Реальности политики

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Реальности политики

Наш анализ показывает, что демократическая модернизация является лучшим вариантом национальной стратегии.

Хорошо бы выйти хотя бы на промежуточный вариант, близкий ко второму, а также приступить к его реализации как можно скорее. Предположим, мы сторонники этого проекта. Как нам действовать, каковы реальные проблемы и как их надо решать? Замечу, что с 1991 года и до середины 2003 года многие были убеждены, что именно этот проект и осуществлялся, пусть непоследовательно и половинчато, с трудом преодолевая препятствия. Другие скажут: да ничего подобного, уже давно было ясно, что в ходе реформ 90-х годов были допущены такие ошибки, которые сделали демократическую модернизацию невозможной; нынешний откат – прямое следствие этих ошибок, все придется начинать сначала.

Разбирательства по этому поводу я считаю, как теперь говорят, контрпродуктивными. Ясно одно: этот проект остановлен, а нынешнее руководство, в сущности, решило еще раз испытать проект модернизации «сверху».

Впрочем, если спросить этих людей, то они, разумеется, не согласятся с тем, что работают лишь ради укрепления собственной власти и передела собственности. Они скажут, что курс либеральных реформ и демократии неизменен, просто обстоятельства потребовали некоторых корректировок с целью устранения излишнего влияния олигархов, что в свое время мы поторопились с демократией, забежали вперед.

Какие бы взгляды ни высказывались, очевидно, что проект демократической модернизации не может быть реализован без демократизации. А демократизации не произойдет без серьезного повышения влияния демократических сил, тех, кто готов бороться за демократические принципы и затем придерживаться их в практической политике.

Чтобы не питаться эмоциями и мифами, а стоять на почве реальной политики, предлагаю поразмышлять над следующими вопросами.

1. Если бы в ближайшее воскресенье в России состоялись свободные парламентские выборы, кто одержал бы на них победу?

Если бы использовалась новая избирательная система по партийным спискам с барьером 7% или даже прежняя система, несомненно, победила бы «Единая Россия», возможно, с результатом, близким к нынешнему распределению мест в Госдуме. На «Единую Россию» сегодня работают все ресурсы: административные, медийные, финансовые. Но даже при исключении каких-либо манипуляций результаты были бы похожи. Это подтверждают социологические опросы.

В стране происходит изменение общественных настроений, и, хотя, возможно, не в пользу партии власти, вряд ли эти изменения уже вскоре получат ощутимое электоральное выражение. А если и получат, то, скорее всего, не в пользу демократических сил («Яблока», СПС и других демократических партий), а в пользу националистов и популистов (Рогозина, Жириновского).

Сегодня в российском обществе преобладают консервативные, пропутинские, или левые, патриотические, настроения. Последние часто основаны на национализме, ксенофобии, имперской ностальгии. Эти настроения культивируются официальной пропагандой. Даже если сегодня, как мы видели, в поддержку демократии готовы голосовать 25—30% избирателей, нынешние демократические партии способны собрать не более 7–8% голосов. Они в меньшинстве, причем таком, с которым считаться никто не будет. Доля сторонников либеральной демократии в элите наверняка выше, думаю, до 40—50%, хотя никто не проводил пока специальных исследований на эту тему. Но не элита определяет итоги выборов.

2. Считает ли большинство избирателей, что в России идет свертывание демократии? Или же они полагают, что это недовольные Путиным отставные деятели и либеральная интеллигенция выдают свои настроения и тревоги за интересы общества?

Выше мы показали, что российский избиратель в массе своей не против демократии, но не придает ей важного значения и не видит угрозы со стороны Путина, полагая его самого либералом и демократом. Просто у него более жесткий и последовательный стиль, чем у Ельцина, сочетающий демократию с утверждением законности и защитой государственных интересов России. А это хорошо. И поэтому единодушие большинства не случайно, как и потери правых на выборах.

Но дело не только в этом. Если разобраться, что мы и попытались сделать во второй части этой книги, Путин избегает прямого нарушения закона, а его законодательные инициативы почти всегда опираются на опыт демократических стран. Во Франции президент назначает региональных начальников, в Германии органы местного самоуправления наделяются государственными полномочиями, пропорциональная избирательная система по партийным спискам действует в Нидерландах и Швейцарии. Если власть и нарушает закон, то под юридическим прикрытием, полагая, что государство делает это в интересах всего общества и российские граждане воспримут такие действия с пониманием. Кроме того, централизация власти осуществляется постепенно, шаг за шагом, так что с каждым из них в отдельности успевает смириться даже оппозиция.

Процитирую читателя «Новой газеты» (2004. 3 июня. № 39) С. Пиковского, высказавшегося по поводу увольнения Л. Парфенова с НТВ: «Путинский метод – дернуть за ниточку, потом за веревочку. И посмотреть на вас из-за угла. Схавали? Можно закручивать дальше. Через год, может, доносики начнете писать: „Когда пришли за мной, никого уже не было рядом, способных защитить меня“».

Сегодня мы имеем как бы демократическую политическую систему, почти каждая деталь которой имеет зарубежный аналог (своего рода политико-юридический бенчмаркинг, собрание «лучших» бюрократических практик). Все как в лучших домах! При этом правящая элита, которая опирается на российские традиции распоряжения властью, полностью освобождена от контроля общества и может позволить себе все, что захочет. Большинство граждан уверены, что это и есть демократия, что в годы правления Путина гражданские права и свободы уважаются в России больше, чем в любой иной период российской истории. Только либеральные министры, которых президент почему-то все еще любит, придумывают козни против народа.

3. Могут ли сторонники демократии объединиться? Речь идет об объединении, которое позволило бы привлечь максимум голосов демократически настроенных избирателей. Возможна ли у нас еще одна демократическая волна наподобие движения 1990—1991 годов или «оранжевой» революции в Украине 2004 года?

Что касается последнего, полагаю, что такого рода народные движения случаются редко и никогда не бывают следствием чьего-либо заговора. Нужно стечение обстоятельств, создающих революционную ситуацию. Мы ее уже пережили, использовав, вероятно, не лучшим образом. На самом деле это очень опасное явление, чреватое разрушительными последствиями, для установления демократии вовсе не обязательное. Что обязательно, так это относительное равновесие сил, наличие у них массовой и активной поддержки избирателей. Это мы и наблюдали в Украине. Для того и нужно объединение демократов.

Думаю, однако, что, несмотря на ясно осознаваемую необходимость объединения, на объективную исчерпанность прежних разногласий период междоусобных разборок и борьбы за лидерство еще не закончился. Должны произойти какие-то экстраординарные события, чтобы ситуация изменилась. Явлинский считает самым важным разобраться в том, кто виноват в снижении доверия к реформам и демократии, и предлагает свою партию в качестве центра объединения. Другие демократы в «Яблоко» не пойдут. И «яблочники» не готовы поступиться принципами. СПС, в свою очередь, предпочитает использовать возможности сотрудничества с властью, опираясь на своих союзников – либералов в правительстве. Он опасается усиления национализма и популизма больше, чем усиления путинского авторитаризма: говоря словами «малявы» Ходорковского, Путин – больший либерал и демократ, чем 80% населения России. Хотя уже очевидно, что национал-социалистические настроения подогреваются путинскими «силовиками», контролирующими СМИ.

Другие группы, даже выдвинувшие заметных лидеров, таких, как В. Рыжков, Г. Каспаров, И. Хакамада, пока не располагают оргструктурами, которые позволили бы им самостоятельно, в федеральном масштабе вести успешную избирательную кампанию в конкуренции с другими демократическими партиями. Потенциал гражданских и правозащитных организаций, готовых поддержать демократические партии, не может быть использован, пока нет объединенного политического отряда. База возможной финансовой поддержки непрерывно сокращается: бизнес боится раздражать власти, опасаясь репрессий, подобных проводившимся против ЮКОСа.

Непонятно, наблюдаем ли мы начало нового демократического подъема или арьергардные бои сил, сходящих со сцены.

Ситуация удручающая: сторонников демократизации много, число их растет, но организовать их некому. Что-то должно произойти, чтобы перегородки оказались сломаны. Возможно, неизбежна внутривидовая борьба, которая вначале нанесет ущерб всем, в том числе и делу. Возможно, необходимо создание народно-демократического фронта, в котором можно было бы собрать максимум участников, готовых к соглашению о совместных действиях. Гражданский конгресс 12 декабря 2004 года – некий прообраз такого фронта, желательно же в конечном счете создание объединенной массовой, условно говоря, Народно-демократической партии, способной привлечь голоса минимум 25—30% избирателей. Хорошо бы у же в 2007 году, но это, видимо, нереально. Значит, позже – когда получится.

Хочу подчеркнуть необходимость массовой партии с каким угодно названием и обязательной солидной долей популизма и демагогии, без которых массовые партии не получаются. Поэтому вопрос вовсе не в чистоте риз. Выиграет не тот, кто умнее, праведнее, «белее и пушистее», а тот, кто проложит дорогу к чувствам избирателей и сможет нейтрализовать противодействие властей.

Еще раз: кто препятствует объединению либерально-демократических сил, кто ищет в этом процессе каких-то выгод или проявляет своего рода либеральное сектантство (с этим сяду, с этим ни за что), тот демонстрирует крайнюю безответственность перед лицом настоящего исторического вызова. Быть или не быть – этот гамлетовский вопрос стоит не перед той или иной партией, лидером, а перед страной, именем которой все мы клянемся каждый день.

4. Кто политические противники, а кто возможные союзники демократов?

По сути, главным их противником является довольно узкая группа, находящаяся внутри правящей бюрократии и стремящаяся сконцентрировать в своих руках максимум власти и финансовых ресурсов, чтобы держать в подчинении правоохранительную и судебную системы, СМИ и бизнес с целью увековечения своего господства. Модернизация – лозунг для прикрытия этих действий.

Эту группу поддерживает, не только за деньги, но и по убеждению, определенная часть интеллектуальной элиты, выражающая консервативные и националистические взгляды. В группе поддержки и часть бизнеса, склонная подчеркивать свой национальный характер, прежде всего, с целью ограждения себя от конкуренции и в расчете на государственные преференции.

Сила этих кругов состоит в том, что в их руках оказалась власть, не подвергаемая общественному контролю, и что, как обычно в таких случаях, значительная часть различных слоев общества по разным причинам – страх, корысть, инерция, конформизм, желание прислониться к силе – проявляет по отношению к ним лояльность. Но эта лояльность неустойчива: в поменявшихся обстоятельствах те же люди перейдут под другие знамена. Шаг за шагом противники демократии сами себя подвергают все большей изоляции. Но надо ясно понимать, что за власть эти люди будут бороться любыми методами. Вспомним украинские выборы.

Союзники. Сегодня к их числу относятся все, кто независимо от взглядов по иным вопросам готов бороться за демократию. Правые, левые – не столь существенно. Принципиально важно создать критическую массу сил, способную принудить нынешний режим к уступкам в направлении демократизации, чего до сих пор он, по сути, ни разу не делал. Нужна широкая демократическая платформа с минимумом требований, к которому могло бы присоединиться как можно больше людей и организаций. Возможны и временные союзники. Мирный характер демократического движения в рамках конституционного поля – принципиальная установка: Россия исчерпала все лимиты на революции, хотелось бы обойтись без новых потрясений.

Кроме того, стратегия демократической модернизации предполагает консолидацию элиты. Поэтому нельзя исключать сотрудничества и с определенными группами в партии власти, в правящей бюрократии. И в этих кругах есть немало сторонников либеральных реформ и демократии, просто стремление держаться поближе к власти и пользоваться проистекающими из этого привилегиями сейчас сильнее. Легче всего осудить этих людей, показать свою бескомпромиссность, но вряд ли это пойдет на пользу делу.

Позволю себе выразить мысль, которая многим искренним сторонникам демократической модернизации, наверное, покажется еретической. Я говорю о кремлевских планах создания «ручной» правой партии или правой фракции внутри «Единой России». Полагаю целесообразным всемерно поддержать эти планы и способствовать их реализации. Напомню, перед выборами контакты с Кремлем были чуть ли не главным «грехом» демократических кандидатов.

Основания этой еретической идеи таковы. Если многие избиратели голосуют за Путина и партию власти как за демократов, если при этом власть хочет выделить управляемый правый фланг из своих рядов, то этому стоит способствовать хотя бы для того, чтобы полнее идентифицировать электоральную поддержку либеральной демократии. Если такой блок выделится, он поневоле должен будет поддерживать демократизацию. «Ручной» характер ему необязательно прописан навечно: ситуация меняется. Выделение этого блока усилило бы фронт сторонников демократической модернизации, сотрудничество с ним представляется весьма полезным.

Таким образом, настоящих противников мало, но они сильны; настоящих союзников тоже мало, хотя со временем может стать много больше. Большинство наших сограждан не определилось в этом вопросе, не может или не хочет до поры определяться. Это нормально. В этом тревога, и в этом надежда.

Таковы реальности политики в современной России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.