Конец первой части Контрнаступление и «перезагрузка»

Конец первой части

Контрнаступление и «перезагрузка»

Дальнейшее повествование о войне в Донбассе получится, скорее, в форме послесловия к первой части книги. Не требуйте от меня большего, читатель. Ибо ведь война еще далеко не закончена, и будем считаться с соображениями необходимой секретности. Поверьте, я очень многое знаю. Просто об этом можно будет рассказать позже, когда стихнет буря войны.

Известие о начале контрнаступления застало меня в Антраците, куда мы приехали накануне. Сначала никто и ничего не понимал, ведь никто не ждал того, что на территории Донбасса появятся российские добровольцы, взявшие отпуска. Впрочем, зачем ерничать по этому поводу? Русские и советские офицеры давно следовали традиции «отпускничества» и ехали воевать добровольцами. Знаменитый русский генерал Михаил Черняев (1828–1898), покоритель Ташкента в 1865-м, тоже ведь поехал добровольцем в 1875 году в Сербию, чтобы возглавить армию, воюющую с турками. А до этого, в 1873-м, возглавил газету «Русский мир». Такое вот совпадение. Русские военные ехали добровольцами в армию буров, чтобы воевать с англичанами в 1899–1902 годах. Советские офицеры подавали рапорты, чтобы помогать Испанской республике в 1936–1938 годах. Бывшие белые штабс-капитаны и поручики устремлялись на войну Чако 1932–1935 годов. Наши военные рвались в Корею, в Египет, в Анголу. Сколько военных после трагедии 1991 года поедет биться за Абхазию, Приднестровье, за сербов в Боснии? Так что удивляться появлению отпускников в Донбассе августа 2014-го, право, не приходится.

Никакой паники не было. Помню свои ощущения. Ах, отрезали? Ну, будем теперь стоять насмерть. Будем в Донецке биться за каждую улицу, каждый дом. И будут у нас свои «дома Павлова», как в Сталинграде. Пришел какой-то спокойный, хладнокровный фатализм: чему быть — того не миновать.

В Антраците мы оказались потому, что везли на автобусе ополченцев из России, и застряли, потому что не было коридора. Тогда под Антрацитом казаки взяли в плен восьмерых бойцов Волынской мехбригады ВСУ. «Западенцев». Помню, как приводят первого и начинают бить. Губу нижнюю до крови рассекли. Останавливаю это безобразие.

— Стоп-стоп, ребята, так с пленными нельзя! — говорю.

В ответ слышу от разгоряченного ополченца: «Да мою маму при обстреле убило осколком!»

— Все понимаю, — продолжаю настаивать. — Но так все равно нельзя. Нельзя издеваться над пленными, и не ради какого-то международного права, а просто потому, что мы должны быть другими. Внутри. Для себя самих. Мы не должны вести себя так, как наши враги-каратели, нелюди и звери. Нужно показать свое благородство. Что мы — русские люди Донбасса, защищающие свои дома, а не какие-то наемники…

Пленных отвели помыться и переодели. Один был ранен — его перевязали. Дали мы им и мобильные телефоны, чтобы родным позвонили. Расчет мой был таков: потом, когда их обменяют, они всем знакомым расскажут, что мы — не звери. Нет, под украинские телекамеры они непременно скажут про нечеловеческие пытки, о том, как их чуть ли не на ремни резали. А вот своим, в личных разговорах, они поведают совсем иное. Заработает «сарафанное радио». В общем, обошлись мы с пленными хорошо, сфотографировали и сняли видео, выложили все в Интернет. А раненого девятнадцатилетнего пацана решили обменять. Поехали на позиции, накинули на него белую простыню.

Но у позиции, которую занимала минометная батарея ВСУ, на нас обрушился минометный и пулеметный огонь. В общем, схватили мы пленного пацана — и на машинах ретировались. Но снятое и выложенное в Сеть видео с ним увидел отец пленного. Да и поговорили мы тогда с тем пленным мальчишкой. Оказывается, собрался он жениться на первой в своей деревне красавице, и решил предстать перед ней героем. На войну отправился.

Помню, как он слезами умывался у нас. Мол, никогда больше не пойду на войну. Говорил, что не понимал, куда шел. Как всех зомбировала пропаганда. Как все думали, что придется воевать с чеченцами и наемниками-террористами из РФ. А тут он увидел, что воюют местные.

В общем, вечером того дня мы, прорвавшись через минометный обстрел на трассе между Антрацитом и Краснодоном, вернулись в Донецк. Правда, шедшему за нами автобусу не повезло: он сгорел от выстрела РПГ. Слава богу, он пустым шел, а водитель успел выскочить и заскочить в наш автомобиль.

Там я и узнал о контрнаступлении. Этого чуда мы все-таки тайно ждали. Правда, сначала мы думали, что это — ввод войск России. И в Киеве по этому поводу паника вспыхнула. Но быстро выяснилось, что ввода войск не случилось. А многие отпускники — родом из здешних мест. Страна-то у нас еще недавно была одна. И сколько людей с 1991 года успели перебраться в РФ, принять ее гражданство! Работали прибывшие добровольцы дай боже. Шли они разведгруппами, в бой не ввязывались. Засекут позицию «укропов» — и вызывают на нее точный огонь артиллерии. Это — нормальные РОО, разведывательно-огневые операции…

Ударом для нас стал отказ от занятия Мариуполя в сентябре 2014-го, хоть город практически никто не защищал. Он был покинут силами ВСУ, передовой отряд армии Новороссии уже вел переговоры о сдаче города. Но поступил стоп-приказ: город не занимать, отойти! Теперь уже бывший премьер Бородай объяснил это так:

«Вот и догадайтесь, почему мы не взяли Мариуполь в сентябре месяце, хотя такие возможности были? Потому что — как он (Ахметов. — П.Г.) может вытаскивать свою продукцию с террористической территории (по мнению западного мира) Донецкой республики в Италию? Ну естественно — никак. Он не может ее оттуда вывозить. Соответственно, он должен возить с украинской территории, а единственным доступным ему портом (является) Мариуполь. Одесса — уже нет. Одесские порты контролируются Коломойским, и он туда Ахметова не пустит никогда. Поэтому единственно возможный вариант, чтобы благополучно функционировал бизнес Ахметова, — это Мариуполь должен оставаться под жовто-блакитным украинским флагом.

Ахметов вывез свою продукцию в Италию, получил деньги. На что тратятся эти деньги? Конечно, в первую очередь на господина Ахметова, на что же еще? А вы знаете объем гуманитарной помощи, которую господин Ахметов поставляет в ДНР? Донецкая республика отчасти живет с этой гуманитарной помощи. И предприятия господина Ахметова, работники этих предприятий, которые являются гражданами ДНР, получают зарплату. Давайте представим, что мы национализировали предприятия господина Ахметова. Вот национализировали, все стало народное наше добро. И чего мы с ним делать будем? Везем продукцию в Италию и продаем?! Кому? Представьте представителей ДНР, которые постучались в офис в каком-нибудь Милане и говорят: „Вот мы вам чушки привезли, 100 тысяч тонн чушек“…»[32]

Бородай заявил, что продавать продукцию предприятий Донбасса через РФ было тоже невозможно:

«Никто из российских олигархов за это дело не возьмется. Во-первых, в России полно своей такой продукции, ее девать некуда. Наша промышленность, в том числе и металлургическая, работает на 40 % возможностей на сегодняшний день. Международные контракты такая штука, они заключаются на определенный объем поставок, а потом перезаключаются. И любому эксперту легко выяснить, откуда поступила краденая продукция… Одним словом, Россия не может продавать ахметовскую продукцию, это действительно не-ре-аль-но. А что будет, если она не будет продаваться? Не будет поступать гуманитарная помощь, не будут получать зарплату рабочие, инженеры и все прочие. Что это будет означать для Донецкой республики? Голод. Обычный голод. Не такой, как сейчас. А настоящий, серьезный…»[33]

Бравший это интервью националист Егор Просвирнин ошарашенно заявил, что в таком случае война в Донбассе оказалась напрасной: «Все будет точно так же, только вывеску перевесят и разбомбят половину города. Вы можете быть против фашизма, за фашизм, быть антифашистом или фашистом — кем угодно, но главное, что результаты приватизации 90-х святы…»[34]. В ответ на это Бородай сказал, что социальной революции Донбассу никто не обещал, и главной целью войны была революция имперская и национальная, во имя великой России.

Да, во имя великой России — но с прежними хозяевами. Есть ли более красноречивое свидетельство того, что никто в РФ не готовился к событиям на Украине?

* * *

Ну, а потом началась уже нынешняя история ДНР и ЛНР. История эта несколько не совпадает с нашими мечтами и планами весны 2014 года. К сожалению, в выборах 2 ноября 2014 года мы принять участие не смогли. «Партия Новороссия» не была допущена к выборам. Нас просто не зарегистрировали, придравшись к мелким формальностям. Почему?

Я, честно говоря, критиковал первые Минские договоренности. Понимаю, что Москва не хотела ввязываться в большую войну, однако вы и меня тогда поймите. Тем более что время показало ограниченность дипломатии. Воевать-то все равно, видимо, придется. На мой-то взгляд, взяв Мариуполь, можно было с куда большим успехом диктовать Киеву свою волю. И в Минске говорить было бы куда как легче.

А в ночь на 13 октября 2014-го я с товарищами попал в переплет. Прекращение больших наступательных операций сразу же обнажило страшную проблему: мародерства и бандитизма. Причем с обеих сторон. И в силах АТО, помимо регулярных частей, воевало немало тербатов, состоящих из сброда и человеческих отбросов. Да и у нас таких «вольных стрелков» оказалось много. Они открыто разбойничали на дорогах, хозяйничали в городах. Мы ехали на машине с товарищами из Ростова в Донецк.

Кстати, сидел я тогда в машине «ауди» Q-7. Мне подарил ее Руслан из Казани. Когда увидел, что езжу я на простреленном драндулете с постоянно закипающим мотором. Съездил домой и пригнал из Казани вот эту бывшую в употреблении, но в хорошем состоянии «ауди». На себя я ее не оформлял, отдал Гуманитарному фонду — лишь брал автомобиль на время.

Нас остановили какие-то вооруженные люди на невесть откуда взявшемся блокпосту под Снежным. Я-то в этот момент дремал. А тут на нас наставили оружие и дали команду: «Выйти из машины!» Называю свою фамилию. Они на нее не реагируют. Это были какие-то залетные казаки, решившие отобрать у нас автомобиль. Некоторые из них были в нетрезвом состоянии. Пришлось давать «по газам», не открывая огня из салона. Мы пробовали уйти, а эти казачки бросились нас преследовать на своей машине. Открыли огонь. Подрезали нас — и мы, уворачиваясь, врезались в столб на обочине. Я с заднего сиденья вылетел вперед и головой влетел в «торпеду», потеряв сознание. Ребята из машины открыли огонь на поражение. Грабители за машину умирать явно не желали, быстро развернулись и уехали. А мне пришлось лечь в больницу с черепно-мозговой травмой: почти сутки я не приходил в сознание. Потом МГБ ДНР выдало на-гора версию об «украинских диверсантах», в которую трудно поверить. Но это было политически правильно, ведь нельзя было давать пищу украинским СМИ.

В общем, из-за этого на выборы мы не попали. Хотя некоторые наши ребята вошли в общественное объединение «Свободный Донбасс».

Не стану лукавить: нынешнее положение дел в ДНР нормальным не назовешь. Но чрезвычайка рано или поздно завершится. Нужно будет не воевать, а строить Новороссию. Налаживать не просто мирную жизнь, а создавать новую страну со своей моделью развития. Будут выборы не под обстрелами, начнется нормальная жизнь. Встанет вопрос: а какой быть Новороссии?

Вот об этом мы и поговорим во второй части книги.