Глава XXIII

Глава XXIII

«Соборная Украина» как органическая часть СССР и социалистической индустриальной цивилизации (коммунистического глобального проекта). Потеря Украиной характера буферной территории и региональные противоречия ее пространства. Незавершенность трансформации украинского аграрного этноса в индустриальное состояние. Сужение культурной автономии и украинское диссидентство (60–80 гг. XX в.)

Завершение Второй мировой войны привело к глубоким геополитическим и цивилизационным изменениям на пространстве как Европы, так и Азии. Был уничтожен нацистский глобальный проект, прекратили существование японская и итальянская колониальные империи. Французская и английская колониальные империи вступили в состояние перманентного распада.

Зато продолжали стремительное развертывание коммунистический и рыночный глобальные проекты во главе с СССР и США.

Причем развертывание этих проектов, правда различными путями, начинается еще в конце Второй мировой войны. Уже в середине 1944 г. в Бреттон-Вудсе руководство США провело конференцию, на которой были заложены основы будущей экономической и финансовой организации мирового рыночного хозяйства. В частности, доллар приравнивался к золоту и становился мировой валютой, а также создавался Международный валютный фонд.

Бреттон-Вудские соглашения стали фундаментом для послевоенного развертывания глобального рыночного проекта под главенством США. В этом проекте получала развитие доктрина «открытых дверей», выдвинутая американским руководством еще в начале XX в. В первые послевоенные годы, стремясь укрепить позиции рыночного глобального проекта в западных регионах Европы, США провели в жизнь «План Маршалла», по которому разрушенная войной Западная Европа получила миллиарды долларов безвозмездной помощи. При этом вливаемая финансовая помощь должна была идти на закупку товаров именно в США.

Следовательно, американская поддержка западноевропейского экономического восстановления был крайне необходима и самим США. Этим создавались дополнительные рынки сбыта для американских товаров, без чего американскую экономику могла снова охватить хозяйственная депрессия, имевшая место на протяжении 30-х гг.

Но у «Плана Маршалла» были и важные политические цели. Американский глобальный проект не был единственным после окончания Второй мировой войны. СССР, несмотря на громадные потери за годы войны и на тяжелейшее состояние народного хозяйства, будучи экономическим карликом в сравнении с США, благодаря тотальной милитаризации и огромной армии продолжил развертывание коммунистического глобального проекта. Причем уже не только в Европе, но и в Азии, а позднее в Африке и даже в Латинской Америке, которую США считали пространством своего безусловного преобладания.

Однако процесс послевоенного восстановления протекал крайне болезненно и даже трагически. Развертывая Бреттон-Вудскую систему и «План Маршалла», американцы рассчитывали экономически подчинить СССР, чье хозяйство находилось в разрушенном состоянии. Но Сталин и его окружение понимали всю бесперспективность открытого экономического сотрудничества для коммунистического глобального проекта. Интеграция в структуру мировых рыночных отношений означала бы полное подчинение советской экономики, а значит и политической системы, американской и западноевропейской. Поэтому послевоенное восстановление не могло, как в Западной Европе, проходить за счет американских безвозвратных кредитов.

У советского восстановления экономики были другие источники. Внешние — взимание репараций с побежденных стран, Германии и ее союзников, демонтаж и вывоз с их территорий сотен предприятий, труд военнопленных. Внутренние — сверхэксплуатация труда населения СССР. Причем в наибольшей степени эксплуатации подвергались низшие сословия и слои советского общества: земледельческое население — колхозники, и рабы советской системы — заключенные ГУЛАГа.

Украина и украинцы по целому ряду причин особенно сильно были затронуты сверхэксплуатацией. С одной стороны, вся территория Украины была в той или иной степени охвачена боевыми действиями, и хозяйственная структура ее подверглась особенно сильному разрушению. К тому же в западных регионах и после окончания мировой войны продолжались боевые действия, тормозившие процесс восстановления экономики и мирной жизни вообще.

С другой, руководство СССР по-прежнему видело в Украине важного производителя и поставщика товарного продовольствия. Тогда как состояние ее сельского хозяйства было таково, что Украина едва могла обеспечить продовольствием свое население. К тому же в 1946–1947 гг. республику охватил неурожай, что привело к массовому голоду. По различным оценкам, умерло от недоедания и болезней около полумиллиона человек. Но это не мешало сталинскому режиму вывозить с Украины зерно, в том числе за пределы СССР для поддержки коммунистических режимов в Восточной Европе, также охваченной неурожаем. Украина снова превращалась в плацдарм для развертывания коммунистического глобального проекта далее на запад.

Особенность ее территориальной консолидации состояла в том, что в послевоенный период в состав УССР были включены почти все территории, заселенные украинцами или русинами, как себя называла не только часть населения Прикарпатья, но и почти все население Закарпатья. Теперь в результате мощного административно-полицейского давления советского режима все русины должны были превратиться в украинцев.

Сталинскому режиму это нужно было для оправдания окончательного присоединения к СССР и УССР Прикарпатья, части Буковины и Закарпатья. Эти территории, по большей части со смешным населением, были отторгнуты от Польши, Румынии и Чехословакии соответственно. Причем, многие тысячи поляков были депортированы в Польшу.

Так была сформирована коммунистическим режимом «соборная» Украины: весьма и весьма пестрое в этническом, конфессиональном, культурно-историческом отношении административное образование. Но часть территорий также со смешанным населением: Подляшье, Холмщина и др. наоборот, были включены в состав Польши, коммунистическое руководство которой в ходе операции «Висла» насильно расселило украинское население на западных территориях.

Процесс этнического и территориального размежевания, проведенный коммунистическими режимами СССР, Польши и Чехословакии, несмотря на его жесткий, нередко бесчеловечный характер, в целом оздоровил украино-польские отношения, отягченные столетиями взаимной ненависти.

В результате создание под главенством СССР в Восточной Европе коммунистического блока государств изменило не только внутреннюю территориальную структуру Украины, но и ее геополитическое положение. Мы видели, что в межвоенный период через украинские регионы проходила советско-польская граница, и украинская карта активно разыгрывалась как СССР, так и целым рядом европейских государств: Германией, Чехословакией и др.

Теперь, после этнического и территориального размежевания и создания социалистического блока государств, объединенные в составе УССР украинские земли оказались глубоким тылом коммунистического глобального проекта. Они должны были приобрести единообразную советскую социальную структуру и представлять собой надежный фундамент для мирового развертывания этого глобального проекта.

В действительности региональная, этническая и социальная структура УССР во второй половине XX в. была весьма далека от однообразия. Если для восточных и центральных областей возврат к советской организации общественной жизни был уже чем-то естественным, то западные области Украины должны были пережить крайне болезненный насильственный процесс социально-экономической трансформации.

Например, в земледельческих районах, где проживало абсолютное большинство западноукраинского населения, в 1948–1949 гг. была проведена коллективизация. Уже в 1950 г. колхозы объединяли 98 % ранее самостоятельных хозяйств. Коллективизация на Западной Украине несла в себе не только хозяйственное, но и военно-политическое содержание. Исчезновение мелких единоличных хозяйств затрудняло борьбу партизан ОУН-УПА с советским режимом. Неудивительно, что именно к 1950 г. в основном партизанские группировки националистов были разгромлены, погиб, возглавлявший УПА Роман Шухевич. Утверждение коллективизации резко сужало социальную и экономическую базу вооруженной борьбы ОУН-УПА.

Однако даже после утверждения на Западной Украине советской социально-экономической структуры региональные различия, особенно между Востоком и Западом, оставались глубокими. Причем сразу по нескольким важным причинам. В СССР всегда проводилось не афишируемое, но действенное деление населения на привилегированные и пораженные в правах слои населения. Так, после завершения Гражданской войны, в 20–30-е гг., всячески ущемлялись в правах и подергались репрессиям явные антибольшевистские слои: бывшие дворяне, буржуазия, русская интеллигенция, церковнослужители, не говоря уже об офицерстве.

После завершения Великой Отечественной войны репрессиям и поражению в правах уже подверглись не только социальные группировки населения (например, оказавшиеся под оккупацией на принудительных работах или в плену), но и целые народы и этносы. Например, крымские татары, чеченцы, калмыки, частично западные украинцы. В частности, несколько сот тысяч их были высланы в восточные районы СССР за действительное и мнимое содействие бандеровскому подполью.

В целом в своей массе западные украинцы получили тавро неблагонадежного субэтноса внутри украинского населения. Даже на востоке Украины, не говоря уже о России или Белоруссии, закрепилось их презрительное прозвище — «бандеровцы», равносильное предателю.

Такое негласное, но действенное неравенство населения восточной и западной части Украины дополнялось вполне осязаемым экономическим неравенством. Практически весь индустриальный потенциал Украины был сосредоточен на востоке республики: в Донбассе, Днепропетровской, Запорожской, Харьковской областях. Причем крупнейшие города этих регионов по-прежнему были русскоговорящими. Половина и даже большая часть горожан Харькова, Донецка, Луганска, Днепропетровска, Запорожья была этнически русскими. Причем приток русских в промышленные центры Восточной Украины после войны даже усилился.

Современные украинские историки трактуют это как русификацию украинской территории, поддерживаемую коммунистическим режимом. Но такое представление не более чем идеологический прием. В действительности, такой регион, как Донбасс, собственно Украиной никогда и не был. Как мы знаем, к ней Донбасс присоединили кайзеровская Германия с целью грабежа, а затем большевистский режим, с целью создания в противовес Украины Грушевского и Петлюры другой, альтернативной псевдо-Украины.

Таким образом, большевистский режим на протяжении всей своей истории умело и беспощадно манипулировал Украиной и украинством, то содействуя его развитию, то жестоко подавляя, то противопоставляя одну Украину другой. В этом и кроется историческая правда, которую всячески игнорируют все украинские историки. Для них эта правда хуже любой лжи.

Неудивительно, что периоды поощрения украинства большевизмом, как это было в 20-е гг., сменялись периодами жестких репрессий. И это не была воля случая или прихоть большевистских диктаторов. Отношение между большевизмом и украинством определял ход развертывание коммунистического глобального проекта. Сразу после Второй мировой войны продолжался период жестких репрессий протии украинства, потерявшего свою привлекательность и полезность для системы сталинизма.

Стремительное развертывание коммунистического глобального проекта в Европе и Азии делали Украину внутренним пространством формировавшейся социалистической индустриальной цивилизации. Фронт противостояния с американским глобальным проектом продвинулся далеко на запад, в Европу: в центр разделенной на ГДР и ФРГ Германии. Все более актуальной становилось усиление внутренней консолидации СССР, подавление национального сепаратизма и даже чрезмерного национального своеобразия. И украинского, в первую очередь.

В результате, русский язык и русская культура, поставленные почти вне закона в 20-е гг. на Украине, были хотя и далеко не полностью, но реабилитированы. Этому в немалой степени способствовал ход Великой Отечественной войны, когда именно русские, русский народ оказался последним рубежом, остановившим нашествие нацистов под Сталинградом и на Курской дуге. К тому же развертывание глобального коммунистического проекта требовало выбора какого-нибудь одного языка общения на все расширявшемся его пространстве в Европе и Азии. Понятно, им не мог стать, например, украинский, или иврит, или польский. Ведь коммунистический глобальный проект зародился в России. Так что частичную реабилитацию пережил и русский язык как основной и более развитый, и даже русская дореволюционная, во многом дворянская, культура.

Сталин еще в конце 20-х гг. нашел идеологическое оправдание особому статуса русского языка на пространстве коммунистического проекта. Было объявлено, что это язык, на котором творил вождь мирового коммунизма Ленин. Хотя известно, что Ленин этнически не был русским.

Поэтому продолжение украинизации в том виде, какой она была в 20-е гг., противоречило новому состоянию коммунистического проекта. Ведь это была борьба с языком Ленина! А без государственной поддержки и насильственной украинизации украинский язык и украинская культура не могли на равных конкурировать с русским языком, имевшим более чем тысячелетнюю историю, и русской культурой, оказавшей в XIX–XX вв. существенное влияние даже на всю мировую культуру. Этим объясняется, например, факт введения в 1958 г. права выбора родителями языка преподавания в школах Украины. Причем, несмотря на протесты украинской интеллигенции, стремившейся сохранить свое привилегированное положение в сфере языка, Хрущев поддержал право выбора.

Эти факторы и определили вплоть до конца 80-х гг. внутреннее языково-культурное русско-украинское противоборство на Украине. Пространственно оно определилось как противостояние юго-востока и запада. Причем, как уже подчеркивалось, коммунистический режим поддерживал промышленный и сильно русифицированный юго-восток. Даже в нач. 80-х гг. в самой столице Украины Киеве, как и 100 лет назад, повсеместно была слышна именно русская речь. В середине 80-х гг. сфера преобладания украинского языка все сужалась. Он просто не выдерживал здоровой конкуренции с русским. Да было бы и неестественно, если бы полуискусственный, узкорегиональный язык вдруг начал вытеснять язык, исторически развивавшийся из глубин русского этноса и православия на протяжении более чем тысячи лет.

Вместе с тем было бы неверно представлять дело так, что советский режим был сугубо прорусским и даже являлся новым изданием русской империи. Наоборот, как мы видели ранее, Октябрьский переворот в 1917 г. носил именно антирусский характер, был разрушением исторической русской государственности. Поэтому некоторая реабилитация русскости вовсе не означала возврата к политике русского национализма образца времен Российской империи. Жестко и последовательно провозглашалась и фактически проводилась политика интернационализма, равносильного денационализации. И в отношении русских не меньше, чем в отношении украинцев. Насаждался особый тип патриотизма — советский.

Так, если русской культуре было возвращены режимом такие дворянские поэты, как Пушкин или Лермонтов, то и Украина вся покрылась памятниками Тарасу Шевченко, которых было, наверное, не меньше, чем памятников большевистскому пророку Ленину. Много публиковались и широко были известны произведения и других видных украинских писателей, например, Леси Украинки, Ивана Франка, Марко Вовчок и т. д.

Идеология интернационализма в полной мере соответствовала глобальному коммунистическому проекту, реализацию которого как раз осуществляли последовательно вожди советского режима: Ленин, Троцкий, Сталин, Хрущев и Брежнев.

Поэтому наступление на украинский национализм было только одной, и отнюдь не единственной, стороной послевоенной внутренней политики советского режима на Украине. Другой его стороной стало придание украинской государственности некоторых атрибутов независимой страны, например, голоса в ООН, расширения территориального пространства за счет целого ряда территорий: Галиции, Буковины, Закарпатья, наконец, в 1954 г. Крыма. Отторгнут он был как раз от России, при том что население последнего процентов на 90 состояло из русских!

Невозможно отрицать факта, что на протяжении послевоенных десятилетий Украина оказалась весьма жестко интегрирована в общую структуру не только СССР, но и всей социалистической цивилизации. Более того, можно говорить, что она превратилась в типичную советскую республику, своего рода эталон национального образования в структуре глобального коммунистического проекта. Причем уровень жизни населения Украины был одним из самых высоких на пространстве СССР. Особенно в восточных, промышленно развитых регионах. В частности, был выше, чем в соседних регионах России.

И не только из-за относительно высокого уровня развития экономики Украины по сравнению с другими республиками СССР, сколько из-за перекачивания за бесценок сырьевых ресурсов из России. Особенно это относится к нефтепродуктам и природному газу. Неудивительно, что за послевоенный период, прежде всего на востоке Украины, сложился исключительно энергоемкий индустриальный комплекс, доживший в усеченном виде до сего дня. Поэтому он был достаточно эффективным до того времени, пока входил в единое комплексное хозяйство СССР.

Следовательно, нахождение в поле развертывания глобального коммунистического проекта имело для Украины не только серьезные отрицательные, но и немало положительных моментов. Именно: за несколько десятилетий развития этого проекта украинский этнос перешел в новое состояние, превратившись из аграрного в индустриально-аграрный.

Соответственно, вместе с остальными территориями Советского Союза, УССР прошла все послевоенные периоды советской истории, практически не отличаясь сколько-нибудь значительным своеобразием. Так, после смерти Сталина (март 1953 г.) Украина, как органическая часть СССР, перешла в новое состояние — «оттепели». Ее проводил один из ближайших сотрудников Сталина, многолетний руководитель Украины Никита Хрущев. Это был курс на определенную либерализацию коммунистического режима, причем достаточно радикальную. Так, был подвергнут жесткой критике культ личности Сталина на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.). Были осуждены массовые репрессии, которым подверглись миллионы невинных людей, часть из которых была реабилитирована.

Важно заметить, что хрущевская «оттепель» вовсе не была лишь результатом стечения обстоятельств или следствием личной отваги Хрущева. Если эти факторы имели значение, то лишь как второстепенные. Главная причиной настоятельной необходимости отказа от сталинизма (т. е. от террористического режима власти) заключалась в том, что СССР прошел наиболее кровавый период своей истории, когда происходило формирование сословного строя. К середине 50-х гг. практически все население СССР было загнано в сословия (номенклатуры, рабочих, колхозников, военных и т. п.) и проведение дальнейших массовых репрессий и чисток становилось не только не нужным, но и вредным как с точки зрения политической, так и экономической.

К тому же, после завершения Второй мировой войны коммунистический глобальный проект вышел далеко за пределы одной страны — СССР, вступив в открытую конкуренцию и конфронтацию с американским глобальным проектом. Это требовало смягчения наиболее одиозных явлений коммунистического режима. Например, уничтожения института государственного рабства, существовавшего в системе ГУЛАГа, обеспечения хотя бы элементарной безопасности индивида в отношениях с государством, смягчения неравноправного положения колхозников и т. д.

Либерализация коммунистического режима, связанная с хрущевской «оттепелью», ликвидация ГУЛАГа и массовый пересмотр прокуратурой УССР следственных дел и вынесенных приговоров (на 5,5 млн. человек), а также амнистия привели в 1959 г. к освобождению почти всех политзаключенных. Так, уже к 1957 г. было освобождено почти 70 000 участников движения ОУН-УПА. Более 2,5 млн. человек, подвергшихся репрессиям, было снято с учета в КГБ. Фактически это означало реабилитацию, в том числе и посмертно.

Особенно показательно, что вместе с Хрущевым к руководству в КПСС и в СССР в годы «оттепели» пришла украинская партийная группа. Новый лидер столкнулся с жестким противодействием курсу на десталинизацию со стороны многолетних соратников Сталина: Молотова, Ворошилова, Кагановича, Маленкова. Неудивительно, что он стремился опереться в борьбе со сталинистами на партийных деятелей с Украины, которой руководил многие годы. Так в высшем эшелоне власти СССР появились Брежнев, Подгорный, Кириленко, Полянский и другие выходцы с Украины. Министром обороны был назначен маршал Малиновский, командовавший в годы войны украинскими фронтами. Причем сменил он в 1957 г. не кого-нибудь, а самого Жукова.

Но это не была, как может показаться, украинизация руководящих структур СССР. После смерти Сталина имели место более сложные процессы в национальной структуре высшего слоя коммунистической партноменклатуры.

С одной стороны, завершилась эра господства вождей-инородцев, с другой — не происходило полного восстановления господства русских, как это было в царской России. Уже в 30-е гг. и более поздний период сталинизма русские номенклатурщики, в том числе и псевдоукраинец Хрущев, составили ближайшее окружение вождя (Ворошилов, Молотов, Жданов, Маленков, Суслов и др.). Хоть в противовес им существовала и очень влиятельная группа партократии из инородцев. Достаточно назвать Берию, Кагановича, Микояна, Мехлиса. Тем не менее можно говорить о постепенной русификации коммунистического режима. Особенно в 30-е и 40-е гг.

Приход к власти Хрущева был, частично, результатом возвышения украинской партноменклатуры и оттеснения русской. Но это было явление временное и объяснялось оно тем, что русские уже при Сталине вошли в его окружение, а значит, оказались под ударом десталинизации и децентрализации. В годы перестройки произойдет разделение русской номенклатуры на собственно управлявшую Россией (РСФСР) во главе с Ельциным, и союзную, во главе с Горбачевым.

Но фокус состоял в том, что и Хрущев был русским, а значит, к руководству пришла со второй половины 50-х гг. русско-украинская номенклатура, которая и оставалась у власти до перестройки…

Тот факт, что хрущевская «оттепель» была осуществлена партийной номенклатурой, вышедшей с Украины, лишний раз свидетельствует, насколько тесно эта республика и ее компартийная элита в послевоенный период были интегрированы в коммунистический глобальный проект.

Более того, последующие события и последующий период истории СССР еще более подтверждают это. Могло бы показаться, что столь важная роль украинской партноменклатуры в либерализации кровавого сталинского режима говорит о ее более прогрессивном характере в сравнении с партлидерами других регионов. Но выходцы с Украины не только были опорой Хрущева в острой борьбе со сталинизмом, они же стали организаторами отстранения его от власти (Брежнев, Подгорный, Шелест и др.). А затем определенного возврата в годы «застоя» к элементам сталинизма.

В октябре 1964 г. тайно от Хрущева подготовленный пленум ЦК КПСС выразил ему недоверие и снял с поста первого секретаря. Такие политические маневры партноменклатуры, вышедшей с Украины, были отнюдь не случайны. Как и хрущевская «оттепель», брежневская эпоха, в годы перестройки получившая ярлык «застойной», имела глубокие основания в сословной социально-экономической структуре СССР.

В 1965–1985 гг. эта структура достигла зрелого состояния, как и социалистическая индустриальная экономика. Соответственно, консолидировалось и высшее сословие, стоявшее во главе коммунистического режима: высшая партноменклатура. Но Хрущев не понимал этого и стремился заставить партаппарат жить в состоянии непрерывной ротации. Так, на XXII съезде КПСС был принят устав этой партии, в соответствии с которым все руководящие органы должны были обновляться не менее чем на четверть на каждых выборах. Это порождало в партноменклатуре состояние неопределенности и угрозу для партийной карьеры. В то же время, явно переоценивая достижения в развитии СССР, Хрущев пытался заставить советское общество совершить новый скачок в своем развитии, предпосылки для которого совершенно отсутствовали. В октябре 1961 г. на XXII съезде КПСС была принята третья программа партии, в соответствии с которой в начале 80-х гг. СССР должен был вступить (ни много нимало) в коммунизм, то есть в состояние общества всеобщего благоденствия!

Естественно, это была утопическая программа, тем более, что сами коммунистические идеологи и вожди, начиная с Маркса (если не с Томаса Мора), весьма смутно представляли, что может означать этот самый коммунизм, отделываясь общими фразами. В соответствии с новой программой КПСС Хрущев стремился форсировать развитие СССР, что приводило к совершенно необоснованным действиям и решениям. Например, к попыткам ликвидации подсобных хозяйств колхозников, которые были редуцированным состоянием семейных хозяйств и давали около трети всей сельхозпродукции. Нелепыми и вредными выглядели и другие производственные и организационные инициативы Хрущева: насаждение посевов кукурузы, разделение сельских и городских райкомов, отмена и новое возрождение отраслевых министерств и т. д.

То же происходило в сфере культуры, когда вслед за появлением в связи с критикой культа личности Сталина элементов свободы слова, в 1963 г. Хрущев обрушился на новые течения в искусстве. Возникшее на волне десталинизации движение «шестидесятников» фактически было разгромлено самим же его творцом — Хрущевым, трансформируясь в диссидентство.

Все эти волюнтаристские зигзаги в политике первого секретаря, его непредсказуемость и часто жестокость даже по отношению к высшей партноменклатуре подрывали стабильность достигшего зрелости советского общества. Так что тот факт, что в основном хрущевские выдвиженцы с Украины и убрали своего шефа, только свидетельствует об однообразии высшей партноменклатуры, сложившейся в СССР.

Правда, есть и другой важный аспект событий хрущевской «оттепели» и отставки ее творца. Эти события показали, что украинская партномеклатура уже вполне сложилась, как и другие структуры украинского индустриально-аграрного этноса. Так, согласно переписям населения 1959 г. и 1970 г., в середине 60-х гг. городское население Украины численно превысило сельское, причем более 60 % его составляли украинцы. Вместе с тем, в крупнейших городах по-прежнему преобладали неукраинцы, прежде всего русские, а русский язык продолжал оставаться языком общения.

Наоборот, украиноязычные западные и центральные области, несмотря на ускоренную индустриализацию в послевоенный период, продолжали оставаться преимущественно аграрными. Здесь индустриализация не была завершена даже в середине 80-х гг. Они оставались потенциальным пространством для возрождения националистической элиты.

Как уже говорилось, в десятилетия после снятия Хрущева (1965–1985 гг.) социально-экономическая структура советского общества и в целом глобальный коммунистический проект, достигли зрелого состояния. Однако на рубеже 70–80-х гг. СССР вступает в состояние стагнации. Важной тому причиной были: неэффективный хозяйственный мезханизм, невиданная милитаризация экономики, а также исчерпание дешевых сырьевых ресурсов.

Так что данное в годы перестройки определение всего периода в 20 лет как времени «брежневского застоя» явное преувеличение. Наоборот, в 1966–1975 гг. в экономике и внешней политике СССР были достигнуты впечатляющие результаты. Например, производство зерна за годы 8-й пятилетки (1966–1970 гг.) возросло со 121 млн. т до 187 млн. т. В следующей пятилетке (1971–1975 гг.) в экономике были достигнуты новые успехи. Они были связаны с вводом в действие новых месторождений нефти и газа в Сибири, что совпало с резким повышением мировых цен на энергоносители в 1973 г. За 10 лет с 1970 г. по 1980 г. добыча нефти в СССР возросла почти в 2 раза.

Хотя огромные суммы нефтедолларов, получаемых от экспорта, уходили на поддержку прокоммунистических движений и партий в рамках глобального коммунистического проекта, нельзя отрицать определенных достижений социалистического строя. Например, повышение уровня жизни основной части населения, и на Украине особенно. В то же время коммунистический режим, безусловно, сохранял свой репрессивный характер. Это проявилось в нараставшем подавлении инакомыслия, проявлявшего себя в 70–80-е гг. как диссидентство.

На Украине это явление также получило развитие, но имело традиционно националистический аспект. Украинские диссиденты боролись не за абстрактную демократию и права человека, а за преобладание и господство на территории Украины украинцев, украинской мовы, украинской литературы и т. д. Причина тому была вполне очевидна. В послевоенный период коммунистический глобальный проект охватил все континенты, Украина потеряла характер буферной территории и ее культурно-территориальная автономия, которую большевики поддерживали и даже насаждали в 20–30 гг., неизбежно подвергалась существенной редукции. Из-за изменения геополитического положения СССР после 1945 г., превращения его в ядро социалистической цивилизации, коммунистическая элита стремилась проводить жесткую внутреннюю консолидацию. В том числе и этническую. Руководство СССР перед лицом такого мощного противника, как американский глобализм, не могло допустить внутренней дезинтеграции. Как мы знаем, когда Горбачев это допустил в годы перестройки, рухнул весь коммунистический глобальный проект.

Идеологическим обоснованием для сворачивания украинизации, а затем и наступления контрукраинизации в 60–80-е гг., было поначалу провозглашенное Хрущевым строительство коммунизма. Позднее советскими идеологами во главе с Сусловым было объявлено, что до коммунизма сформируется «развитой социализм» с новой общностью людей: «советским народом». Важно подчеркнуть, что хотя в целом подобного рода «теории» были далеки от научных истин, все же они отражали тот факт, что в СССР достиг зрелости социалистический сословный строй и советские республики приобрели достаточно однотипную социальную структуру.

Естественно, что начатое с конца 50-х гг. сворачивание культурной автономии было встречено резко негативно, прежде всего, в среде украинской интеллигенции. Именно с этим, а не с борьбой за демократические свободы нужно связывать развитие диссидентского движения. Например, в конце 50-х гг. вызвала протест даже коммунистических чиновников Украины поддержка Хрущевым права родителей на выбор языка преподавания в школах. Но такое право как раз было элементом демократии в народном образовании. Следовательно, в украинской среде по-прежнему украинизация мыслилась не как демократический процесс, основанный на праве выбора, но как принудительная культурно-языковая ассимиляция больших масс русского населения по указанию коммунистических украинизаторов. При этом, как и ранее тщательно скрывался факт того, что «украинцы» не кто иные, как русские и русины, сменившие самоназвание.

Другой пример, известное письмо литературного критика И. Дзюбы в ЦК компартии Украины «Интернационализм или русификация?», написанное в 1965 г. В нем прямо противопоставлялся украинский и русский языки и культуры, а аргументы для оправдания украинизации И. Дзюба находил у Маркса и Ленина! При этом совершенно игнорировался вопрос: а хотят ли говорить на украинском языке сами жители Киева и Одессы, Симферополя и Донецка, Луганска и Харькова и других крупных городов. Совершенно замалчивался факт того, что целый ряд территорий был объявлен Украиной при полном игнорировании мнения их жителей со стороны коммунистического режима. Причем нередко большая часть жителей этих территорий вообще не считала себя украинцами.

Таким образом, с момента формирования оппозиционного и диссидентского движения на Украине с конца 50-х гг., оно несло на себе явную печать национализма, лишь прикрываясь демократическими лозунгами. На самом деле их идеологией был все тот же лозунг ОУН, только несколько смягченный: «Украина для украинцев», причем для правильных (свидомых) украинцев. Неправильные, путем украинизации, подлежали принудительной культурно-языковой ассимиляции.

Неудивительно, что наиболее видными диссидентами на Украине были ярые националисты вроде бывшего коммунистического чиновника Левко Лукьяненко, братьев Горыней, более умеренного журналиста Вячеслава Черновола. К ним примыкали группировки украинских писателей — и поэтов-шестидесятников вроде Драча, Сверестюка, того же Дзюбы и др. Это были деятели, то клявшиеся в верности идеалам ленинизма и коммунизма, то пытавшиеся быть оппозиционерами.

В ноябре 1976 г. в Киеве, вслед за Москвой, была создана Хельсинкская группа, называлась она опять же Украинской. Как будто на Украине нарушались права только одних украинцев! И как будто не украинцы Шелест и Щербицкий давали указания на проведение репрессий против диссидентов. Естественно, что в Украинской Хельсинкской группе видную роль играли националистически настроенные деятели, тот же Левко Лукьяненко, генерал Григоренко и др.

Но проявление открытой оппозиционности весьма узкого слоя украинской интеллигенции в отношении коммунистического режима практически не оказало какого-либо влияния на политическое и социальное развитие Советской Украине. Юго-восток Украины, с преобладанием русского и русскоговорящего населения, в большинстве был вообще равнодушен и даже враждебен национал-демократизму. Причина поразительной аполитичности и безразличности не только к весьма абстрактной для украинцев 60-х — начала 80-х гг. защите прав человека, но и к националистической агитации состояла не только в тоталитарном характере коммунистического режима, но и в социальной структуре, характерной для СССР как центра коммунистического глобального проекта.

Практически полное отсутствие политического противоборства этому режиму объясняется сложившимся в 60–80-е гг. социалистическим сословным строем, при котором все общество было поделено на большие социальные и профессиональные группы. Каждый советский человек был винтиком в огромной централизованной социально-экономической системе. Выпадение из этой гигантской системы, и тем более противостояние ей означало для отдельного человека превращение в изгоя, потерю средств к существованию, изоляцию и смерть.

Так что само диссидентское движение, в том числе и Хельсинкских групп, больше апеллировало к США и Западу в целом, т. е. к противоположному глобальному проекту, противостоявшему коммунистическому.

Закономерно, что после завершения разгрома партизанских группировок ОУН в начале 50-х гг., на протяжении четырех десятилетий, вплоть до конца 80-х гг., мы не видим на Украине сколько-нибудь значительных антисоветских выступлений, подобных тем, что имели место в Восточной Германии в 1953 г., в Венгрии в 1956 г., в Чехословакии в 1968 г. или в Польше в 1980 г. Этот факт однозначно свидетельствует об органической интеграции Украины в коммунистический глобальный проект. Ее социально-экономическая структура оказалась куда более соответствующей социализму, чем структура вышеперечисленных восточноевропейских стран. Неудивительно, что все они раньше и решительнее вышли из коммунистической системы, чем Украина.

Причина этого очевидна. В отличие от последней Польша, Венгрия, Чехословакия, Румыния и т. д. были настоящей Европой, а не буферной территорией, каковой столетиями являлась Украина. К тому же она входила в СССР, которой был военно-политическим ядром всего коммунистического глобального проекта. Следовательно, трансформация в рыночное состояние всего советского общества, и Украины в том числе, должна была протекать особенно болезненно и неравномерно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.