Заключение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение

Необходимо подвести итоги и сделать некоторые выводы. Для поклонников и идеализаторов Белого движения они будут неутешительны, а его противников, вероятно, разочаруют. И тем, и другим можно посоветовать иметь мужество взглянуть в лицо исторической правде.

Предпосылками и условиями зарождения и идейного становления офицерского корпуса Добровольческой армии были резкие изменения социального состава русского офицерства в ходе Первой Мировой войны и развал армии в февральско-октябрьский период 1917 г. Приток офицеров военного времени и широкое сословное расслоение сделали их, пробившихся на более высокую общественную ступень благодаря личным способностям и заслугам, самыми ревностными сторонниками «сильной власти» и «порядка». Возглавленные честолюбивыми, патриотически и достаточно прогрессивно настроенными генералами Корниловым, Алексеевым и Крымовым, они уже летом 1917 г. сделали попытки противостоять росту анархии, который они связывали и с активностью левых радикалов, и с политическим бессилием Временного правительства. Добровольческое движение в армии охватывало наиболее энергичных и деятельных офицеров, причем сначала преследовало цель укрепления боеспособности и лишь в связи с этим стало рассматриваться как внутриполитическое средство. Многочисленные легальные и негласные офицерские группы и организации патриотического толка осуществили первичное объединение того социального материала, который был готов к борьбе. Однако в силу политической неопытности, разобщенности и соперничества лидеров не смогли не только сыграть решающую роль, но даже устроить сколько нибудь заметное выступление. Вместе с тем именно они подготовили и произвели первичное формирование Добровольческой армии и превращение ее в армию офицерскую.

Подробный и разнонаправленный статистический анализ систематизированных персонально-биографических данных 7209 офицеров, произведенный впервые, характеризует социальный состав добровольческого офицерства в совершенно новом, неожиданном свете. Медленная эволюция принципа комплектования офицерского корпуса армии от добровольческой импровизации к импровизированным мобилизациям не изменило ее социальную сущность, и доля офицеров в ней была и оставалась преобладающей, начиная с 70,1 % и колеблясь в 1918–1920 гг. от 37,8 % до 65,0 %. Одновременно происходило все большее увеличение числа офицеров военного времени, которые к 1919–1920 гг. составили подавляющее большинство — 94,1 %. Небольшое количество добровольцев (по сравнению с мобилизованными) среди офицеров пополнений 1919 г. — 14,8 % — максимально объективно указывает, для какой части старого русского офицерства Белое движение было по-настоящему привлекательно. Высокий уровень безвозвратных потерь (21,8 %) указывает на непримиримость и устойчивость.

Сословная палитра добровольческого офицерства отличалась крайней пестротой и состояла в основном из разночинцев, многие из которых являлись выходцами из «бывшего податного населения». Представители дворянско-служилой, чиновно-офицерской среды сохраняли довольно заметное место — 35,9 % — но окончательно утратили приоритет и значение. Это продолжало и усиливало демократизацию офицерства, необратимость которой ярко подчеркивалась претенциозностью и несостоятельностью гвардейской дворянско-монархической среды. Национально-конфессиональный состав офицеров-добровольцев определен несколько условно, но в то же время с предельно возможной точностью; его особенность заключается в наличии немалой доли инородцев (18,4 %), что и еще более усиливало их неоднородность, и свидетельствует об отсутствии внутренней этнической розни.

Мировоззрение офицерского корпуса Добровольческой армии, то есть молодых офицеров военного времени, было лишено преемственности со староофицерским, ибо ускоренные подготовка и чинопроизводство не позволяли воспринять традиции должным образом, а сословная разнородность ориентировала на внешнее, «знаковое» подражание либо на демонстративное игнорирование. Поэтому неизбежными становились ценностные искажения и идейно-нравственные деформации, усиливавшиеся за счет порожденного экстремальными условиями Гражданской войны нервно-психического напряжения.

Сильные державно-патриотические пристрастия, ориентация на бескомпромиссно-силовое разрешение противоречий и резкая непримиримость к врагу превращали добровольческое офицерство в сторонников национально-военной надпартийной диктатуры авторитарного толка и неопределенного конкретного содержания, для которых постепенно утратили привлекательность и западные идеалы демократической республики, и романовская монархия. Симпатии к союзникам быстро сменились подспудным ощущением этнической ущербности и всплеском воинственного национализма.

Ценностный мир офицеров Добровольческой армии сочетал жесткую корпоративность, амбициозно-мессианское самовосприятие, деформированно-религиозный фатализм, экстремистскую агрессивность, безрассудно-романтический авантюризм и демонстративную переоценку и смену прежних идеалов. Это оборачивалось обесцениванием жизни и морали, всплеском бессмысленного, казалось бы, мстительно-истерического насилия и грабежа, которые в действительности были прежде всего проявлением психологической компенсации и самоутверждения заново, то есть своеобразного социального ритуала. Высшей ценностью утверждалась неопределенно-хаотическая категория «добровольчества», способная вобрать любое привлекательное явление и по сути олицетворявшая абсолютизацию личного произвола и безнаказанности.

Вторым симптомом глубокого социокультурного кризиса стало разрушение прежней армейской иерархии и судорожное складывание новой, в основу чего легло старшинство не по чинам, а по добровольческому стажу. Данная военно-социальная пирамида структурировалась по нескольким направлениям, ключевыми признаками которых признавались первопоходничество, принадлежность к именным частям, добровольность поступления и личные качества. Образовывавшаяся таким образом неформальная элита обладала высокой устойчивостью и напористостью, последовательно добившись официального утверждения и всеобщего признания.

Перечисленные социально-мировоззренческие особенности офицерского корпуса Добровольческой армии позволяют признать его уникальным маргинальным сообществом, специфика которого состояла в отсутствии перспектив его дальнейшего развития. Действительно, весьма заметной была внутренняя межиерархическая конфликтность, так как добровольческая офицерская корпорация являлась сложным конгломератом стремившихся к обособлению более мелких группировок: регулярной кавалерии, гвардии, казачества и т. д. Именно неспособность слиться в единую и сплоченную военно-политическую силу стала одной из центральных внутренних причин поражения добровольческого офицерства.

В последнее десятилетие имели место неоднократные потуги лихорадочно мятущихся идеологов утвердить преемственность современного общества и государственности с «Россией, которую мы потеряли» или с «Белой Россией». Избранный ими путь основан либо на абстрактно-идеализированном «притягивании за уши» в силу невежества, либо на полной пропагандистской беспомощности. Во-первых, такой подход искусственно выбрасывает из истории период глубочайших социальных, политических, экономических, культурных и особенно психологических и мировоззренческих изменений, происшедших в годы большевистского правления — изменений необратимых, нравится это кому или нет. Во-вторых, упускается из виду, что Белое движение было также порождением революционной эпохи пусть не леворадикального, а неопределенно-авторитарного характера. Но в этом случае невозможно говорить о пресловутом «классическом» авторитаризме, учитывая глубокие мировоззренческие и психологические деформации добровольчества. Инстинктивно склоняясь к «чрезвычайным» насильственным действиям, действовать адекватно белым не удалось. Выступить в роли альтернативы большевикам офицеры-добровольцы смогли, но доиграть ее до победы не хватило ни сил, ни таланта.

Использовать исторические коллизии Белого добровольчества в качестве примера для подражания и руководства к действию чревато громким провалом. В то же время критическое, позитивное переосмысление позволит обогатить и — при желании — использовать отрицательный опыт преодоления российской смуты XX века.