Предисловие

Предисловие

Аника Строгонов, который жил в глуши северных лесов, вынужден был построить укрепленный дом, что-то наподобие замка, призванного уберечь имущество и хозяина — основателя династии, которой в 2015 году исполняется 500 лет. В дальнейшем Строгоновы построили множество новых жилищ, соперничавших с царскими. Зачастую их также именовали замками.

Любой настоящий дом, стены которого помогают, то есть дают силы, в сущности представляет собой замок, что выражено в английском афоризме «my home is my castle». Это прекрасно чувствовал император Павел I, который, только взойдя на престол, переименовал все прежние дворцы династии в замки. Он же построил Михайловский — главный замок России. Традиционно приведенное выше выражение переводится на русский язык словами «мой дом — моя крепость», хотя слово «castle» означает замок, а для обозначения крепости есть другое — «fortress». Замок, конечно, — маленькая крепость, легко превращаемая в цитадель полноценного оборонительного сооружения со стенами и башнями. Широко известное и за пределами Британии выражение «my home is my castle» в краткой форме отражает вожделенную мечту человека о неподверженной чужому вторжению частной территории.

Неприступность жилища является для владельца главным, поскольку дом представляет собой, прежде всего, убежище от реальных и мнимых угроз. Конечно, стены строения, создающие укрытие от внешних опасностей, иногда весьма эфемерная преграда, существующая только в воображении владельца. Тем не менее они часто все же исполняют свою спасительную роль в тот момент, когда владельцу удается скрыться в пределах собственных апартаментов, заперев дверь на все запоры. Покинув дом и положив ключи от него в карман, человек хочет быть уверен, что его вещи (вплоть до сокровенных тайн дневника) пребывают в сохранности. Но любое удаление от родных пенат причиняет беспокойство, ибо даже мнимая возможность прикосновения к личным предметам кого угодно, даже верных слуг, вызывает иногда сердечную боль.

Замок, вероятно, идеальная форма не только для феодала эпохи Средних веков, но и состоятельных людей в последующие времена, когда обороняться при помощи оружия приходилось не каждый день. Именно замок мог наилучшим образом показать необъятное богатство хозяина, его тонкий художественный вкус, силу воображения и мастерство избранного архитектора; внешний вид маленькой крепости должен был поражать друзей или завистников, отпугивать мнимых или реальных врагов. Наконец, облик фасада давал возможность признаться в верности памяти предков и уважении семейных традиций.

Замок Нойшвайнтайн, построенный баварским королем Людвигом II в Альпах в середине XIX в., идеальный пример владения феодала

Замок с непременной башней, с окнами-бойницами, с высокими трубами каминов — весьма живописное зрелище, особенно если такое жилище стояло на возвышенности, нависая над территорией владения. Да, замок наилучшим образом показывает положение в обществе. Именно в этом, судя по всему, секрет такой популярности неоготики в европейской архитектуре XVIII–XIX веков. В Англии готическая (замковая) традиция, кажется, вообще не прерывалась. Другое дело, что расположение в удаленной местности, на горе или, в крайнем случае, на холме, серьезным образом влияет на расходы владельца, и это обстоятельство привело к значительному уменьшению числа замков в Новое время. Любой другой дом — не на горе, без пушек, рва и толстых стен — представляется вынужденной заменой и все равно может рассматриваться как точный портрет (автопортрет) личности владельца. Его характеристика владельца отражается и в интерьерах дома. Зал придает жизни необходимую торжественность, кабинет — поле для созерцательности, столовая — ритуализирует прием пищи, спальня представляет собой храм сна и наслаждения и т. д.

В создании дома реализуется мечта каждого человека о собственном мире ценностей. Непрестанные переделки планов и внутреннего убранства строений свидетельствуют о развитии личности, требующей постоянного выражения. Один стремится к необыкновенному уюту, который является пределом его желаний; другой жаждет поместить в свое жилище как можно больше произведений искусства и именно они связывают его с жизнью; третий отдает предпочтение величине конюшни или гаража, ибо топот лошадей или звук мотора дарят ему высшее наслаждение; четвертого заботит исключительно вид из окон, поскольку он — созерцатель. В общем, то, где и как построен и отделан дом — более чем достаточная характеристика владельца.

Средневековый характер Михайловского замка российского императора Павла I наилучшим образом читается с высоты птичьего полета

Истинный монарх должен жить в замке. Это показали нам «романтики власти» Людвиг II и Павел I. Второй из них, будучи великим князем, в разговоре с венесуэльцем Франсиско Мирандой, рассуждая о том, что люди в России слишком торопятся со строительством домов, и оттого те получаются непрочными, заметил: «Причина состоит в том, что в этой стране нет ничего надежного, а потому все хотят наслаждаться, ибо что будет завтра, неизвестно, и нужно успеть воспользоваться моментом».[1]

На мой взгляд, «российский Гамлет» имел в виду, что серьезное дело строительства, требующее внимания и спокойствия и не допускающее спешки, в России исполняется не должным образом. Здесь следует заметить, что с точки зрения ценности художественного замысла облика строения очень важно как можно скорее его воплотить в жизнь, ибо чаще всего он меняется раньше, чем фиксируется в камне. Особенно это касается больших городских соборов: они строились десятилетиями и даже столетиями, за время их возведения успевали смениться несколько эпох в развитии искусства.

При рассмотрении макета видна общая архитектурная композиция Строгоновского дворца: здания по сторонам двора в форме неправильного четырехугольника

Высказываясь подобным образом, великий князь Павел Петрович, желавший иметь дом в его истинном, староанглийском, понимании, опирался, прежде всего, на опыт предшествующих десятилетий XVIII столетия. И, по иронии судьбы, сам оставил истории пример скоростного и заброшенного «проекта». Его резиденция на слиянии Мойки и Фонтанки в Санкт-Петербурге — недостроенный и долго разоряемый дом, кстати, названный, задуманный и строившийся как замок, стал зримым воплощением правления и жизни Павла I: он распорядился о возведении его стен в первый день своего царствования и был убит в нем. Замок представлял собой метафорический образ государства Российской империи.

Определение «замок», разумеется, в самом широком толковании слова, можно отнести едва ли не ко всем строгоновским домам, не исключая растреллиевский шедевр на Невском проспекте. Его следует признать замком, во-первых, благодаря отчасти таинственному двору, ворота которого по-прежнему закрываются на ночь, как и в XVIII веке, и, во-вторых, многочисленным загадкам его истории. При всей кажущейся открытости и своей внешней привлекательности, здание представляет собой сложный ребус. Еще сто лет назад тонкий знаток и любитель искусств А.Н. Бенуа, долгое время желавший посетить здание, назвал его зачарованным местом. Мы многое узнали с тех пор, но принципиально мало что изменилось. Семья Строгоновых весьма успешно препятствовала проникновению за стены своего жилища.

Картинная галерея дома Строгоновых на Невском проспекте в тот момент, когда первоначальный порядок сменился «хаосом коллекционера». Фото 1865 г.

Дом Строгоновых на Невском проспекте принадлежит к числу интереснейших зданий Санкт-Петербурга. «Всякий, кто был в Петербурге и прошелся хотя бы один раз по Невскому проспекту, не мог не остановить свои взоры на старинном доме, находящемся близ Полицейского моста, на углу Невского проспекта и набережной реки Мойки», — так начал Н.М. Колмаков свой большой, достойный ранга краткой монографии, очерк «Дом и фамилия Строгоновых. 1752–1887».[2] В нем автор связал в единое целое здание и судьбы его владельцев, и он так и остался единственным трудом, апробированным Строгоновыми. Весьма возможно, они не давали санкции на более существенное исследование. И это одна из причин, по которой теперь мы очень мало знаем о Строгоновых. Будучи подчеркнуто честным, мне следовало бы едва ли не на каждой странице писать «не установлено», «неизвестен» и т. п. Но, боюсь, подобный текст имел бы слишком пессимистический настрой и не приветствовался бы издателем.

Кстати, мы даже не знаем происхождения фамилии Строгоновых и потому не существует единства в ее написании, кто-то пишет Строгановы. Н.М. Колмаков ставил три буквы «о», что, видимо, ему казалось правильным и что, судя по всему, было внушено графом Сергием Григорьевичем — так именовал себя один из последних представителей семьи, который интересовался происхождением своего рода и его историей. К сожалению, он весьма последовательно превращал свой дом в замок в смысле неприкосновенности частной жизни. Можно даже подозревать его в уничтожении, по примеру старшего брата Александра, архива семьи, в частности, без сомнения, богатейшего эпистолярного наследия графа Александра Сергеевича. Будем считать, что мы знаем достаточно или ровно столько, сколько мы должны знать о династии по мнению ее представителей.

Обратите внимание на то, что первый описатель здания — Николай Маркович Колмаков, называл его домом. Именование дворцом вопреки сложившейся семейной традиции и иерархии зданий XVIII века закрепилось за зданием после написания А.Н. Бенуа очерка для журнала «Художественные сокровища России» (1901 г.). Именно тогда впервые было опубликовано описание родового гнезда, и там здание называлось дворцом. Этот дом Строгоновых всегда привлекал внимание горожан причудливым старинным фасадом, а после публикации очерка А.Н. Бенуа стали известны кое-какие подробности его художественного оформления.

Н.М. Колмаков — юрист и гувернер детей княгини А.П. Голицыной, урожденной графини Строгоновой, является первым из двух мемуаристов, поставивших основные сведения о династии. Не следует упускать из внимания то обстоятельство, что второй — Ф.И. Буслаев, также долгое время был гувернером, воспитывая детей графини Н.П. Строгоновой, преподавая им, а затем и ее внукам, русский язык. В силу своей профессии лучшие гувернеры оказываются не только людьми, которые с неизменным успехом замещают родителей в сердцах своих воспитанников, но и становятся свидетелями самых сокровенных секретов дома, с которыми они рано или поздно расстаются, особенно если их обижали работодатели. В таком случае они выворачивают оставленный дом наизнанку, рассказывая о всех секретах и психологии обывателей дома. Буслаев вначале опубликовал «Воспоминания». Затем, дождавшись ухода из жизни действующих лиц, составил «Дополнения», стараясь донести до читателя важные семейные тайны. Некоторые другие из них поведал нам Колмаков.

Строгоновы, которые в лучший для семейства период на рубеже XVII–XVIII веков владели вотчиной примерно в 10 миллионов десятин (гектаров), производили помимо всего другого столь дорогой и важный продукт, как соль, они способствовали освоению Сибири (а также дали повод для изобретения бефстрогонов), — теперь мало известны. Музей, который рассказывал о семействе сквозь призму художественной коллекции, просуществовал в доме на Невском всего десять лет (1919–1929). Многие из петербуржцев после посещения этого музея долго помнили фамилию прежних владельцев. Но с течением времени знание о меценатах и их благотворительности утратилось вслед за исчезновением с карты города Строгоновской улицы, Строгоновского моста и Строгоновской набережной, а также с закрытием или ликвидацией других их владений в России и за ее пределами. Итак, у них был один, так сказать почетный, дворец, которому уделено наибольшее внимание в этой книге, где в той или иной степени затрагивается история двух десятков городских или усадебных домов рода. Некоторые из них принадлежали семейству на протяжении многих десятилетий и неоднократно перестраивались в соответствии с меняющимися вкусами.

В 1692 году именитый человек Г. Д. Строгонов получил от царей Петра и Ивана V грамоту на свои земельные владения.

Вид документа, написанного на шелке, соответствовал его значимости. Его длина достигает 3,5 м. Фрагмент грамоты

И последнее замечание. Строгоновский дом — это не только жилище, в городе или живописной сельской местности, но и храм, а также школа или другое учебное заведение, яхта и боевой корабль. Строгоновский дом — это также и гроб, именовавшийся в старину домовиной. Не ждите, правда, рассказа о строгоновских гробах. Таким материалом, который, наверное, мог бы показаться кому-то интересным, едва ли кто обладает. В этой части мне представляется целесообразным описать насколько возможно обстоятельства смерти того или иного представителя семьи, слухи и оценки события, сами похороны и монументы на кладбищах, если они были воздвигнуты. Строгоновский дом, наконец, это иногда особая психологическая атмосфера в семье, не всегда положительная, что отражалось на поведении и судьбе барышень Строгоновых при попадании в другие семьи.