ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Обещание «коммунизма». Начало построения «коммунизма».

Эксперименты Ленина в экономике

Итак, Россия «международными» террористами, именующими себя «большевиками», захвачена и установлена диктатура точно не пролетариата. По главной идее — им следовало идти дальше, и при поддержке таких же «международных» еврейских террористов типа Розы Люксембург, Клары Цеткин, Бела Куна развивать мировую революцию шире, захватывать власть в других странах и устанавливать такую же диктатуру, — и это было предпринято сразу после окончания Первой мировой войны и подавления сопротивления внутри захваченной страны. А пока, в этот внутренний исторический момент это было не возможно. Ибо усталую после тяжелой затяжной войны русскую армию, которую только что распустили, а солдатам-крестьянам пообещали дать землю, — и в этих условиях собрать было невозможно и даже опасно, — и так — «революционные» солдаты, которые не вернулись к земле, кроме пользы-подстраховки создавали проблемы, пировали-грабили горожан, были ненадежны. И внешний исторический момент был также неподходящим для развития успеха, мировой революции, ибо за пределами захваченной России продолжала бушевать бойня Первой мировой войны. К тому же перед Лениным висели обязательства перед Германией — вывести Россию из войны, закрыть восточный фронт, чтобы Германия могла перебросить войска на западный фронт, и Ленин через две недели после захвата власти спешно приступил к переговорам с Германией по этому поводу.

В этой ситуации Ленину ничего не оставалось, кроме «нейтрализации» массовым террором потенциальных врагов и критиков, — как заняться обустройством внутренней жизни в захваченной стране: ликвидацией мгновенно возникшего хаоса в стране, заняться элементарным обустройством жизни в захваченной стране, организацией экономики, и это, как показали все последующие события, было для него очень сложно, ведь «ломать — не строить». Ленину необходимо было строить государство, ведь кроме любимой функции — «аппарата подавления», государство является во многом организатором, координатором хозяйственной жизни общества.

После разгона Учредительного собрания в начале января 1918 года Ленин через Всероссийский съезд Советов (18 января 1918 г.) назвал новое государство, которое собирался построить — «Республика Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», а аппарат управления этим новым государством — «Рабочее и крестьянское правительство Российской Советской Республики», слово «министр» заменил словом «комиссар». Ленин объявил об образовании нового государства с новым названием и легко и просто тут же рассчитался с долгами старого государства — 21 января ВЦИК аннулировал все внутренние и внешние займы всех предыдущих правительств.

Ленин стал строить своё государство, конечно, не после разгона Учредительного собрания, а сразу после захвата власти. «Декрет о земле» был спешно издан одним из первых и понятно с какими политическими целями, но не было к нему никакой конкретики, большевики не дали никаких инструкций или правил, принципов — как делить землю, а землю, вроде бы, дали. В условиях неразберихи, хаоса и вольницы крестьяне стали сами делить помещичьи земли как им заблагорассудиться, чаще самозахватом по принципу «кто смел — тот и съел», или кто сильнее: у кого больше сыновей и родни по принципу — «я прав, потому что у меня сила». И на огромной территории страны почти в каждой деревне разгорелись мелкие «гражданские войны» — крестьяне стали сражаться друг с другом за землю — драки, мордобои, увечья, убийства, месть, поджоги, деревня на деревню и т.п. Тревожными сигналами по этому поводу засыпали столицу. И только 18 декабря 1917 г. Ленин и его правительство под первым названием — Совет Народных Комиссаров (СНК, Совнарком) наконец-то приняли меры, чтобы крестьяне не поубивали друг друга из-за не их земли, — издали к декрету о земле «Инструкцию об урегулировании... (землёй)». Это, пожалуй, был единственный относительно нормальный документ по хозяйственному регулированию, изданный в конце 1917 г., не считая формального декрета СНК от 22 декабря об упразднении всех прежних государственных учреждений, которые и так не функционировали. Теперь Ленин мог на время оставить крестьян и заняться другими отраслями хозяйства, в частности банками, промышленностью и «своим» пролетариатом, с которым проблем оказалось не меньше, чем с неграмотным крестьянством.

Ленин уже давно подразделял всех пролетариев, «самый передовой класс» на сознательных рабочих и малосознательных, где доля последних приближалась к ста процентам. К тому же были и ненадежные старые специалисты. Поэтому по разумению Ленина за всеми нужен глаз да глаз — «Учёт и контроль — вот главное, что требуется... для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества». А для этого нужна целая армия учётчиков, контролеров и управленцев, работу которых необходимо организовать. Из-за пересечения тем придется повториться, — Ленин не стал особенно напрягаться думать и поступил очень просто, — ему понравилась организация работы старого государственного учреждения — почты, и он решил построить новое государство по аналогии, по образцу почты. «Всё общество будет одной конторой (почтовой) и одной фабрикой с равенством труда и равенством оплаты», — пообещал Ленин в своей работе «Государство и революция». Стоит заметить — идея «почты», служащих-винтиков — не была «ноу-хау» Ленина, — это была старая масонская идея «регулятивного» или «механического» государства ещё со времен Лейбница, в котором, как в часовом механизме, каждый гражданин — это строго поставленный винтик, как в улье рабочая пчела или в муравейнике рабочий муравей, — это вам сегодня «мертвоводники-концептуалисты» хорошо объяснят.

Понятно — на самом верху Ленин со своими главными партийцами — ЦК, Политбюро через промежуточный «почтовый» аппарат управляют низами, «массами». Ленин понимал, что «своих» в помощь ему для ЦК, Политбюро хватит, а для большого «почтового» правительственного аппарата — явно не хватит, и он вынужден будет использовать «старых» русских специалистов управления среднего звена, «старую интеллигенцию».

На каких принципах организует работу «чужих» в своей «почте», Ленин в вышеназванной работе объяснил: «Сведём всех государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых. Сведение платы всем должностным лицам в государстве до уровня заработной платы рабочего, чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалование не выше «заработной платы рабочих», под контролем и руководством вооружённого пролетариата — вот наша ближайшая цель. Вот какое государство, вот на какой экономической основе, нам необходимо». И через несколько дней после захвата власти — 29 октября 1917 г. СНК обратилось с воззванием «К интеллигенции России» о поддержке новой власти — диктатуры рабочих, но «старые специалисты» на работу к Ленину почему-то массово не ринулись. Проблему как-то надо было решать, необходимо было как-то «убедить», «уговорить» «старых» русских специалистов идти работать к Ленину, и Ленин в начале поступил предельно просто, террористически — решил загнать на работу страхом и в декабре 1917 года издал директиву:

«...За каждое уклонение (от работы), тюрьмой до одного года или отправкой на фронт, смотря по степени вины. Тому же наказанию подлежат лица, виновные в саботаже работы или уклонении от работы в банках, государственных и общественных учреждениях, акционерных предприятиях, железных дорогах и т.п.». Это, кстати, по вопросу декларированной Лениным свободы и демократии. Любимчик Ленина и «душа партии» захватчиков Н. Бухарин проявил революционное рвение и был более категоричен: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». Кстати, если уж признавать понятие «русский фашист», то — это русский, уничтожающий русских.

Мера оказалась не очень эффективной хотя бы потому, что фронта как такового уже не было и солдаты после «братания» возвращались домой, а работа тюрем не была ещё организована, а расстрелы кадровой проблемы не решали. Карл Маркс в своем огромном бесполезном «Капитале» показал то, что и так многие знали — откуда берётся прибыль — в результате труда рабочего и использования капитала. Но Маркс не показал, не раскрыл и даже не затронул суть интеллектуального труда и его прибыльности! Поэтому Ленину пришлось изобретать свои методы (ноу-хау) работы с русской интеллигенцией, вернее заимствовать советы из «Тайны сионских мудрецов». И Ленин додумался применить более «гибкий» террористический метод «убеждения покоренного народа» — физиологический, страх голода:

«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства. самым могучим средством учёта и контроля... Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины» («Удержат ли большевики государственную власть»). Уже через три недели после захвата власти Ленин инструктировал наркома продовольствия А. Цюрупу — чтобы «рабочим отпускался полный продовольственный паёк, а прочим классам населения, в особенности нетрудящимся, паёк уменьшался и доводился в случае необходимости до нуля». Ленин ввел принцип целевого кормления — «этому дам, а этому не дам», будут умирать с голоду — вынуждены будут пойти работать.

Стоит отметить, что этот метод голодом применялся захватчиками долго и широко, например в 1922-1923 гг. даже против производителей продовольствия крестьян в наказание за их многочисленные восстания против захватчиков, или например, — Апфельбаум-«Зиновьев» на заседании оргбюро ЦК РКП(б) 2 ноября 1923 года объяснял: «Совершенно правильно указал т. Михайлов на учительство в деревне. Учительство, когда мы станем его немного кормить, оно станет смотреть на нас более благосклонно». Как видим: и с учителями — и кнут и пряник, как в дрессировке зверей; в общем, — «научный» террористический рефлекторный метод «по Павлову».

Но этот мерзкий фашистский метод голодом также не дал быстрого эффекта — кадрового наполнения под этим видом террористического принуждения, так как оставались у русских интеллигентов ещё кое-какие запасы и ценности, которые они выменивали на продовольствие на спонтанном рынке у крестьян-«мешочников». Поэтому Ленин ударил по двум сторонам, — как мы наблюдали ранее, он продолжал прессовать русскую интеллигенцию: отбирал жильё для нужд пролетарского государства, ввел «драконовские» налоги-штрафы на жильё, проводил регулярные обыски-реквизиции продовольствия, одежды и ценностей, чем, кстати, одновременно решал «оригинально» государственную проблему — питания и оплаты революционеров. Как Ленин ударил по другой стороне мы знаем из всех учебников истории, — стал разгонять приезжающих торгующих крестьян-мешочников и с помощью специальных заградительных отрядов не допускать крестьян с продовольствием к городам. И добился своего — в результате продовольственные рынки оказались пусты, общегородской рынок продовольствия уничтожен, и это ударило по всем, включая захватчиков — нечем стало кормить себя, пролетариев и свою армию, поэтому Ленину ничего не оставалось, как послать в деревню за продовольствием вооруженные продотряды, организовать продразверстку, что подразумевало организованный бесплатный насильственный отбор продовольствия у крестьян и централизованное распределение в городах этого награбленного продовольствия. Всё просто и незамысловато.

Бронштейн в вопросе привлечения «старых» русских специалистов к работе на благо захватчиков продвинулся ещё дальше и ввел в своём ведомстве новый репрессивный террористический метод — загонял специалистов на работу, а их семьи брал в заложники, — эти семьи становились невыездными, и в случае уклонения специалиста от работы, бегства или плохой работы — его семью расстреливали. — Просто и эффективно. И, в самом деле, этот фашистский метод оказался довольно эффективным — многие тысячи русских специалистов были вынуждены эффективно трудиться в военном ведомстве Бронштейна на захватчиков, вынуждены были быть предателями из-за страха за свою семью. Немного позже Бронштейн додумался организовать трудовые концентрационные лагеря и трудармии.

Была у захватчиков ещё одна проблема — над «старыми» русскими специалистами, над русскими рабочими и солдатами были поставлены «свои» управленцы-контролеры-надсмотрщики из местных местечковых и приезжих ювелиров, стоматологов, адвокатов, ростовщиков и торговцев всех мастей — которые не имели опыта управления, тем более — государственного управления; тем более этого опыта не было у выдвиженцев из солдат, рабочих и крестьян. По этому случаю «мудрый» Лейба Бронштейн в конце 1918 года на собрании партактива в Курске объяснял:

«Каждому из нас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, своё знание, свое умение управлять получили в наследие от своих дедов и прадедов. Что можем противопоставить этому мы? Чем нам компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, только террором, последовательным и беспощадным. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создавать организацию, аппарат, который, если понадобиться, сможет уничтожить десятки тысяч. У нас нет времени, нет возможности выяснять действительных, активных врагов. Мы должны стать на путь уничтожения...». Сам Бронштейн не выяснял виновных при отступлениях Красной Армии, а в наказание и ради страха и профилактики расстреливал каждого десятого русского красноармейца. Как видим — террор у захватчиков был ещё и методом, принципом управления, компенсировал бездарность, бестолковость захватчиков, их неумение управлять.

В результате можно заметить, подытожить — террор у захватчиков был самым простым универсальным и иногда эффективным средством «на все случаи жизни». И если в относительно мирный период после захвата власти в России террор захватчиков был «средством «убеждения» покорённого народа» (Ленин, ПСС, т. 45, с. 405), то после покушения на Ленина террор стал средством уничтожения покоренного русского народа, а после начала сопротивления — террор стал средством уничтожения, опять покорения и успокоения взбунтовавшегося покоренного народа.

Сидя в отдельных кабинетах, «новые управленцы», бывшие ювелиры и ростовщики, наслаждались, упивались властью — писали многочисленные инструкции, распоряжения, приказы, письма и развели огромную путанную бюрократию. А.А. Чупранов (1874-1926) отмечал: «С начала лета 1918 г. страну сотрясает такая лихорадка бумаготворчества и административного рвения, перед которой бледнеют самые карикатурные щедринские образы. Опьяненные открывшимися перед ними перспективами, эти «новые люди», принявшие бразды правления ради создания «новой жизни», погрузились с каким-то почти трогательным энтузиазмом в писанину». Радостная бюрократия захлестнула новую власть.

«Новые» специалисты постоянно между собой ругались по вопросам управления, пересаживались, как звери в басенном квартете, другу друга обвиняли в ошибках, и в результате занялись самоочисткой — 11 апреля 1918 г. изгнали из власти анархистов, затем 15 июня изгнали меньшевиков и некоторых радикальных бундовцев, а на июльском съезде Советов решили изгнать массово бундовцев из Советов.

История — как Ленин управлялся с рабочими и промышленностью, также получилась любопытной. Вначале Ленин примитивно, ошибочно считал, что рабочие сами самостоятельно смогут руководить заводами, фабриками, армиями, заниматься сбытом, брать кредиты, разрабатывать новые модели продукции, проводить научные разработки и т.п. И 14 ноября 1917 г. Ленин издает «Положение о рабочем контроле», по которому рабочие берут под свой контроль фабрики и заводы, выбирают из своих представителей комитеты — рабочее управление, которое и будет руководить этими хозяйственными объектами. Осталось только юридически эти объекты отобрать у бывших хозяев, — и 17 ноября 1917 г. Ленин объявляет о национализации промышленности — «красногвардейская атака на капитал». Точно такой же принцип был ранее применён в армии — у царских офицеров отобрали оружие, лишили их должностей и званий, и теперь армиями руководили солдатские Советы. Хотя атаку генерала Краснова на Петроград красные полки отражали под командованием царского офицера М.А. Муравьёва. Ведь одно дело избрать главным среди рабочих или солдат самого громкого горлопана, а другое — эффективно руководить производством или боем.

Уже через месяц на практике Ленин убедился в абсурдности многих своих убеждений, в своих ошибках, — управлять заводами у рабочих не получалось не то чтобы эффективно — вообще никак, поэтому сразу резко возникла необходимость в «старых» специалистах-интеллигентах. Собственная идея с «почтой» стала для Ленина подозрительной, и он поставил задачу Лурье (работал под маской — «Ю. Ларин») изучить опыт впечатляющих хозяйственных успехов предвоенной Германии.

С солдатами Ленин экспериментировал чуть дольше — только постановлением съезда от 10 июля 1918 г. отменялась выборность командиров в армиях, и вводились политкомиссары — смотрители и следители за «несознательными» спецами царской армии и бестолковыми молодыми выдвиженцами.

Но с пролетариатом была большая беда — никто не хотел работать. Рабочие и солдаты жили в условиях небывалой вольницы и в ожидании какого-то обещанного чуда — сытной жизни, необыкновенного счастья, «коммунизма». А пока они и захватчики жили за счёт награбленного, то есть созданного до захвата власти — за счёт запасов на складах, в фабриках и банках. Все банки забрали — «национализировали» 14 декабря 1917 г., все деньги и драгоценности свезли в один Государственный советский банк. Но хаос в финансовой сфере продолжал свой разгул, фактически — финансовая система как рухнула, так её и не было. Финансовую систему Российской империи ещё в первой половине 1917 года развалили «мудрые» масоны во главе с Керенским, а ленинцы усугубили этот развал. К октябрю 1917 года бумажный рубль обесценился в 10 раз, стоил — 10 копеек, после «Великого октября» он обесценился ещё в 20-30 раз. Какие только деньги не ходили по рукам — от царских до «керенок». Дело было в том, что Ленину досталась «халява» — исправная фабрика по производству денег и большие запасы бумаги для их производства. И Ильич врубил станки. Эмиссия денег гнала цены вверх, которые, в свою очередь, обесценивали деньги и требовали ещё больших денег. Этот «лыжный» бег в гору Ленина продолжался до 1924 года, после его смерти Сталин с большим трудом к 1926 году смог справиться с этой проблемой.

Так как тема налаживания экономики, эксплуатации русского пролетариата и борьбы с русской интеллигенцией плотно пересекается, то вынужден ещё раз обратить внимание на программную статью Ленина от 10 января 1918 года «Как организовать соревнование». Это название оказалось обманчивым, ибо в статье Ленин объяснял не о соцсоревновании, а о необходимости «очистки земли российской от всяких вредных насекомых», которыми оказываются — все «классово-чуждые», а также «рабочие, отлынивающие от работы», и «саботажники интеллигенты», для которых Ленин ввел интересное понятие — «инсекты». При этом Ленин многих шокировал масштабом зачистки России: «Пусть 90% русского народа погибнет, лишь бы 10% дожили до мировой революции».

В январе Ленин пытался решать проблемы простыми решениями — логика у него была «железная»: поскольку организовано новое государство с новым названием, то юридически долги ушедшей в историю империи не переходят к новому государству, поэтому 21 января 1918 г. ВЦИК аннулировал все внутренние и внешние займы царского и Временного правительств. А 10 февраля Ленин объявил об аннулировании всех долгов царского правительства, жизнь без долгов — с чистого листа.

Через три месяца после захвата России декретом от 20 февраля 1918 года Ленин попытался остановить экономический и финансовый хаос, установить финансовую дисциплину, но всё безрезультатно, провально. Ленин всё понимал правильно и объяснял своим помощникам: «...всякие радикальные реформы наши обречены на неудачу, если мы не будем иметь успеха в финансовой политике», но одно дело — понять и сказать, а совсем другое — сделать. У Ленина ничего не получалось. Дошло до того, что 29 марта 1918 г. в Совнарком обратился президиум Московского Совета, чтобы ему разрешили печатать собственные местные деньги — «боны».

Пустые деньги в апреле 1918 года Ленин решил наполнить декретом о поголовном подоходном налоге, но системы, структуры сбора налогов не было, — и опять ничего у Ленина не получилось. И Ленин решил наполнить пустые деньги оригинально — чтобы добыть валюту захватчики стали продавать на Запад, в основном в США, несмотря на отчаянные протесты Орбели, художественные ценности Эрмитажа и других музеев. Для этих гешефтов стали организовывать специальные «схемы». «У банкиров отработаны свои приемы. В Нью-Йорке открылось московское представительство под вывеской «Советское бюро». Требовалась такая же контора и в Москве. Учреждение было названо скромно — так как посоветовал опытный мистер Гарриман: «Роскомбанк». Главный агент Запада, Лев Троцкий, снисходил до личного вмешательства в махинации «Роскомбанка», властно улаживая любые «недоразумения» финансистов», — отметил в своем исследовании Н. Кузьмин.

Продажи на Запад захваченных ценностей проводились бестолково, коррупционно, за бесценок и дали небольшой временный эффект, и Ленину опять пришлось напрягать свои «гениальные» мозги. И в мае 1918 года он решил поменять деньги, ввести новые: «Мы назначим самый короткий срок, в течение которого каждый должен сделать декларацию о количестве имеющихся у него денег и получить взамен новые. Если сумма эта окажется небольшой, он получит рубль за рубль. Если же она превысит норму — он получит лишь часть».

Л.Б. Красин, за свой профессионализм уважаемый даже стариком Сименсом, 31 мая 1918 года в письме к жене писал: «Близкая, казалось бы, мечта из подневольного работника стать хозяином жизни вышибла рабочего из колеи, работа нейдет, железная дорога и производственный аппарат всё более разваливаются. Ленин то высказывает здравые мысли, то ляпнет что-нибудь вроде нелепого проекта замены старых денег новыми». Из писем сотрудничающего с большевиками Красина видно, что и до конца 1918 года у Ленина ничего не получилось сделать в экономике, в хозяйстве страны, — 16 декабря 1918 года он писал жене о большевиках и Ленине: «Совершенно как обезьяна в посудной лавке. И грех и смех. Греха впрочем, больше, так как разрушают последние остатки экономики и производственного аппарата».

И Ленин опять врубил денежные станки на всю мощь, на этот раз с целью обмануть крестьян — скупить по дешевке за счет быстро обесценивающихся денег у них продовольствие, это мы подробнее рассмотрим в следующей главе. С июня 1918 года до конца 1920 года количество денег в стране Ленин увеличил в 30 раз(!), с 43,7 млрд. рублей до 1,2 триллионов рублей. А цены догоняли и обгоняли печатный станок и выросли в 40-50 раз. Это больно било по рабочим, — обесценивало их зарплаты. К тому же сильно упало производство на заводах, ибо рабочие не только не могли вытянуть руководство заводами, они свою непосредственную работу в условиях вольницы и грабежа отказались выполнять. Ленин «вдруг» сделал открытие — управление — это «сложная штука», что в такой сложной ситуации нужны в первую очередь именно умные люди — специалисты в различных отраслях, а не воинственный матрос или воодушевленный сказками о «коммунизме» рабочий. Ленин с ужасом понимал, что скоро всё произведённое старым «плохим» обществом и отобранное будет съедено. Германия и США вечно помогать не будут. «Но от раздавленного капитализма сыт не будешь. Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем», — начал объяснять Ленин своим бестолковым подельщикам по захвату, некоторые из которых предлагали ему вообще отказаться от «старых» специалистов — ликвидировать всех и баста. Ленин этих кровожадных придурков-фашистов назвал: «левые коммунисты с психологией дикарей». И Ленин начал смягчать и модернизировать свой «метод голодом»:

«Пролетариат сделает так, когда победит: он посадит экономистов, инженеров, агрономов и прочих за выработку плана, за проверку его. Мы заплатим за это экономистам, статистикам, техникам хорошие деньги, но... мы не дадим им кушать, если они не будут выполнять этой работы добросовестно и полно в интересах трудящихся». Мы видим, что Ленин «прогрессирует», «эволюционирует»; он уже вынужден сдвинуться с позиции «не больше зарплаты рабочего» к «хорошим деньгам», оставаясь на позиции гнусного вымогательства и шантажа голодом.

А как заставить работать рабочих, как подстегнуть работать, как сделать, чтобы работали хорошо, эффективно??? О производительности труда фиктивных диктаторов вообще говорить было трудно. Возможно, было слишком много «малосознательных» рабочих. Производительность труда рабочих была намного ниже прежней, дореволюционной, — просто катастрофической. И, послав Лурье-Ларина за опытом в Германию, Ленин начал изучать знаменитую книгу Тейлора о производительности труда. И если вы заглянете в ленинскую работу «Очередные задачи советской власти», то обнаружите, что Ленин уже думал, как использовать опыт капиталистов в эксплуатации по повышению производительности труда пролетариата: как организовать обмен опытом; как применить сдельную оплату труда, отказавшись от демократической уравниловки, какие придумать «пряники» чтобы стимулировать у рабочих желание работать хорошо.

По ходу изучения проблемы у Ленина появились новые идеи: «Возьмём такое средство организации соревнования, как гласность, (как Горбачёв). чтобы сравнение деловых итогов хозяйства отдельных коммун стало предметом общего интереса и изучения, чтобы выдающиеся коммуны вознаграждались немедленно...». Ленин также поставил вопрос селекции и выявления наиболее одарённых от рождения работников: «Мы пойдём себе своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать настоящих организаторов, людей с трезвым умом и практической сметкой».

Вначале Ленин негативно отнесся к идее возродить профсоюзы при его власти. И это понятно, — как в пролетарском государстве, при диктатуре пролетариата пролетариат может защищаться от самого себя?! Идея профсоюзов была погашена лозунгом — «Идейная борьба с мещан-ски-интеллигентскими и тред-юнионскими предрассудками». Но затем Ленин, усиленно думая над вопросами повышения производительности труда пролетариев, пришёл к осени 1918 года к мысли о возрождении профсоюзов, чтобы возложить на них весь контроль за качеством труда рабочих и все проблемы по повышению производительности их труда. Не было у Ленина никакого замысла, чтобы возродить профсоюзы для того, чтобы они представляли интересы рабочих и защищали их перед новой властью. Понимал Ленин многое правильно, но одно дело — правильно понимать и правильно говорить и другое дело что-то правильно сделать, а с последним у Ленина были огромные проблемы.

Ленин устал решать проблемы производительности; ни он и ни его правительство не могло ничего придумать, и прибегнул к простым проверенным «старорежимным» приемам: на фабриках и заводах ввели строгие штрафы за любое прегрешение, для учета трудовые книжки, и новинку — для особо «качающих права» или «голосящих о свободе» могли выдвинуть страшное обвинение — «в контре» и саботаже. По этому поводу Лейба Бронштейн доходчиво объяснял русским рабочим: «Социалистическое строительство принципиально отвергает либерально-капиталистический принцип «свободы труда», и — «Репрессии для достижения хозяйственных целей есть необходимое орудие социалистической диктатуры».

А всё, что смог ещё придумать Ленин в работе «О задачах профсоюзов» это: «Привлекать домашнюю прислугу — сначала к участию в работе кооперативов... затем к более ответственной и менее «узкой» работе...». Имелась в виду прислуга вождей новой Советской власти. Почти все члены аппарата подавления имели домашних «слуг», «лакеев» «и «холопов», которые теперь имели совсем пристойное определение — «прислуга».

В это время новые руководители заводов преподносили сюрпризы Ленину. «Многие фабрики и заводы, изготовляющие предметы широкого потребления, начали выдавать часть заработной платы изделиями. Эти изделия через мешочников начали поступать в товарооборот, дезорганизуя товарообмен Наркомпрода», — вспоминал помощник Ленина А. Шапошников, — этого рабочего отчаявшийся Ленин в этот период снял за бестолковость, беспомощность и некомпетентность с поста Наркома труда. За что Ленин не брался — ничего у него не получалось, не мог охватить и справиться, все концы ускользали у него из рук, а его помощники и подчиненные были ещё хуже. Кстати, ситуация с темой — «товары вместо зарплаты» нам до боли знакома из новейшей истории — из недавней крайне бестолковой горбачевско-ельцинской «перестройки» по развалу промышленности, торговли, финансовой системы и всего СССР. В общем, — за что Ленин не брался — всё у него выходило боком, вернее — ничего не получалось.

Снятый в это время со скандалом с поста наркома иностранных дел Бронштейн-Троцкий будучи уже на новом посту — главного военного начальника большевикской республики вел себя как истинный захватчик чужой страны и стал по своей инициативе «удачно» помогать Ленину в хозяйственных вопросах, и также используя крайне простые решения и памятуя интересы своих «больших друзей» 5 марта 1918 года на встрече с представителем США Робинсом щедро предложил: «Ни моё правительство, ни русский народ не будут возражать против контроля со стороны американцев над всеми грузами, направляемыми из Владивостока в Центральную Россию...».

Почему-то «гениально» решив, что большевикской республике торговый флот, доставшийся даром от Российской империи, абсолютно не нужен, Бронштейн 24 апреля посоветовал Ленину подарить за ненадобностью торговые суда Англии. В это время в России при поддержке Троцкого разворачивала свою деятельность английская «Экономическая миссия Локкарта», руководство Англии уже видело Россию своей колонией, подобно Индии.

Пока Ленин — этот «профессиональный эксплуататор отсталости рабочего класса...» — как назвал его в 1912 году в сердцах Бронштейн-Троцкий, думал — как заставить работать рабочих, над их производительностью труда, как их лучше поэксплуатировать, сами рабочие усердно думали — почему они при пролетарском правительстве в пролетарской республике в условиях пролетарской диктатуры стали жить намного хуже, чем при царе?.. 12 марта 1918 г. в Москве в манеже бывшего Алексеевского военного училища собралось на митинг более 10 тысяч московских рабочих и бурно выразили недовольство своим положением, то есть — властью. «Ситуацию» приехали исправить Ленин и Свердлов, но рабочие так дружно и яростно их освистали, что они спешно покинули митинг.

В Петрограде, колыбели революции, рабочие также стали прозревать. Чрезвычайное собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда 26 марта 1918 г. констатировало: «Мы, петроградские рабочие, в большинстве своём приняли этот (Октябрьский) переворот, совершённый от нашего имени и без нашего участия... Но прошло уже четыре месяца, и мы видим нашу веру жестоко посрамлённой, наши надежды грубо растоптанными. Новая власть называет себя советской и рабочей, крестьянской. А на деле важнейшие вопросы государственной жизни решаются мимо Советов...».

Как видим, через пять месяцев после установления диктатуры захватчиков некоторые рабочие разобрались в ситуации. Бесспорно, — никакой власти Советов не было, — это была формальность и блеф, — реально Россией руководила небольшая группа захватчиков во главе с Лениным и Бронштейном, а другая группа во главе с Бундом настоятельно требовала поделиться властью. Ближайший помощник Ленина А. Шапошников в своих мемуарах вспоминал, — будучи в начале июня в командировке в городе Выкса, подошел к местному заводу, и обнаружил у ворот завода митинг рабочих, на котором выступал молодой делегат от рабочих Сормово: «На трибуне молодой рабочий громил «самодержавие народных комиссаров», ведущих рабочих и крестьян на гибельную гражданскую войну...».

Как видим, молодой рабочий не был глупцом и прекрасно понимал политику захватчиков. Этот умный парень информировал рабочих, что планируется провести «Первый чрезвычайный съезд уполномоченных заводов и фабрик Нижегородской и Владимирской губернии» под лозунгом «За власть Советов без партии!» То есть рабочие поняли, что большевики не способны организовать нормальную хозяйственную жизнь в захваченной ими стране, занимаются только террором, и решили отстранить их от власти, избавить «липовую» диктатуру пролетариата от реальной диктатуры коммунистической партии. Опытный оратор Шапошников обвинил сормовцев, что они самозванцы, что их никто не делегировал, и вообще — они скрытая контра, сторонники разоблаченных меньшевиков и с высоты своего авторитета разъяснил рабочим исторический момент и его проблемы, в том числе позорный Брестский мир, и пригласил рабочих поехать с ним на заготовку хлеба по деревням. И многие рабочие с энтузиазмом согласились, не понимая — как эта «заготовка» будет проходить, что это будет откровенный грабеж своих крестьян, их отцов, дедов и братьев, оставшихся в деревне.

А когда прозревшие рабочие Тулы, Ижевска, Ярославля и Астрахани подняли восстание против захватчиков, то «вождь пролетариата» Ленин ответил им старым привычным — кровавым террором.

До начала массового Сопротивления, начала активных боевых действий Белых армий с Красной захватчиков — у Ленина не получилось организовать нормальную экономическую жизнь в стране, наладить работу промышленности и других отраслей хозяйства. Поэтому частые утверждения современного коммуниста Г. Зюганова, что Ленин восстановил из руин разрушенную страну и создал мощное государство — это возмутительное наглое бессовестное враньё в старом привычном стиле Ленина. После окончания Гражданской войны за два года до паралича Ленин также ничего особого не создал, это мы подробнее рассмотрим в конце этой книги.

А о развитии Лениным в стране демократии, либерализма в этот мирный период говорить не просто смешно, — больно. Хотя симпатизирующим захватчикам современный «золотой» историк В.И. Голдин — проректор по научной работе Поморского государственного университета в Архангельске в своей работе «Очерки новейшей историографии» (Архангельск, 2000 г.) пишет: «...Парадокс истории заключается в том, что победа революционных сил в 1917 году, казалось бы, открыла возможность для рождения и укрепления демократии, но перерастание в Гражданскую войну уничтожило эту возможность». — Оказывается «белые», русские патриоты во всем виноваты, потому что попытались освободить свою Отчизну от захватчиков. И это грубое возмутительное враньё Голдин внушает сегодня нашим студентам.

Кстати, — о демократии. Этой тяжелой для Ленина весной 1918 года ситуацию осложнила попытка «свободы слова» по поводу национальности захватчиков, ибо после октября 1917 года обнаружилась неразрывная связь, закономерность — если население недовольно новой властью захватчиков, то оно соответственно — недовольно евреями, выражает антисемитские настроения. Это усиление антиеврейских настроений зафиксировал в своём дневнике еврейский историк С.М. Дубнов:

«10 мая. Открыта погромная агитация против евреев в Петербурге, Москве и других городах. Об этом говорят в очередях у лавок, на улицах и в трамваях. Народ, озлобленный большевистским (еврейским) режимом, валит всё на евреев. Сегодня прочёл случайно дошедшее описание резни в Новгород-Северске: вырезано около полусотни неповинных евреев (19 апреля)»,

«29 мая. Антисемитизм растёт даже в интеллигенции. Нас винят за большевизм царствующих ныне ренегатов еврейства: Троцкого, Зиновьева, Володарского и тысяч мелких карьеристов...».

«В очередях у лавок» население кляло властвующих евреев. Кстати, в Новгород-Северске и Глухове не было еврейских погромов на национальной или религиозной почве. В этом случае было всё намного проще — с фронта возвращались военные голодные части, уже красные, а поскольку Ленин и Бронштейн снабжение армий ещё не наладили, то солдаты по пути «кормились» сами, стали добывать хлеб сами у богатеев. А поскольку богатеями, хлебными спекулянтами, перекупщиками и оптовыми торговцами оказались евреи, многие из которых не хотели с уже «их» солдатами делиться хлебом и оказали сопротивление, то они и попали под насилие голодных злых солдат, под грубый грабёж, и некоторые особо жадные и агрессивные солдатами были убиты.

«В первую зиму большевистского владычества, сражавшиеся под красными знаменами красные войска учинили ряд кровавых погромов, среди которых выделяются Глуховский и Новгород-северский, количеством зверств, нарочитым зверством и издевательством над замученными затмившие и калущское злодеяние. Отступая под давлением немцев, красные войска громили встречные еврейские местечки», — также выделяет этот случай в своём исследовании И.М. Бикерман («Россия и русское еврейство»). Бикерман объяснил и вспышку антиеврейских настроений в крупных городах и реакцию на неё захватчиков: «И всего меньше она (новая власть) может допускать нападения скопом на евреев; она хорошо ведь знает, что от разгрома евреев один только шаг до разгрома власти, глубоко ненавидимой и считаемой еврейской. Еврейский погром объявлен поэтому делом контрреволюционным, то есть направленным против советской власти».

Да, в апреле 1918 года в «Известиях» власти опубликовали циркуляр «По вопросу об антисемитской погромной агитации». Это был ряд превентивных, защитных мер. А. Солженицын в своём исследовании отмечает, что в это время проходили «Специальные заседания Советов, посвящённые еврейскому вопросу и борьбе с антисемитизмом», соответствующие митинги и лекции. «Обратить самое серьёзное внимание на черносотенную антисемитскую агитацию духовенства, приняв самые решительные меры борьбы с контрреволюционной деятельностью и агитацией духовенства, — цитировала газета «Известия» от 28 апреля 1918 г. резолюцию одного такого заседания. — Признать необходимым не создавать особой боевой еврейской организации». — То есть опять обсуждался вопрос образования исключительно национальной еврейской военной карательной организации. Там же можно прочитать:

«Совнарком предписывает всем совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона» — то есть расстреливать. Вот с этого момента и стали расстреливать каждого, у кого находили «Протоколы сионских мудрецов» или за критические («антисемитские») разговоры по отношению к евреям. С.П. Мельгунов в своей книге приводит пример — в Харькове молодую девушку захватчики расстреляли за то, что в частном разговоре по отношению к известному авантюристу Нахамкесу-Стеклову произнесла слово «жид».

Несмотря на множество нерешенных проблем, Ленин принял самое активное участие в этой кампании по нейтрализации антиеврейских настроений среди населения и даже с помощью самой передовой на то время техники наговорил на граммофон «особую речь об антисемитизме и евреях». Этот авторитетный спич внучка Израиля Бланка развозили агитаторы (пластинки и граммофоны) по фронтам, казармам, клубам, рабочим собраниям и т.д. Что Ленин и ему подобные могли объяснять рабочим и солдатам? Известно, что — евреи при царе были самой преследуемой нацией, живущей в гетто, они больше всех настрадались — потому что старые власти не давали евреям земли и лишали этим их возможности на ней работать, и чтобы евреи не умерли с голоду — им пришлось заниматься торговлей, а так как среди них оказалось много образованных, то они и заняли естественно много руководящих постов в новой власти и теперь борются за счастье всех бедных классов, и в борьбе за это счастье других их много погибло и было сослано в Сибирь; что евреем был не только Иисус Христос и все апостолы-страдальцы, но и великий теоретик пролетарского счастья, апостол пролетарского освободительного движения — Карл Маркс, и т.п. В общем — Ленин попытался логически объяснить рабочим многое, чтобы не мучились вредными вопросами. А в речи Ленина «О погромной травле евреев» основная мысль была также не слишком вычурной: «Вражда к евреям держится прочно только там, где кабала помещиков и капиталистов создала беспросветную темноту рабочих и крестьян».

Понятно, что это Ленин своей ложью вопреки очевидной действительности постарался покрыть умы рабочих беспросветной темнотой.

Закончить главную тему этой главы, немного забегая вперед, можно корректным выводом известного американского ученого Р. Пайпса: «другу Ленина, парализованному инвалиду Ларину-Лурье принадлежит рекорд: за 30 месяцев он разрушил экономику сверхдержавы». «Корректным» — потому что эти слова ещё в полной мере относятся к Ленину. При этом стоит заметить, что оба не ставили цель — разрушить экономику, просто экспериментировали — хотели наладить её функционирование на новых неизвестных до сих пор человечеству принципах, и по своей неграмотности и бестолковости разрушили экономику богатейшей страны.

С русскими крестьянами Ленин «наладил» отношения ещё проще, быстрее и «эффективнее», также «наладил» взаимодействие промышленности и сельского хозяйства, связь города с деревней. За всем этим понаблюдаем в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.