Неаполь возвращен законным владельцам

Неаполь возвращен законным владельцам

Жизненные испытания иногда вынуждают помириться рассорившихся супругов. Однако Фердинанда и Марию Каролину вынужденное пребывание в Палермо, напротив, лишь еще больше разобщило. У королевы иссякли силы. Ей приходилось в одиночку принимать решения, собственноручно проводить приготовления к отъезду, не получая никакой помощи от апатичного как никогда мужа. Во время путешествия жизнь Марии Каролины и ее близких не раз подвергалась опасности из-за страшных штормов, а 6-летний сын королевы принц Альберто умер в пути. В Палермо королева продолжала пребывать в шоке из-за бегства, которое означало поражение. Она постоянно думала о том, как континентальное королевство в январе 1799 г. по воле неаполитанских якобинцев стало Партенопейской республикой (получившей название от древнего имени столицы), последней из «республик-сестер», образованных под патронажем Франции и получивших конституцию на манер французской, принятой в III г.

С Марией Каролиной часто случались приступы тревоги или слезливости, не находившие ни малейшего отклика у ее супруга. Его больше интересовала дичь, водящаяся в лесах Сицилии, чем возможность отвоевать обратно собственные владения на полуострове. Казалось, что Фердинанда совершенно не задевало происходящее, и Мария Каролина писала, что ему «нравится находиться в безопасности, выходить в свет, посещать театр, ездить в леса, он совершенно не огорчен… Его ничего не удручает… он не думает, что наши доходы сократились на три четверти, что мы обесчещены, несчастны и втянули в свою беду других». Неаполь захлестнула анархия, опасность подстерегала со всех сторон. Австрия оставалась глуха к мольбам о помощи Марии Каролины. Две области – Апулия и Калабрия – сохранили верность монархии и ожидали от своего короля жеста поддержки, а Фердинанд каждый вечер развлекался в опере или на костюмированном балу, был весел и всем доволен, не давал аудиенций, не наносил визитов и злился, если кто-нибудь заговаривал с ним об оставленной столице.

Мария Каролина, напротив, развела вдвойне бурную деятельность. Она писала письма своему зятю императору Францу II, советовала королю поддерживать союзные отношения с Россией и Турцией[125], показаться в Калабрии, поехать в Мессину, созвать парламент в Палермо с целью укрепления лояльности сицилийцев, вести себя как подобает королю и отцу… «Я предложила сотню вещей, без которых Неаполь будет потерян навсегда… но нет, нет… театр, столица, забавы, развлечения! Ничего не делается!» Бездействие короля выводило Марию Каролину. Она страдала от суровой зимы, когда снег валил безостановочно. «Никогда, – признавалась она, – я не знала такого холода. Ни одно окно нельзя закрыть… у меня насморк и жар, от них помогает только опий». Фердинанд ничуть не беспокоился: «Король в превосходном состоянии, я ему завидую. Происходящее его совершенно не волнует. Раздражает его лишь то, что он постоянно видит меня в слезах». Супруги избегали друг друга. Неужели Мария Каролина утратила все влияние?

Слезы королевы сделали свое дело или просто Фердинанд очнулся? Вскоре он начал отвоевывать Неаполь у якобинцев. Руководство контрреволюционным движением королевская чета доверила совершенно неожиданному кандидату. Прелат и кардинал Фабрицио Руффо, калабриец по происхождению и народный вождь, предложил поднять восстание в Калабрии, сохранившей верность монархии, и оттуда начать восстановление королевской власти в Неаполе. Момент был выбран отлично. В Италии росло сопротивление французской оккупации: мнимые освободители угнетенных народов на самом деле жили за счет страны. Грабежи и вымогательства замарали знамена свободы. Нарушения общественного порядка не встречали доброжелательного отклика у местного населения; особенно плохо оно относилось к выпадам против католической церкви. Волнения вспыхивали с самой первой итальянской кампании 1796 г. Когда в 1799 г. война началась снова, и французы стали терпеть поражения, ветер мятежей снова задул в Тоскане и южной Италии.

Кардинал Руффо объединил недовольных из крестьян и духовенства и повел контрреволюционное движение во имя «святой веры», сторонники которого получили прозвище «санфедисты». Он одержал победу над республиканцами, те сдались ему 19 июня 1799 г. Партенопейская республика просуществовала еще полгода. Настало время репрессий, слепых, жестоких, нескончаемых. Ими руководила из Палермо королевская чета, в которой на сей раз царило единодушие. «Ни перемирия, ни прощения, ни договоров с нашими негодяями», – возвестила Мария Каролина накануне полной капитуляции якобинцев. Фердинанда тут же охватила жажда мщения.

Мнения короля и королевы совпали ненадолго. Ферди-нанд приказал Высшему суду придумать показательное наказание для мятежников, но лично участвовать в работе отказался. После капитуляции Мария Каролина стала нажимать на мужа, чтобы он немедленно вернулся в Неаполь. Он отказался. Когда же в июле Фердинанд с неохотой решил возвратить себе столицу, он отправился туда на кораблях Нельсона, но по прибытии на место сходить на землю не стал. В течение почти месяца, находясь на судне, он требовал усилить репрессии, а потом отбыл обратно в Палермо! Он, видите ли, не мог пропустить осеннюю охоту!

Мария Каролина мечтала полностью восстановить прежний режим в своих владениях, Фердинанда же нисколько не тянуло отвоевывать Неаполь; его устраивало играть в домашнего тирана в Палермо. «Королем, – писала его жена, – невозможно руководить. Он ничем тут не занимается: леса, охота… У него нет ни принципов, ни правил, он самодур, озлоблен чуть ли не на весь мир, он творит немыслимые вещи, и никто не осмеливается сказать ему хоть слово поперек… Он и слышать не желает о том, чтобы возвратиться в Неаполь, говорит, что хочет умереть здесь, что не станет покидать Сицилию. Это сущая беда». Палермо для Фердинанда обладал привлекательностью Капуи.

Марии Каролине было на Силиции нехорошо. Она призывала действовать, но Фердинанд не реагировал. Королева просила также у английского короля оставить в Неаполе Уильяма и Эмму Гамильтонов. Тот из чувства противоречия отказал ей. После стольких лет под солнцем Италии, подле самых драгоценных памятников античности немолодого посла отозвали в Лондон. И даже командование Нельсона подошло к концу. Королева рисковала остаться на Сицилии в полном одиночестве. А тут Фердинанд отказывался взять Неаполь назад! Причиной тому стала его любовь к спокойствию. Впрочем, имел место и страх столкнуться с недовольством разгневанных неаполитанцев. Один английский дипломат говорил: «Правда в том, что Его Величество умеет очень чутко чувствовать опасность. Иными словами, он трусоват».

Семья не приносила Марии Каролине ни капли утешения. Когда французы заняли Неаполь, она не дождалась никакой помощи от зятя императора Франца II. Королева старательно заботилась о своих детях; как раз пришла пора пристроить замуж дочерей. Но останься она в Палермо, шансы найти подходящих женихов ничтожно малы. И королева решила вернуться в Вену: для поиска выгодных партий было необходимо дипломатически сблизиться с Австрией. Мария Каролина оставила мужа в Палермо и в июне 1800 г. отправилась в родной город. На дорогу до Шёнбрунна ушло два месяца. Королева встретилась со старшей дочерью Марией Терезией и внуками. Вопреки ожиданиям, ее постигло разочарование. Зять держался особняком и не ладил с женой. Ему дали понять, что теща в Вене задержится. Мария Каролина расплакалась и, поддавшись чувствам, написала решительные слова: «Я вижу, что меня избегают, что моя родня от меня открещивается, что меня считают ответственной за все». Или: «Моя дочь объявила о желании, чтобы я ушла… Она ненавидит нас – и своих сестер, и меня, – и она настраивает против нас своего мужа. Отныне она умерла для меня».

Мария Каролина отказывалась понимать причины, заставлявшие Франца II старательно избегать любых союзов с Неаполем против французов. Столкнувшись в Баварии и Италии с французскими армиями Моро и Бонапарта – успевшего вернуться из Египта и стать Первым консулом – Австрия терпела одно поражение за другим: при Маренго в июне 1800 г. (как раз тогда Мария Каролина уехала из Палермо в Австрию, и именно это усложнило маршрут) и в Хоэнлиндене в декабре. Что оставалось австрийскому императору, кроме как добиваться мира? Прямолинейность и радикальность неаполитанской королевы доходили до безумия. И чуть ли не на следующий день второй Итальянской кампании французская армия заняла часть неаполитанских владений.

В январе 1801 г., не в силах сопротивляться французам и дальше, Австрия подписала договор о перемирии и стала вести переговоры о мире, каковой и был заключен в феврале в Люневиле. А тем временем Фердинанд из Палермо велел старшему сыну Франциску тоже подписать соглашение о перемирии. Мария Каролина была вне себя от злости, называла документ позорным и осыпала насмешками тех «героев», что его утвердили. «Я больна от ярости…, – писала она. – Я решила не возвращаться сейчас в Неаполь, ибо умру там от скорби». Не меньше горя испытала она, когда эрцгерцог Тосканский, второй ее зять, потерял Тоскану, которая вскоре стала королевством Этрурия. И в довершение, ее собственный муж в марте подписал мирный договор, вынуждавших королевство Обеих Сицилий отказаться от определенных земель, закрыть порты для английских судов и согласиться на оккупацию Абруццо и области Отранто французскими войсками. Марию Каролину это добило окончательно. «Позорный договор», «унизительная, жестокая подлость», «гибельный мир»… Ей не хватало слов. «Я невыносимо краснею и мне страшно стыдно… Неаполитанское королевство потеряно».

Россия Александра I и даже Оттоманская империя заключили с Францией мир. Вслед за ними Англия в марте 1802 г. подписала в Амьене договор. А тем временем французская армия начала занимать неаполитанские территории. Бонапарт уже победил. Вся Европа радовалась миру, пришедшему на смену десяти годам войны. Но Мария Каролина в Вене не разделала это ликование. Фердинанд мог хотя бы вернуться в Неаполь. Месяцами жена побуждала его к такому шагу, дабы «в столице, наконец-то, был государь, которому положено там находиться».

27 июня 1802 г., через три с половиной года отсутствия Фердинанд IV прибыл в столицу, где незлопамятные горожане бурно приветствовали его. Разве он не король лаццарони? Его супруга покинула Вену и приехала к мужу 17 августа того же года, но столь же восторженного приема не удостоилась: «Меня встретили и приняли поистине дерзко». Чета воссоединилась. Королева нашла, что Фердинанд стал «более честолюбивым, деспотичным и горделивым». Сразу после прибытия Марии Каролины, монарх в одиночестве отправился во дворец в Казерте, что к северу от Неаполя, и в тамошние загородные резиденции с единственной целью, как рассказывал французский посол Шарль Алкье, «удалиться от женщины, чей нрав стал ему невыносим… Их разлад был откровенно заметен, они держались друг с другом холодно и скованно и даже не скрывали этого».

Из-за пребывания в Австрии влияние Марии Каролины ослабло. Оказавшись снова дома, она попыталась вернуть его, участвовала в Совете, высказывалась твердо, сообщала свои мнения, как всегда категоричные. Она терпеть не могла министра Актона, наушничавшего королю. Мария Каролина попыталась отослать его, но Фердинанд не позволил. Значит, политическая карьера нашей героини подошла к концу? Алкье хотелось бы в это верить: «Она была бы безупречной женщиной, если бы ограничилась ролью жены и матери, но природа диктовала ей иное, а привилегии высокого ранга лишь усиливали природную страстность». А у короля, получается, «веления природы» ограничивались любовью к охоте? Фердинанд опять прекратил заниматься делами, с нежностью вспоминал жизнь в Палермо и без меры предавался излюбленным развлечениям. Заброшенную мужем королеву потянуло к красивому и молодому французскому офицеру-иммигранту, воспитателю ее последнего из сыновей маркизу де Сен-Клеру. Видя, что Фердинанду совершенно не интересны обязанности монарха, Марии Каролине не терпелось забрать бразды правления государством. Алкье пишет: «Власть целиком и полностью перешла в руки королевы. Государственные секретари отчитывались только ей. Король получал сведения о событиях во время получасовой аудиенции, каковую королева условилась проводить с ним по понедельникам, и ради этого ей пришлось искать его по загородным домам, в которых он жил». Такое «политическое животное», как Мария Каролина, даже будучи раненым, боролось до последнего.