Глава 9 Игра со временем

Глава 9

Игра со временем

«Живя летом при дворе, то в Царском, то в Петербурге, граф по часту приезжал и на дачу Здесь на площадке противу дома раскинуты были палатки, где каждое воскресенье играла музыка. Сам граф, одетый в куртку из зеленой материи, вмешивался в ряды гуляющих, вступал с ними в разговоры и казался простым хозяином-гражданином. Но балы, даваемые им всему двору, в честь императрицы, были великолепны и не только не уступали своею роскошью, изяществом и вообще обстановкой балам, дававшимся другими лицами, но превосходили их. Одним словом, граф Александр Сергеевич, вместе с другими вельможами, умел показать все величие русского двора», — несколько наивно писал Н.М. Колмаков[22] о мызе Мандуровой, которую вскоре все знали как Строгоновскую дачу.

Располагаясь на Выборгской стороне за Каменным островом и соединяясь с ним наплавным мостом, она относилась к типу общественного сада Века Просвещения. Неоднократно принимая своих друзей и гостей российского государства, граф желал показать и высоким, и простым жителям города постройки и монументы разных народов. Несмотря на открытый характер дома графа на Невском проспекте, коллекции оставались известными лишь небольшому кругу людей. Здесь же на значительной территории уникальные памятники истории смогли увидеть те, кто никогда бы не попал в палаты на Невском проспекте. Среди них важнейшее место отводилось загадочной гробнице.

Осведомленный И.Г. Георги отметил в своем описании Петербурга важнейшую достопримечательность сада: «Привезенный сюда в прежнию с турками войну… под предлогом, будто бы был гроб Омира».

В действительности, графа Александра Сергеевича обманул голландский авантюрист Паш фон Кринен, автор удачной публичной кампании. «Сосватанный» им Строгонову саркофаг датируется III веком н. э. и потому, конечно, не имеет никакого отношения к легендарному поэту. Возможно, граф подозревал голландца в подлоге, но не слишком огорчался, согласившись на иную версию: он считал свое сокровище гробницей Ахиллеса. И правда, на нем изображен во дворце царя Скиросского этот античный герой, переодетый в женское платье, но разоблаченный благодаря хитрости Одиссея.

Мраморный саркофаг — самый устойчивый «бренд» Строгоновского сада

Сохранившиеся изображения Строгоновской дачи в первый момент создают впечатление свободного расположения сооружений, но затем становится очевидным замысел композиции, спланированной заново или, возможно, усовершенствованной А.Н. Воронихиным. Архитектор предусмотрел зрительскую центральную ось обзора: она начиналась от дома, шла с севера на юг, пересекала луг и пруд, достигала статуи Нептуна на гиппокамах (морских конях) и заканчивалась искусственным островом на расширенной в этом месте Черной речке. Именно так, кстати, при создании своих садов поступал Гюбер Робер. Да и Чарлз Камерон что-то подобное устроил в Павловске на реке Славянка.

На острове находился сложенный из диких камней грот, его создание связано, вероятно, с воспоминаниями о путешествиях в молодости графа Александра Сергеевича. На гроте стояла мраморная (по всей видимости) реплика Точильщика из флорентийского музея Уффицы. В настоящее время его атрибутируют как римскую копию с эллинистического образца неизвестного эллинистического мастера и связывают с группой произведений на тему Одиссеи из городка Сперлонги, расположенного в 116 километрах на юг от итальянской столицы на берегу Адриатического моря. Там находилась вилла императора Тиберия, частью ее был сохранившийся до наших дней грот на берегу Адриатического моря, он и дал название городку. Другой грот, Сибиллин, Строгонов видел в 1755 году во время поездки из Рима в Неаполь.

Центральная часть парка A.C. Строгонова. За скульптурой Нептуна на гиппокамах (морских конях) виден остров с гротом и хижиной. Слева — «древний», справа — «современный» мосты

В Строгоновском саду были сделаны декорации для «иллюстрированного» античного сочинения. В результате бури, учиненной богом морей Нептуном, Одиссей оказывается на острове, где его и встретила нимфа. В разных местах парка размещались образцы мусульманской, китайской и египетской архитектуры, как указания на места странствий героя. На остров перекинули два моста, казавшиеся произведениями разных эпох. Первый отличался конструктивной ясностью и был выполнен из дерева. Второй построен из кирпича и облицован камнем для имитации древнего облика. Руина, чаще всего рукотворная, — непременный и важнейший элемент английского парка, который представлял собой Строгоновский сад в тот момент. Вероятно, в этом месте рассказа следует процитировать французского садовника и поэта Жака Делиля:

Но свежесть, роскошь, блеск строений современных

Сравнится ль прелестью с таящейся в стенах

Старинных крепостей суровой красоты?

Как привлекателен шершавый и простой

Их камень, мхом, травой и плесенью покрытый,

Хранящий дух легенд, дождем веков омытый!

Для созерцания всех упомянутых сооружений предназначался знаменитый воронихинский павильон, за ним, так же как и за садом, закрепилось название «Строгоновская дача» — прекрасный маленький дворец, или вилла. В качестве «оппозиции» ей построили «хижину» на острове, она представляла собой двуэтажное, квадратное в плане здание, увенчанное голубым куполом. Нижний рустованный этаж прорезали огромные венецианские окна с цветными стеклами. Наверху был единственный зал, окруженный широкой коллонадой.

Вид на дачу графа Александра Сергеевича из грота, истинные размеры которого были много меньше, чем представляется на этой акварели С.Ф. Галактионова

Вскоре после завершения перестроек на даче состоялся праздник. Французская портретистка Элизабет Виже-Лебрен описала следующим образом: «Со всех сторон к нам подплывали лодки… В три часа мы поднялись на крытую террасу, обрамленную колоннами, куда ото всюду проникал дневной свет. С одной ее стороны можно было наслаждаться видами парка, с другой — зрелищем Невы, покрытой тысячами лодок, более или менее украшенных… На этой же террасе нам подали превосходнейший обед… Во время нашей трапезы раздавались сладостные звуки духового оркестра, великолепно исполнившего увертюру к „Ифигении“… После обеда мы соврешили прелестную прогулку по парку, а к вечеру снова поднялись на террасу, откуда при спустившихся сумерках наслаждались зрелищем нарочито устроенного для нас фейерверка, каковой, отражаясь водах Невы, производил магическое впечатление».[23]

Эти развлечения были частью «греческого вечера», устроенного Строгоновым в честь французской эмигрантки и ставшего своего рода презентацией его сада. Рассказ о празднике помещен в самом начале российского эпизода мемуаров. Поэтому может сложиться впечатление, что он состоялся в июле 1795 года, сразу после приезда художницы.

Однако следует иметь в виду, что источник представляет собой не подобие дневника, а довольно свободный текст. Воспоминания эмоциональной дамы впоследствии смешались, и она расположила их в свободном порядке. «Греческий вечер» не мог проходить ранее 1796 года, когда дача Александра Сергеевича приобрела классический вид.

Чудом уцелевший уникальный лист. План первого этажа Строгоновской дачи, выполненный А. Ринальди, был превращен в рабочий А. Воронихиным, тот в целях экономии времени и средств непосредственно на листе предшественника показал графу свои предложения

В настоящее время достаточно хорошо известно, как создавался этот воронихинский шедевр. За образец переустройства зодчий взял галерею в Царском Селе, едва законченную тогда Чарлзом Камероном и позднее получившую его имя. На первом этапе работ архитектор Федор Демерцов (он на короткое время привлекался к проектированию) сочинил проект, в котором точно воспроизвел фасад шотландца, но для меньшего по объему сооружения. При сохранении фронтона здание оказалось бы тяжеловесным. Строгонов это понимал и отстранил Демерцова от дальнейшей работы. Воронихин — мастер более свободный в полете своей творческой мысли — отказался от давления прототипа и добился легкости здания, увенчав его куполом и устранив фронтон. Разобрав верхние деревянные конструкции, архитектор максимально сохранил кирпичные стены внизу. Заменив окна, он обогатил боковые фасады рельефами и колоннадами.

Как и другие русские богачи, Александр Сергеевич стремился добиваться первенства во всем, и надо отметить намерения исполнялись. И.М. Долгорукий, описывая празднования воскресений на Строгоновской даче, стоившие каждый раз хозяину 500 рублей (огромную сумму), свидетельствует об участии в гуляниях всех сословий; горожане в конечном итоге предпочли веселиться здесь, а не на даче Л.А. Нарышкина «Ба-Ба», располагавшейся на Петергофской дороге. Прежде именно там предпочитали бывать петербуржцы, что вызывало ревность Александра Сергеевича.

Панорама набережной Большой Невки в период расцвета Строгоновской дачи. Слева направо видны жилые постройки 1790-х гг.: дом Александра Сергеевича, флигель барона Александра Николаевича и дом Павла Александровича. Рисунок, положенный в основу гравюры, был исполнен с Каменного острова, откуда можно было переправиться к Строгоновым по плашкоутному (наплавному) мосту

Руинный мост на Строгоновской даче

Парки, насыщенные в большей или меньшей степени «рассказывающими» павильонами, часто создавались в Европе по заказам просвещенных вельмож и просвещенных монархов. Как правило, он окружал летний дворец своего создателя. В России наилучший пример — Царское Село императрицы Екатерины II. Строгоновский случай характерен тем, что его сад находился на значительном удалении от городского дома, а владелец ограничился относительно небольшим жилищем. Другой особенностью была установка здесь (довольно случайная) гробницы, связанной благодаря предприимчивости авантюриста с легендарным поэтом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.