создания атомных подводных лодок в начале 1950-х годов. Но еще до того, как первая атомная подлодка вышла в море, Картер вынужден был уйти оттуда в связи со смертью отца и заняться делами семейной фермы по производству земляных орехов (арахиса). Но Картер так и не переставал считать Риковера своим наставником. Что касается Хейвера, то он был офицером разведки, «спуком», который летал на разведывательных самолетах ВМС США во время войны во Вьетнаме. Там он и познакомился с Инманом, руководившим боевой деятельностью разведки ВМС во Вьетнаме. Когда Хейвер задумал уйти с военной службы, то именно Инман уговорил его остаться в разведке гражданским аналитиком, вместо того чтобы поступать в юридическую школу.

В данный момент задача аналитика Хейвера заключалась в том, чтобы напомнить Картеру про ядерную угрозу со стороны Советского Союза, а также подготовить президента к тому, чтобы он одобрил начало планирования операции более смелой, чем все предыдущие. Военно-морской разведке стало известно, что Советский Союз своими новыми подлодками типа «Дельта», имеющими на вооружении баллистические ракеты с дальностью стрельбы 4200 миль, завоевывает преимущество. Он располагает эти лодки вне сферы действия американских систем подводных гидрофонов, находящихся в районах южнее Азорских островов в южной Атлантике, сосредоточивая их в Баренцевом море. Эти подлодки в Баренцевом море находятся под прикрытием советских надводных кораблей и многоцелевых подводных лодок. Они способны действовать на небольшом расстоянии от Вашингтона или других целей внутри дуги, проведенной от штата Южная Каролина, через штат Оклахома до штата Орегон. Хейвер доложил Картеру, что агентурная сеть разведки и шпионские подводные лодки с большими усилиями собирают и анализируют новую информацию. Однако внутри военно-морской разведки идут горячие споры о том, является ли решение Советского Союза убрать свои подводные лодки обратно в Баренцево море изменением стратегии или это кратковременная мера? Хейвер является сторонником тех, кто полагает, что Советский Союз маневрирует, чтобы получить важное ядерное преимущество над США.

Когда подлодки типа «Янки» были лучшими в советских ВМС, то почти за каждой – при приближении на расстояние дальности стрельбы их ракет до США – американскими подлодками велась слежка. Таким образом, у американских подлодок была возможность, в случае возникновения войны, потопить эти лодки еще до того, как они запустят свои ракеты. А затем, если обе стороны запустят межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования, то в этом случае только у США останется возможность нанесения второго ядерного удара за счет сохранившихся в океане ракетных подлодок, прячущихся в океане. В этом заключалось преимущество США, которое американские ВМС готовили с того момента, когда «Белесый Мак» впервые провел слежку на своей подлодке «Лэпон». Но эта стратегия опиралась на три положения: советские подлодки оставались относительно шумными; они почти не имели представления, насколько часто за ними велась слежка; они продолжали патрулирование в открытом море, где за ними прежде всего и могла вестись слежка.

Но когда подлодки типа «Дельта» были отозваны в Баренцево море, то Хейвер и другие стали серьезно ставить под сомнение основные положения американской стратегии. С началом «холодной войны» американцы полагали, что советские ВМС направляли всю свою энергию на противостояние с США в открытом море, что в случае войны советские многоцелевые подлодки будут, главным образом, стремиться топить американские корабли, снабжающие Европу, как это делали немцы во время Второй мировой войны. Теперь же Советский Союз, похоже, совершает стратегический поворот и выбивает основу ядерной стратегии США. Хейвер напомнил президенту, что у ВМС США имеется один экстраординарный способ вести наблюдение за Советским Союзом – крайне необходимая и важная операция по прослушиванию советского подводного кабеля связи в Охотском море, утвержденная лично Картером год тому назад. Затем Хейвер изложил план, который, по мнению военно-морской разведки, мог бы явиться следующим шагом в этом направлении: надо наладить прослушивание советских кабелей связи в Атлантическом регионе. А для этого послать подлодку, которая бы установила прослушивание кабеля непосредственно в Баренцевом море, где размещаются базы советских ракетных подлодок.

Ни «Халибат», ни «Сивулф» уже не могли это сделать: они считались устаревшими и слишком шумными для того, чтобы незаметно проникнуть в эти воды с интенсивным движением судов. (Когда происходил этот брифинг, «Сивулф» находилась в Тихом океане в поисках фрагментов советских ракет, пытаясь найти возможности использовать новое приспособление по захвату предметов, добавленное к одной из ее буксируемых камер.) Но у ВМС, наконец, появилась подлодка, которая могла бы выполнить эту сложную задачу, только что переоборудованная для обеспечения работы глубоководных водолазов и позволяющая «спукам» вести подслушивание кабелей. Это была «Парч» (бортовой номер SSN-683) – почти новая многоцелевая подлодка типа «Стерджен», менее шумная, более быстрая, чем все остальные подлодки, ранее передававшиеся специальной программе. (На подлодке «Парч» смонтировали новое оборудование для подслушивания, обеспечивающее более длительную запись. Кроме того, она была достаточно бесшумной, чтобы прошмыгнуть буквально перед носом у сильного советского Северного флота и установить подслушивающее устройство на кабеле в Баренцевом море.)

Пока Хейвер говорил, брифинг превратился в диалог ветеранов ВМС между собой. Картер начал склоняться в своем кресле так сильно, что некоторые стали подумывать, что президент подпал под влияние Хейвера. Было очевидно, что Картер заинтригован. Этого на первый раз вполне достаточно, так как и Хейвер и его начальники пока и не надеялись получить официальное одобрение операции. Им нужно было только убедиться, что президент заинтересован и что они могут продолжать планирование.

Получение предварительного согласия президента – это весьма умная тактика. А в случае с Картером даже лучше было двигаться к цели медленно, предварительно прощупывая его мнение. Несмотря на то, что Картер в прошлом сам служил на флоте, став президентом, он искал пути к сокращению оборонных программ: открыто выступал против новых систем оружия, усиленно предлагаемых Пентагоном, доказывал необходимость примирения с Советским Союзом. Некоторые военные даже считали, что он питает слабость к коммунизму.

Все присутствующие на брифинге понимали, что направление подлодки «Парч» с такой задачей в оживленное Баренцево море связано с куда большим риском ее обнаружения и, как следствие, усилением конфронтации с Советским Союзом, по сравнению с любыми подобными операциями в почти безлюдном Охотском море. «Парч» предстоит избегать встреч с десятками советских надводных кораблей и подводных лодок, постоянно курсирующими по Баренцеву морю. К тому же кабель в этом районе проходит скорее всего вдоль побережья, и поэтому лодке почти наверняка придется ставить подслушивающие устройства в 12-мильной зоне советских территориальных вод, а возможно и внутри международно-признанной 3-мильной зоны.

Но Хейвер вызвал у Картера больше восхищения, чем осторожности. Директор ЦРУ адмирал Тернер был в восторге, когда президент в заключение поблагодарил за брифинг и попросил продолжать информировать его. Казалось, что Хейвер не только заинтересовал Картера новой операцией, но, по-видимому, обеспечил успех программы подслушивания кабелей связи на все следующее десятилетие.

Хотя Хейвер радовался, как и все, но его одолевало одно сомнение, о котором он не говорил никому. Он никак не мог отделаться от чувства страха, которое ему внушало изменение в советской стратегии в последнее время. Как будто Советский Союз нашел способ читать американские замыслы. Не было достаточных оснований, чтобы быть уверенным в этом, так, одни намеки. Но стратегия советских ВМС менялась на глазах.

Во– первых, постоянно увеличивалось количество многоцелевых подлодок, направляемых для эскортирования подлодок типа «Янки» и «Дельта», выходящих в Атлантику. На всем пути многоцелевые подлодки теперь циркулировали вокруг подлодок «Янки» и «Дельта», как будто внимательно выискивали натовские подлодки, которые могли вести слежку. Во-вторых, возникало впечатление, что советские подлодки выжидали, чтобы приступить к наблюдению за военно-морскими учениями еще до того, как американские надводные корабли и подлодки прибывали в район учений. Несколько раз советские подлодки показывались в тех районах, где ранее были запланированы американские учения, но были отменены. В других случаях по несколько советских подлодок одновременно вторгались в середину района проведения учений, как бы пытаясь определить, как будут действовать в этих случаях американские корабли. Наконец, самые новейшие советские многоцелевые подлодки типа «Виктор III», проходившие ходовые испытания в море, оказались значительно менее шумными, чем их предшественницы, они почти уже не уступали в этом американским лодкам. Похоже, что советские ВМС ухватили идею, что бесшумность может оказаться решающим фактором. До этого они, казалось, больше внимания уделяли только качеству лодок.

Может, все это было случайным совпадением? Или сбой произошел в механизме обеспечения безопасности американской системы связи? Может быть, там появился шпион? Инман послал Хейвера и еще одного офицера разведки, Уильяма Студемана, к руководству ВМС с просьбой оказать помощь в поисках возможной утечки информации. Но командование ВМС отказалось. Как можно подвергать сомнению их шифросвязь, самую сложную в мире?

Хейверу оставалось только продолжать поиски. Возможно, ответы на некоторые вопросы могут быть получены подлодкой «Парч», если ей удастся найти и начать прослушивание подводного кабеля связи в Баренцевом море. Но для этого придется ждать. ВМС при большой финансовой поддержке агентства национальной безопасности послали «Парч» в Охотское море, чтобы установить на кабель второй подслушивающий аппарат рядом с первым и повысить возможности перехвата в этом месте. Отчасти «Парч» посылали туда, чтобы убедиться в ее возможностях, прежде чем кто-либо осмелится послать ее в другое, более опасное море.

«Парч» подтвердила свои возможности, и после почти безупречной операции ее люди вернулись на базу с настроением, что теперь им сам черт не брат. Экипаж из 140 человек откровенно посмеивался над экипажем подлодки «Сивулф», находившейся в сухом доке, в разобранном виде. Они называли лодку не «Сивулф», а «Щенок на пирсе», а ее экипаж приписанным к зданию «575» – по ее бортовому номеру. («Сивулф» в переводе означает «Зубатка полосатая».) Правда, экипаж «Сивулфа» в какой-то мере отомстил за эти шутки. В 1977 году водолазы с «Сивулф» поместили на кабель рядом с подслушивающим аппаратом череп коровы, чтобы хорошенько напугать водолазов с «Парч». Обе подлодки базировались на Маре-Айленд, и их экипажи проживали по соседству в деревянных бараках, вдали от других лодок. Но эта близость не предотвращала соперничества между ними, особенно теперь, когда «Парч» выходила в море, а экипажу «Сивулф» приходилось заниматься тяжелой работой, связанной с капитальным ремонтом лодки.

Экипаж «Сивулф» с завистью смотрел в 1979 году, как «Парч» готовилась во второй раз пойти на операцию, окруженную завесой таинственности, замысел которой так понравился президенту страны Картеру. На этот раз она шла в Баренцево море. Шла по маршруту, позволявшему обойти все точки скопления советских кораблей, но при этом труднейшему и опаснейшему из всех возможных. «Парч» направлялась к северу от Сан-Франциско, вдоль Аляски, через узкий, мелководный Берингов пролив, где почти сходятся границы США и Советского Союза и где лед мог потопить лодку скорее, чем противник. Оттуда, через Северный полюс, – снова на юг, в Баренцево море. Весь путь составлял 5500 морских миль. Расчет был на неожиданность: советские ВМС никак не могли ожидать, что «Парч» вознамерится проникать таким путем в Баренцево море.

Была еще одна тонкость. «Парч» отправилась в поход к Баренцеву морю во второй половине лета, после встречи в верхах Картера с Брежневым. Два лидера встретились 18 июля и подписали договор СНВ II, по которому обе стороны согласились ограничить количество носителей ракет.

Через две недели после встречи глав двух великих держав командир «Парч» Джон Маурер провел свою собственную «встречу в верхах» – с женской частью экипажа лодки, пока она еще находилась в порту. Он обеспечил уход за детьми на время встречи, прохладительные напитки и легкую закуску. Его описание предстоящего длительного отсутствия мужей ограничилось лишь сообщением даты убытия и даты возвращения. Джон раздал женщинам специальные бланки, на которых они могли посылать по радио краткие сообщения своим мужьям – несколько раз за три месяца, что «Парч» будет в походе. Кроме того, были розданы списки необходимых номеров телефонов, начиная с номера телефона его жены Карел, всех врачей на базе Маре-Айленд, полиции и заканчивая телефоном пожарной команды. Также был вручен перечень обязанностей, которые, по мнению командования, временно перейдут от мужей к ним: когда доставлять автомашину на профилактику, телефоны водопроводчиков и электриков. Женщин попросили позаботиться и о том, чтобы мужья оставили им свои завещания. В заключение командир «попросил» жен отпустить мужей на все три месяца.

Были обычные слезы на пирсе, когда в августе провожали «Парч» в море. Белые на магнитах цифры «683», означавшие бортовой номер, были сняты с корпуса, лодка анонимно прошла под мостом Золотые Ворота и погрузилась в глубину. Этот поход «Парч» был окружен плотной завесой секретности. Экипаж не имел почти никакого представления, куда они идут. Им сказали только, что лодку посылают проверить, сможет ли «Парч» пройти подо льдом и вернуться назад.

Когда лодка приближалась к Аляске, Маурер начал подготовку к тому, чтобы пройти через узкий Берингов пролив в подводном положении. В проливе глубина была лишь пятьдесят метров. Прокладывали курс с расчетом идти со скоростью 2–3 узла.

Пройдя Берингов пролив, «Парч» должна была идти дальше на север через Чукотское море, которое было таким же мелководным, как и пролив, а лед на нем не таял даже летом. Из космоса это и другие окружающие Северный полюс моря выглядели, как в калейдоскопе, по мере того как температура и соленость изменяют цвет воды.

Почти через каждую милю импульсы гидролокатора «Парч» отражались от слоев воды с такой же интенсивностью, как и от твердых объектов, заставляя Маурера и его экипаж действовать почти вслепую, подобно самолету, летящему через плотную облачность.

Экипаж медленно вел «Парч» вперед, часто меняя курс, пытаясь разобраться в эхо-сигналах гидролокатора: что за препятствие находится прямо по курсу лодки? Точно разобраться можно было, только подойдя ближе, рискуя столкнуться. Но «Парч» не была полностью беспомощной. Начиная с 1950-х годов ВМС направляли под лед, по крайней мере, по одной подлодке в год. Была создана специальная лаборатория для изучения морского льда с целью облегчить плавание в этих незнакомых и трудных условиях. Вошли в строй специальные «ледовые» лодки типа «Стерджен», снабженные гидролокаторами, позволяющими «видеть» вверх и вперед, – это было необходимо для предотвращения столкновения со льдинами. Лодки оборудовали специальным манипулятором с изменяемой конфигурацией, который позволял им пробиваться через тонкий лед в случае аварийного всплытия.

Во время первых арктических операций ВМС обнаружили, что импульсы гидролокатора очень похожи на крики тюленей во время брачного сезона. Когда тюлени слышали искусственный сигнал с лодки, происходило следующее: один тюлень отвечал лодке, другой отвечал ему, а третий отвечал предыдущему, оглашая море своими звуками. Тюлени «стимулировали» моржей, которые присоединялись к общему шуму со своим рявканьем. В первых походах такой шум мог продолжаться часами. Теперь же «Парч» пользовалась гидролокатором, сконструированным так, чтобы избежать заигрывания с местными млекопитающими.

Тем не менее поход получился шумным. Вокруг лодки сновали глыбы льда, оторвавшегося от больших айсбергов, находившихся к северу. Эти глыбы имели страшную тенденцию скрепляться и утрамбовываться друг с другом, образуя плотные ледовые слои, уходящие глубоко под воду. Подлодка «Парч» часто встречала участки, свободные ото льда, но площадью не более двух квадратных метров. Было почти невозможно пройти, не задев при этом за лед. Его скрежет о борт лодки слышался постоянно. Ледяные глыбы были большими и запросто могли поломать гребные винты, оставив лодку в беспомощном состоянии.

Экипаж, помимо прочего, должен был внимательно следить за передвижениями айсбергов, которые часто дрейфуют к югу, создавая серьезные препятствия между Гренландией и Канадой, а также и на другой стороне от полюса, в районе Исландии. Именно айсберг не позволил подлодке «Наутилус» пройти под водой через полюс в июне 1958 года (через несколько месяцев «Наутилус» все-таки совершила первый в истории поход через Северный полюс).

Наконец «Парч» достигла глубокой воды и уже беспрепятственно пошла вперед. Эти 1500 миль плавания под Северным полюсом сами по себе были несложными, так как глубины от 300 до 4000 метров предоставляли большие возможности для маневрирования. После их прохождения «Парч» снова пришлось маневрировать в ледовых условиях, пока она не вошла в Баренцево море.

Настало время для экипажа готовить «рыбу», чтобы тащить ее на буксире в поисках кабеля. С учетом особенностей местности и расположения советских баз можно было предположить, что подводный телефонный кабель проходит из Мурманска вдоль побережья Кольского полуострова, который напоминает по форме большой палец руки. Кабель, по-видимому, будет тянуться примерно 250 миль на восток к оконечности полуострова, прежде чем он проскочит 40-мильный отрезок через горло Белого моря и завернет на Северодвинскую судоверфь.

Не было большого смысла устанавливать подслушивающее устройство на этом участке Белого моря, где корабли беспрерывно ходят от судоверфи в Баренцево море. Вместо этого «Парч» решила искать кабель в районе, где легче оставаться незамеченной, например, у гранитных скал северного побережья Кольского полуострова, в 250 милях от Мурманска. Поиск неизбежно приведет «Парч» в 12-мильную зону советских территориальных вод, а возможно, даже и в 3-мильную зону, признаваемую США.

«Парч» с помощью камеры на «рыбе» обнаружила подводный кабель связи недалеко от того места, где и предполагалось при планировании операции. В одних местах – за 12-мильной зоной, в других – значительно ближе к берегу. Было ясно, что кабель идет от Северодвинска к основным базам Северного флота и в штаб флота недалеко от Мурманска.

Наконец, Маурер выбрал подходящее место для подслушивания. В Охотском море кабель проходил через все море, и у «Халибат» была возможность установить подслушивающее устройство в 40 милях от берега. Устройство, установленное «Парч», располагалось значительно ближе к берегу, чем то, что было установлено в Охотском море.

Никому не нужно говорить, что чем ближе к берегу продвигалась «Парч», тем выше был риск ее обнаружения. Гидроакустики наблюдали постоянное движение судов на поверхности, когда водолазы приступили к работе. Только счастливый случай оберегал американский экипаж от обнаружения советскими гидролокаторами. Если бы это случилось, то на ее борту, как и на подлодках «Халибат» и «Сивулф», имелось порядка 70 кг взрывчатого вещества НВХ для самоликвидации.

«Спуки» столпились в закрытом торпедном отсеке, а их подслушивающие аппараты располагались на стеллажах, предназначенных для хранения торпед. Если на «Халибат» для «спуков» имелась «пещера летучих мышей», то на «Парч» не было подобного помещения. Поэтому часть торпед была предусмотрительно оставлена на берегу, а на борту оставались только 4 боевые торпеды – тот минимум, без которого не разрешалось выходить на операцию.

«Спукам» потребуется, по крайней мере, две недели, чтобы с помощью электроники просеять сотни линий связи, идущих по кабелю, и отобрать на весь следующий год, какие линии записывать и в какое время. Отбор проводился на основе имеющегося опыта. Некоторые каналы скорее всего будут более активны в летние месяцы, когда Баренцево море освободится ото льда и советские ВМС начнут проводить учения. Испытания ракет также связаны со временем года. А линии непосредственной связи штабов могут быть активными и полезными для прослушивания круглый год.

По некоторым линиям информация шла открытым текстом, но по многим линиям – в закодированном виде. «Спуки» надеялись выбрать те линии, которые агентство национальной безопасности позднее могло бы дешифровать. Подслушивающая аппаратура совершенствовалась. Она становилась менее громоздкой, более компактной. Успехи в микроэлектроники и развитии технологий записи позволили увеличить ее объемы и повысить надежность оборудования. (ЦРУ в свою очередь позаимствовало миниатюрную технологию записи в подслушивающих устройствах на земле и с помощью подкупленного российского строительного рабочего установило такое устройство на подземном телефонном кабеле весьма важной линии связи в пределах Москвы. Сотрудники разведки говорят, что в конце 1980-х гг. этот очень ценный источник сведений был выдан А. Эймсом, наиболее удачливым русским шпионом за всю историю ЦРУ.)

Пока «спуки» разбирались с линиями связи, постоянный поток советских кораблей и подводных лодок продолжал заполнять экраны гидролокатора лодки «Парч». Об этом велись разговоры среди членов экипажа. Кто-то заметил, что «Парч» находится «очень, очень близко от Мурманска», «совсем около советского побережья». Один из старшин более красочно объяснил молодому моряку, где они сейчас находятся: «Так близко, что ты можешь взглянуть через перископ и увидеть лица людей на пляже, если поднимешься на поверхность».

Кое– кто начал понимать, что никто не удосужился пояснить им, насколько опасной была эта операция. Как выразился один из моряков: «Здесь более сотни парней, готовых умереть, но они даже не знают в действительности, что может произойти».

Наконец, работа была завершена. Все, что теперь предстояло сделать Мауреру, – это поскорее убраться и вернуться домой. План заключался в том, чтобы как можно скорее покинуть место постановки подслушивающего устройства и дать другой подлодке, которая в течение всего времени проведения операции скрывалась неподалеку, сигнал «задача выполнена». В случае появления признаков, указывающих на обнаружение лодки «Парч», эта вторая подлодка должна была устроить шум и отвлечь внимание на себя.

Конечно, «Парч» соблюдала полное радиомолчание, но она была оборудована специальным «рупором» для подачи сигнала. На американских подводных лодках электропитание обычно имеет частоту 60 герц, а сигнал «Парч» шел на стандартной советской частоте 50 герц. Экипаж лодки надеялся, что для советских моряков этот сигнал будет звучать как их собственный. Для американцев же на борту лодки он прозвучал, как удары по маленькому барабану. Один быстрый такт ударов по барабану, и сигнал ушел. «Парч» дождалась ответа и затем отправилась домой.

За этот поход подводная лодка «Парч» получила высшую награду – почетную грамоту президента США. Каждому члену экипажа был выдан сертификат с печатью президента США наверху и подписью Дж. Картера внизу. Это была награда, которой «Халибат» удостаивалась дважды, а «Сивулф» никогда.

«В силу данных мне полномочий как президенту США и как верховному главнокомандующему вооруженных сил США я сего дня награждаю почетной грамотой президента подводную лодку „Парч“ (бортовой номер SSN-683) за исключительный героизм и выдающиеся действия по выполнению задачи, жизненно важной для национальной безопасности США, как подразделение Тихоокеанского флота США в 1979 году», – говорилось в тексте грамоты.

В последовавшей затем бюрократии затерялась одна существенная строчка из текста грамоты. В ней говорилось, что «Парч» награждается за действия «во враждебной среде в плохо изученных океанских районах».

В 1980 году был запланирован второй поход лодки «Парч» в акваторию Баренцева моря, а «Сивулф» должна была вернуться в Охотское море. Но в феврале 1980 года во время ходовых испытаний в море на «Сивулф» вспыхнул пожар. Турбогенератор взорвался, и языки пламени охватили машинное отделение, когда лодка была в подводном положении. К тому времени, когда экипажу «Сивулф» удалось произвести экстренное продувание балластных цистерн и всплыть, 16 человек уже надышались густым черным дымом. Их вынесли на верхнюю палубу на свежий воздух и сфотографировали с проходившего мимо судна. В результате вместо того, чтобы быть награжденными почетной грамотой президента США и показывать ее парням с подлодки «Парч», эти члены экипажа «Сивулф» были награждены тем, что их фото появилось на первой странице местной газеты под заголовком: «Сыны подлодки „Сивулф“ загорают на солнышке после утомительных ходовых испытаний».

«Сивулф» вернулась в сухой док еще на год. «Парч» снова заняла ее место и летом пошла в Охотское море. Осенью она перебазировалась в Баренцево море для постановки нового подслушивающего устройства и изъятия записей со старого.

В это время Рональд Рейган в президентской гонке стремительно набирал очки. Картер отставал от него, по большей части из-за кризиса в Иране и советского вторжения в Афганистан, которое убило все шансы на ратификацию договора о сокращении стратегических наступательных вооружений. Эти события привели также к усилению наблюдения подводными силами США за советскими ВМС в Индийском океане. Рейган в своей программе обещал быть тверже в отношениях с Советским Союзом. Он сулил миллиарды долларов на перевооружение, обещал увеличить численность ВМС с 450 кораблей до 600.

Но и советский флот увеличивался. В ноябре американский спутник обнаружил колоссальный штабель листов стали и огромных размеров сухой док на советской судоверфи. Этот и другие признаки указывали на то, что Советский Союз, возможно, строит свой первый полномасштабный авианосец. Для многих высокопоставленных чинов в ВМС снимки со спутника казались доказательством того, что Р. Хейвер и другие молодые аналитики ошибались в отношении того, что Советский Союз возвращает домой свои ВМС. Выходило совсем напротив: он продолжает свое стремление к битве в открытом океане. В конце концов, авианосцы всегда использовались для наступления, для плавания в отдаленных районах и применения там самолетов.

После вступления на пост президента США Рейган назначил Джона Лемана министром ВМС. 38-летний Леман был самым молодым министром ВМС за всю историю Соединенных Штатов. В планы Лемана входила радикально новая, более агрессивная военно-морская стратегия. Уже на следующий день после своего вступления в должность, 6 февраля 1981 года, Леман предупредил конгресс, что ВМС США потеряли имевшееся раннее преимущество над советскими военно-морскими силами. Вскоре он заработал репутацию «сорванца», поскольку руководил ВМС так, как в течение десятилетий до него не осмеливался ни один другой министр ВМС. В планы Лемана входила радикально новая и агрессивная военно-морская стратегия. Он не распространялся о том, чего ожидает от Советского Союза в случае войны. Он хотел, чтобы подводные лодки, линкоры, крейсера и авианосцы США вошли в Баренцево море и следили за советскими надводными кораблями и подлодками в их собственных водах. Он заявлял, что дает «твердое обещание войти в районы, откуда исходит наибольшая угроза, и разгромить советскую военно-морскую угрозу». Леману нравилось называть Мурманск и остальной Кольский полуостров «самой ценной недвижимостью на земле».

Вскоре среди руководства ВМС Лемана стали называть «торпедой без системы управления». Большинству же адмиралов нравился агрессивный подход нового министра. Однако среди них были и трезвомыслящие, предупреждавшие, что было бы самоубийством послать авианосцы в акваторию Баренцева моря, где советские корабли могут без труда уничтожить их своими крылатыми ракетами. Леман не принимал во внимание и критику со стороны ученых и членов конгресса, которые предупреждали, что слишком ранняя угроза советским военно-морским ракетоносцам в войне может спровоцировать Советский Союз «пойти ва банк».

Это был фон, на котором сотрудники Пентагона готовились провести первый брифинг для Рейгана по вопросу шпионских операций подводных лодок. Он был запланирован на 6 марта на 9.15 и продолжался 20 минут. Среди светил, собравшихся в ситуационной комнате западного крыла Белого дома, находились вице-президент Буш, начальник штаба Дж. Бейкер, советник Э. Миис и новый советник по национальной безопасности Р. Аллен. Со стороны Пентагона был министр обороны Уайнбергер, начальник военно-морских операций адмирал Уоткинс, министр ВМС Леман, а также Хейвер и контр-адмирал Дж. Баттс, возглавивший военно-морскую разведку.

Уайнбергер и Уоткинс начали брифинг с краткого изложения основ разведывательных операций, проводимых обычными многоцелевыми подлодками. Затем Баттс представил Рейгану описание подлодок спецпроекта «Сивулф» и «Парч», а также процесса подслушивания советских подводных кабелей. Это сопровождалось демонстрацией видеозаписей и слайдов, которые, по мнению Лемана, должны были понравиться Рейгану.

По мнению всех, президент был очарован представлением. В конце он наклонился и спросил своего вице-президента, бывшего директора ЦРУ: «Ты имел какое-либо отношение к этому, Джордж?» Буш ответил, что некоторые из этих программ проводились в его бытность в ЦРУ.

Затем выступил Хейвер. Как в свое время у Картера, он напомнил, что военно-морская разведка широко использует информацию, добываемую шпионскими подлодками. Хейвер также демонстрировал слайды, но Рейгану не терпелось задавать вопросы. Он поинтересовался, считает ли Хейвер, что теперь Советский Союз менее склонен вести ядерную войну, когда Рейган проводит твердую линию в Белом доме? Он задавал вопросы, над которыми годами бились аналитики: «Как Советский Союз планирует ядерную войну? Как ведется подготовка к ней? Как они собираются вести эту войну? Будет ли война на море ядерной с первого дня, с применением крылатых ракет против американских авианосцев? И если это будет так, то ограничится ли она морем – до того, как кто-либо выпустит стратегические баллистические ракеты по Соединенным Штатам?»

Снова Хейверу удалось вовлечь президента в диалог. В течение 15 минут вопросов и ответов, в которых принимали участие Буш и Уоткинс, Хейвер объяснил обычный взгляд на войну в открытом море и устоявшееся предположение о том, что Советский Союз, по-видимому, прибегнет к применению тактического ядерного оружия в начальный период. Он добавил, что это приведет к более широкому применению ядерного оружия в войне.

Затем он изложил некоторые заключения, которые сделала его группа аналитиков, – о том, что Советский Союз, похоже, отходит от обычной стратегии и направляет основную массу своих кораблей, многоцелевых подлодок и самолетов на защиту своих ракетных подлодок в надежных бастионах, поближе к дому.

После этого он перешел к агрессивному плану Лемана устроить конфронтацию этим силам в советских водах. Когда показалось, что Рейган удовлетворился, Хейвер начал убирать проектор, а в это время Уайнбергер тщательно объяснял президенту его роль в этом процессе: ему придется ставить подпись на планах всех засекреченных шпионских операций. Уайнбергер не торопился, говорил медленно. Он хотел убедиться, что Рейган хорошо понимает, что от него требуется.

Уайнбергеру не было нужды беспокоиться. Рейган уже был заинтригован. Никто не рассказывал ему ничего подобного, когда он был просто губернатором штата Калифорния, не говорил, где базируются самые важные американские шпионские подлодки. Он пришел в Белый дом, имея представление о ВМС, составленное наполовину из фактов о Второй мировой войне, наполовину из мифов о ней. Включая образ героических моряков, противостоящих японским кораблям, пускающих на дно противника своими торпедами и уклоняющихся от глубинных бомб. Этот образ был дорог Рейгану, и он любил рассказывать, как играл роль командира подводной лодки в 1958 году в кинофильме «Ведьмы ВМС».

У Рейгана с этим фильмом было связано много воспоминаний, он любил рассказывать о съемках фильма со всеми подробностями. По его версии, во время съемок он повторял команды, которые шепотом подсказывал офицер ВМС. В свое время тот вывел одну из американских подлодок из Сан-Диего в Тихий океан во время захода солнца.

Хотя Буш и Бейкер пытались поторопить Рейгана, президент продолжал восторженно вспоминать съемки фильма «Ведьмы», говорил о своем восхищении подводниками, с которыми встречался там. Брифинг уже продолжался 45 минут, почти в два раза дольше, чем было запланировано. Однако Рейган не торопился. Повернувшись к Хейверу, он спросил: «Где вы берете таких парней?»

«Сэр, они просто американцы», – ответил Хейвер в своем стиле.

На этой торжественной ноте, казалось, Рейган готов уйти. Но президент не торопился. Ему хотелось, чтобы Хейвер продолжал разгадывать советскую стратегию. Некоторое время он продолжал выслушивать его рассуждения и в конце концов дал свое молчаливое согласие на следующий этап шпионских походов подводных лодок.

Все это происходило, когда подводная лодка «Сивулф» была готова выйти в море. Впервые ВМС США имели возможность послать обе специальные лодки одновременно в разные стороны, на разные моря.

Однако перед походом «Парч» в 1981 году ее новый командир Питер Гриер приказал провести на первый взгляд рутинную проверку личного состава на предмет употребления наркотиков. К его великому удивлению, проверка показала, что около 15 процентов экипажа (т. е. 22 человека) курят марихуану, включая трех офицеров. Безо всяких разговоров они были списаны с лодки. В срочном порядке прибыла замена.

Это было, конечно, не то, что Рейган имел в виду, когда спрашивал Хейвера, где ВМС находят «этих парней», этих супергероев «холодной войны». Хотя ответ Хейвера и не грешил против истины. Они действительно были, в конце концов, «просто американцами».

Комплектование лодок никогда не было легким делом. Вербовщикам ВМС приходилось вовсю изворачиваться, чтобы, не раскрывая секретов, находить людей, которые согласятся проникать в советские моря с целью подслушивания кабелей. Один из молодых подводников рассказывал, что процесс вербовки был больше похож на допрос. Мужчины в повседневных костюмах приводили потенциальных кандидатов для службы в спецпроектах в накуренные комнаты и начинали допытываться: употреблял ли кандидат наркотики когда-либо? Нарушал ли когда-либо закон? Вопросы перемежались с утверждениями о том, что у правительства есть возможности узнать любую негативную подробность. «Если вы когда-либо оказывались за решеткой, мы узнаем об этом», – заявили одному из парней.

Подлодка «Парч» тоже столкнулась с проблемами личного состава. Разгул наркомании среди моряков беспокоил сотрудников разведки. Экипаж подлодки «Сивулф» разлагался под влиянием разочарования от службы на разбитой и несчастливой подлодке. Это приводило к тому, что часть экипажа одурманивала себя марихуаной. Некоторые открыто заявляли об употреблении наркотиков, чтобы их списали с лодки. На «Сивулф» появились даже так называемые «изоляционисты», которые в домиках на горах, превращенных в форты, готовились к тому дню, когда они в одиночку будут противостоять коммунизму. Они уходили в пустующие квартиры вокруг базы для тренировочной стрельбы из штурмовых винтовок, разбивая вдребезги консервные банки, и даже разбили один грузовик. Какой-то моряк выпустил очередь в свой телевизор. Другие просто наблюдали за наркоманами и фанатиками-стрелками.

Эти трения оставались и тогда, когда «Сивулф» уже направлялась в Охотское море. Командовал лодкой М. Тьернер, который был старшим помощником командира в течение всех трех лет капитального ремонта и испытаний. На этот раз он впервые командовал лодкой в настоящем походе. Экипаж «Сивулф» дал Тьернеру кличку «Застенчивый». Моряки пытались приглашать его в бар «Лошадь и Корова», чтобы как-нибудь рассеять эту застенчивость, но это не помогло.

Фактически Тьернер был ненамного популярнее, чем его новый старший помощник Аштон Дар, которого моряки прозвали «Джаштон». Если экипаж считал Тьернера застенчивым, то «Джаштона» считали просто вызывающим раздражение. Его отец был адмиралом, и экипажу казалось, что он никому не позволит забывать об этом. Он сменил любимца экипажа Р. Холбрука, который мог утром наказать моряка, а вечером приглашал его в бар. Холбрук был для экипажа также счастливым талисманом. Ему уже приходилось пережить аварийное погружение под углом 85 градусов на дизельной подлодке «Чоппер» (бортовой номер SS-342), которую спас рядовой матрос, сообразивший дать задний ход, что и вытащило лодку на поверхность. После этого Холбрук всегда носил пояс с медной пряжкой, украшенной изображением подлодки «Чоппер», уверенный в том, что это делало его непотопляемым. Он убедил в этом и свой экипаж.

Что касается Аштона Дара, то у него не было ни мифологии, ни обаяния. Он оказался любимой мишенью для экипажа с целью развеять скуку. Однажды несколько моряков украли у него матрац и через мусоропровод выбросили за борт. Старший помощник даже не понял шутки. Юмор и впрямь выглядел довольно плоским на этой лодке, матросы которой считали, что их направляют в советские воды на посудине, равноценной антикварному автомобилю марки «T». К тому времени, когда на палубе лодки стал образовываться лед, моральный дух упал до самого низкого уровня.

По прибытии к месту нахождения подслушивающего устройства на кабеле настроение личного состава не улучшилось. Командир намеревался лечь на грунт около кабеля. Идея заключалась в том, чтобы зафиксироваться на дне, балансируя на двух, похожих на лыжи опорах, которые экипаж почему-то прозвал «пятками». Это приспособление было изобретено после сильного шторма, который в свое время сорвал подлодку «Халибат» с якорей. Теперь же «Сивулф», имея лыжи-опоры, довольно жестко плюхнулась прямо на советский кабель связи.

Подобная грубая посадка могла серьезно повлиять на передаваемый поток информации или дать заряд статического электричества в линию. В этом случае ВМС СССР незамедлительно должны были направить надводный корабль с гидролокатором или ремонтную бригаду, чтобы разобраться в происшествии. Но никаких признаков советского поиска не было замечено. По завершении операции по подслушиванию Тьернер решил идти дальше и завершить вспомогательную операцию. «Сивулф» направилась к середине Охотского моря, чтобы провести еще один поиск фрагментов советских ракет. И тут неожиданно пришла беда. Но не от советских кораблей, а из пучин самого моря.

К Охотскому морю приближались два мощных циклона. Штормовое предупреждение о том, что эти циклоны движутся в направлении Курильских островов, экипажем «Сивулф» принято не было. Личный состав не знал, что скорость ветра достигала 55 узлов и огромные волны поднимаются к самому небу. Они не знали и о том, что эти два циклона вскоре объединились в один смертоносный тайфун.

Волны набирали необыкновенную силу и в конце концов стали проникать вглубь моря. Корпус «Сивулф» стал содрогаться. В отличие от моряков надводного флота подводники обычно не придают особого значения штормам. Во время шторма отработана стандартная процедура – ныряешь на глубину. Испокон веков подводникам внушали уверенность в том, что ветры могут досаждать только надводным судам, глубина же гарантирует подлодкам тишь и благодать.

И действительно, 130 метров воды над головой – не очень большая, по меркам подводников, глубина, – однако достаточная для того, чтобы обезопасить себя от воздействия штормов. Но необычный тайфун стал раскачивать корпус лодки и на глубине. Запаса глубины у лодки не было, и «Сивулф» была вынуждена пережидать этот страшнейший шторм на морском дне.

Началась бортовая качка. Водолазы находились за бортом, и их швыряло из стороны в сторону. Остальной экипаж был в большей безопасности внутри лодки и старался вести себя спокойно. Пробираясь по тесным коридорам, подводники обменивались впечатлениями о погоде, как будто обсуждали погоду у себя дома. Однако потоки воды, которые ударялись о корпус «Сивулф», стали настолько сильными, что опоры начали отрываться от дна. Поначалу крен достигал всего несколько градусов, затем качка усилилась. Стали падать предметы внутри лодки, поскольку никто не позаботился закрепить их на случай сильного шторма. Среди упавших предметов оказалась и керамическая лягушка «Борегард», которая свалилась с верхней полки в торпедном отсеке и с треском разбилась на палубе. Это было потрясением для всех торпедистов, которые с тревогой наблюдали, как мгновенно погибла их любимица, их талисман.

Находящиеся за бортом водолазы уже с трудом боролись с потоками воды. Одного из них тащило к борту качающейся лодки, и он оказался почти под одной из опор. Через мгновение что-то удержало его. Может быть, другой водолаз? Или встречный поток? Но он избежал гибели под опорой.

Наконец с большим трудом водолазы вернулись на лодку. Этого и ожидал командир, который тут же отдал приказ о прекращении операции и о переходе в более глубоководный район с последующим выходом из Охотского моря.

Но Охотское море не хотело отпускать подводников. Первым поднял тревогу специалист по реакторам, следивший за показаниями индикатора одного из теплообменников, через которые циркулирует вода, поступающая в ядерный реактор. Его температурные показания превышали норму. Что-то забивало систему. Проверив клапаны и оборудование, специалист тревожно крикнул: «О Боже, туда попал песок!» На его крик сбежались и остальные «спецы» и увидели, что водяные помпы «Сивулф» засасывают в охладительную систему ил и песок со дна моря. Возникла угроза отключения реактора. «Сивулф» рисковала остаться без энергии.

Экипаж приступил к тщательной проверке системы циркуляции воды. Песок, микроорганизмы, осколки кораллов попали в двигатели, турбины и в массу других жизненно важных узлов лодки. Приемные клапаны забортной воды должны были находиться не менее чем в метре ото дна. Однако в результате качки опоры зарылись в ил, и лодка практически всем днищем легла на дно. Поэтому во время шторма помпы мало-помалу засасывали песок и ил. Экипаж начал проявлять нервозность. Машинистам было известно, что если парогенератор заглушить, то потребуется не меньше недели для его повторного запуска. Более того, специалисты высказывали опасения, что нанесенные песком повреждения не позволят запустить его вообще. Напряженность среди экипажа нарастала.

Один из электриков просто потерял контроль над собой – он выл, кричал и плакал. Врач сделал ему успокаивающий укол и отправил на койку. У других появились смутные тревожные видения незаполненных надписями надгробных плит: где-то лежит этот моряк, посланный что-то делать в неизвестном месте и каким-то образом убитый на несуществующей войне.

Около двух суток «Сивулф» пребывала завязшей в иле, пока опытные, прослужившие на подлодках по два десятка лет старшины, совместно с молодыми офицерами, с одобрения командира, не взялись за вызволение лодки из песчаного плена всевозможными способами. Сначала они попытались дать задний ход. Не получилось. Затем было предложено осуществить регулируемое экстренное всплытие, полагая, что продувание балласта увеличит подъемную силу и лодка оторвется от песка и всплывет. Однако это было слишком рискованно, ибо лодка могла выскочить на поверхность и быть обнаруженной. На «Сивулф» было мало средств для защиты. Большинство торпедных аппаратов использовалось для хранения картофеля. На борту имелось несколько торпед, но недавние испытания показали, что использовать их невозможно. «Сивулф» была самым шумным объектом в воде, и когда из нее выстрелили во время испытаний учебную торпеду, то система самонаведения развернула торпеду и направила ее в сторону лодки.