Глава 3 Выборы 1925 года

Глава 3

Выборы 1925 года

28 февраля 1925 года умер первый президент республики Фридрих Эберт. Он сумел подняться над ограничениями партийной политики и выполнял свое высокое предназначение эффективно и с большим достоинством. Его честность завоевала уважение даже правой оппозиции – воистину выдающееся достижение для бывшего изготовителя конской сбруи, которому пришлось столкнуться с социальными предрассудками кастового общества. Его преждевременная смерть в возрасте всего лишь пятидесяти четырех лет была ускорена постоянными нападками националистов на его патриотизм; они явились частью ряда трагических обстоятельств, лишивших Веймарскую республику некоторых деятелей государственного масштаба, которых было немало среди ее лидеров.

Хотя срок пребывания Эберта на его посту в любом случае закончился бы спустя четыре месяца, с его безвременной кончиной страна оказалась не готовой к президентской избирательной кампании. Учитывая относительную стабилизацию обстановки, народ утратил острый интерес к событиям на политической арене. Теперь его больше заботили материальные проблемы, и первые признаки экономического роста лишь ускорили отход нации от политики.

Левые в первую очередь упустили из виду перспективу проведения новой избирательной гонки. Они считали само собой разумеющимся, что Эберт будет продолжать выполнять свои президентские обязанности, иначе говоря, не сомневались в перевыборах. Пока республиканские силы самодовольно рассчитывали на то, что все будет идти как раньше, последние выборы в рейхстаг (декабрь 1924 года) показали значительное усиление позиций демократов. Быстро пошло на спад движение радикалов – и правых, и левых. Создается впечатление, что левые не осознавали важности президентской должности. Хотя Эберт приобрел большой авторитет, урегулировав многие кризисные ситуации, левые упорно считали президента лишь номинальным главой, а его спокойные, непретенциозные методы лишь способствовали укреплению этого мнения. Никто не сомневался, что у нового президента не будет возможностей проявлять инициативу в политической деятельности – ведь республика уже твердо стоит на ногах. Отто Браун, один из социалистических лидеров, в своих мемуарах вспоминал, что не имел никакого желания выступать кандидатом от своей партии, ввиду очевидной неважности роли президентства, и согласился на выдвижение только потому, что был уверен: первая кампания результата не даст.

Правые уделили больше внимания предстоящим выборам. За несколько недель до смерти Эберта государственный буржуазный совет – организация, представлявшая консервативную буржуазию, – создал специальный комитет, которому предстояло найти подходящего кандидата. Его председателем стал Фридрих Вильгельм фон Лебель – в период монархии прусский министр внутренних дел. Главной целью комитета было недопущение выборов Эберта (или любого другого социал – демократа). Поэтому ему предстояло найти человека, привлекательного для всей нации, в том числе и для левых. Иначе говоря, следовало рассмотреть кандидатуры не только из числа правых партий и организаций, но и из групп, занимающих центральную позицию, – партии «Центра» и экономической партии, представлявшей малый бизнес. То, что правых больше заботили президентские выборы, не было случайностью. Правые лидеры поняли, что могут надеяться усилить свое влияние только в рамках республики, а не действуя против нее. И Немецкая национальная народная партия проявила возросшую готовность участвовать в правительстве. Часть ее представителей в рейхстаге поддержали план Дауэса, который регулировал выплату Германией военных репараций. А в январе 1925 года члены Немецкой национальной партии впервые вошли в республиканское правительство. Было очевидно, что принятие правыми республиканского режима поможет упрочнению государства. Чтобы управлять этим процессом, следовало захватить как можно больше ключевых постов, и президентский был одним из них.

Также правые лучше понимали потенциальные возможности этого поста, чем их республиканская оппозиция. Они видели, что сильный лидер, ставший президентом, может эффективно препятствовать усилению влияния рейхстага. В конституции содержалось достаточно средств, чтобы обеспечить президенту большое политическое влияние. «Учитывая большие возможности, которые президент рейха получает, согласно статьям 48, 50, 53, 25, 73 конституции, правые партии должны выбрать одного кандидата, – писал один из партийных деятелей за несколько недель до смерти Эберта, – и представить его избирателям в качестве «надпартийного». Впоследствии государственный буржуазный совет стал считать своей первоочередной задачей, говоря словами его секретаря, «<внушить общественности важность и огромное влияние президента рейха на будущее развитие государства».

Лебель был одним из первых, кто начал разъяснять членам национальной партии необходимость более позитивного отношения к республике. С осени 1924 года он издавал выходящий раз в две недели журнал «Дойчен шпигель», задачей которого был отход от бесплодного противопоставления монархии республике. Он хотел, чтобы «национальное движение» управляло государством посредством осуществления конституционных прав и полностью используя все административные возможности. Укрепление исполнительной власти станет первым шагом. Уступив запросам политической партии, правые уступили слишком много влияния рейхстагу. В статье, опубликованной в журнале в октябре 1924 года, было сказано: «Нашему государству необходима максимально сильная концентрация сил, ведь мы живем в центре Европы. Мы должны дать нашему государству достойного главу, то есть человека, который способен действовать самостоятельно, а не полагаться всецело на парламент». Так «Дойчен шпигель» готовил почву для предстоящих президентских выборов. Такую подготовку издатели считали остро необходимой, поскольку чувствовали, что правые, ввиду бесплодности своей оппозиционной тактики, оттолкнули от себя многих сторонников.

Несмотря на наличие долгосрочных планов, правые оказались, так же как и левые, не готовы к началу предвыборной кампании после внезапной смерти Эберта. Комитет Лебеля провел несколько заседаний, но была достигнута только принципиальная договоренность о необходимости выдвижения «надпартийного» кандидата и ничего более. Лебель призвал немедленно выбрать сильного кандидата, не связанного слишком тесно ни с одной партией. Найти подходящую личность оказалось нелегко. Националисты предложили министра рейхсвера Геслера, военного шефа рейхсвера Зекта и создателя имперского военно – морского флота Тирпица. Поскольку все они были людьми военными, народная партия отвергла эти кандидатуры из боязни негативной реакции со стороны иностранных держав. Канцлер Ганс Лютер, близкий к народной партии, показался неприемлемым националистам. Упоминалось и имя Гинденбурга, но было отклонено в основном из – за его преклонного возраста. Переговорам также препятствовали религиозные различия. В итоге католическая партия «Центра» и ее баварский «отпрыск» – Баварская народная партия отказались от мысли о сотрудничестве с комитетом Лебеля. В конечном счете был номинирован лорд – мэр Дуйсбурга и член Немецкой народной партии доктор Карл Яррес. Способный администратор с обширными связями, он принадлежал к правому крылу партии, и его кандидатура была приемлемой также и для националистов. А являясь протестантом, достигшим высокого положения в католической Рейнской области, он вполне мог привлечь и голоса католиков.

Яррес мог рассчитывать на поддержку более чем одной партии; другие кандидаты представляли только одну свою партию. Ни партия «Центра», ни Баварская народная партия не смогли договориться об одном кандидате. Так же обстояли дела и у левых – демократов, социалистов и коммунистов. От крайне правых был выдвинут Людендорф, он стал кандидатом нацистов. Выборы, прошедшие 29 марта 1925 года, результата не дали: ни один из кандидатов не набрал нужного количества голосов. Далее должен был пройти второй тур, в котором для победы достаточно было набрать большинство голосов.

На этот раз левые решили выдвинуть единого кандидата. Центристы, социал – демократы и демократы объединились в так называемый «народный блок» и выдвинули бывшего канцлера Вильгельма Маркса, который в первом туре выступал кандидатом от партии «Центра». Коммунисты снова выдвинули лидера своей партии Эрнста Тельмана. Это решение было принято вопреки позиции Коминтерна, который, на определенных условиях, был готов поддержать Отто Брауна и даже Маркса.

Шансы Маркса на победу оценивались как весьма неплохие. Он не был видным государственным деятелем, но его уважали как человека честного и работоспособного. За его плечами была блестящая карьера в качестве судьи – он достиг высшего положения в прусской системе правосудия. Человек, умеющий вести переговоры и разрешать споры, он имел репутацию, скорее, ловкого третейского судьи, чем энергичного и находчивого лидера. Занимающий умеренную позицию со склонностью к либерализму, он был приемлемым кандидатом для левых. Кроме того, он был известен как сторонник сотрудничества с правыми и, хотя поддерживал республику, всегда противостоял попыткам убрать всех монархистов из партии «Центра». Было очевидно, что этот кандидат олицетворяет компромиссное решение, но вместе с тем считалось, что он справится с функциями президента. Основным недостатком было его католическое вероисповедание, что непременно должно было отвратить от него многих протестантов.

Поскольку Маркса поддерживал «Центр» и социалисты, немецкие националисты были убеждены, что Яррес не сможет его победить: они без энтузиазма относились к его возможному президентству и пользовались любой возможностью, чтобы настоять на отказе от его кандидатуры. Прошел слух, что во втором туре будет участвовать Гинденбург. Теперь многие открыто требовали, чтобы маршал стал кандидатом от правых. Были предприняты попытки прозондировать его готовность. Ответ Гинденбурга был отрицательным, но его «нет» сочли несерьезным. 1 апреля, то есть через три дня после первого тура, лидеры старой консервативной партии имперского периода, ставшей анклавом в Немецкой национальной партии, решили поддержать его кандидатуру в комитете Лебеля (недавно переименованном в «блок рейха»).

Нет сомнений, с их стороны это был жест отчаяния. Они не проявили никакого интереса к Гинденбургу во время подготовки первого тура. В действительности многие консерваторы прежних времен смотрели на него с недоверием: они так и не смогли простить ему «предательства» императора в ноябре 1918 года. Но, желая во что бы то ни стало не дать сторонникам республики посадить в президентское кресло своего кандидата, они, подавив свои сомнения, обратились к маршалу. Граф Вестарп, один из лидеров консерваторов, голосовавший за выдвижение Гинденбурга, почти извиняясь, пытался объяснить свою позицию Национальному собранию: «Мы надеемся, что вы также поймете, как сложившаяся ситуация повлияла на выбор кандидата».

Были и другие возражения против выдвижения Гинденбурга. Самым серьезным аргументом был его возраст, кроме того, у маршала не было политического опыта. Учитывая важность, которую правые придавали президентству, эти соображения оказались достаточно весомыми для националистов, чтобы его имя было вычеркнуто из списка кандидатов. Немецкая народная партия не рассматривала его кандидатуру во время первого тура выборов.

Теперь все возражения были отклонены теми, кто видел в маршале единственного человека, обладавшего влиянием достаточным, чтобы вырвать победу из рук Маркса. Они уже не рассчитывали избрать сильного лидера, а только пытались выбрать кандидата, который наверняка одержит победу. «Наш кандидат должен быть настоящей личностью, – сказал Лебель, предлагая создать выборный комитет. – Он должен точно знать, чего хочет, заботиться об интересах отечества, иметь богатый опыт в экономической и политической областях, быть человеком достойным, способным, если необходимо, не считаться с интересами партий и использовать свои конституционные права тактично и умело». Лебель через своего брата офицера был знаком с Гинденбургом. Он знал, что у маршала нет качеств, которые он считал необходимыми для президента, но теперь предпочел проигнорировать это. Вестарп и другие поступили так же. Каковы бы ни были недостатки маршала, выбор его был предпочтительнее, чем Маркса, чье президентство означало бы консолидацию республики и невозможность возврата авторитарного режима.

Далеко не все правые были согласны, что маршал – подходящий кандидат. Многие националисты выдвигали свои прежние возражения. Почти до дня номинации такие консервативные газеты, как «Дойче тагесцайтунг» и «<Кройццайтунг», настаивали на том, что Гинденбург слишком стар, чтобы взять на себя тяготы президентства. Многие провоенные организации возражали против его выдвижения, частично по тем же соображениям, частично потому, что их члены, люди молодые, уже не испытывали к маршалу такого благоговейного почтения, как их старшие товарищи. Для этих непримиримых врагов нового государства он был личностью, заключившей услужливый мир с республикой и теперь жившей в комфорте. Под предлогом того, что почтенного старого маршала нельзя втягивать в изнурительную избирательную гонку, организация ветеранов, носившая название «Стальной шлем», до последнего момента протестовала против его выдвижения.

Самые серьезные возражения были выдвинуты Немецкой народной партией. Ее лидер, министр иностранных дел Штреземан, в это время был занят весьма деликатными переговорами с Англией и Францией, которые со временем привели к заключению пакта Локарно. Поэтому руководимая им партия была особенно щепетильна в части международных последствий выборов. Она не без оснований опасалась, что выборы Гинденбурга придутся не по душе западным странам. В частности, Франции наверняка не понравится, что фельдмаршал, участвовавший в Первой мировой войне, будет выбран президентом грозного соседа. Также существовало опасение, что Соединенные Штаты отзовут остро необходимые кредиты, выданные для восстановления немецкой экономики, если президентом станет человек с репутацией милитариста и монархиста. На этот счет промышленные группы Немецкой национальной партии были согласны со своими коллегами из народной партии. Промышленники хотели видеть президентом Ярреса. Причем отдаваемое ему предпочтение объяснялось не только страхом перед возможной неблагоприятной реакцией со стороны иностранных держав. От Ярреса, главы крупного промышленного города, можно было ожидать большего понимания нужд промышленности, чем от Гинденбурга, называвшего своим домом аграрную Восточную Пруссию. Поскольку именно промышленники финансировали кампанию, их возражения нельзя было полностью игнорировать.

Несмотря на мощную оппозицию, сторонники выдвижения Гинденбурга не желали сдаваться. Пребывая в убеждении, что только он, и никто другой, может вырвать победу у Маркса, они решили еще раз обратиться к маршалу, и 1 апреля соответствующая делегация прибыла в Ганновер. Визит не был неожиданным для Гинденбурга. Когда стало очевидно, что Ярресу кампанию не выиграть, к маршалу постоянно поступали предложения принять участие в следующем туре выборов. Он отказывался. Одному из своих доверенных лиц он написал, что, учитывая весьма почтенный возраст и отсутствие политического опыта, он не имеет никакого желания становиться президентом. Даже если широко распространилось убеждение, что от него зависит спасение страны и его избрание можно считать гарантированным, он все равно убежден, что имеются более достойные кандидаты. А он предпочитает дожить свою жизнь спокойно в тишине и уединении его ганноверского дома.

Таким образом, хотя его возражения и не были безоговорочными, Гинденбург не стремился к президентству. Не говоря уже о других соображениях, для него не был привлекательным ни один пост, который бы втягивал его в противостояние, а этого как раз президент не может избежать. Вместе с тем он знал, что миллионы немцев до сих пор смотрят на него как на один из немногих оставшихся у раздираемой спорами нации символов единства.

Поражение Ярреса заставило Гинденбурга пересмотреть свою позицию. Он сказал своим близким, что, если страна позовет его теперь, он сочтет своим долгом дать свое имя делу национального единства. Представителям немецких националистов, объяснив, что его удерживает, маршал сказал: «Если вы уверены, что мое избрание необходимо ради блага отечества, я соглашусь, и да поможет мне Бог». Все же он желал убедиться, что такая необходимость действительно существует и вся нация, а не представители одной или двух партий, хочет видеть его на этом посту, и только потом дать окончательный ответ. Он принимал многих посетителей, но ответ всегда был один: он даст свое согласие, только если его поддержат все правые партии и при этом он будет уверен, что его отказ поставит под угрозу отечество.

Маршал, конечно, узнал о возражениях Штреземана и его коллег против его президентства. 5 апреля к нему прибыли представители народной партии и настоятельно советовали не принимать участия в номинации. Они изложили возможные негативные политические последствия его выдвижения. Они также довели до его сведения, что шансы выиграть являются весьма сомнительными. Но в этом вопросе сторонники маршала получили неожиданную поддержку. Лидеры Баварской народной партии решили поддержать выдвижение маршала. Они предпочли протестанта Гинденбурга католику Марксу, несмотря на тесные католические связи партии, потому что поддержка Маркса означала бы сотрудничество с социал – демократами. А любое подобное сотрудничество вызывало отвращение у их сторонников. У них еще были свежи в памяти перегибы советского режима в Баварии 1919 года, и они упрямо отождествляли с ним всех социалистов. Кроме того, монархист Гинденбург был особенно привлекательным кандидатом для партии, которая никогда не оставляла надежды увидеть на баварском троне кронпринца Рупрехта.

Но Гинденбург был слишком потрясен возражениями Немецкой народной партии, чтобы обрадоваться увеличению числа его сторонников. 7 апреля он решил отказаться от данного ранее согласия баллотироваться на пост президента. Соответствующая телеграмма была составлена и передана по телефону «блоку рейха». В ней было сказано, что маршал не сможет, ввиду преклонного возраста, принять на себя все тяготы президентства и призывает всех, «кому судьба страны дороже партийных интересов», голосовать за Ярреса и, таким образом, избежать опасного раскола. Непринятие участия в выборах, предостерегал он, будет тяжелым ударом для страны в критический момент ее истории.

По получении этой информации Немецкая народная партия решила не отправлять к Гинденбургу еще одного представителя, который уже был готов ехать, чтобы продолжать внушать маршалу мысль об опасности его президентства. Но немецкие националисты не собирались сдаваться. Не ставя в известность представителей народной партии, они получили согласие Гинденбурга на отсрочку публикации телеграммы (однако согласие поступило слишком поздно, чтобы не позволить опубликовать его всем газетам). И опять – таки, не информируя народную партию, тем же вечером они отправили специальную миссию в Ганновер, призванную убедить Гинденбурга пересмотреть свое решение.

Эмиссары для этой деликатной цели были выбраны с умом. Возглавлял миссию адмирал фон Тирпиц, принадлежавший к тому же поколению, что и Гинденбург. Адмирал был всего лишь на год моложе маршала и понимал его лучше, чем любой молодой человек. Он был опытным и умелым переговорщиком, обладал даром убеждения и принадлежал к тому крылу партии, которое понимало бесплодность слепой обструкции и признавало возможность, в определенных пределах, сотрудничества с республикой. Можно было надеяться, что его умеренная, примиренческая позиция понравится маршалу, который также утверждал, что немецкие националисты должны ориентироваться на более тесное сотрудничество с новым государством. Другой посланец, Вальтер фон Койдель, должен был напомнить маршалу себя. Внук одного из помощников Бисмарка, он был землевладельцем из Восточной Пруссии и принадлежал к той самой аграрной знати, к которой Гинденбург чувствовал свою близость и социально, и эмоционально. В то время ему было сорок лет, и он мог считаться представителем молодого поколения.

Беседа длилась несколько часов. Тирпиц внушал Гинденбургу необходимость его выдвижения, взывал к чести маршала, его чувству долга, убеждал не прекращать славное служение отечеству. В результате Гинденбург отозвал свой отказ и попросил представить ему доклад об отношении разных партий, входящих в «блок рейха». Он пообещал, ознакомившись с этими материалами, дать окончательный ответ.

«Блок рейха» снова собрался на совещание 8 апреля. За прошедшее время поступили новые телеграммы от разных организаций – «Юнгдойчер Орден», союз «Викинг», «Стальной шлем», – требующих оставить кандидатуру Ярреса. Но была и телеграмма и от самого Ярреса, который предложил отозвать свою кандидатуру, чтобы избежать раскола правых. Несмотря на это, представители народной партии и крупные промышленники продолжали его поддерживать. Представитель нацистов также возражал против кандидатуры Гинденбурга, но предполагал, что, после того как о возможности выдвижения маршала было объявлено публично, выдвижения не избежать. С другой стороны, немецкие националисты, экономическая партия, Земельный союз, протестантские трудовые союзы и некоторые другие организации горой стояли за Гинденбурга. Делегаты народной партии еще раз объяснили, почему они считают кандидатуру Гинденбурга не самой лучшей, однако, столкнувшись с подавляющим большинством оппонентов, сдались, хотя и продолжали считать шансы на победу маршала сомнительными. После телефонного звонка Яррес немедленно снял свою кандидатуру. Лебель позвонил Гинденбургу и сообщил об итогах совещания. Маршал поинтересовался мнением представителей народной партии. Получив ответ, что они продолжают выражать сомнения, он попросил Лебеля прислать его личный доклад, после чего обещал принять окончательное решение. Однако Лебель, опасаясь, что опять возникнут какие – нибудь непредвиденные трудности, начал настаивать на немедленном ответе. Пребывая в нерешительности, старый маршал попросил совета у Лебеля. Тот, разумеется, посоветовал соглашаться на выдвижение, что Гинденбург и сделал.

В процессе предварительных совещаний политические вопросы не обсуждались. Поскольку победа подразумевалась благодаря силе личности Гинденбурга и его большой популярности, не было необходимости в выработке конкретной политической программы. Также не были необходимыми или целесообразными какие – то особые договоренности. Лебель и его приближенные знали, что Гинденбург недолюбливает политику, и, чтобы не раздражать его и не рисковать вызвать его неудовольствие с последующим отказом от участия в выборах, они решили отложить все на потом. Учитывая, что Гинденбургу всегда было необходимо руководство, они не сомневались, что он сам обратится к ним за советом и помощью.

Но если его сторонникам и приходилось идти на уступки, то и сам он в свою очередь тоже пошел навстречу желанию нации. В один из моментов, во время предварительных переговоров с немецкими националистами и «блоком рейха», Гинденбург обратился к бывшему императору, чтобы получить его одобрение на столь серьезный шаг. Его статс – секретарь Отто Мейснер в своих мемуарах вспоминает, что на личный запрос, направленный в адрес бывшего монарха, был дан ответ, что с этой стороны никаких трудностей не предвидится. В письме, посланном Вильгельму два года спустя, маршал утверждал, что согласился на выдвижение своей кандидатуры только после одобрения этого шага его императорским величеством. Этот жест полностью соответствовал личному отношению Гинденбурга к Вильгельму. Он продолжал хранить преданность императору и искренне надеялся, что настанет день, когда бывший монарх снова взойдет на престол.

Тем не менее Гинденбург не выдвинул возражений, когда его помощники – организаторы кампании отвергли, как ложные, все предположения, что Гинденбург заручился согласием Вильгельма. Мейснер позже заявил, что опровержения давались с ведома Гинденбурга. Этот факт находит подтверждение и в воспоминаниях Герхарда Шульце – Пфельцера, тогда являвшегося одним из пресс – агентов. Как – то раз, во время интервью американской газете, Гинденбург и сам сказал, что не консультировался с императором. Позже он поручил Мейснеру давать подобные опровержения по «<его специальному распоряжению». Возможно, он действовал таким образом исходя из преданности императору, которого желал избавить от беспокойства. Представляется важным, что бывший монарх также приказал отрицать то, что он одобрил кандидатуру Гинденбурга. Такое положение вещей находилось в строгом соответствии с осторожной и сдержанной позицией Гинденбурга, которую он занимал в вопросах, касающихся монархии[11].

Такова череда событий, предшествовавших выдвижению кандидатуры Гинденбурга на пост президента. Официальное свое согласие он дал 9 апреля 1925 года на короткой церемонии, проведенной в Ганновере.

Избирательная кампания маршала была созвучна характеру его номинации. Она была отмечена полным отсутствием спорных вопросов, если не считать вопроса о возрасте, который был сразу же отметен со ссылкой на императора Вильгельма I, Клемансо и других государственных деятелей, которые служили своей стране, даже находясь в более почтенном возрасте. Главный упор был сделан на характер Гинденбурга – «<его простоту и честность, лояльность, чувство долга, целостность и неподкупность». «<У Гинденбурга нет партийной политической программы, он не выступает кандидатом от партийной политической коалиции, – было сказано в обращении «блока рейха». – Он является кандидатом всей нации и как будущий глава государства совершенно свободен в своих решениях». Маркс, с другой стороны, был объявлен пленником социал – демократов. Его кандидатура была охарактеризована как результат сделки между партией «Центра» и социалистами, с помощью которой последние надеялись снова захватить власть для проведения своей социалистической программы. «Центр» готов продаться им. Веймарская коалиция превратилась в революционный блок. В этой кампании «блок рейха» защищает государство от социал – демократов». Особое внимание следовало уделить опасениям, которые многие социал – демократы и демократы имели относительно Маркса. С другой стороны, возражениям против Гинденбурга, якобы являвшегося монархистом и милитаристом, следовало противопоставить тот аргумент, что, став президентом, он посвятит себя исключительно достижению «социальной справедливости, религиозного равенства, мира внутри страны и во всем мире».

Кампания двигалась в намеченном направлении. Ораторам было указано всемерно подчеркивать аполитичный характер кандидата и одновременно величие его личности. В одной из речей с некой мистической торжественностью было отмечено, что «Гинденбург – не «кандидат»… Никто не может и не должен вести его «ближе» к немецкому народу. Гинденбург – это сама Германия. Он выступает за национальное самосознание, надежды народа и их исполнение. В эти дни, характеризующиеся всеобщей нерешительностью, недостойной слабостью и бесплодными разглагольствованиями, имя Гинденбурга эхом прокатывается, почти как миф, по стране во славу Германии и доходит до нас». Человек, для которого отечество было всегда превыше всего, станет творцом нового, истинно немецкого единства «Никогда маршал не изменил своей лояльности по отношению к «новому порядку», безусловно ему чуждому. Ведь понятие отечества для него не пустой звук, а нечто святое, к чему он испытывает чувство долга и безмерную любовь». В речах также подчеркивались его достоинство и безупречная честность. «Вопрос не в том, чтобы решить, каким должно быть правительство, прямо или косвенно, тем или иным путем проводить нашу внешнюю политику. Вопрос в том, чтобы поставить во главе нашего государства лучшего, заслуженного человека с незапятнанной репутацией, неподкупного стража законности и морали».

Личная деятельность Гинденбурга в период избирательной кампании имела мало касательства к подобным обобщениям, которые его вполне устраивали, поскольку ни к чему не обязывали. Он попросил помощника составить для него список лаконичных патриотичных высказываний и вовсю использовал их в посланиях организациям и частным лицам. Он упорно придерживался того, что считал непартийным характером поведения, отказывался общаться с представителями других партий, принимая только членов «блока рейха». На деле большинство из последних активно работали и в Немецкой национальной народной партии, но это, казалось, его не тревожило. В действительности он все же поддерживал связи с партийными представителями: министр внутренних дел Мартин Шиле выступал в качестве офицера связи между ним и немецкими националистами.

11 апреля Гинденбург опубликовал пасхальное обращение к нации. Немцы, исполненные патриотических чувств, утверждал он, предложили ему занять высший пост в рейхе, и, после серьезных размышлений, он откликнулся на их предложение. Если его выберут, он дает торжественное обещание служить стране в соответствии с конституцией, не обращая внимания на партийную принадлежность или социальное положение и экономический статус личности. «Как солдата, меня всегда заботила судьба народа, а не отдельной его партии». Вместе с тем он заверил тех, кто мог увидеть в нем потенциального диктатора, что не собирается подавлять партии. «В парламентском государстве они необходимы, но глава государства должен стоять над ними и быть от них независимым, работая для каждого немца». Маршал заверил, что никогда не терял веру в немецкий народ и в Божью помощь, но он уже слишком стар, чтобы поверить в чудесную, моментальную перемену. «Ни одна война, ни одно внутреннее восстание не может обеспечить свободу нации, которая все еще пребывает в цепях и, увы, разделена внутренними разногласиями. Мы должны работать – напряженно, спокойно, мирно». Между тем, так же как и первый президент, никогда не отрицал своего происхождения – социал – демократического рабочего, – никто не может ожидать от него сиюминутного отказа от своих политических убеждений. «Я считаю решающим не форму государственного устройства, а дух, который вдохновляет эту форму. Я предлагаю свою руку каждому немцу, который является патриотом, сохраняет достоинство в своей стране и за ее пределами, стремится к религиозному и социальному миру, и прошу его помочь мне в работе ради реабилитации нашего многострадального отечества».

Обращение было умеренным, сдержанным и выражало искренние убеждения Гинденбурга. Но уже первое предложение в этом обращении должно было заставить восприимчивых читателей задуматься. Он заявил, что к нему обратились немцы, исполненные патриотических чувств. В этом заключался намек, что патриотизм, чувство, которое, как утверждали правые, заботило только их, могло быть обнаружено и в его лагере. Иначе говоря, даже не имея определенной платформы, кампанию Гинденбурга нельзя было назвать полностью стоящей над идеологическими и партийными проблемами.

Предоставив другим произносить речи на митингах, Гинденбург позволил себе лишь два публичных обращения. Первым было его краткое выступление перед собранием представителей немецкой и иностранной прессы, а также делегатов политических, экономических и культурных организаций в Ганновере. Вторым стало радиообращение к нации. В обоих случаях он представил себя непартийным кандидатом, руководимым только чувством долга. Он пообещал, что будет служить своему народу, мирно трудиться ради единства и реабилитации нации и при этом строго соблюдать конституцию. На встрече с прессой, последовавшей после его первой речи, он еще раз объяснил свою позицию: «Я не милитарист, как утверждают мои оппоненты. <…> И я не беспомощный старик в инвалидной коляске – мои оппоненты хотят, чтобы именно в этот образ поверила страна. <…> Что же касается задач на будущее, готовых ответов у меня нет. Я не собираюсь сейчас обсуждать в подробностях насущные вопросы. Если я стану президентом, канцлер и кабинет будут руководить, соблюдая законы и конституцию».

В его заявлениях постоянно присутствовала одна тема: в отличие от республиканских партий те, что объединились в «блок рейха», преданы общим великим целям. К несчастью, это было далеко от истины, и одна из главных проблем организаторов предвыборной кампании маршала заключалась в том, что многие его сторонники от всего сердца ненавидели друг друга. Происходили постоянные стычки между немецкими националистами и народной партией, они не уставали обмениваться обвинениями и контробвинениями. Дня не проходило без укола националистов в адрес несчастного Штреземана, которого они обвиняли в забвении национальных интересов страны при ведении внешней политики. Штреземан сразу же после выдвижения Гинденбурга отправился в длительный отпуск. Таким образом он желал избежать участия в кампании маршала, поскольку ожидал неблагоприятной реакции со стороны иностранных государств, причем настолько неблагоприятной, что она могла поставить под удар все его внешнеполитические планы. Реакция за рубежом действительно оказалась бурной сверх всяких ожиданий, и Лютер даже задумался, не предложить ли Гинденбургу снять свою кандидатуру. Но об этом плане пришлось забыть, поскольку его уход мог быть приемлемым, только если бы Маркс тоже отказался от участия в кампании в пользу другого кандидата, а подходящего человека, увы, не было. Немецкая народная партия скептически относилась к кандидатуре Гинденбурга до самых выборов. Такую же позицию занимало большинство Баварской народной партии. Дело дошло до того, что Гинденбург и сам начал подумывать о выходе из кампании.

Вся тяжесть затруднительного положения, в котором находились правые, была раскрыта либеральной газетой «Берлинер тагеблатт». Ее сотрудники получили доступ к протоколу встречи лидеров немецких националистов, изобиловавшему обвинениями в адрес народной партии, экономической партии и «блока рейха». На встрече также прозвучали сомнения относительно шансов маршала на успех. Эту неуверенность разделяли и многие руководители предвыборной кампании Гинденбурга. В дневнике Штреземана содержится множество сомнений и жалоб на трудности в обеспечении финансовой поддержки. «Мрачный пессимизм господствует во всем, что касается кандидатуры Гинденбурга, – записал он 20 апреля. – Берлинский «блок рейха» не имеет никаких возможностей. Все пребывают в смятении, энтузиазм отсутствует». Даже хорошо информированное министерство рейхсвера еще 24 апреля, то есть за два дня до выборов, не давало прогнозов, сумеет ли Гинденбург победить.

У оппозиции тоже хватало трудностей. Частично они были связаны с личностью Маркса, а частично с особыми проблемами, которые непременно должны были возникнуть у людей, решивших противопоставить себя человеку масштаба Гинденбурга. Маркс – прекрасный собеседник, проявлявший себя во всем блеске при неформальном общении с небольшими группами людей, не был большим оратором и сильной личностью. Его судейское прошлое заложило основу сдержанного и бесцветного стиля речи, характерного для старого законника. (Когда впервые рассматривалась его кандидатура, отсутствие популярности и привлекательности заботило многих его сторонников.) Человек скромный и сознающий свои недостатки, Маркс не мог придать своим обращениям авторитетного тона Гинденбурга. «Многие части нации удостоили меня своим доверием, предложив мою кандидатуру на пост президента германского рейха», – сказал он в своем пасхальном обращении к народу (как это не похоже на обращение Гинденбурга!). Маркс также считал своей главной и первоочередной задачей сохранение единства Германии, которое не должно быть только организационным и лингвистическим. «(Национальное единство должно быть понятием духовным. Духовное единство подразумевает принципиальное согласие по вопросу социальной общности и целей сотрудничества с другими народами. Основами нашей социальной общности, как мне кажется, являются свобода личности и чувство долга по отношению к обществу. Это время не только лишений, но и величия. Это время Пасхи, когда люди, запутавшиеся в паутине материальных проблем, ищут высшие жизненные ценности». В заключение Маркс пожелал, чтобы «этот поиск и это стремление увенчались успехом именно сейчас, когда на карту поставлены жизнь и будущее нации. <..> Пусть свобода и моральный долг станут руководящими принципами для всей нации, выше всех прочих интересов и партий. Работать ради этой высокой цели на любом месте, которое даст мне воля и доверие народа, – мое главное желание».

В речах, произносимых во время предвыборной кампании, Маркс предостерегал от бесплодного «размахивания саблями» и обещал сделать все для достижения взаимопонимания во внешней политике. Он хотел, чтобы Германия участвовала в расширении международной торговли, напомнил слушателям о необходимости внутренней стабильности для развития экономики и получения иностранных кредитов. Свою главную задачу внутри страны он видел в защите демократических республиканских институтов от врагов, как справа, так и слева, в укреплении этих институтов посредством обеспечения социальной справедливости и религиозного равенства. Маркс всячески избегал прямых споров с Гинденбургом и стремился упоминать о маршале как можно реже. В нескольких случаях, когда Маркс все же упомянул о маршале, он почти извинялся за то, что находится в оппозиции.

В одной из своих речей он не поскупился на дифирамбы в адрес Гинденбурга как победителя при Танненберге. Он подчеркнул, что чувствует необходимость выразить глубокое восхищение национальным героем, и высказал искреннее сожаление, что вынужден вступить в борьбу против него. Он не затронул таких вопросов, как отсутствие у Гинденбурга политического опыта, преклонный возраст, преданность монархии. Также он ни слова не сказал о некоторых ошибочных суждениях маршала во время войны, которые могли иметь некоторое влияние на вопрос о его пригодности для роли президента. Учитывая особое положение Гинденбурга, Маркс разумно посчитал, что подобные мелкие нападки не добавят лично ему симпатии избирателей. Напротив, они могли вызвать раздражение и оттолкнуть его сторонников.

Католическое вероисповедание Маркса также оказалось препятствием, хотя оценить число голосов, потерянных по этой причине, невозможно. Кроме убежденных протестантов, этот факт удержал от внесения своих фамилий в списки избирателей Маркса радикальных социал – демократов. Правда, их в основном не устраивало его нежелание бросить открытый вызов Гинденбургу. По некоторым оценкам, несколько сотен тысяч рабочих – социалистов по этой причине воздержались от поддержки Маркса, но, если судить по официальным отчетам избирательной комиссии, эта оценка представляется слишком завышенной.

Но существовали еще значительные резервы сил у республики, которые не давали возможности с оптимизмом смотреть на потенциальные результаты выборов. Одним из основных можно считать «Железный фронт» – организацию, поддерживающую республику, в которую входили по большей части ветераны. Она была основана за год до появления таких антиреспубликанских групп, как «Стальной шлем», нацистских штурмовых отрядов и коммунистического «Союза борцов Красного фронта». «Железный фронт» рос поистине с удивительной скоростью, правда, утверждение его лидеров в первую годовщину существования организации, что число его членов перевалило за 3 миллиона, все же, вероятнее всего, преувеличено. Но последователей у него было действительно много. Желание защитить новую демократическую республику против нападок экстремистов было сильным, да и военная организация «Железный фронт» – форма, парады и марши – обладала несомненной привлекательностью. Показателем эффективности этой организации являлась тревога, с которой правые следили за ее ростом, и усилия, прилагаемые ими для ответного укрепления своих рядов.

«Железный фронт» проявлял особую активность во время президентской кампании: где бы ни появлялись его представители, они производили большое впечатление на публику своей сплоченностью, силой и дисциплиной. Они обеспечивали охрану Маркса и организаторов его кампании на митингах и других мероприятиях, устраивали парады и факельные шествия, весьма красочные и сопровождаемые военной музыкой. Оркестры собирали большие толпы людей, создавали военно – романтическую атмосферу, которая показывала, что солдатский дух не является исключительной монополией лагеря Гинденбурга. В первую очередь ряды «(Железного фронта» пополняли социал – демократы, но были и демократы, а также представители партии «Центра». Таким образом, он служил связующим звеном между тремя партиями – факт, являвшийся несомненным преимуществом и служивший показателем единства народного блока. Сотрудничество между партиями, поддерживавшими Маркса, было намного более тесным, чем между партиями, работавшими на Гинденбурга.

День выборов приближался, а их исход оставался неопределенным. Народ отправился к избирательным урнам 26 апреля 1925 года. Гинденбург одержал победу с небольшим преимуществом – в 7 %. За Маркса было подано 13 751 000 голосов, за Гинденбурга – 14 655 000. Кандидат от коммунистов Тельман получил 1 931 000 голосов. Отчет избирательной комиссии показал, что те, кто ставил на Гинденбурга, оказались прозорливее. Во втором туре выборов участвовало почти на 3,5 миллиона больше избирателей, чем в первом. Из них 3 миллиона отдали свои голоса маршалу. Маркс получил всего на 500 000 голосов больше, чем в первом туре.

Также выявились следующие любопытные детали: как и Ярреса, Гинденбурга поддерживали протестантские аграрные регионы севера и востока Германии. Маркс лидировал в католических и по большей части промышленных районах, а также в традиционно либеральных Бадене и Вюртемберге. Даже в Баварии религиозные связи оказались прочнее, чем ожидалось, и большая часть Баварской народной партии отказалась последовать за своими лидерами и отдала свои голоса Марксу. И если маршал набрал в Баварии больше голосов, чем Яррес, Маркс завоевал здесь еще больше сторонников для народного блока в сравнении с первым туром. Он немного уступил Тельману, который в первом туре набрал здесь 60 000 голосов. В целом дисциплина у социал – демократов оказалась на высоте, и, за исключением Саксонии, лишь очень немногие социалисты выразили открытое неповиновение руководству, воздержавшись или проголосовав за Тельмана.

Самые важные перемены произошли в промышленных районах. Гинденбург уменьшил республиканское преимущество в Рейнской области, Вестфалии и Верхней Силезии, и это несмотря на преобладание католических элементов в этих районах. В Саксонии, оплоте протестантов, где республиканские партии имели незначительное большинство в первом туре, он уверенно обошел Маркса. Гинденбург не только привлек большинство новых голосов, но также значительный сегмент демократической партии проголосовал за него. Такое перераспределение явилось реакцией на воинственность саксонского трудового движения (небольшое число новых голосов, полученных Тельманом, обеспечила именно Саксония). Но и демократы кое – где покинули свою партию. Даже в Гамбурге, всегда считавшемся оплотом либералов, Гинденбург обошел Маркса, и именно благодаря перераспределению голосов демократов. Либеральная буржуазия еще раз продемонстрировала неверие в перспективы Веймарской республики.

Что касается Маркса, кроме Баварии, он получил много новых голосов в Берлине. Здесь он увеличил республиканский отрыв до 60 %. Столица, являвшаяся политическим барометром, от избрания маршала ожидала одних неприятностей и старалась удержать его подальше от президентского кресла.

Хотя Гинденбург и победил, он не получил большинства голосов – за Маркса и Тельмана вместе проголосовало больше избирателей. Но поражение Маркса нельзя приписать только решению коммунистов выдвинуть собственного кандидата. Полная поддержка католической Баварской народной партии также обеспечила бы ему победу. Должно быть, больше всего его разочаровало отступничество нескольких сотен тысяч центристов, отдавших свои голоса Гинденбургу. Вместе с переходом части демократов к Гинденбургу таких голосов набралось около 500 000. Таким образом, отступничества членов партии Маркса, считавшейся главной опорой республики, оказалось достаточно, чтобы привести к поражению Маркса и победе Гинденбурга, одержанной с преимуществом всего лишь в 904 000 голосов[12].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.