Заключение. Причины поражения России в 1-й мировой войне
Заключение. Причины поражения России в 1-й мировой войне
На вопрос: что делать я ответил себе — не бояться истины, куда бы она меня ни привела.
Л.Н. Толстой
Ранней весной 1917 г., как только позволила бы погода, должны были быть предприняты на Юго-Западном фронте и в Черном море решительные операции, которые, всякая порознь, а тем более обе вместе — несомненно привели бы к победоносному окончанию войны.
Обе эти операции были так тщательно подготовлены и для их осуществления были сосредоточены такие силы и средства, что ни малейшего сомнения в их полном успехе быть не могло.
Как известно, к осуществлению Босфорской операции мы были уже готовы летом 1916 г., но должны были отложить ее на весну 1917 г., в согласии с желанием генерала Алексеева. Если летом 1916 г. обстановка, вследствие начавшегося развала Турции, была для осуществления операции благоприятна, то, конечно, весной 1917 г. она была бы еще благоприятнее, вследствие еще большего развала Турции и усовершенствования наших сил и средств, предназначенных для этой операции. Что же касается операции на Юго-Западном фронте, то легко удавшийся прорыв в разгар развала нашей армии ясно показал, каково было бы его влияние на исход войны, если бы он был предпринят, когда наша армия не утратила еще, вследствие революции, свою боеспособность.
Начавшаяся революция не позволила нам предпринять своевременно эти решающие операции, имевшие целью победоносно окончить войну, и таким образом, революция была прямой и непосредственной причиной нашего поражения, закончившегося заключением позорного Брест-Литовского мира.
Значит, всё, что способствовало ускорению начала революции или способствовало затягиванию войны, составляло косвенные причины нашего поражения; к этим причинам относится также и непринятие мер, — если таковые были возможны, к предотвращению революции и мер к ускорению хода войны.
При этом особенно трагичной покажется нам ответственность тех правителей России, которые могли так или иначе влиять на ход событий, если мы вспомним, что революция вспыхнула всего лишь за несколько недель до срока, назначенного для исполнения операций, которые должны были принести нам окончательную победу.
Сторонники мистического мировоззрения будут видеть в этом сроке нескольких недель «перст судьбы», которая-де была нам неблагоприятна, и будут стараться оправдать этих правителей, несущих свою долю ответственности за наше поражение. Но позитивная наука судит об этом иначе: приписывая все исторические события деятельности человека, а не влиянию судьбы, она считает гениальными правителей, сумевших предусмотреть все причины, которые так или иначе влияли на ход исторических событий, и направивших их на благо своей страны, а порицает тех из них, кто этого не сумел.
* * *
Всякое историческое событие в жизни человечества, а тем более победа или поражение в войне, является следствием многочисленных, между собой внутренно связанных причин, из которых причина, представляющая собой конечный итог их взаимодействия, считается непосредственной или прямой.
Поэтому, чтобы составить себе правильное и полное суждение о причине нашего поражения в 1-й мировой войне и определить ответственность за него наших правителей, мы должны изучить все те элементы, из которых эта прямая причина окончательно сложилась.
Прямой причиной нашего поражения была, как мы уже сказали, революция или, точнее говоря, то обстоятельство, что она вспыхнула раньше, чем мы успели предпринять те решительные операции, которые должны были дать нам окончательную победу в войне.
Посмотрим же теперь, каковы были те причины, из которых это обстоятельство сложилось.
Одной из этих первопричин была наша неподготовленность к решению нашей национальной морской проблемы, то есть к осуществлению Босфорской операции. Мы уже знаем, что успех этой операции, по мнению ряда авторитетных лиц, должен был значительно сократить продолжительность войны. Но так как мы в мирное время не вели никакой подготовки к ее осуществлению, то приступили к этой подготовке лишь после начала войны и потому смогли бы ее предпринять лишь тогда, когда она была уже невыполнима, вследствие того, что революция совершенно уничтожила боеспособность наших вооруженных сил.
Ответственность за эту неподготовленность падает на наше правительство и на высшие органы управления нашими вооруженными силами. Правительство несет ответственность за то, что, пренебрегая предначертаниями Петра Великого, не ставило перед войной нашей вооруженной силе задачу решения вопроса о проливах, а органы высшего военного управления несут ответственность за то, что, хотя эта задача и не была им правительством поставлена, они не сумели предусмотреть, какое громадное влияние на исход войны должно было бы иметь завладение Босфором, и, с чисто стратегической необходимости, не предприняли со своей стороны никаких мер к подготовке этой операции и не включили ее в свой план войны. Известную долю ответственности несет за это и Государь, который под влиянием безответственных и корыстолюбивых лиц его окружения направил нашу внешнюю политику на Дальний Восток, думая принести этим пользу России, и этим нарушил мудрый завет своего великого предка императора Петра I.
Это всё было прямым следствием режима государственного управления Россией перед 1-й мировой войной, при котором не было объединенного и ответственного перед страной за свою политику кабинета министров, а при котором каждый министр, будучи ответствен лишь перед Монархом, действовал по его безответственной воле, без согласия с остальными министрами и органами правительственной власти.
Как бы то ни было, наша неподготовленность к завладению Босфором была одной из причин, которые затянули войну и тем самым способствовали успеху революции.
Другая важная причина, способствовавшая нашему поражению, была смена великого князя Николая Николаевича. Отстранение от верховного командования этого решительного, мудрого и волевого вождя, пользовавшегося громадным доверием и популярностью в армии и во всей стране, несомненно, ослабило мощь духа народного и открыло путь революции, ибо, если бы она при нем и вспыхнула, что было маловероятно, он сумел бы немедленно принять энергичные меры, чтобы пресечь ее в корне, и во всяком случае «руки у него перед ней не опустились бы».
Впрочем лучшего доказательства возможности его влияния на исход войны, нежели уже приведенное выше мнение генерала Людендорфа, что с его сменой Германия «сделала шаг вперед к победе», не может быть, ибо, если противник наш сделал этим шаг вперед к своей победе, то мы тем самым сделали шаг вперед к нашему поражению.
Смена великого князя последовала по единоличной воле Государя, под влиянием Государыни и распутинской клики и вопреки настояниям правительства и общества, которые всячески старались отговорить от этого Государя, и потому он один ответствен за эту пагубную меру, приблизившую нас к революции и поражению.
В 1915 г. император Николай II, считая, что в тяжелую годину испытаний его долг быть во главе армии, устранил от верховного командования одаренного, военновысокообразованного, легендарно-популярного в войсках вождя, которого он не любил, и стал на его место, не имея для этого ни соответствующих способностей, ни знаний и ни того морального влияния, которое на русский народ и войска имел великий князь Николай Николаевич. Между тем сто лет перед этим, в еще более тяжелую годину для России Отечественной войны, предок императора Николая II, император Александр I, значительно более, нежели он, одаренный и знающий, сам устранил себя от верховного командования, считая себя для сего недостаточно военнообразованным и подготовленным, проявив этим возвышенное понимание своего монаршего долга, широту своего ума и глубину понимания блага России, и назначил, отвечая всеобщим желаниям, Верховным Главнокомандующим Кутузова, который, однако, не пользовался его личными симпатиями, но который в то время, подобно великому князю Николаю Николаевичу в 1-й мировой войне, один в России был способен нести тяжкое бремя верховного командования.
* * *
Но еще более важная, если даже не самая важная причина, широко открывшая двери революции и способствовавшая ее молниеносному успеху, была пагубная внутренняя политика престола, находившегося под влиянием гнусной распутиновщины и ретроградной идеологии разных недостойных и вредоносных деятелей. Политика эта, приведшая к упорной борьбе престола с общественностью, имела следствием всенародное возмущение, развила в стране революционные настроения и парализовала волю не только высших гражданских, но и военных правительственных кругов. Так как многие высокоавторитетные лица и даже близкие родственники Государя неоднократно, в самой решительной и драматической форме предостерегали его от пагубных для России и династии последствий этой политики, то за это он и Государыня, которая вдохновляла его упорство, несут перед историей нераздельную ответственность.
Ведь если русский народ, возмущенный распутиновщиной и доведенный до отчаяния враждебным отношением престола к патриотической общественности, выдержал всё же в течение 21/2 лет тяготы войны, то нет сомнения в том, что при бережном к нему отношении и направлении внутренней политики не к ослаблению, а к всемерному укреплению его духа он выдержал бы еще и те несколько недель, которые отделили вспыхнувшую в конце января 1917 г. революцию от намеченных на весну того года решающих операций; и тогда Россия, вместо того чтобы позорно пасть в страшную бездну, закончила бы войну в блеске славы и величия.
Существует мнение, что известную долю вины в разжигании революции имеют и либеральные круги русского общества, объединенные в Государственной Думе и разных общественных организациях, и что их долг перед отечеством состоял не в том, чтобы в тяжелую годину войны разжигать революционные страсти, которые могли лишь привести нас к поражению, а, наоборот, в том, чтобы всеми способами препятствовать развитию этих страстей. Нет, конечно, сомнения в том, что эти круги вели, если и не прямо революционную, то во всяком случае резко оппозиционную пропаганду, так что верховное командование было даже вынуждено запретить доступ представителям этих кругов на фронт. Но не может быть сомнения и в том, что как бы ни было высоко развито сознание своего гражданского долга во время войны у русского общества, оно не могло не поддаться разрушительному влиянию, действительно, возмутительной и оскорбляющей чувство народного достоинства внутренней политики верховной власти. Этого не вынесли бы даже общественные круги наций, проникнутых самым возвышенным пониманием своего гражданского долга во время войны, а потому не приходится слишком обременять русскую общественность ответственностью за способствование развитию в стране революционных настроений.
Значительно способствовало нашему поражению и то, что не были приняты меры для прочного обеспечения порядка в столице, а также и то, что летом 1916 г., когда мы к этому были готовы, не была осуществлена Босфорская операция, успех которой, помимо чисто стратегического значения, несомненно поддержал бы дух всего народа и, воодушевив победой всю страну, устранил бы опасность революции.
Ответственность за это падает главным образом на верховное командование, которое не сумело оценить и предусмотреть решающего влияния этих факторов на исход войны.
Помимо этих главных причин нашего поражения, в известной мере влияли еще некоторые второстепенные причины, вне нашей воли находящиеся, которые, сами по себе, не могли бы, однако, иметь решающего влияния на исход войны, но в совокупности с вышеперечисленными главными причинами сыграли известную роль в нашем поражении.
Первой из этих причин были наши союзнические обязательства, вследствие которых мы, в ущерб положению на нашем фронте, принуждены были предпринять ряд операций для спасения наших союзниц Франции, Италии и Румынии; операции эти стоили нам громадных людских жертв и расходов драгоценных боевых припасов, что, конечно, способствовало затягиванию войны на нашем фронте, ибо отдалило до весны 1917 г. наш прорыв на Юго-Западном фронте и косвенно повлияло также на запоздание Босфорской операции.
Однако, рассматривая обстановку 1-й мировой войны во всем ее целом, трудно сказать, не окончилась ли бы эта войны полной победой Германии, а значит, и нашим собственным поражением, если бы мы не принесли больших жертв для поддержки наших союзников.
Весьма вероятно, конечно, что другие народы не оказали бы своему союзнику столь широкую помощь, как это сделали мы, а при оказании этой помощи во всяком случае больше бы считались со своими личными интересами. Возможно. Но эта широкая отзывчивость и самопожертвование в оказании помощи, к нам о ней взывающим, свойственны русскому народу и составляют одно из неотъемлемых качеств его национального характера.
Кроме того, известное отрицательное влияние на исход для нас войны имело «странное» к нам отношение Англии, выразившееся: 1) в пропуске, при «загадочных» обстоятельствах, немецких крейсеров в Константинополь, чем было ослаблено наше положение в отношении Босфорской операции; 2) в «темной» обстановке, при которой велась англичанами Дарданелльская операция; и 3) в роли английского посла Бьюкенена, поддерживавшего в столице революционные круги нашего общества, в чем некоторые исторические исследователи видят стремление Англии в 1-й мировой войне уничтожить не только свою противницу Германию, но и свою союзницу Россию.
Хотя, конечно, традиционная английская политика действительно основана на стремлении к ослаблению наиболее мощной державы на континенте и на враждебном отношении к России, однако вряд ли было бы правильно утверждать, что в 1-й мировой войне Англия прямо стремилась к уничтожению России, ибо при этом она рисковала бы обеспечить полную победу Германии, а себе в связи с этим неминуемую погибель. Но что России она добра не желала, это, конечно, верно.
Впрочем, роль сэра Бьюкенена может быть объяснена и тем, что он, опасаясь, как мы все, пагубных последствий внутренней политики престола, которая могла бы привести к поражению России и выходу ее из коалиции, надеялся, измеряя чувство гражданского долга русского общества своей английской меркой, путем переворота закрепить положение России в рядах коалиции.
Но, дабы ни у кого не было повода сваливать всю вину за наше поражение на других, повторяю, что, если бы не было этих главных, лишь от нас зависевших вышеперечисленных причин, второстепенные «внешние» причины сами по себе ни в коем случае не могли бы привести к нашему поражению.
Подводя теперь итоги всему вышесказанному, мы приходим к заключению, что главными решающими причинами нашего поражения в 1-й мировой войне были: наша неподготовленность к войне, смена великого князя Николая Николаевича с поста Верховного Главнокомандующего, пагубное направление нашей внутренней политики, непринятие мер для обеспечения порядка в столице и неприведение в исполнение в 1916 г. Босфорской операции; а второстепенными, но не решающими причинами были: наши союзнические обязательства и отношение к нам Англии.
Но неизмеримое наше несчастье было в том, что в самую тяжелую пору нашей истории верховное управление государством находилось в руках слабовольного и мистически настроенного императора Николая II, не обладавшего свойствами, необходимыми для правления великой страной, а вместе с тем верховное командование вооруженными силами фактически находилось в руках генерала Алексеева, хотя и безгранично преданного своему долгу отличного знатока военного дела, но не обладавшего ни широтой взглядов, ни дарованиями, присущими выдающимся полководцам.
* * *
Те, кто будут стремиться оправдать верховное командование в том, что оно своевременно не предприняло Босфорскую операцию, будут, конечно, упорно настаивать на том, что флот был неспособен ее выполнить.
Они сознательно закроют глаза на то, что в 1916 г. флот полностью доказал свою на то способность перевозкой 5-го Кавказского корпуса в Трапезунд; что в 1916 г. турецкие вооруженные силы и оборона Босфора почти совсем утратили свою боеспособность; что предпринятая англичанами в начале войны наспех и с случайными войсками Дарданелльская операция доказала полную возможность высадки даже на прочно занятый противником берег; что мы предполагали предпринять Босфорскую операцию с отборными войсками; что с морской стороны операция была во всех подробностях подготовлена; что, наконец, ею должен был руководить такой решительный и талантливый вождь, каким был адмирал Колчак.
Пусть будет так: исчерпывающий и бесспорный ответ, конечно, мог бы дать один лишь опыт, то есть попытка осуществить эту операцию.
Но тут-то именно и возникает грозный вопрос почему: раз от этого зависел исход войны, раз осуществления этой операции требовало правительство, раз этого хотел Государь, раз на этом настаивали моряки, — верховное командование, пожертвовавшее сотнями тысяч потерь для второстепенных операций на фронте, как, например, при озере Нароч, не решилось рискнуть 2–3 дивизиями для попытки своевременно осуществить решающую Босфорскую операцию; почему оно не поставило в своих планах эту операцию хотя бы вровень с подготовкой прорыва на Юго-Западном фронте и почему оно само не настаивало на ее осуществлении, а, наоборот, смотрело на нее как на излишнюю затею?
На этот вопрос возможен лишь один ответ, который заключается в том, что наше верховное командование, после ухода с поста Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, не отвечало в достаточной мере своему назначению, особенно в той, бесконечно трудной, обстановке, в которой ему пришлось действовать.
* * *
Из катастрофы, постигшей Россию в 1-й мировой войне, можно сделать несколько поучительных для всех вообще государств и народов выводов.
Прежде всего подтвердилось, что в обстановке современных войн, в которых участвует весь народ, а не одна лишь армия, как прежде, успех может быть достигнут лишь при условии полного единения власти с народом, что имеет место лишь в действительных демократиях, где власть исходит от народа и перед ним ответственна, а никак не при безответственных монархиях или диктатурах. В этом отношении победа, одержанная Россией во 2-й мировой войне под режимом сталинской диктатуры, составляет исключение, подтверждающее вышеприведенный вывод, ибо сам Сталин после войны удивлялся, как его не сверг, пользуясь войной, русский народ; произошло же это лишь потому, что русский народ был поставлен перед выбором: идти ли в чужое немецкое рабство или остаться под властью сталинской диктатуры, и выбрал последнее.
Особенно же подтвердилось и то, что во время войны настоятельно необходимо оберегать всеми способами дух нации и принимать всяческие меры для поддержания его на должной высоте, дабы вся нация была способна выдержать до конца крайнее моральное напряжение, требуемое от нее современными условиями войны; но никак не ослаблять силу сопротивляемости ее духа пагубным, а тем более оскорбительным для нее направлением внутренней политики. В связи с этим нельзя не отметить того, как бережно относились во время 2-й мировой войны американское правительство и верховное командование к духу своей нации, и с каким неусыпным вниманием относились ко всяким, даже незначительным, факторам, которые могли бы так или иначе влиять на ее душевное настроение.
* * *
Существует мнение, что в условиях громадного прогресса современной военной техники сила духа по сравнению с оружием, то есть с материальными средствами, имеет в современной вооруженной борьбе гораздо меньше значения, чем это было в прошлом.
Мнение это не только ошибочно, но является следствием полного непонимания самого существа вооруженной борьбы. Наоборот, сила духа имеет теперь гораздо большее значение, чем прежде, ибо невероятное разрушительное действие современного оружия, поражающее одинаково и бойцов на фронте, и население страны, требует от всех них громадной силы духа, чтобы выдержать это разрушительное действие и не поддаться влиянию инстинкта самосохранения, побуждающего их к отказу от борьбы.
Поэтому-то поддержанию духа не только бойцов, но и всего населения должно быть в современной борьбе посвящено самое тщательное внимание. Между тем история в многочисленных примерах показывает, что главными факторами силы духа бойцов и всего населения являются популярность личности вождя, стоящего во главе вооруженной силы, и любовь и доверие народа к своей правительственной власти.
Пренебрежение этими факторами, а тем более действия, направленные вопреки им, есть настоящее безумие, последствия коего ясно видны в трагическом для России исходе 1-й мировой войны.
Затем сам характер военных действий в современной войне показал, что широте ее охвата, когда в ней участвуют не только отдельные государства, но даже целые континенты и почти весь мир, никак не отвечают узкие и незыблемые стратегические доктрины, а наоборот — чем шире охват войны, тем большая широта стратегической идеологии необходима для успешного руководства военными действиями.
Впрочем, история военного искусства показывает, что на стратегию как науку — больше чем на многие другие науки, — влияет социальная эволюция человечества и прогресс техники, причем это влияние всё более ускоряется в связи с ускорением темпа этой эволюции и прогресса. Поэтому, особенно за последнее время, происходят, от одной войны к другой, значительные изменения в стратегической идеологии, которые должны быть внимательно изучены и преподаны с кафедр высших военно-научных учреждений; в противном случае военачальники, не отличающиеся широтой взглядов, действуя в будущей войне по застарелым стратегическим доктринам, не будут в состоянии руководить военными действиями в полном согласии с современной военной обстановкой и извлекать из нее соответствующую пользу. К сожалению, это имело место в нашем стратегическом руководстве военными действиями во время 1 — й мировой войны, что в первую очередь следует приписать застарелости и косности стратегической идеологии, преподававшейся с кафедр нашей Академии Генерального штаба, о чем столь талантливо и авторитетно говорит в своих послевоенных трудах наш выдающийся военный ученый и писатель генерал и профессор Н.Н. Головин.
Впрочем, застарелость стратегической идеологии перед 1-й мировой войной может быть отмечена и в некоторых иностранных высших школах.
* * *
Для достижения страной высших степеней своего развития и благосостояния необходимо, чтобы ее правители неуклонно держались выработанного в согласии с ее социальными и экономическими интересами направления внешней политики, потому и называемой национальной или государственной.
Чрезвычайно в этом отношении поучительна — правда, на наш счет — политика Англии.
В течение последних 150 лет одним из элементов английской национальной политики — нигде не написанной, но имеющей столь же непоколебимую силу, как английские традиции или неписаная английская конституция, — было враждебное отношение к России.
Это враждебное отношение вытекало из сознания опасности для английских интересов усиления мощи России на континенте, и особенно на море в связи с выходом ее в бассейн Средиземного моря.
Этого враждебного отношения, передаваемого из поколения в поколение английских государственных деятелей, неуклонно держались в своей политике по отношению к России Кастельрэйт, Абердин, Дизраэли и, наконец Черчилль, даже в тех случаях, когда Англия, из соображений оппортунизма, заключала с Россией союз, дабы с ее помощью сокрушать других своих врагов.
* * *
Вопреки мнению Л.Н. Толстого, будто бы личность военачальников не имеет никакого значения на войне и что, помимо их воли результат военных действий является автоматическим следствием коллективной деятельности всех в них участвующих бойцов, 1-я мировая война, как, впрочем, и все войны в прошлом, ясно показывает, сколь решительно влияет на ход военных действий личность вождей, стоящих во главе вооруженных сил, чему яркими примерами служат личности великого князя Николая Николаевича и адмирала Колчака. А потому нельзя не прийти к заключению, что горе тому народу, во главе которого стоят правители, лишенные свойств, соответствующих их назначению, а счастливы те народы, которые умеют в роковой час своей исторической жизни выдвигать на руководящие посты людей, отвечающих по своим дарованиям и свойствам требованиям переживаемого страной опасного времени.
В современных же условиях всемирных и всеобъемлющих войн назначению верховного командования не может уже отвечать военачальник, обладающий одними только военными способностями и знаниями, как бы таковые ни были глубоки и совершенны; этому бесконечно ответственному назначению может удовлетворять лишь личность, обладающая, помимо всех военных дарований, обширными способностями государственного деятеля и дипломата при исключительных умственных способностях и широте взглядов. Такими личностями, в полной мере отвечающими требованиям, предъявляемым ныне Верховному Главнокомандующему, были: в 1-й мировой войне маршал Фош, во 2-й мировой войне генерал Эйзенхауэр.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.