Глава 19 Замок Елизаветы

Глава 19

Замок Елизаветы

В конечном итоге Строгоновы умом, вкусом и средствами светлейшей княгини Елизаветы Павловны, урожденной графини Строгоновой, выстроили все же настоящий замок, который, наверное, был бы лучшей декорацией для похищения Ольги, чем эллинистическая вилла деда. Но в данном случае стиль дома, возведенного в 1837–1843 годах, был полностью определен историей жизни и любви Елизаветы, которая возвела монумент памяти мужа. Супругом третьей дочери Софьи в 1827 году стал светлейший князь Иван Дмитриевич Салтыков, штаб-ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка. Военная карьера была предопределена для внука фельдмаршала (светлейшего князя Николая Ивановича), хотя здоровьем Иван не отличался. Он был старшим сыном слепого от рождения Дмитрия Николаевича Салтыкова и рано умершей Анны Николаевны Леонтьевой. В том же лейб-гвардии Гусарском полку служили Петр и Владимир. Алексей, четвертый сын, был путешественником и художником. Талантом рисовальщика обладал и Иван. Следует добавить, что его родители принадлежали к числу меломанов.

Роман был скоротечным. Уже в 1829 году, спустя два года после венчания, после обнаружения «расстройства груди», Иван Дмитриевич вышел в отставку. Воспитатель младших братьев, на следующий год, после рождения сына, он написал любопытное завещание. Указав, что все наличные деньги в личном бюро есть общая собственность всех братьев Салтыковых, приказал часть суммы отдать своему служителю и другу А.Ф. Добролюбову. Ивану Дмитриевичу оставалось жить два года.

Сохранилось несколько предсвадебных писем 1827 года Ивана к «дорогой Elisabeth», как он называл свою возлюбленную, именуя самого себя «счастливым женихом» и постоянно делая реверансы в сторону Maman и Grand Maman, под которыми он имел в виду соответственно графиню Софью Владимировну и княгиню Наталью Петровну. Сестры Елизаветы деятельно участвовали: Аглаида (Аделаида) служила «почтовым ящиком», Ольга, которой самой вскоре понадобилась защита, — заступалась. 20 июня Салтыков писал из села Капорского, близ Красного Села: «К счастью, я вернулся на свой пост, дорогая Elisabeth, так что никто не усомнился, где я был, и все сделали вид, что верят в мою болезнь. Мы каждый день заняты, и трудно получить увольнение в Петербург. Я нахожусь в деревне по соседству с Красным Селом, веду растительный образ жизни, как и раньше, но более скучный. Весь день с товарищами, не находя более в общении с ними того удовольствия, что было ранее. Я вновь стал скучен без Вас, моя печальная и очаровательная подруга, моя Elisabeth, без Вас, кто оживил мое существование, кто дал мне изведать счастье, на которое я никогда не надеялся. С чувством отвращения думаю о времени, когда я Вас не знал, мне кажется теперь, что невозможно было жить так, как я жил.

Когда я Вас снова увижу? Месяц — это очень долго. Я не смог получить о Вас никаких вестей, это естественно, но мучительно. На днях я увижу Вашу сестру Адель, которая мне расскажет, по крайней мере, о Вас.

Передайте, прошу Вас, мое глубокое и искреннее уважение a Maman et a Grand Maman и Вашему дяде князю. Вскоре я смогу сам назвать их этими именами, и я действительно буду покорным сыном той, которая сочла меня трудиться вместе с ней для Вашего счастья. Мне буден очень приятно оправдать ее надежды. Поцелуйте Ольгу. Попросите ее от меня всегда вступаться за меня перед Вами, как это она сделала, когда я у Вас был в первый раз».[58] Таким образом, Салтыков страдал в тех же местах, где через два года завершится драма Ферзена.

Дом Салтыковых на Строгоновской даче

Крыло замка Генриха VIII (Хэмптонкурта) послужило прототипом для П.С. Садовникова

В сентябре состоялась помолвка. 10 октября Иван Дмитриевич сообщал «…Я приехал в Петербург только вчера, т. к. было семейное собрание в Царском Селе: я, Владимир и Алексей. Сейчас я собираюсь быть в разъезде целый день и сделать так, чтобы ни в коем случае не стать причиной несчастной задержки, которая нам угрожает. Прощай, дорогой ангел, чувствуй себя хорошо и люби меня так же, как я тебя люблю. Я не желаю большего, т. к. я благоразумен и желаю лишь возможного». Возможно, последней фразой Салтыков своеобразным образом присягал на верность строгоновскому семейству, символом веры которого было наставление графа A.C. Строгонова сыну Павлу.

Самую важную часть из него, в частности, цитировал графу П.А. Строгонову его друг А. Чичерин: «Своим последним письмом вы доказали, что можно добиться всего, что хочешь (простое и прекрасное изречение вашего покойного деда). И поверьте мне: если вы скажете себе, что во что бы то ни стало хотите сделать что-то, и ваше желание будет достаточно сильно, — вы добьетесь успеха, несмотря на все препятствия».[59] Чичерин не совсем точно привел фрагмент послания графа Александра Сергеевича. Там есть такие строки: «Будь уверен, сын мой, что, когда желаешь только того, что достижимо, достигнешь всего, чего пожелаешь». То есть существовало важное дополнение: не просто желать, а желать того, что достижимо.

Иван Дмитриевич увлекался коллекционированием доспехов и оружия. 2 декабря 1832 года брат Петр писал ему в Москву: «Я сделал приобретение. Помнишь ли ты мое богатое турецкое седло с огромным черпаком, которое я давным-давно купил в Москве <…> и которое у меня всегда стояло в стеклянном шкапу? <…> Точно такое седло я недавно купил здесь, с той только разницею, что все серебро на нем белое вызолоченное, а чепрак и орчаг вместо малинового бархата покрыт розовым глазетом… Вместе еще достал я без седел два прибора с чепраками, также блестками вышитыми, но гораздо меньшего размера, один желтый тафтяной, а другой розовый… Еще я к тебе отправил две ноги и две перчатки рыцарские, которые ты, конечно, уже получил… Я выдумал для люстров и для стенных канделябров сделать хрустальные поддонники… из разноцветного стекла, зеленые и красные, граненые, которые весьма хорошо при свечках будут блестеть… Дорого стоят готические стекла… В горнице два окошка. В каждом два нижние стекла будут украшены кругом разноцветными простыми стеклами, посреди которых будут вставлено по одной только картинке готической, таким почти манером, как у тебя в кабинете; только у тебя рамка прозрачная, а у меня будет вставлены цветные стекла».[60] Готическими стеклами называли витражи, они были наиболее ценимым атрибутом замков, возводимых в России 1820-1840-х годов.

Вскоре князь скончался. Он был похоронен на Лазаревском кладбище неподалеку от усыпальницы. Скромная плита окружена решеткой изящного готического рисунка с опущенными вниз факелами.

Елизавета собирала акварели — в полной мере изящное женское собирательство. На выставку частных собраний 1861 года, организованную ее племянником графом П.С. Строгоновым (о предприятии еще будет сказано), светлейшая княгиня отправила произведения сразу нескольких западных мастеров, в том числе С. Корроди. Одна из принадлежащих Салтыковой акварелей К.П. Брюллова связана с памятью о Пушкине.

25 января 1837 года художник А.Н. Мокрицкий, ученик Брюллова, записал следующий эпизод посещения мастерской Пушкиным и В.А. Жуковским: «Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его дивными акварельными рисунками, но когда он показал им недавно оконченный рисунок „Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне“, то восторг их выразился криком и смехом <…> Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище; но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой…» Этого не произошло, потому что через четыре дня произошла самая знаменитая в российской истории дуэль.

К.П. Брюллов был также автором небольшого акварельного и большого парадного портрета Елизаветы, написанного маслом. На первом, исполненном «великим Карлом» в начале 1835 года, светлейшая княгиня представлена в черном, траурном платье на открытой террасе на фоне итальянских далей.

Светлейшая княгиня Е.П. Салтыкова в трауре по мужу. Возможно, Италия — лучшее место для утешения

Итак, в 1837 году Петр Садовников, в отдаленной западной части дачи графини Строгоновой начал строительство «замка Салтыковой». Несмотря на инициированный его петергофским Коттеджем готический стиль, император Николай I не одобрял подобных фасадов в столице, запретив, в частности, Огюсту Монферрану избрать его для собственного дома на Мойке. По этой причине дом появился на Строгоновской даче. Зависимый от прототипа, он в то же время выдает архитектора, не сумевшего полностью освободиться от канонов классической архитектуры. Так, в отличие от императорского Коттеджа, где Адам Менелас спроектировал четыре равнозначных фасада, мы отчетливо видим главный фасад, ориентированный на ворота из пудожского камня, и дорогу, разделившую Строгоновский сад на две части. Ворота представляют две соединенные решеткой четырехугольные тюдоровские же башни с зубцами и четырьмя бойницами.

Главный восточный фасад, как и в Петергофе, имеет три части и абсолютно симметричен. Центр его подчеркнут открытым тамбуром с зубцами и тюдоровской аркой, выложенной из красного кирпича. Другие элементы также заимствованы из английской архитектуры времени Тюдоров, в частности дворца в Хэмптонкурте. Тамбур здания фланкируют две деревянные многоярусные «башни», начинающиеся на уровне второго этажа и чуть напоминающие входы в замки, но более похожие на каминные трубы. Оригинальность композиции Садовникова состоит в постановке башен на колонны, вытесанные из известняка. Башни глухие в нижней части, но два верхних яруса имеют стекла, которые первоначально, возможно, были цветные. Они завершаются крошечными куполами со шпилем. Основание оформлено щитами, мотив которых подхвачен межэтажным поясом.

Несколько других башенок вместе с контрфорсами оформляют углы других фасадов. Этот прием затем аккуратно применен на всех фасадах.

Между башнями и над тамбуром эркер второго этажа. Вся центральная композиция завершается треугольным фронтоном, также напоминающим Коттедж. Два подобных фронтона, чуть меньшие над боковыми частями фасада. Внизу, на первом этаже — большие окна, разделенные на три части. На втором этаже сдвоенные окна. Между ними также оригинальный элемент: неглубокая филенка имитирует стрельчатую арки, над которой щит.

Вид гостиной дома Е.П. Салтыковой. Слева над камином — оружие из коллекции покойного мужа

Южный фасад более живописен. Его правая часть выступает вперед. В центре устроен еще один вход в замок под навесом. В левой части прямоугольный эркер первого этажа служит основанием для балкона с навесом.

Восточный фасад наиболее прост. Мы вновь видим эркер второго этажа под треугольным фронтоном.

Светлейшая княгиня имела достаточное представление о возможностях Петра Садовникова в области интерьера по материнскому кабинету в Марьино. Вероятно, она была недовольна той работой и в 1840 году для отделки интерьеров своего замка пригласила Гаральда Боссе, обладавшего целым рядом преимуществ перед своим коллегой. Он происходил из прибалтийских немцев, был моложе Садовникова (родился в 1812 г.), который никогда не был за границей и подлинной готики не видел, учился в Германии (Дармштаде), а в 1839 году получил звание академика Императорской российской академии художеств.

В последующие годы Гаральд Боссе принял участие в перестройке множества домов Строгоновых и их родственников, многие из работ перешли ему по «наследству» от П.С. Садовникова. Так, в частности, в 1846–1848 годах для светлейшей княгини Елизаветы Павловны он отделал интерьеры в стиле второго барокко на Большой Морской ул., 51 (начат 1845–1846 гг. С. Пономаревым и П.С. Садовниковым, фасад в стиле неоренессанса), и немедленно после этого, в том же 1848 году, перестроил особняк графа П.К. Ферзена, появившийся благодаря стараниям П.С. Садовникова на Английской наб., 48. Кроме того, Боссе отделал Белый зал в салтыковском доме на Дворцовой наб., 4 (1843 г.), в перестройке которого также участвовал П.С. Садовников.

28 декабря 1843 года управляющий Е.И. Бушуев писал светлейшей княгине: «С обойщиком Лизерс постараюсь расплатиться при первой возможности. После отбытия Вашего за границу, он представил два счета… на 30 404 рубля, употребленные на мебель и драпри для дачи, и на выписку из Франции материй, для городской Вашей квартиры, в доме матушки». Кто был автором и где располагались комнаты — одна из многочисленных загадок дома на Невском проспекте. Можно только предполагать, что они находились в новой части южного корпуса, едва построенном П.С. Садовниковым (об этом рассказывается в следующей главе).

«Готическая» могила князя И.Д. Салтыкова у подножия захоронения его супруги в русском стиле

К тому времени, 1843 году, Боссе завершил устройство интерьеров замка на Строгоновской даче, в них использовалось много материи. В гостиной, расположенной справа от парадного входа, ткани использовались, вероятно, для оформления верхней части стен, нижнюю декорировали дубовыми панелями (ими же оформлялись оконные проемы). Центральным украшением и здесь, и в других залах служили камины. В Гостиной над камином, как показывает рисунок Л. Премацци 1847 года, размещалось оружие, собранное светлейшим князем Иваном Дмитриевичем. Потолок, разделенный на квадраты с лепным рисунком, имитировал потолки английских замков эпохи Ренессанса.

В 1868 году, после кончины Салтыковой, тела супругов воссоединились на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры, а души на небе. Могила Елизаветы Павловны оказалась над могилой Ивана Дмитриевича. Дом чудом пережил XX век, испытав грубое соседство станции метро и исполнив роль особняка в фильме про Шерлока Холмса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.