Глава XXXIX Валерий Диоклетиан
Глава XXXIX
Валерий Диоклетиан
Но после того как запах разлагающихся членов выдал преступление, решением вождей и трибунов избирается [императором] за свою мудрость начальник дворцовых войск Валерий Диоклетиан,[245] муж выдающийся, однако обладавший такими нравами: (2) он первый стал надевать одежды, сотканные из золота, и пожелал даже для своих ног употреблять шелк, пурпур и драгоценные камни. (3) Все это, хоть и было более пышно, чем гражданская одежда и служило признаком высокомерия и чванства, однако сравнительно с другим было незначительно. (4) Ведь он первый из всех, если не считать Калигулы и Домициана, позволил открыто называть себя господином, поклоняться себе и обращаться к себе как к богу.[246] (5) Значение всего этого, насколько я знаю, таково, что, когда люди самого низкого происхождения достигнут некоторой высоты, они не знают меры в чванстве и высокомерии. (6) Таков был Марий на памяти наших предков, таков и этот на нашей памяти: возвысившись над общим уровнем, пока душа еще не вкусила власти, они потом, точно после голодовки, становятся к ней ненасытными. (7) Поэтому мне кажется удивительным, что некоторые упрекают знать в гордости; ведь она помнит о своем патрицианском происхождении и для облегчения тягот, которые ее угнетают, придает большое значение тому, чтобы хоть несколько возвышаться над другими. (8) Такой порок был и у Валерия наряду с другими хорошими качествами; поэтому, хоть он и хотел быть для всех господином, но был отцом родным; достоверно установлено, что этот мудрый человек хотел доказать, что грозные дела тяготят гораздо больше, чем ненавистные имена. (9) Между тем, Карин,[247] узнав о происшедшем, в надежде на то, что явные мятежные движения успокаиваются легче, поспешил в Иллирик в обход Италии. (10) Там он разбил войско Юлиана и обезглавил его, (11) потому что тот, будучи правителем венетов,[248] узнав о смерти Кара, стремясь захватить власть, выступил навстречу подходившему неприятелю. (12) А Карин, достигнув Мезии, сейчас же столкнулся близ Марга[249] с Диоклетианом и, в то время как преследовал побежденных, погиб от [руки] своих же солдат. Дело в том, что он, не в силах совладать со своим сластолюбием, отнимал у солдат их жен; особенно раздраженные их мужья сдерживали свой гнев и свое горе до окончания войны; но так как она проходила удачно, они отомстили, наконец, за себя, опасаясь, что победа сделает их вождя еще более заносчивым. (13) Таков был конец Кара и его сыновей; родиной его была Нарбонна,[250] власть продолжалась два года. (14) Итак, Валерий на первой же сходке солдат, обнажив меч и глядя на солнце, покаялся, что не знал о гибели Нумериана и не стремился к власти, и тут же зарубил стоявшего поблизости Апра, от козней которого, как выше было сказано, погиб прекрасный и образованный юноша, к тому же его зять. (15) Остальным дано было прощение, и почти все его враги были оставлены на своих должностях, в том числе выдающийся муж Аристобул, префект претория. (16) Это обстоятельство было, насколько люди помнят, новым и неожиданным, ибо в гражданской войне ни у кого не было отнято ни имущества, ни славы, ни достоинства, ведь нас радует, когда нами правят кротко и мягко и когда установлен бывает предел изгнаниям, проскрипциям, а также пыткам и казням.
(17) К чему вспоминать, как ради укрепления и распространения римского права обладание им было предоставлено многим чужеземцам? В самом деле, когда он узнал, что в Галлии после отъезда Карина некие Элиан и Аманд, набрав шайку разбойников среди поселян, которых местные жители называют багаудами,[251] опустошили много полей и пытались захватить многие города, он сейчас же направил туда с неограниченной военной властью своего друга Максимиана,[252] человека хоть и малообразованного, но зато хорошего и умного воина. (18) Впоследствии ему, ввиду его преклонения перед Геркулесом, было дано прозвище Геркулий, как Валерию — прозвище Иовий; отсюда же произошло и название вспомогательных отрядов, особенно отличавшихся среди других войск. (19) Итак, Геркулий, отправившись в Галлию, частью рассеял врагов, частью захватил [в плен] и в скором времени всех усмирил. (20) В этой войне отличился отвагой гражданин из Менапии Караузий; на этом основании, а также и потому, что он умел управлять кораблями — он в юности упражнялся в этом искусстве за плату — его поставили во главе флота, набиравшегося для отражения германцев, разбойничавших на море. (21) Зазнавшись от такого своего положения, он одержал не очень много побед и, так как не сдавал полностью в казну своей добычи, стал бояться Геркулия; узнав, что тот приказал его убить, он, захватив власть, бежал в Британию.[253] (22) В то же время Восток сильно разоряли персы, Африку — Юлиан и народы пяти племен.[254] (23) К тому же в Египте, близ Александрии, присвоил себе знаки власти некто по имени Ахилл. (24) В силу этих обстоятельств они назначили цезарями Юлия Констанция[255] и Галерия Максимиана по прозвищу Арментарий[256] и породнились с ними. (25) Первому досталась падчерица Геркулия, другому — дочь Диоклетиана; прежние свои браки они разорвали, как это сделал когда-то Август ради брака Нерона Тиберия и дочери своей, Юлии. (26) Все они происходили из Иллирика и хотя были малообразованными людьми, но хорошо знали нищету сельской жизни и военной службы и были в достаточной мере прекрасными деятелями республики [государства]. (27) Поэтому, всеми признано, что скорее становятся мудрыми и беспорочными познавшие [в своей жизни] беду и, наоборот, кто не знает невзгод жизни и всех расценивает по их богатствам, тот менее пригоден для совета. (28) Согласие этих людей лучше всего доказало, что прирожденных качеств и опыта военной деятельности, какой они получили под руководством Аврелиана и Проба, пожалуй, достаточно для доблестного управления. (29) На Валерия они смотрели с уважением, как на отца или даже как на великого бога; насколько это прекрасно и какое имеет значение для нас, доказывается на примерах братоубийств, начиная с основателя города[257] и до наших дней. (30) И так как тягость войн, о чем было упомянуто выше, давила все больше, они как бы разделили власть; и все Галльские земли, лежащие за Альпами, были поручены Констанцию, Африка и Италия — Геркулию, побережье Иллирии вплоть до Понтийского пролива — Галерию; все остальное удержал в своих руках Валерий. (31) Отсюда в конце концов на часть Италии налегла большая тягота податей. (32) Ведь в то время как каждая (провинция) прежде вносила одинаковые и притом умеренные платежи, чтобы на эти средства могли кормиться войско и император, которые всегда или большей частью находились (именно в Италии), был введен новый закон относительно жалованья солдатам. При скромных потребностях того времени это было вполне выносимо, но в наше тяжелое время стало разорительным. (33) Между тем, когда Иовий отправился в Александрию, управление провинцией было передано Максимиану-цезарю с тем, чтобы тот, выступив за пределы государства, отправился в Месопотамию[258] и там отразил натиск персов. (34) Сначала он потерпел от них сильное поражение, но потом, быстро набрав войско из ветеранов и новобранцев, пошел на врагов через Армению: это был единственный и более легкий путь к победе.[259] (35) Там он, наконец, привел к покорности царя Нарсея[260] и вместе с тем захватил его жен, детей и дворец. (36) Он одержал столько побед, что если бы Валерий, — а все делалось с его одобрения, — неизвестно по какой причине не запретил, то римские знамена (фасцы) были бы внесены в новую провинцию. (37) Однако все же часть земель, для нас более полезных, была приобретена; когда их упорно пытались у нас отнять, разгорелась новая война, тяжелая и очень опасная.[261] (38) В Египте же Ахилл был с легкостью отражен и понес наказание.[262]
(39) В Африке дело было проведено таким же образом;[263] за одним только Караузием осталась его власть на острове [Британии], после того как он особенно удачно отразил — по требованию жителей оградить их — натиск воинственных племен. (40) Но его, спустя шесть лет, опутал своими кознями некто по имени Аллект.[264] (41) Он, заняв с разрешения [Караузия] самую высокую должность, стал бояться злоумышлений и казни и потому преступно отнял у того власть. (42) Но пользовался ею недолго, потому что Констанций уничтожил его, выслав против него с частью флота и легионов стоявшего во главе преторианцев Асклепиодота. (43) Между тем были перебиты и маркоманны, и племя карпов[265] все было переселено на наши земли; часть их, однако, была переведена уже Аврелианом. (44) С неменьшей заботой была урегулирована справедливейшими законами и гражданская служба: отменена была разорительная [для народа] должность фрументариев,[266] весьма похожих на теперешних agentes rerum. (45) Они, по-видимому, были введены для выведывания и доноса о том, какие имеются в провинциях волнения, и составляли бессовестные обвинения, наводили на всех страх, особенно в наиболее отдаленных землях, и всех позорно ограбляли. Наряду с этим, много внимания и забот было уделено снабжению столицы продовольствием и благосостоянию плательщиков податей; повышению нравственности содействовали продвижение вперед людей честных и наказания, налагаемые на преступников. Древнейшие религии свято соблюдались. Столица Рим и другие города, особенно Карфаген, Медиолан и Никомедия, были украшены новыми замечательными постройками. (46) Несмотря на такое управление, правители все же не остались незапятнанными пороками. Геркулия обуревало такое сластолюбие, что он не мог сдерживаться от посягательства даже на тела заложников. Валерий недостаточно был верен по отношению к друзьям, несомненно, из-за боязни ссор, поскольку его соучастники в управлении полагали, что разоблачения могут нарушить их общее согласие. (47) Итак, силы города [Рима] были как бы подрублены: сокращено было число когорт преторианцев и число солдат под оружием, и большинство полагает, что именно по этой причине он сложил с себя власть. (48) Он хорошо понимал угрожающие опасности и когда увидел, что сама судьба готовит внутренние бедствия и как бы крушение римского государства, он отпраздновал двадцатилетие своей власти и, будучи в добром здоровье, сложил с себя заботу об управлении государством.[267] К этому же решению он с трудом склонил и Геркулия, который был у власти на год меньше. И хотя люди судят об этом по-разному, и правду нам узнать невозможно, нам все же кажется, что его возвращение к частной жизни и отказ от честолюбия свидетельствуют о выдающемся характере [этого человека].