Интриги

Интриги

Расправа с ленинградскими конкурентами в борьбе за власть обострила ситуацию в ближайшем окружении Сталина. Каждый из соратников вождя надеялся, что Сталин назовет своим приемником именно его.

Заискивающе и верноподданнически смотрели на вождя Маленков, Берия и Хрущев. Между собой они договорились ограничить доступ к Сталину нежелательным для них соперников. В то же время они не доверяли и друг другу. Хрущев вел учет, кто чаще всего в течение недели посещал Иосифа Виссарионовича. Согласно его данным выходило, что он значительно отставал от Маленкова и Берии. «Сволочи, – характеризовал своих коллег Никита Сергеевич, – думают объехать меня. Ничего-то у вас не выйдет. Я приму меры». С этого мгновения он стал чаще находить поводы, чтобы посещать Иосифа Виссарионовича.

– Хочу посоветоваться с вами, товарищ Сталин, по вопросам… – говорил Никита, – как вы думаете?.. – и он начинал излагать свои соображения по той или иной проблеме. Сталин принимал или отклонял его идеи, но во всех случаях Хрущев был, как говорится, не в накладе. Главное – он «засветился», пообщался со Сталиным и напомнил ему о себе. В свою очередь, Берия и Маленков обратили внимание, что Хрущев зачастил к вождю, и стали с подозрением поглядывать на своего напарника– боялись, как бы он не оклеветал их в глазах Сталина. Однако они вскоре поняли, что их опасения не обоснованы. Иосиф Виссарионович по-прежнему относился к ним с доверием, и они успокоились. К Хрущеву Берия и Маленков относились по-прежнему доброжелательно-наплевательски. Малокультурный и малограмотный, он не мог быть для них серьезным соперником в борьбе за власть.

В свою очередь, Никита был невысокого мнения о своих друзьях-приятелях. Маленкова за глаза все называли Маланьей за его женоподобное лицо и повадки. Что касается Берии… Хрущев знал, что Лаврентия Павловича боялось все окружение. Знал, что Берия завел досье на всех членов Политбюро и мог «заложить» любого, кто ему не нравился. Хрущев с опаской относился к другу-напарнику и подхалимничал, называя его великим соратником Сталина и крупным организатором. Сам Берия свысока поглядывал на Хрущева и Маленкова. К слову сказать, никто из ближнего окружения Сталина не принимал Никиту Сергеевича всерьез. Хрущев знал об этом. Это его обижало, и в нем росло чувство мести. Иногда ему хотелось доказать, что он не глупее кого-либо из тех, кто презирает его. Но он понимал, что ничего никому доказать не сможет. Со временем он научился использовать положение недалекого человека в своих интересах.

К этой троице – Хрущев, Маленков, Берия – примыкал и Булганин, но его держали на почтительном расстоянии. Иногда они собирались на даче у Берии и напивались, что называется, до чертиков. Но и в этом состоянии они не теряли контроля над собой. Пословица, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, была не про них.

Они видели – не могли не видеть – что с Иосифом Виссарионовичем произошли серьезные изменения. Он по-прежнему много работал, но быстро уставал и уединялся. Последнее время им казалось, что Сталин стал их в чем-то подозревать и раздражаться по поводу и без повода. Первым это почувствовал Берия. Однажды Сталин ему зло бросил:

– Почему вокруг меня появилось много лиц грузинской национальности? Откуда это?

Лаврентию Павловичу не надо было напоминать и объяснять. Он сразу понял, что «перегнул палку» и быстро убрал из охраны и обслуги Сталина всех грузин. Однако неприятности на этом не закончились.

Берия узнал, что Иосиф Виссарионович приглашал к себе министра Госбезопасности Абакумова, интересовался мегрельским делом и, якобы, сказал ему, чтобы он искал большого Мегрела. Большим Мегрелом мог быть только он, Берия, и он стал принимать меры для своего спасения. Неуютно почувствовали себя и другие члены Политбюро. Сталин требовал от них не только исполнительской дисциплины, но и глубокого теоретического осмысления происходящих событий в мире и в стране. Он недовольно поглядывал на своих соратников. Все они были хорошие исполнители, но не больше. Однако сейчас этого было мало, и он все чаще им напоминал: «Что с вами будет без меня, если, не дай Бог, война, – говорил он, – вы не интересуетесь военным делом. Никто не интересуется, не знает военного дела. Империалисты всех передушат».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.