Глава третья

Глава третья

Наступила весна. Русаков вернулся домой по последнему снегу. За два с половиной месяца он объехал много стойбищ и установил хорошие отношения с оленеводами. Его всюду встречали радушно, как самого желанного гостя. Еще бы, торгующий человек!

По всем кочевым стойбищам шла хорошая молва о русском купце. Правда, некоторые считали Русакова простачком, потому что он не знал цены своим товарам. Он слишком много давал товаров за каждую шкурку; даже за шкуру оленя, которая совсем ничего не стоила, он платил пачку патронов и один кирпич чаю.

— О-хо! Так никто еще не торговал. Плохо только — спирту не возит.

Развозной торг Русаков организовал по своей инициативе и был очень доволен результатами поездки. Единственно, что вызывало у него сомнение в целесообразности торговли экспедиции, — это то, что девяносто шесть собак — упряжки восьми нарт — съели за это время более шестисот оленей.

«Ведь это же целое стадо! Это не по-хозяйски, — размышлял Русаков, возвращаясь домой. — Так можно перевести оленей. Надо переходить на олений транспорт, который обеспечивается подножным кормом».

Русаков был не просто торговцем. Он менял шкурки на товары и думал: как бы в горах организовать Советскую власть? В кочевых стойбищах он видел, что родовые советы разваливались и исчезали бесследно на другой же день после того, как уезжал их организатор — ревкомовский работник. Люди в горах жили по своим законам, вели натуральное хозяйство, думали только об оленях и всякие разговоры ревкомовцев о перестройке жизни на новых началах забывали немедленно.

Люди в горах — кочевники-оленеводы — были наиболее отсталой частью населения чукотской земли. Их кочевой образ жизни затруднял организацию Советской власти. Но, несмотря на это, слух о новой жизни, о новом законе проник и сюда.

«Через торговый аппарат надо проводить здесь советизацию, — думал Русаков. — Через кооперацию середняков-оленеводов».

Когда Русаков приехал домой, Анна Ивановна встретила его упреками.

— Ты с ума сошел! — выговаривала она ему. — Моржовый промысел начался, а ты увез охотников в горы.

— Моржи появились? — живо заинтересовался Русаков.

— Конечно. Лёк ходит да подтрунивает над артельщиками. «Вельбот спит, мотор спит», — так и говорит все время. Ты сам организовал артель и сам же ее разрушаешь.

— Пра-а-вильно. Но ведь и в го-о-орах нужна С-о-оветская власть. Сколько там ра-а-аботы!

— На берегу, среди оседлого населения, нет еще настоящей Советской власти, а ты — в горах! Вы здесь сначала покажите, что такое Советская власть! — горячилась Анна Ивановна.

— Воюют сра-а-азу на всех участках, а не на о-о-одном. Ко-о-операцию надо там. Наступление везде на-а-а-адо вести, сразу по всем фронтам.

— Наступление! Вон Лёк набил моржей, а ты всю артель без мяса оставил. Их родственники ходят по берегу да тебя поругивают. Вот тебе и кооперация!

Русаков вскочил и побежал к мотористу Тэвлянкау, подготовленному еще Осиновым. В яранге Тэвлянкау не было. Все вернувшиеся с гор охотники, бросив собак, тут же сели в байдару и ушли в море, словно на берегу не было ни вельбота, ни мотора.

Русаков рассердился, что охотники ничего не сказали о своем выходе на охоту.

— Вот что делают! Все еще смотрят на мотор как на забаву, — сказал он, поглядывая в море.

По берегу, около самой воды, с морской капустой в руках навстречу Русакову шел Лёк.

— Здра-а-авствуй, Лёк, — сказал Русаков. — А ты почему не на о-о-охоте?

Старик лукаво усмехнулся и ответил:

— Наверное, ленивым стал Лёк.

— Не хитри, Лёк.

— Сегодня нет моржей, — покачивая головой, уже серьезно сказал он.

— А почему же а-а-артельщики ушли на охоту?

— Ха-ха! Упущенное наверстать. Артельщики поехали подбирать то, что бросил Лёк. Пять моржей вчера я бросил на льдах…

Вдруг послышался стук мотора. Из-за мыса показался вельбот. Он шел как белый лебедь в горном озере. Лёк умолк, направив на вельбот свой зоркий глаз.

Еще издали он разглядел, что в вельботе одни женщины.

Вельбот приближался быстро, хотя никто на нем не махал веслами. Равномерный звук мотора разносился по побережью.

— Это кто? — спросил Русаков.

— Пожалуй, на руле сидит Ваамчо, — удивленно сказал Лёк и быстро зашагал ближе к воде.

Мотор вдруг заглох, вельбот, развернувшись, замедлил ход и пошел на береговую отмель.

— Русаков! — крикнул с вельбота учитель Дворкин.

Русаков бросился встречать его. Дворкин прыгнул на гальку и, улыбаясь, поздоровался с ним, как с отцом. Он давно не видел русских людей.

К ним неторопливой походкой подошел Ваамчо и важно подал руку Русакову. Лёк, прищурив глаз, следил за Ваамчо.

«Хо! Трясти руку научился!» — подумал Лёк и подошел ближе к вельботу.

— Русаков, мы за бензином приехали, — весело сказал Дворкин. — Запас надо сделать перед началом промысла.

— Скоро моржи будут, — добавил Ваамчо.

Лёк посмотрел на вельбот, на женщин, сидевших в нем, и, кивнув головой, насмешливо спросил:

— Кататься вздумали?

— Нет, — серьезно ответила Уакат. — Ваамчо велел нам ехать, — может, моржи встретятся, охотиться придется.

— Ого! Что-то я не видел таких смелых баб. Вы всех моржей распугаете своими широкими рукавами. Вы, наверное, спутали моржей с парнями? — И Лёк сказал такую веселую непристойность, что все женщины рассмеялись.

Подбежал Ваамчо.

— Эгей! Мой приятель Русаков зовет всех женщин чай пить. С сухарями.

Лёк скосил свой глаз в сторону Ваамчо и, полагая, что он врет, пренебрежительно спросил:

— Откуда он твой приятель? Горный баран твой приятель.

— Все русские, живущие на побережье, мои приятели. Так мне говорил учитель, — задорно сказал Ваамчо.

— И Лось твой приятель?

— Конечно! — Ваамчо гордо поднял голову и пошел с женщинами к фактории.

Хотя Лёк и слыл на побережье великим ловцом и мастером по байдарам, которого уважали все охотники, Ваамчо изменил свое мнение о нем. Этому обстоятельству способствовал один разговор, как-то происшедший у Ваамчо с Алитетом.

Алитет сказал, что Лёк — его дружок, потому что он, подобно вожаку в упряжке, знает дорогу жизни. Без Лёка и без Алитета люди пропадут. Ваамчо не понравилось хвастовство Алитета, он рассердился и сказал тогда: «Не пропадут. Мы сами найдем дорогу и без тебя и без Лёка — твоего дружка». Поэтому Ваамчо теперь при встрече с Лёком и обошелся с ним так непочтительно.

Лёк стоял на берегу и неодобрительно смотрел вслед Ваамчо. Затем он резко повернулся к вельботу и, сев на корточки, начал разглядывать его.

«Если эта лодка и за моржами так же быстро бегает, плохо будет Лёку. Эта лодка, пожалуй, получше, чем у Алитета, — подумал он. — Но и байдара моя не хуже, только безмоторная она. И разве Ваамчо знает жизнь так, как знает ее Лёк? Ого, таких людей, как Лёк, мало на побережье. Кто может сделать такую байдару, как я? Никто».

И он пошел к фактории.

Около склада на двух больших ящиках пили чай приехавшие женщины. Их угощала Анна Ивановна. Не доходя еще до фактории, Лёк услышал их звонкие голоса. Женщины из артели Ваамчо впервые видели белолицую, и поэтому Анна Ивановна вызывала у них веселый, добродушный смех.

На море Лёк заметил байдару заовражной артели.

«Пустая идет. С высокими бортами», — подумал Лёк и присел на выступ камня, следя за подходившей байдарой.

Тэвлянкау первым спрыгнул с байдары и, не замечая Лёка, пробежал в факторию.

Лёк узнал, что охотники вернулись только потому, что заметили проходивший вельбот Ваамчо.

Сгорая от любопытства, Лёк тоже направился к Русакову.

— Анна, где мужчины? — спросил он.

— Они в комнате.

— И Ваамчо и Тэвлянкау?

— Все там, Лёк.

«Гм, приятели нашлись», — подумал он про Ваамчо и Тэвлянкау.

В другое время Лёк и не подумал бы пойти в эту компанию. Но теперь, утратив чувство собственного достоинства, он молча направился в дом. Так нерешительно он никогда еще не входил к Русакову.

Лёк открыл дверь и остановился, прислонившись к косяку. Приезжие и Тэвлянкау сидели и пили чай за тем же столом, за которым сидел не один раз и Лёк.

— Са-а-адись, Лёк, — предложил Русаков.

С улицы послышался крик:

— Моржи! Моржи!

Все выбежали. Люди стояли, прислушиваясь к реву огромного стада моржей. Они ревели, как десятки кораблей.

Лёк бросился бежать к своей байдаре. Его охотники уже столкнули байдару на воду, и Лёк с ходу прыгнул в нее.

Моторист Тэвлянкау побежал к своему вельботу, но Ваамчо остановил его.

— Постой, Тэвлянкау, не торопись. Всех моржей Лёк не перестреляет. Слышишь, как они ревут? Мы же не договорились.

Тэвлянкау с удивлением посмотрел на Ваамчо.

— Собрание надо устроить и вашей и нашей артели.

— Что ты, Ваамчо! Какое тебе собрание. Привык по каждому пустяку собрание устраивать, — вмешался учитель. — Надо скорей выходить в море.

— Маленькое собрание. Может быть, вместе будем охотиться на двух вельботах. Надо женщинам рассказать.

На берегу около вельбота Ваамчо говорил о совместной охоте, и, пока шел этот разговор, пока устанавливали мотор, заливали бензин и складывали снасти, в море раздались выстрелы: это Лёк уже начал охоту.

Собрание кончилось, и два вельбота устремились в море. И когда они подошли ко льдам, где происходила охота, Лёк, уже нагрузившись тушами моржей, возвращался на берег. Вельботы пронеслись мимо байдары, и Лёк, сидевший на корме, встал и что-то крикнул.

Ваамчо круто развернул свой вельбот, быстро догнал Лёка и спросил:

— Что ты сказал, Лёк?

— Там остались три моих моржа!.. Возьмите их!.. Я дарю их вашей артели! — кричал Лёк.

— Мы сами набьем моржей. Нам твоих подарков не нужно, — ответил Дворкин.

Учитель стоял на носу с ружьем в руках. Женщины во все глаза смотрели, не покажется ли морж. У а кат приготовилась метнуть копье. Рука у нее твердая, и она не промахнется.

Тэвлянкау согласился на совместную охоту, если женская артель набьет моржей не меньше, чем мужская.

Вельбот Ваамчо наткнулся на маленькое стадо моржей. Они плыли, высунув из воды четыре страшные головы. Раздалось сразу два выстрела — с носа и с кормы. Одновременно с выстрелом полетел и гарпун. Морж потянул за собой тюлений мешок с воздухом.

Вельбот быстро настигал уходящих моржей, и вскоре все четыре моржа висели на поплавках. Женщины, учитель и Ваамчо быстро разделывали туши.

— Давай скорей, Ваамчо, к берегу, — сказал учитель. — Один морж пойдет на буксире.

Не доходя еще до берега, вельбот догнал Лёка. Его охотники гребли изо всех сил, блестя потными темно-коричневыми спинами.

— Эгей, Лёк! Догоняй нас! — крикнул Ваамчо и показал ему кончик ремня, что означало: «Прицепляйся ко мне на буксир».

Лёк отвернулся и в знак своего возмущения подал команду прекратить греблю.

Женщины, сидя вдоль бортов, посмеивались.

Вскоре байдару Лёка обогнал и второй вельбот, тоже груженный моржами.

Вельботные артели успели привезти моржей уже по два раза, а Лёк только что вернулся ко льдам. Потревоженные выстрелами, моржи ушли со льдов, и охота продолжалась на воде.

Лёк стоял в байдаре и следил за Тэвлянкау, вельбот которого уходил не в ту сторону, куда пошел скрывшийся в море морж, а в противоположную от него. Тэвлянкау не был еще таким опытным охотником, как Лёк.

— Ай-ай! Какой плохой охотник! — возмущался Лёк.

Тэвлянкау, заметив вынырнувшего далеко от него моржа, развернул вельбот и быстро настиг его. Тут же открылась стрельба. Стрелял и Русаков.

В этот день охота продолжалась до самой ночи.

Промысел оказался очень удачным. Хорошо ходил вельбот! Ни одна байдара еще никогда не привозила тридцать два моржа за один день. Такого промысла еще не было на этом берегу. Тэвлянкау, не веривший еще до сих пор в вельбот, теперь торжествовал. Он долго не вылезал из вельбота, гладил мотор и похваливал его, как умную собаку-вожака.

Даже женская артель Ваамчо добыла двенадцать моржей. Весь берег заовражной стороны завалили мясом. Кругом оживленно сновали люди, собаки пожирали не только кровь моржей, но получили и по большому куску мяса.

Лишь по ту сторону оврага было тихо. Здесь, на берегу, лежало всего восемь моржей. Лёк не хотел даже смотреть в заовражную сторону. Он старался стать к ней спиной, как будто там ничего примечательного и не было. Старик болезненно переживал свое поражение и, чтобы не терзать себя, ушел с берега в ярангу.

В один день померкла слава великого ловца и искусного мастера строителя байдар.

Лёк сидел в пологе, молча пил чай и думал о вельботе, который не давал ему теперь покоя.

«Я, сделаю такой же вельбот сам… Только где возьму доски?.. Нет досок. И мотор, пожалуй, не сделаешь. А у Лося просить стыдно», размышлял он.

Он вспомнил бородатого начальника, вспомнил его слова о переделке жизни, американские спички и русский табак «папушу». «А? Вельбот? Какой вельбот? А? Бабы и те сколько навозили моржей!.. А Тэвлянкау? Разве он охотник? Разве он лучше меня знает жизнь и повадки зверей? Мотор подвозит его к самому носу моржа! Пусть он на байдаре попробует угнаться за мной… Они веселы теперь, эти заовражцы. Пожалуй, над Лёком посмеиваются».

И старик велел позвать к себе Тэвлянкау.

Тэвлянкау незамедлительно прибежал.

— Лёк, — сказал он, — ты хочешь получить два моржа, которые давал нашей артели? Теперь мы отдадим четыре. У тебя все-таки маловато моржей.

Лёк сердито нахмурил лоб, прищурил глаз и плюнул в берестяную коробочку. Он хотел выгнать Тэвлянкау, но, сдержавшись, сказал:

— Не за этим позвал тебя. — И, подняв на него глаз, промолвил: Спросить хочу: ты лучший охотник, чем я? А?

Тэвлянкау молчал.

— Или ты больше меня знаешь жизнь? А?

— Ты самый лучший охотник, Лёк. Об этом все люди знают. У нас только мотор очень хороший охотник, — сказал Тэвлянкау.

— Мотор? — спросил Лёк. — Он хорошо охотится. Я все время следил за вами. Пожалуй, трудно угнаться за мотором.

— Лёк, когда мы торговали в кочевьях на Горячих ключах, мы в снегу нашли мотор. Американ Ник там жил. Мы ждали его два дня. Корму для собак не стало. Теперь этот мотор у Русакова в складе. Он сказал: если бы Лёк был в артели, можно мотор поставить на его байдару. Она будет ходить еще быстрее, чем вельбот. Так говорит Русаков.

Лёк привскочил. Глаз его заиграл, и он сказал:

— Пожалуй, он правильно думает. Моя байдара крепкая, легкая.

— Только и этот мотор взяла наша артель. Вот так, Лёк, — сказал Тэвлянкау.

Старик задумался. Он накрошил «папуши», закурил и решительно сказал:

— Я пойду в артель. И все мои охотники пойдут. А как ты думаешь: можно воткнуть мотор в мою байдару? Ведь в вельботе колодец сделан для мотора.

— Русаков сказал, что мотор можно подвесить сзади кормы твоей байдары. Говорит, очень хорошо пойдет. Там нужно прибить большими гвоздями толстую доску.

— Нет. Гвоздями нельзя. Ремнями я ее прочно привяжу.

Тэвлянкау был очень рад, что Лёк захотел присоединиться к артели. Все знали, что Лёк — самый опытный охотник в стойбище. И то, что старик решил идти по тропинке новой жизни, его бесконечно обрадовало. Всем было ясно, что артель нуждалась в совете такого человека. Тэвлянкау весело сказал:

— Пойдем, Лёк, к Русакову.

— Не, не, подожди. Ты моторный человек?

— Да! — гордо ответил Тэвлянкау.

— А председателем артели я буду сам. Вот, — сказал Лёк. — Потому что ты молодой и мне нельзя слушаться тебя.

— Хорошо, Лёк, я согласен. Только собрание надо сделать. Новый закон такой. Собрание меня выбирало. Теперь пусть тебя выберут.

— Не надо собрания. Зачем выбирать? Разве люди не знают, какой я великий ловец? Ты скажи им, что я буду председателем артели.

— Лёк, ты сам скажешь им об этом. Они все захотят выбрать тебя председателем.

Старик подумал и сказал:

— Пусть будет собрание. Только баб энмакайских не пускай. Не дело путаться женщинам с мужчинами на охоте. — И, помолчав, Лёк добавил: — Если ты говоришь правду, что мотор будет быстро возить мою байдару, мы будем охотиться так: я возьму из твоей артели лучших стрелков и гарпунщиков, а своих тех, которые похуже, отдам на твой вельбот. Я буду бить моржей, а ты на своем вельботе возить их на берег. Пусть вельбот ходит туда-сюда. Он тяжелый, твой вельбот, к нему можно еще пристегнуть маленькую байдару на буксир.

— Очень хорошо, Лёк, очень хорошо! — радостно подтверждал Тэвлянкау.

— Ступай зови людей на собрание, — распорядился Лёк.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.