IV. Политика национальной безопасности в 1940 г.
IV. Политика национальной безопасности в 1940 г.
1. Безусловный нейтралитет после Зимней войны
В конце Зимней войны Финляндия исходила из того, что с принятием предложенной западной помощи она оказалась бы вовлеченной в столкновение между великими державами без какой-либо надежды вовремя получить необходимое вооружение. Поэтому наша страна предпочла суровый Московский мир продолжению войны, которая не имела прочного фундамента. К тому же независимость уже была сохранена, ибо Советский Союз отказался от правительства Куусинена.
Из этого принципиального решения следовало сделать несколько четких выводов. Поскольку в правительстве отсутствовало единодушие относительно заключенного мира — против него выступили аграрии Ниукканен и Ханнула, подавшие по этой причине в отставку, — было сформировано второе правительство Рюти, которому предстояло заняться восстановлением, обустройством переселенцев и другими крупными проблемами, связанными с заключением мира. Был заменен министр иностранных дел, а неугодный русским Таннер занял пост министра социального обеспечения. Строить отношения с Советским Союзом стремились на согласованной основе и с учетом интересов другой стороны.
Переговоры о нейтралитете северных стран, начавшиеся еще до Зимней войны, продолжались своим чередом до тех пор, пока Швеция не выступила посредником в связи с прекращением войны. Своеобразной поддержкой Финляндии, если бы она согласилась на мир, стал осторожно обещанный оборонительный союз. Заявление министра иностранных дел Швеции Гюнтера о необходимости изучить возможности его заключения, которое он сделал во время своего выступления в парламенте 13 марта 1940 г., было положительно воспринято в Финляндии; Норвегия отнеслась к этой идее уже значительно сдержаннее. Поскольку ТАСС 20 марта официально заявило, а Молотов на следующий день по дипломатическим каналам сообщил Паасикиви о том, что СССР считает оборонительный союз северных стран направленным против его интересов, Советский Союз стал рассматриваться как его единственный противник. Постепенно, однако, обнаружилось, что Швеция в этом вопросе изначально занимала осторожную позицию, опасаясь того, что Финляндия может использовать оборонительный союз в собственных реваншистских целях. Германское нападение на Данию и Норвегию сразу же сняло вопрос с повестки дня. Финляндии пришлось искать поддержку иными способами.
Характеризуя отношение Финляндии к Советскому Союзу после Зимней войны, можно привести цитату нашего посланника в Москве Паасикиви. Он писал Виттингу 30 июня 1940 г.:
«Советский Союз не преминет использовать против нас силу, если проблемы не будут решены согласием. Это нам следует постоянно помнить. События в Прибалтике, Бессарабии и Северной Буковине являются тому свидетельством…» «Теперь наша единственная возможность — жить, строго следуя Московскому миру и пытаясь всеми средствами наладить сотрудничество и поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом, который территориально является нашим ближайшим соседом».
Финляндия действительно точно следовала этим рекомендациям своего посланника вплоть до конца 1940 г.
Особым фактором, оказывавшим влияние на развитие советско-финляндских отношений, являлись события в Прибалтике. Независимые, но предоставившие СССР осенью 1939 г. военные базы Эстония, Латвия и Литва получили 15–16 июня 1940 г. выдержанные в ультимативных тонах ноты, в которых требовалось создание в этих странах просоветских правительств. Это случилось 17–21 июня. Новые правительства левой ориентации организовали 14–15 июля в своих странах в большей или меньшей степени законные парламентские выборы, в ходе которых было сделано все, чтобы никто кроме депутатов-коммунистов не был избран. 21 июля парламенты объявили свои государства советскими республиками и на следующий день каждая из них обратилась с просьбой о включении в состав СССР. Верховный совет поддержал эти обращения 3–6 августа 1940 г. Никакого военного продвижения в эти страны более не требовалось. В тот момент, когда Германия была занята французской кампанией, Советский Союз успел реализовать права в зоне его собственных интересов, которые он получил от Германии на основе договоров августа-сентября 1939 г. и в результате отодвинул свои границы на значительное расстояние к западу. Долгое время в Советском Союзе в связи с этим говорилось о двух революциях. Первая — «антифашистская демократическая революция», которая привела к формированию народных правительств, состоялась в июне, вторая — «социалистическая революция» — в июле. Постепенно, однако, утвердилась концепция единой социалистической революции, согласно которой лишение буржуазных кругов общества избирательных прав уже тогда свидетельствовало о торжестве принципов пролетарской диктатуры.
Известно, что финская армия в последней декаде июня 1940 г. из-за событий в Прибалтике некоторое время находилась в состоянии секретной повышенной боеготовности. Позднее генерал Олави Хухтала, который именно в эти дни был направлен в один из столичных районов страны для решения задач мобилизации, записал в своем дневнике: «Серьезная угроза войны». В закрытом обзоре прессы, составленном министерством иностранных дел от 27 июня 1940 г. отмечается, что стокгольмские газеты на протяжении всей недели муссируют слухи о достойном сожаления отношении Советского Союза к Финляндии и даже о его возможном нападении. Штаб военно-морских сил 29 июня составил сводку о действиях советского флота в дни балтийского кризиса. Но поскольку более никаких событий не произошло, повышенная боеготовность вооруженных сил страны была отменена также тихо, как и введена.
Даже невежде было понятно, что события аналогичные прибалтийским могли ожидать и Финляндию. Паасикиви писал об этом министру иностранных дел 22 июля 1940 г.: «Судьба прибалтийских стран и способ, которым Эстония, Латвия и Литва были превращены в советские государства и подчинены советской империи, заставляют меня ночи напролет думать об этом серьезном деле».
Ситуацию в значительной мере осложняла деятельность основанного весной 1940 г. «Финляндско-советского общества дружбы и мира», которое начало распространять слухи о советизации Финляндии и организовывать в крупных городах демонстрации и беспорядки. Проблема заключалась в том, что Общество официально поддерживалось Советским Союзом как в кремлевских коридорах власти, так и через его посольство в Хельсинки. Таким образом, общество действительно можно было уподобить своеобразному Троянскому коню, который мог стать опасным для нашей страны. В ряду этих же дипломатических акций стояло требование Молотова вывести Таннера из состава финляндского правительства.
Кабинет Финляндии сделал то, что посчитал необходимым: с одной стороны он задержал восемь активистов Общества дружбы, обвиненных в противозаконных действиях, и потребовал в качестве условия его регистрации безупречного поведения всех его членов, среди которых не должно было быть несовершеннолетних. С другой — 16 августа 1940 г. Таннер вышел из правительства.
Премьер-министр Рюти в своем радиообращении от 18 августа к населению страны попытался убедить слушателей в миролюбивом и добрососедском характере финляндско-советских отношений. Он среди прочего признал окончательный характер Московского договора и подчеркнул уступчивую позицию Финляндии по вопросам, обсуждавшимся после заключения мира: эвакуированное имущество из районов Карелии, демилитаризация Аландских островов, транзит через Ханко. Это выступление успокоило общественное мнение в Финляндии. Но в Кремле, к сожалению, как свидетельствует Паасикиви после своего разговора с Молотовым 22 августа, этого не произошло.
Но европейская политическая ситуация, как мы увидим ниже, к тому моменту уже начала постепенно меняться в пользу Финляндии.
2. Оккупация Норвегии весной 1940 г. меняет положение Финляндии
Подоплека германской оккупации Норвегии лежала главным образом в сфере морской стратегии. Опыт первой мировой войны и военные игры последнего времени показали, что, при отсутствии у Германии далеко выдвинутых баз в Северной Атлантике, Англия способна своим мощными военно-морскими силами и обширным минированием запереть германский флот в Северном море. Известно, что гросс-адмирал Редер уже в 1937 г. мечтал о военно-морской базе в центральной или северной Норвегии. Договор с Советским Союзом в 1939 г. дал Германии лишь маленькую базу для подводных лодок «Basis Nordin» в заливе Литса к востоку от Петсамо, но обслуживание базы с кораблей или с необорудованного берега тундры было весьма затруднительным и недостаточным. Поэтому в военно-морских кругах Германии с ноября 1939 г. начали планировать завоевание Норвегии в ходе морской операции Везерюбунг, которая предоставила бы базы для распространения торговой войны на Атлантику с тем, чтобы перерезать жизненно важные морские коммуникации Англии. Одна из причин операции сводилась к обеспечению никелевых перевозок из Нарвика, хотя этим путем в Германию поставлялась лишь незначительная часть шведской никелевой руды.
Операция против Норвегии началась поздней весной 9 апреля 1940 г., когда Зимняя война уже закончилась. Англия также готовила подобную акцию, но Германия ее несколько опередила. Германия быстро добилась успеха в южной Норвегии, но Нарвик удалось захватить лишь после тяжелых боев в начале июня месяца. Во время боев Финнмаркен в Северной Норвегии планировали превратить в нейтральную зону под военным контролем Швеции, но после одержанной немцами победы этот план остался неосуществленным. Какое-то время власть на севере находилась в руках сформированного в Осло прогерманского марионеточного правительства, но уже 15 июня Гитлер силами легких мобильных частей захватил и северную часть Финнмаркена.
Развитие внешнеполитической обстановки после Зимней войны заставило германского посланника в Хельсинки Блюхера некоторое время опасаться того, что до сих пор нейтральная Финляндия сможет для обеспечения своей безопасности перейти на сторону западных союзников. От высокопоставленного финского чиновника 5 апреля 1940 г. он получил информацию о том, что английская операция против Норвегии начнется в течение ближайших трех дней. Высказывания министра иностранных дел Виттинга давали основание предполагать возможную смену внешнеполитической ориентации Финляндии. Пребывание с пропагандистскими целями бывшего (1918–1919 гг.) генерального консула Англии мистера Белла в Хельсинки, а также теплый прием, оказанный Рюти 7 апреля 1940 г. младшему госсекретарю английского МЭВа Чарльзу Хамброну, в свою очередь озаботили Блюхера. Из-за прохладных отношений с Германией Финляндия могла попытаться при английском содействии наладить свою торговлю через Северный Ледовитый океан.
Опасения Блюхера относительно возможной смены финляндской ориентации сохранялись даже в момент начавшегося германского вторжения в Норвегию. Он писал об этой возможности в свое министерство иностранных дел 19 апреля. Видимо, финское правительство обдумывало вариант установления более тесных отношений с Западом. Но поскольку в таком случае вся торговля с Центральной Европой оказалась бы полностью парализованной, в экономическом плане страна попала бы из огня да в полымя. Всякие спекуляции о более масштабной западной торговле прекратились после того, как Англия 18 апреля 1940 г. заявила Рюти о прекращении ею всех торговых операций в Скандинавии до тех пор, пока в Норвегии продолжаются военные действия. Относительно быстрый поворот Финляндии (уже 26 апреля) во многом был обусловлен тем, что она могла лишь с разрешения Германии получить то вооружение — крайне необходимое финской армии, которое еще со времени Зимней войны застряло в норвежских портах.
Борьба за Нарвик продолжалась с апреля до начала июня 1940 г. Оказавшиеся в трудном положении немецкие войска генерала Дитля (значительная часть 3 горной дивизии + военно-морские силы) спас неожиданный уход (4–8 июня 1940 г) превосходящих британских сил, вызванный положением на западном фронте. На следующий день вся Норвегия сдалась Германии. Продвигавшаяся с юга 2 горная дивизия находилась в тот момент еще в 130 км от Нарвика, но после впечатляющего броска через тундру (Операция Буффель) она 13 июня достигла цели. В середине июня последние части 3 горной дивизии прибыли на кораблях в Нарвик и далее в Тромсё, расположившись, таким образом, в непосредственной близости от западной границы Финляндии. С этого момента ее северным соседом была уже не маленькая нейтральная Норвегия, а мощная империя — Великая Германия.
3. Осенние соглашения 1940 г. о транзите — свидетельства новой сбалансированной политики
На пороге августа 1940 г. — во время резкого обострения восточного кризиса, вызванного финляндско-советским обществом мира и дружбы, а также деятельностью «поджигателей», — в Финляндию из многих источников поступали независимые друг от друга сведения о передвижении советских войск в непосредственной близости от наших границ. Паасикиви отмечал ухудшение политической атмосферы в Москве, находившиеся в ней американские военные говорили о том же самом. Шведы получили информацию об угрозе войны из советского посольства в Стокгольме, немцы — от своих военных атташе в Таллинне, Риге и Каунасе. В Германии не ограничились информацией, поступавшей по дипломатическим каналам, но и перепроверяли ее через более осведомленное руководство ОКВ. Финляндский главный штаб, получая сведения о ситуации на границе, был одного мнения с дипломатами. По инициативе Маннергейма 8 августа 1940 г. было созвано внеочередное заседание правительства Финляндии, которое, однако, не поддержало предложения маршала о введении частичной мобилизации. На финляндском направлении что-то все-таки происходило, и наше правительство в политическом плане делало все возможное для сохранения мира, в частности, как указывалось выше, В. Таннер — доверенное лицо социал-демократов — был принесен в жертву. До открытия российских архивов мы видимо не узнаем, имели ли эти слухи об угрозе войны под собой реальную почву, но несомненно одно — они оказали влияние на решения нашего руководства.
В ходе процесса над виновниками войны и в ряде опубликованных биографий чрезмерно акцентирован эпизод, в ходе которого барон Эрнст Фабиан Вреде 18 августа привез Маннергейму на аэродром в Мальми письмо от Кивимяки, сообщавшем о приезде Фельтиенса. Из дневниковых записей майора Теря, отвечавшего за закупку оружия, видно, что об этом визите было известно в столичном «кружке Гильберта» (в среде поставщиков вооружения) уже 8 августа, т. е. за неделю до описываемой встречи. Здесь было заранее известно и положение Фельтиенса как руководителя четырехлетнего плана в голландской экономической зоне, и причина его приезда, связанная с покупкой оружия. Лишь планировавшийся транзит через Лапландию в Норвегию был полной неожиданностью. Признаки намечавшегося поворота отмечались и ранее. Важнейшим из них было заключенное в июне 1940 г. торговое соглашение, которое наделе развернуло финляндскую торговлю в сторону Германии и подвластных ей территорий. Поездка д-ра Вайсзауэра, представителя внешнеполитического ведомства национал-социалистической партии (Бюро Риббентропа) в Финляндию и его встреча с Рюти в конце июля 1940 г. свидетельствовали о том, что финны ожидают прояснения германо-советских отношений и с большим вниманием прислушиваются к заверениям Германии о ее новых симпатиях. Заявление генерала Томаса 9 августа об имеющемся у него обещании Геринга и Кейтеля поддержать поставку оружия в Финляндию еще раз указывало на предстоящее сближение с Германией.
Об окончательном решении Берлина ясно заявить о повороте его собственной политики по отношению к Финляндии можно судить среди прочего также из того, что немцы объявили об этом находившейся в Германии финляндской торговой делегации примерно в то же время, что и Маннергейму. Райнер фон Фиандт в своих воспоминаниях живо описывает, что когда на приеме, устроенном Риббентропом 19 августа 1940 г., ему и Кивимяки сообщили о возобновлении Германией продажи оружия финнам, они вздохнули с облегчением. Известие о произошедшем повороте поступило в Финляндию, таким образом, по двум каналам, хотя сам этот факт некоторое время имел совершенно секретный характер.
Предложение Фельтиенса, «особого посланника Германской империи», заключалось в следующем: Финляндия позволяет германским военно-воздушным силам совершать ограниченные полеты через Лапландию в северную Норвегию, которая была уже завоевана немцами и находившиеся там силы Люфтваффе проводили операции против английского флота в Северном Ледовитом океане. Финляндия в качестве ответного жеста Германии получает возможность закупать у нее необходимое ей оружие. На эту просьбу у нас согласились с легкостью и сразу же приступили к практическим шагам по ее реализации. Академик Эйно Ютиккала писал в связи с этим: «Для финнов оплата товара была столь же приятна, как и получение самого товара».
Рождение соглашения прошло три этапа. Когда «внутренний круг» правительства Финляндии, так называемый военный кабинет (премьер-министр Рюти, министр иностранных дел Виттинг, военный министр Валден, а также не входившие в правительство Таннер и Маннергейм) дал свое согласие, Виттинг уже 19 августа 1940 г. телеграфировал Кивимяки условный пароль: «Да». Соответствующее сообщение Фельтиенса через фирму было отправлено Герингу. Полученная Кивимяки телеграмма была по сути дела своеобразным первым соглашением о транзите, официальным подтверждением согласия Финляндии на его предоставление. Не известно, беседовал ли Кивимяки об этом деле с военными кругами Германии, что само по себе вполне возможно, но во всяком случае министерство иностранных дел рейха предупреждало 30 августа о необходимости сохранения тайны по поводу поставок оружия и Кивимяки почти в смятении писал об этом Маннергейму 29 августа 1940 г.
Для подготовки более широкого соглашения о воинском транзите с финской стороны был назначен отставной генерал-майор Пааво Талвела. Когда 21 августа Маннергейм пригласил его на обед для обсуждения данного вопроса, в политическом отношении все уже было предрешено. Талвела излагает данную новость «внутреннего круга» записью в своем дневнике: «Эта неделя стала судьбоносной для Финляндии. Именно в это время наш путь был повернут в сторону Германии».
Талвела сразу же получил важное задание: отправиться в Германию для ведения переговоров о транзите. Уместно спросить, почему туда был направлен находившийся в отставке генерал, а не, к примеру, начальник главного штаба? Видимо по той причине, что в напряженной предвоенной обстановке августа месяца поездка высокого военного чина привлекла бы к себе повышенное внимание, чего безусловно стремились избежать как в Финляндии, так и в Германии. Гражданский статус Талвела позволял вести дело без особого шума, что собственно и произошло.
Талвела и полковник М.К. Стивен побывали с представителями германских военно-воздушных сил как в Берлине, так и в Петсамо и продолжили после этого переговоры в Хельсинки. Здесь полковник Стивен и майор Окс подписали 12 сентября технический протокол о транзите. Достигли договоренности о том, что портами высадки войск будут Вааса и Оулу, что этапными пунктами германских частей становятся конечные железнодорожные станции Рованиеми и Ивало. Автоперевозки в Норвегию пройдут через Салмиярви, где финны при необходимости организуют новую паромную переправу. Все войска, насчитывавшие 5538 человек и 715 транспортных средств, прибудут тремя группами. Никакой информации о том, кто одобрил политическую сторону этого соглашения, документ не содержит. В силу своего рутинного характера он более не представлялся на утверждение главнокомандующим. Считалось, что в принципе вопрос был решен 19 августа 1940 г.
В какой мере Гитлер в рассматриваемый период времени игнорировал собственное министерство иностранных дел и проводил важные решения в жизнь через военных (Геринг — Фельтиенс — Маннергейм) наилучшим образом свидетельствует заключение так называемого дипломатического соглашения о транзите. Узнав о том, что уже идет практическая подготовка к перевозкам через Лапландию, Кивимяки попросил у финляндского МИДа инструкции для официального оформления всего дела и ему 16 сентября в качестве образца прислали секретный документ о транзите через Порккала, подписанный декадой ранее с Советским Союзом. Когда Кивимяки предложил германскому министерству иностранных дел составить аналогичный договор с Финляндией, обнаружилось, что его руководство, выразив при этом крайнее недоумение, совершенно ничего не знает о деле. Получив необходимые разъяснения от военных и удостоверившись в реальности происходящего германское министерство иностранных дел, тем не менее, составило выдержанный в самых общих выражениях документ, который незамедлительно был подписан у Вейцзекера во второй половине дня 22 сентября 1940 г. Таким образом, официальное соглашение увидело свет уже после начала транзитных перевозок и выглядело как побочный продукт происходивших событий. Гитлер до последнего момента вел это дело по «военной линии», отстраняя от участия в нем своих дипломатов. Немецкий исследователь Уэбершэр отмечает, что данный эпизод является хорошим примером того, как военно-политические и стратегические расчеты Гитлера все более сказывались на внешней политике Германии, в осуществлении которой Риббентроп и его министерство постепенно теряли влияние.
Поскольку соглашение о транзите рождалось столь необычным образом, вопрос о том, кто из руководителей Финляндии санкционировал его заключение, представляется весьма запутанным. У Фельтиенса «сложилось впечатление», что Рюти связывался по этому делу с уже больным президентом Каллио, проводившем летнее время в Култаранта, но прямых доказательств этого не обнаружено. Скорее всего, Рюти решил проблему транзита на основе своих полномочий премьер-министра, хотя на процессе по делу виновников войны он перекладывал эту ответственность на Маннергейма. Имеющая принципиальное значение дискуссия о том — правительство или главнокомандующий несут ответственность за подписанное соглашение — продолжается до сих пор. На основе сопоставления различных свидетельств можно сделать вывод, что ответственность за соглашение о транзите возлагается на политическое руководство Финляндии, а не на военных.
Как известно, немецкие корабли с войсками прибыли в Ваасу уже 21 сентября, т. е. за день до подписания в Берлине официального дипломатического документа. И хотя некоторые инстанции в Финляндии, такие как министерство иностранных дел и таможенное управление, были оповещены заранее, многие — губернатор Ваасы, таможенный фискал, начальник полиции — пребывали в полном неведении. Когда последний спешно сообщил о «гостях» министру внутренних дел фон Борну, тот не имел об этом ни малейшего представления и лишь от Рюти узнал о том, что немцы имеют на пребывание в финских водах соответствующее разрешение. Правительство Финляндии в своем полном составе получило информацию об этом деле только 24 сентября. В ходе заседания критике подвергся не сам договор, а факт его сокрытия от министров. Слухи о прибытии немцев быстро распространились по всей стране, в связи с чем правительство 28 сентября сочло необходимым опубликовать в прессе официальное коммюнике. Итак, первый русский железнодорожный транзит через Ханко состоялся 25 сентября, немецкие морские перевозки в Лапландию несколькими днями ранее. Фактическая же договоренность о них, когда немцам с высокой инстанции ответили «Да», была достигнута уже 19 августа 1940 г. Формальности, правда, заняли затем много времени.
Общественности не составило труда уяснить себе внешнеполитическое значение немецкого транзита: благодаря ему Финляндия перестала быть безразличной для Германии. Начавшиеся действительное крупные поставки вооружения (артиллерия, противотанковые и зенитные орудия, истребители) играли огромную роль в деле повышения обороноспособности финской армии. В зависимости от политических симпатий к транзиту и поставкам оружия относились или с восторгом, или сдержанно, или же безразлично.
4. Планы союза со Швецией осенью 1940 г.
Начиная с 1935 г. Финляндия в своей внешней политике следовала принципам так называемого Скандинавского нейтралитета. Ближайшим партнером являлась Швеция, с которой еще до войны был заключен не реализованный на практике договор о защите Аландских островов. Во время Зимней войны помощь нейтральной Швеции добровольцами и материальными поставками была весьма существенной, а после Московского мира стали говорить о прямом военном союзе северных стран Европы, который не состоялся в результате противодействия Советского Союза в марте 1940 г. Но идея не умерла. В июле 1940 г. министр иностранных дел Финляндии вновь зондировал почву, но шведское правительство не осмелилось отреагировать на эту инициативу из-за августовского кризиса, хотя и выказывало по отношению к ней определенную симпатию.
В поддержку этого сотрудничества в Швеции стала выступать группа промышленников, офицеров и пишущих на политические темы журналистов, которые стали использовать псевдоним Decemviri («Десятка»). В ходе полемики обнаружилось, что всего их насчитывалось только пять человек: промышленник майор Сванте Полссон, друг Финляндии, сторонник скандинавской идеи; прогермански и антисоветски настроенный д-р философии Рютгер Ессен; сторонник германской ориентации генерал-майор Хьялмар Фальк; друг Финляндии полковник К.А. Братт, который постепенно сменил ориентацию на Германию, а также либерал и англофил майор Свен О. Викман, который, тем не менее, полагал, что победителем в войне окажется третий рейх. Они стремились к тому, чтобы при немецком благословении Швеция стала оказывать финнам более существенную поддержку. В августе Сванте Полссон пришел к мысли о том, что наиболее эффективно она может быть реализована только при заключении шведско-финляндской персональной унии. Оборонительный потенциал объединенного государства сумел бы обеспечить его безопасность как на восточных, так и на южных рубежах и предотвратить раздел Скандинавии наподобие Польши. Надеялись и на присоединение Норвегии после окончания войны. При этом сотрудничество с Германией рассматривалось как необходимая предпосылка реализации этого плана.
Руководитель «Десятки» Сванте Полссон направил в августе 1940 г. соображения группы своему другу — промышленнику генералу Рудольфу Валдену, министру обороны Финляндии, который уже в том же месяце ознакомил с ними маршала Маннергейма и финское правительство. В сентябре председатель социал-демократической фракции финляндского парламента Вяйнё Хаккила и д-р Хенрик Рамсай (позднее министр иностранных дел) отправились в Стокгольм для установления необходимых контактов. Первый встречался с премьер-министром Пер Альбин Ханссоном и другими социал-демократическими руководителями (20 сентября), второй — с начальником генерального штаба генерал-майором Акселем Раппе. О результатах поездки посланцы 24 сентября 1940 г. рапортовали Рюти, Маннергейму и Валдену. Советская информационная сеть была настолько эффективна, что уже 27 сентября Молотов в ходе встречи с Паасикиви подверг критике шведско-финляндский «тайный союз или договор». Удивленный Паасикиви, который ничего не знал об этом деле, все полностью отрицал.
В Финляндии указанные предложения вызвали положительную реакцию. На заседании социал-демократической фракции финского парламента 10 октября 1940 г. проф. Вяйнё Войонмаа безоговорочно поддержал прошведскую ориентацию. Во время кратковременного пребывания (9-14 октября) в Финляндии наших ведущих посланников, Васашерна и Кивимяки получили задание обсудить названный проект как в Стокгольме, так и Берлине. Поскольку в Германии «военная линия» развивалась независимо от дипломатической, Пааво Талвела вновь, уже в третий раз направляется в Берлин для того, чтобы выяснить позицию германского военного руководства — на этот раз по вопросу о шведско-финляндской унии.
В ноябре-декабре 1940 г. правительства Швеции и Финляндии поручили своим специалистам представить государственно-правовые заключения по поводу возможного союза. Президент Рюти запросил подобное заключение у профессора Каарло Кайра. Последний исходил из того, что обе страны сохраняют свои основные законы в неизменном виде: на данном этапе не планируется общий парламент и единый глава государства. Целью является лишь военное взаимодействие и координация внешней политики — и только в той мере, в какой требует это сотрудничество. Министр иностранных дел Швеции Гюнтер запросил соответствующее заключение у профессора Уппсальского университета Акселя Брузевитца. Он также полагал, что лучший вариант сводится к заключению межгосударственного союзного договора, который бы оставил, насколько это возможно, существующую ситуацию в неизменном виде. Однако члены «Десятки», являвшиеся инициаторами всего дела, в своем рвении и целеустремленности пошли значительно дальше. Они хотели видеть во главе унии общего короля (шведского короля Густава), общего министра иностранных дел и общее дипломатическое ведомство, общего главнокомандующего (Маннергейма) и общую торговую политику. О столь радикальных преобразованиях облаченные ответственностью политики никогда не думали. Их устраивало сохранение нейтралитета в сложной обстановке того времени. Но в обоих случаях надеялись на то, что освободившаяся от оккупации Норвегия присоединится в качестве третьего члена к данному союзу после-того, как будет преодолен международный кризис.
Планы создания унии разбились о позицию великих держав. Молотов, как уже говорилось, получил нужную информацию уже на самой ранней стадии и 27 сентября заявил Паасикиви об отрицательном отношении к ней Советского Союза. Вновь этот вопрос всплыл в Кремле в день независимости Финляндии 6 декабря 1940 г., причем в угрожающей тональности. Уния, по мнению СССР, означала бы аннулирование Московского мирного договора. Шведы получили аналогичную информацию из Германии. Гитлер заявил Свену Хедину 5 декабря, что уния без должного на то основания крайне раздражает русских, а Геринг 18 декабря сказал генералу Пааво Талвела: Германия желает видеть в Финляндии самостоятельное государство, а не шведскую провинцию. Обе великих державы, видимо, полагали, что им легче иметь дело с двумя малыми странами, чем с одним государством средней величины. Ясные и прямые запреты, последовавшие со стороны крупных держав ни Швеция, ни Финляндия проигнорировать не могли и примерно к середине января полностью отказались от данного плана. Новое упоминание об унии в мае месяце было не более чем слабой попыткой реанимации, у которой не было серьезного значения.
Можно обсуждать вопрос о том, насколько серьезно Финляндия осенью 1940 г. относилась к планам создания союза. Придерживавшееся англосаксонской ориентации руководство страны на определенном этапе считало его более предпочтительной альтернативой прямой зависимости от Германии. Так, хорошо известны прошведские симпатии маршала Маннергейма и его усилия по сотрудничеству с военным ведомством Швеции. Во время переговоров о союзе в военных кругах полагали, что в случае возобновления советско-финляндской войны союзная Швеция сможет разместить около пяти дивизий для обороны незащищенного «пояса» Финляндии, простиравшегося от Пиелисярви до Саллы. Подобное перемещение войск планировалось (последний вариант 16 марта 1941 г.) под кодовым названием «Операция Q». Поездки высших шведских офицеров в Финляндию в январе 1941 г., февральские переговоры о поставках тяжелых орудий и крупный заказ на автоматные патроны можно при желании также рассматривать сквозь призму планов по созданию союза, поскольку военные в этом деле несколько отставали от политиков.
В Финляндии в какой-то мере были информированы о том, что различные круги Швеции по-разному относились к унии: имелись ее безусловные сторонники, рассчитывавшие при этом на поддержку Германии (напр., «Десятка» и военные); были англофилы, которые связывали с унией сбалансированный нейтралитет; существовали так называемые сторонники «повышенной готовности», серьезно опасавшиеся Германии, но в то же время являвшиеся поборниками шведского нейтралитета. Социал-демократы, составлявшие большинство в коалиционном правительстве страны, примыкали к последнему направлению.
Когда же Маннергейм при посредничестве Талвела 18 декабря 1940 г. предложил Германии в случае возможной советско-финской войны оккупировать Петсамо и Аланды и при этом наладить сотрудничество со шведами для того, чтобы их дивизии прибыли на финляндскую границу в район Лиекса-Салла, он, таким образом, действовал в духе малочисленной «Десятки». Это предложение Маннергейма совершенно не учитывало того обстоятельства, что из-за оккупации Норвегии и недостаточной готовности Швеции к обороне подавляющая часть шведского общества была весьма осторожно настроена по отношению к Германии и видела в унии способ противостоять германской угрозе. Детали союзного плана не стали предметом обсуждения, поскольку Германия, как уже отмечалось, сразу же отвергла идею унии. Но само предложение о ее заключении свидетельствовало о том, что финские военные круги недостаточно глубоко проанализировали мотивы социал-демократического большинства в Швеции, надеясь одновременно получить поддержку с двух совершенно разных направлений. Отчасти провал с планами союза объясняется тем, что стороны говорили по сути дела о разных вещах. Для Швеции планы союза были связаны с возможностью предотвратить скатывание Финляндии к реваншизму, и сохранить ее на позициях скандинавского внешнеполитического нейтралитета.
5. Рождение германского плана Барбаросса
Еще до окончательного крушения Франции летом 1940 г. Германия начала планировать демобилизацию и сокращение сухопутной армии, продиктованное необходимостью уменьшить расходы на ее содержание и удовлетворить потребность военной промышленности в рабочей силе. Насчитывавшая 155 дивизий армия сокращалась до 120 дивизий, из которых 67 оставлялись на западе, 17 — на востоке и 7 — в Норвегии. Остальные возвращались домой. Когда же разведка в начале июля месяца обнаружила сосредоточение войск в районе Литвы и Лемберга, Гальдер, за неделю до приказа Гитлера, высказался за разработку плана «наступательной обороны», в рамках которой, в случае необходимости, использовались бы переброшенные из Франции танковые части Гудериана. Современные исследования связывают, таким образом, самые первые этапы зарождения плана Барбаросса с именем Гальдера, а не Гитлера. Эти планы в тот момент носили, правда, локальный и оборонительный характер.
Во время обсуждения Гитлером с командующими сухопутных и военно-морских сил планов на будущее, которое состоялось в имперской канцелярии 21 июля, он еще склонялся к политическому давлению на Англию, тогда как нападение, требовавшее дополнительной подготовки, было последним средством. Фюрер должен был в ближайшее время решить о времени высадки на Британские острова: предпринять ее уже осенью 1940 г. или только весной 1941 г. На этой же встрече обсуждался и «русский вопрос», причем в такой мере, что Браухич и Гальдер (ОКХ) уже на следующий день 22 июля решили приступить к его разработке. 29 июля Гитлер упомянул о нападении на Россию и генералу ОКВ Йодлю. Но собственно планирование восточной операции началось 31 июля 1940 г. в связи с проведением большого военного совещания.
Летом 1940 г. у Германии помимо вторжения на Британские острова существовали и иные проблемы:
1. Исследователи внешней политики считают, что Гитлер еще продолжал слушать предложения Риббентропа и его ведомства о заключении «четырехстороннего пакта» (Германия — Италия — Япония — СССР) или об образовании мирного Континентального блока, в который вошла бы и Испания. Страны-участницы сумели бы изолировать Англию и закончить войну. Для Гитлера «союз четырех» был лишь временным решением. Но, тем не менее, эта тема обсуждалась вплоть до поездки Молотова в Берлин в ноябре 1940 г.
2. Военно-морские круги Германии во главе с адмиралом Редером стремились к сокрушению Англии прежде всего на Средиземном море. С этим было связано возобновление строительства огромного океанского флота летом 1940 г., которое оказалось, однако, кратковременным эпизодом. С дальним прицелом планировалось создание военно-морских баз в различных частях Атлантики и Индийского океана или, другими словами, — достижение мирового господства. Планы по захвату Гибралтара (Операция Феликс) или завоевание Северной Греции (Операция Марита) являлись частью общего замысла. Планы существовали до начала декабря 1940 г. и до весны 1941 г. соответственно.
3. Второе направление в рамках Seekriegsleitung было связано с подводной войной на бескрайних просторах Атлантики, в водах которой должно было быть сокрушено морское могущество Англии и США. Этой концепции придерживался адмирал Дениц со своим штабом. Только что состоявшийся захват Норвегии (Операция Везерюбунг) также являлся частью этого плана, дававший базы для океанского флота Германии.
4. План гитлеровского нападения на Советский Союз (позднее Операция Барбаросса) известным образом примыкал ко всем предыдущим расчетам. Обсуждая 31 июля возможности Германии, Гитлер заявил: «Когда (у Англии) будет потеряна последняя надежда на Россию, будет покончено и с Америкой, поскольку за поражением России последует небывалый рост японского влияния». Другими словами, Гитлер уже тогда планировал свою стратегию в мировом масштабе, принимая во внимание роль Соединенных Штатов Америки, появления которых в Европе он опасался.
В исследованиях (Андреас Хиллгрубер) отмечается, что лишь на пороге осени 1940 г. Гитлер действительно мог оказывать влияние на ход мировой истории. Сделав свой выбор, он сам очень скоро был вовлечен в водоворот событий.
17 декабря 1940 г. генерал Йодль представил фюреру первоначальный план «Директивы № 21». По мнению Гитлера, в нем были недостаточно учтены его замечания, касавшиеся Ленинграда и Украины, и поэтому в течение следующего дня в документ были внесены дополнения. В составлении окончательного варианта, судя по всему, еще принимал участие Гальдер, поскольку ему удалось в формулировке прибалтийского направления заменить термин «окончание» на «обеспечение», что позволяло повернуть войска в направлении Москвы на более раннем этапе. Директива № 21 была подписана 18 декабря 1940 г. Лишь с этого момента восточная операция получила кодовое название Барбаросса.
О Финляндии в Директиве 21 говорится четырежды. Во-первых, выражается уверенность в активном участии Румынии и Финляндии в плане Барбаросса, хотя сами эти страны еще не были о нем проинформированы. Во-вторых, находящиеся в Норвегии войска будут привлечены для установления контроля над Петсамо и морскими коммуникациями Северного Ледовитого океана, для обороны рудников и для последующего совместно с финнами удара по Мурманской железной дороге. В-третьих, предполагается, что операция крупными немецкими силами (2–3 дивизии) из Рованиеми (Саллы) против Мурманской трассы возможна лишь при условии предоставления Швецией своих железнодорожных путей (поскольку Ботнический залив в день X = 15 мая еще находится во льдах). В-четвертых, на финские войска возлагается задача связать максимально крупные русские силы путем наступления вдоль северного и южного побережья Ладоги, а также овладеть Ханко. Предложения маршала Маннергейма, высказанные им в августовском плане, были с лихвой перекрыты, при этом мнения Финляндии, конечно же, не спросили.
6. Развитие финляндско-германских военных контактов осенью 1940 г.
6.1. Визиты генерала Талвела в Германию
Воспоминания генерала Талвела создают впечатление, будто Маннергейм и Рюти в сентябре месяце почти насильно вновь отправляли его в Германию для выяснения военно-политической обстановки, хотя сам Талвела противился этому, однако в конце концов дал себя уговорить. Аутентичные дневниковые записи майора Теря полностью отрицают подобную трактовку событий. В них Талвела предстает в роли «активиста», стремившегося отправиться в Германию в качестве посланника Маннергейма. Поскольку записи Теря сделаны по горячим следам, а рассчитанная на общественность книга Талвела представляет собой поздние воспоминания (1963 г.), то с методической точки зрения первые обладают большим доверием.
Вторая эмиссарская поездка генерала Талвела в Германию началась 17 сентября 1940 г. В фонде Маннергейма имеется помеченный этой датой черновик весьма лестного для Талвела рекомендательного письма. Достойно внимания имеющееся в воспоминаниях Талвела указание на то, что он в Берлине находился в постоянном контакте с посланником Кивимяки. Таким образом, Финляндия не всегда вела дела по «военной линии», что подтверждается и последующими событиями. Отсутствие Геринга в столице явилось, однако, причиной неудавшейся поездки: обращаться к германским дипломатам Талвела не собирался. Он встретился, правда, с генералом Георгом Томасом, начальником военной экономики Германии. Мы уже видели ранее, что Гранделл еще в мае 1940 г. безуспешно вел переговоры с Томасом о поставках оружия. Теперь положение было иным. 25 сентября Талвела представил отчет о своей поездке Маннергейму, Рюти и Виттингу.
Необходимо отметить, что обсуждение вопросов транзита и две поездки Талвела в Германию не являлись единственными контактами с немцами. Имели место и иные визиты офицеров: в сентябре во главе с генералом Туомпо в Бельгию и Францию, в октябре во главе с генералом Остерманом в Берлин. Но важнейшие контакты шли через полковника Хорста Рёссинга, германского военного представителя в Хельсинки, который в середине октября передал Маннергейму от генерал-полковника Фалькенхорста из Норвегии интересный перечень вопросов, касающихся дорожных условий и военных приготовлений в Северной Финляндии. Лишь после консультаций с Рюти и Валденом Маннергейм 26 октября 1940 г. дал откровенный ответ Рёссингу. Тот со своей стороны заверил Финляндию в германской поддержке и даже обещал принудить к этому же Швецию.
Вскоре при участии маршала Маннергейма, Валдена и Рюти началось планирование третьей поездки Талвела в Германию. Подготовка велась на протяжении всего октября месяца. 28 октября Талвела получил от Маннергейма благодарность за подготовленную им памятную записку, которая, судя по всему, позднее, в декабре, была вручена Герингу. «Я сам не сумел бы написать ее лучше», — заявил Маннергейм. Решение о дате поездки было принято 4 ноября и после многочисленных совещаний, в том числе и по «гражданской линии» с министром иностранных дел Виттингом, 6 ноября 1940 г. поездка состоялась. Вскоре после этого (12–13 ноября) в Берлин с известным важным политическим визитом прибыл наркоминдел Советского Союза Молотов.
В ходе своей третьей поездки генерал Талвела опять не сумел добиться встреч с ключевыми фигурами Германии, а вынужден был как бы стучаться в двери высоких инстанций и штабов. Из политиков в числе прочих он встретился с генконсулом Диксом, у которого имелись связи с Шайдтом, «начальником штаба» рейхсляйтера Розенберга, а также с д-ром Майснером, начальником канцелярии Гитлера; из военных — с подполковником Фельтиенсом, полковником Аусфельдом и майором Альбедиллом, из отдела атташе при ОКХ. Последний обещал организовать встречи с фельдмаршалом фон Браухичем, генералом Типпельскирхом и полковником Кинцелем в ОКХ, а также с фельдмаршалом Кейтелем из ОКВ. Все обещанные встречи, однако, не состоялись. Вместо этого Талвела имел 20 ноября очень интересный разговор с адмиралом О. Шнивиндтом (начальником штаба военно-морских сил Германии) о положении Финляндии в целом, Аландских островах и Петсамо в частности. Талвела вернулся в Финляндию 23 ноября и в тот же день доложил военному кабинету (Маннергейм, Рюти, Валден, Виттинг, Хейнрикс) о своей поездке.
6.2. Что знала Финляндия о берлинской поездке Молотова
Для того чтобы оценить состояние давшего трещину советско-германского договора, Молотов в октябре 1940 г. согласился на поездку в Берлин, где он смог бы напрямую переговорить с Гитлером. Здесь нет необходимости подробно излагать ход этих важных для мировой истории переговоров, о которых существует немалая литература. Достаточна констатация того факта (со ссылкой на различные немецкие источники), что Молотов требовал там права на ликвидацию Финляндии.
Важным представляется вопрос о том, когда эта новость достигла Финляндии. Согласно версии, высказанной в ходе процесса над виновниками войны, ее 20 мая 1941 г сообщил президенту Рюти посол по особым поручениям Шнурре. Финны, конечно же, сразу заподозрили Молотова в выдвижении каких-то требований, но официальная германская дипломатия, характеризуя переговоры, высказалась тогда в успокаивающем духе. Сообщение Шнурре весной 1941 г. должно было стать, таким образом, той неприятной новостью, которая во многом повлияла на внезапное, но запоздалое изменение курса и привела к вступлению Финляндии в войну.