Глава 4 Профессионалы мирного периода и дешифровальщики кодов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Профессионалы мирного периода и дешифровальщики кодов

Один предприимчивый предсказатель судьбы сумел убедить некоторых высокопоставленных лиц, что благодаря его магическому кристаллу… можно получить информацию о текущих событиях. В течение короткого времени он пользовался монопольным правом на всю разведывательную деятельность в Западной Европе, и ему даже покровительствовали руководители разведслужб. Было сказано, что при полном отсутствии информации любые сведения лучше, чем вообще отсутствие таковых, и магический кристалл стоило попробовать.

Джон Уайтуэлл. «Британский агент» (1966 г.)

В СИС считали, что СССР представляет реальную угрозу для Индии. В последние дни попыток Антанты сокрушить большевиков множество британских агентов под различными именами проникали в Советский Союз из Индии со специальными разведывательными миссиями. Все они были удручающе неэффективны. Увлеченные романтикой своего задания, агенты все время стремились превышать свои полномочия, вызывая, таким образом, обеспокоенность британских властей и давая большевикам готовые материалы для антизападной пропаганды[12]. Эти агенты докладывали, что большевики представляют серьезную угрозу для Индии и готовятся произвести там революцию, используя националистические и религиозные чувства населения.

Британия управляла Индией путем политического манипулирования. Несколько тысяч европейцев держали в руках сотню миллионов индийцев. Такого положения удавалось добиться только путем быстрой нейтрализации всех подрывных элементов. Именно в этом состояла задача Индийского разведывательного бюро (ИРБ), которым сначала руководил сэр Сэсил Кэй, бывший армейский офицер Индийского корпуса, затем сэр Дэвид Петри из индийской полиции. ИРБ было весьма эффективной организацией. Сеть шпионов и информаторов охватывала всю Индию, перлюстрировалась почта сотен подозреваемых лиц, у ИРБ были огромные досье на каждого, кто привлекал его внимание, и в большинстве местных политических организаций имелась своя агентура.

Основными объектами внимания ИРБ являлись М. Н. Рой, индийский националист, прошедший обучение у большевиков в Ташкенте и живущий в изгнании то в Берлине, то в Москве, его жена американка Эвелин Трент, известная также как Хелен Эллен, и её друзья члены организации «Друзья свободы Индии», а также американская журналистка Агнес Смедли, «умная и беспринципная революционерка», как сказано в досье ИРБ, с ней мы ещё встретимся позже в Китае. Но досье имелись и на менее значительных персонажей, попавших в поле зрения ИРБ в то время, когда они приезжали в Индию из Англии и США и их деятельность подтверждала, что страх перед коммунизмом, охвативший британские спецслужбы в период между войнами, был не совсем беспочвенным.

Например, был некий Перси Глэдинг, известный также как Кохрейн, прибывший в Индию в 1925 году как член Объединенного союза инженеров, но являвшийся на самом деле эмиссаром коммунистической партии Великобритании. Его целью было продвижение идей коммунизма в Индии и, если возможно, «создание рабочей партии, с использованием в качестве лидеров известных индийских агитаторов». (Возможно, у него были и другие цели, потому что тринадцать лет спустя, в 1938 году, он был признан виновным в попытке выкрасть чертежи разработок новейших вооружений из Вулвичского арсенала и приговорен к шести годам тюрьмы.) Чарльз Эшли, известный также как Джон Эшворт, американец, отсидевший четыре года в Ливенуортской тюрьме в Канзасе по обвинению в шпионской деятельности, прибыл в Индию в 1922 году как «агент Коминтерна». Его паспорт оказался не совсем в порядке, поэтому индийские власти смогли его вскоре депортировать, но во время своего краткого пребывания в стране, согласно досье ИРБ, он успел организовать несколько встреч с подрывными элементами и передать им инструкции от М. Н. Роя.

В ИРБ считали, что в Индии существует две коммунистические сети – одна, связанная с М. Н. Роем и контролируемая через него из Европы, и вторая, руководимая неким «товарищем Гэмпером или Хэмпером», которому была передана крупная сумма – 150 тыс. фунтов стерлингов для «возобновления агитационной работы в Индии в соответствии с предыдущими инструкциями». Эту организацию вроде бы контролировали с Дальнего Востока, вероятнее всего из Шанхая. На северозападной границе также действовали русские агенты. «В октябре 1925 года получена информация, что в крупных городах на севере Афганистана под видом торговцев должны обосноваться советские агенты… Из Франции получены секретные данные, что некий Янкель Локк, он же Антон Коновалов, еврей, уроженец Двинска, квалифицированный горный инженер, владеющий английским и французским и знающий два индийских диалекта, был послан в Афганистан со специальным заданием. Утверждается также, что большевики используют в Кабуле смешанную группу агентов, включая Исмаила Эффенди из Капурталы. Этот человек дезертировал в Батуми во время войны и с этого времени, согласно имеющимся данным, является агентом русской разведки»(1).

Неизвестно, насколько была верна эта информация, но в глазах офицеров ИРБ опасность подрывной деятельности Советов существовала везде и всюду, и от ИРБ такое отношение передалось и их коллегам в Великобритании, поскольку СИС и МИ-5 не только регулярно получали отчеты от ИРБ, но и охотно брали на службу его бывших сотрудников, которые, выйдя в отставку, возвращались в Англию в сравнительно молодом возрасте и хотели бы продолжать работу по специальности. СИС настолько часто набирала оттуда людей, что внутри нее даже образовалась группа так называемых «индусов», а у МИ-5 был постоянно обновляемый список бывших офицеров ИРБ, ищущих работу. (Самым высокопоставленным сотрудником ИРБ, пришедшим на службу в МИ-5, своего рода триумфом «индусов», был сэр Дэвид Петри, возглавлявший ИРБ с 1924 по 1931 год, а во второй своей карьере на поприще разведки ставший в 1940 году руководителем МИ-5.)

Следствием такого засилия «индусов» в британских спецслужбах стали все более крепнущая уверенность в том, что красные находятся под каждой кроватью, и усиление режима секретности, которым отличалась СИС с момента её создания. Сотрудники ИРБ принесли с собой привычку никогда не обсуждать некоторые вещи в присутствии аборигенов, но, хотя в Англии не было аборигенов, которые могли бы подслушивать (если предположить, что тех это вообще когда-либо интересовало), со старыми привычками расстаться было нелегко, и даже на родине «британские индусы» не доверяли тем людям, которых не знали лично.

У обеих британских разведслужб были свои доказательства того, что они считали советским влиянием. В мае 1927 года МИ-5 вышла на русскую агентурную сеть, возглавляемую Уилфридом Макартни, бывшим офицером британской армейской разведки, а затем служащим Ллойда. Ему подсунули устав Королевского воздушного флота, чтобы посмотреть, что тот будет с ним делать. Когда Макартни передал его сотруднику русского торгпредства, МИ-5 получила «добро» на обыск помещения, которое занимало торгпредство СССР вместе с АРКОС. Устав, однако, обнаружен не был. (Позже Макартни был осужден по другим делам и получил десять лет. Выйдя на свободу, он присоединился к интербригадам в Испании и был первым командиром английского батальона.)

В 1937 году во Франции перебежал на Запад офицер советской разведки Вальтер Кривицкий. Во время одного из первых своих выступлений он заявил, что его путь пересекался с неким советским шпионом, действовавшим в Форин офис, но смог о нем сказать только то, что тот «выходец из хорошей семьи». Хотя много позже пришли к выводу, что, скорее всего, речь шла о Дональде Маклине, этим человеком в Министерстве иностранных дел мог быть кто угодно. Открытие, что бывший офицер британской разведки работал в пользу России, и свидетельство перебежчика о наличии в Форин офис русского шпиона убедили британскую разведку в реальности угрозы, исходившей от СССР, и она отреагировала соответственно. Все её ресурсы были мобилизованы на борьбу с коммунистической опасностью.

Ресурсы эти были по-прежнему невелики. В 1917 году юный капитан Комптон Маккензи располагал 12 тыс. фунтов в месяц только на ведение разведывательной деятельности в Афинах. Весь бюджет СИС в 1927 – 1928 годах исчислялся суммой в 180 тыс. фунтов стерлингов. Даже в 1936 – 1937 годах, когда в Европе было уже неспокойно, эта сумма увеличилась всего лишь до 350 тыс. и перешагнула за миллион только после начала войны(2). Новый руководитель СИС адмирал Хью Синклер (Камминг умер в 1923 г.) жаловался в 1935 году, что весь бюджет СИС равен сумме, в которую обходится содержание в течение года одного эсминца в своих водах. Одно время в связи с острой нехваткой помещений секретарше Синклера приходилось работать в беседке, и она постоянно жаловалась на холод. Однажды, после визита ревизоров, Синклеру было заявлено, что он превысил бюджет на 2 тыс. фунтов стерлингов. Синклер, невысокий, коренастый одноглазый человек с улыбкой доброго дядюшки, сказал: «Все потрачено на нужное дело», – и покрыл дефицит из собственного кармана[13]. Недостаточное финансирование и сконцентрированность СИС на советской угрозе оказали влияние на эффективность СИС в целом и на её кадровую политику.

Несмотря на то что СИС делала все возможное, чтобы следить за событиями в Германии – в основном в поисках нарушений Версальского договора, – она поздно отреагировала на взлет Гитлера и укрепление национал-социализма. В 30-е годы количество сотрудников, работающих в штате постоянно, не превышало 30 человек и никогда больше шести сотрудников одновременно не работали на одном континенте. Причем последние не очень-то напрягались, действуя под видом бизнесменов или сотрудников консульств. Они потихоньку вербовали агентов из местных жителей и платили им мелкие суммы за небольшую информацию, которую затем пересылали в Лондон с кратким комментарием о достоверности приведенных данных или вообще без оного. Политическая и военная информация зачастую шли вместе, хотя была попытка заставить сотрудника СИС самого составлять через определенные промежутки времени доклад о его собственной оценке политической ситуации на местах. Лесли Николсон, работавший в Праге, должен был раз в год садиться и выдавать доклад, озаглавленный «Коммунистическая сводка».

Иногда сотрудники тратили деньги только для того, чтобы показать несостоятельность оценочной системы, разработанной Лондоном. В начале 30-х годов только что завербованный журналист купил в Финляндии чертежи прототипа подводной лодки-малютки. Чертежи были изучены лично Синклером, специалистом-подводником, который решил, что они фальшивые, и отказался передать их в Адмиралтейство(4). Вероятно, Синклер заподозрил, что чертежи были подсунуты агенту СИС, – вещь вполне вероятная, потому что агенты, продававшие сведения сотрудникам британской разведки, могли спокойно продать ту же информацию немцам и русским.

Попытка использовать агентов для того, чтобы подсунуть дезинформацию противнику, могла привести к весьма серьезным и неприятным последствиям, что и произошло с Чарльзом Говардом («Диком») Эллисом, австралийцем, выполнявшим разведывательные задания в Средней Азии во время интервенции союзников и перешедшим потом на службу в СИС.

Переход Эллиса из армии в СИС считался для организации большой удачей, поскольку тот владел несколькими европейскими языками, свободно говорил по-русски, по-турецки, на урду и персидском. Работая в Берлине, Вене и Женеве, Эллис оказался втянутым в опасную двойную игру, к которой он был совершенно не подготовлен. Позже он утверждал – и руководство СИС признало его правоту, – что его нужно было тщательнее обучать и больше помогать советами, чтобы помочь избежать западни, в которую он попал.

Эллис женился на русской из белоэмигрантской среды Лилии Зеленской и через эмигрантов познакомился с неким белогвардейским генералом Андреем Туркулом. Туркул рассказал Эллису, что имеет связь с немецкой разведкой и, возможно, смог бы получить от нее какие-нибудь сведения. Но ему нужно будет передать им что-либо взамен. Туркул предложил следующее: он скажет немцам, что знаком с одним офицером СИС, у которого есть что продать, и посмотрит на их реакцию. План понравился Эллису и с профессиональной, и с личной точек зрения. С профессиональной точки зрения он считал, что мог бы сделать вид, будто разочаровался в СИС и готов предать её за определенную мзду. В этом амплуа любой контакт с немцами окупится сторицей. По тем вопросам, которые станут задавать немцы, можно будет определить, что их интересует, а что нет – все это принесло бы пользу Лондону. С точки зрения личной дело было в том, что жена Эллиса болела, жалованья не хватало и ему нужны были деньги. Поскольку Эллису все равно пришлось бы взять деньги от немцев, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, то почему бы не оставить их себе – вещь вполне обычная. К сожалению, план Эллиса оказался несостоятельным по нескольким причинам. Похоже на то, что Эллис зашел дальше, чем хотел. Как он признался позже, Эллис дал немцам точную иерархическую структуру СИС, указав, кто какой пост в ней занимал, – сведения, высоко ценимые всеми разведслужбами, так как они помогают точно идентифицировать соперников, но которые на общем фоне сбора разведданных не так уж важны(5).

Но худшее было ещё впереди. Туркул оказался советским разведчиком, внедрившимся в эмигрантские круги, чтобы информировать Москву о возможных заговорах против Советского Союза. В начале войны он исчез, с тем чтобы позже появиться снова под своими настоящими знаменами. Эллис затем занял второй по значению пост в организации «Британская координационная служба безопасности» (БКСБ) в Нью-Йорке, став инструктором вновь созданного УСС – предшественника ЦРУ, в 1946 году возглавил отделение СИС в Сингапуре, а после выхода в отставку принял участие в создании австралийской секретной разведывательной организации. Мы ещё встретимся с ним позже, потому что связь с Туркулом сделала Эллиса одним из объектов «охоты за красным резидентом», которая развалила западные разведывательные организации в 70 – 80-х годах.

К 1929 году качество разведывательной информации, которую поставляла СИС, было настолько низким, что премьер-министр Рамсэй Макдональд решил улучшить дело. Он попросил майора Десмонда Мортона, третьего по значению человека в СИС, создать Центр промышленного шпионажа (ЦПШ), который работал бы совместно с СИС, но имел бы большую самостоятельность и о своей деятельности докладывал напрямую премьер-министру. Задачей Центра было следить за развитием промышленности потенциальных противников и их возможностями в этой области. Центр должен был пользоваться официальными источниками – данные о товарообороте, статистика импорта и экспорта, сведения, имеющиеся у компаний, – и источниками СИС. Идея была неплохой. Например, если удавалось установить, что какая-то страна импортирует в девять раз больше марганца, чем требуется для её сталелитейной промышленности, то становилось ясно, что эта страна запасается марганцем. Тогда ЦПШ следовало запросить СИС, могут ли её агенты подтвердить предположение, что создание таких запасов является частью подготовки к войне.

На практике ЦПШ действовал не столь эффективно, как планировалось. Для начала Мортон перенес в новое ведомство свойственную СИС одержимость секретностью. ЦПШ располагался в новом здании и был связан со штаб-квартирой СИС и резиденцией «С» туннелем. Вывеска гласила: «Департамент экспортного контроля», позже её заменили на традиционное для СИС прикрытие «Бюро паспортного контроля». Штат Мортона состоял сплошь из майоров и полковников, все они являлись выпускниками либо Итона, либо Харроу, все были одеты в черные пальто, полосатые брюки и котелки, все носили плотно скрученные зонтики. Замечательное зрелище можно было наблюдать на Бродвее каждое утро ровно в 9.30. Майор Мортон дефилировал с зонтиком в руке по улице, подходил к конторе, становился по стойке «смирно», нажимал зонтиком на дверной звонок и проходил внутрь.

Женская часть персонала состояла из сестер или дочерей военных или сотрудников Форин офис. Все они получили образование в Роидине, Сент-Годрике или в Швейцарии и были одеты в твидовые юбки и желтовато-коричневые свитера. Изредка в ЦПШ брали на должности младших помощников девушек, рекомендованных начальницей одной из школ, курируемых сестрами-благотворительницами. Эти девушки должны были разбираться в армейских знаках различия, званиях, названиях подразделений и знать наизусть их историю. Частью собеседования был тест, когда юная кандидатка должна была правильно переставить обозначения подразделений.

Одна из этих барышень, Гвинн Кин, предупрежденная о бдительности, захлопнула дверь своей конторы перед носом человека, представившегося как «мистер Стэнли Болдуин». Позже она вспоминала: «Я не знала, кто это, хотя лицо этого человека показалось мне знакомым. Но я точно знала, что это не Стэнли Болдуин». Этим человеком в действительности оказался Уинстон Черчилль, он потом прислал в подарок Гвинн Кин сумочку из крокодиловой кожи с запиской: «Нашей маленькой сторожевой собачке»(6).

То, что Черчилль, находившийся в ту пору в рядах оппозиции, имел доступ в секретное учреждение, являлось следствием забавного соглашения, вытекающего из того факта, что Черчилль был близким другом Мортона и его соседом в Кенте. Мортон не мог спокойно слушать высказывания Черчилля о грядущей войне, не испытывая при этом желания исправить приводимые им статистические данные. Однако глава ЦПШ не имел возможности это сделать, так как таким образом была бы использована секретная информация. Поэтому Мортон пошел к премьер-министру Рамсэю Макдональду и объяснил сложившуюся ситуацию. Макдональд решил, что пусть лучше Черчилль в своих оппозиционных высказываниях опирается на факты, чем на свое богатое воображение, и дал Мортону разрешение знакомить Черчилля с основными разведданными(7).

Пришедшие затем к власти премьер-министры Стэнли Болдуин и Невилл Чемберлен придерживались аналогичной позиции. Таким образом, в 30-е годы Черчилль имел доступ к потоку разведывательной информации, включая – поскольку Мортон интерпретировал данное ему разрешение в самом широком смысле – огромное количество материалов СИС. Этим объясняется живейший интерес Черчилля к деятельности спецслужб в те времена, когда он сам стал премьером, и поскольку он разделял озабоченность СИС коммунистической угрозой, то разделял и её недоверие и подозрительное отношение к СССР. (Ллойд Джордж сказал однажды, что «Черчилль озабочен коммунизмом».)

Сконцентрированность СИС на коммунистической угрозе повлияла также на её кадровую политику и косвенным образом усугубила низкую эффективность организации. В 30-е годы, когда в целом в стране начали превалировать левые настроения, СИС вопреки этому набирала на работу таких людей, которые выступали за сохранение Британской империи, незыблемость установившихся в обществе порядков, за защиту привилегий и доставшегося в наследство благосостояния. Для них коммунизм был не просто политической теорией, а ненавистным символом веры, и любой шаг влево рассматривался как предательство всех лучших британских традиций. В тот период все студенчество было заражено радикальными идеями, поэтому набор кадров из университетов исключался начисто. Это привело к курьезной ситуации, когда русские супершпионы были завербованы в британских университетах на несколько лет раньше, чем СИС собралась сделать то же самое.

Предубежденность против интеллектуалов и радикалов не имела границ. Сотрудник СИС, поступивший на работу в разведку после начала войны, вспоминал об одном случае, который показывает, какие абсурдные меры принимались для того, чтобы «удержать в стороне леваков». Он узнал, что поэт Эдвин Мьюир работает в продовольственном управлении в Шотландии, и назвал его имя своему коллеге в качестве кандидата на работу. Тот ответил: «Его кандидатуру уже рассматривали и отвергли по политическим соображениям. Он коммунист». Когда сотрудник запротестовал и сказал, что это неправда, коллега возразил: «Ну, может, он и не совсем коммунист, но тем не менее он подозрителен. Это человек, который хорошо относится к беженцам, поэтому ему здесь не место»(8).

В ряды СИС набирали представителей высших слоев британского общества, людей, которые не только защищали привычный им образ жизни, но и сами формировали его. Особенности этих людей хорошо описаны Битхэмом Суит-Эскоттом в его книге «Незнакомая Бейкер-стрит», где он рассказывает о своей вербовке. Суит-Эскотт поступал на службу в УСО, но его рассказ вполне подходит к СИС. Его провели в пустую комнату в Министерстве обороны, где сидел одетый в штатское офицер, «очень похожий на Шерлока Холмса». Офицер поинтересовался его биографией, затем сказал: «Я не знаю, чем конкретно вы будете заниматься, но, если вас возьмут, вы не должны бояться совершить подлог или убийство».

Историк лорд Дакре (Хью Тревор-Роупер), пришедший в СИС во время войны, был поражен уровнем сотрудников, принятых в штат до войны: «Мне показалось, что профессионалы были довольно глупы, а некоторые очень глупы. Они разделялись на две категории: «лондонцы», представленные элегантными молодыми людьми из высших слоев общества, привлеченные на работу в разведку исходя из доверия к ним своего класса. Говорили, что их набрали в фешенебельных клубах «Будлс» и «Уайтс», и мне кажется, в этом есть доля истины… Затем идут полицейские из Индии… По моему мнению, их выделяла фантастическая глупость. В социальном плане они резко отличались от клубных мальчиков. Им не было доступа в мир «Уайтс» и «Будлс». На них смотрели скорее сверху вниз»(9).

Лесли Николсон, сотрудник СИС в Праге, описывал мне, что значило работать с этими людьми. Он пришел в СИС из разведывательной секции британского оккупационного корпуса в Висбадене в 1930 году, прослушал трехнедельный курс по средствам связи, шифрам и кодам, а также способам ведения бухгалтерского учета, принятого в СИС. И только по дороге в Вену, где он должен был встретиться с резидентом СИС, «одним из самых опытных специалистов», Николсон сообразил, что никто ему не сказал, а чем он, собственно, должен заниматься. От своего коллеги в Вене помощи в этом вопросе он также не дождался. Тот вволю накормил Николсона баснями о его предшественниках: один был алкоголиком и закончил свою карьеру в полицейском участке с портфелем, набитым документами, полученными из Лондона; другой, выпускник муниципальной школы, подрался из-за девицы и тоже попал в участок. Резидент СИС показал Николсону досье, в которых содержалась в основном переписка с Лондоном. Наконец Николсон спросил: «Слушай, а не мог бы ты дать мне пару практических советов?» «Самый опытный сотрудник» озадаченно посмотрел на него, затем сказал: «Не думаю, что могу чем-либо помочь. Тебе придется разбираться самому»(10).

Николсон обнаружил, что львиную долю времени у него отнимает работа по поддержанию имиджа агента по экспорту и импорту. В совокупности с необходимостью писать ежемесячные отчеты это оставляло мало времени собственно на разведывательную деятельность. Тем не менее он ухитрился создать небольшую агентурную сеть из людей, которые знали, что он может заплатить за сведения о передвижениях войск, производстве вооружений или новых изобретениях в военной области. Вполне вероятно, впрочем, что эти люди продавали информацию и другим, потому что англичане славились своей скаредностью: однажды Николсон предложил 10 фунтов за сведения о передвижении войск, за которые, как он узнал позже, его немецкий коллега отдал 50 фунтов.

Когда его перевели в Ригу, Николсон обнаружил, что местная агентура более откровенна в своих делах. «Эти люди вместе пили кофе в кафе неподалеку от биржи, обсуждали между собой деловые вопросы и весьма походили на биржевых маклеров. Они торговались за свою информацию и продавали её тому, кто больше платил, а потом ничтоже сумняшеся предлагали её противникам, как правило за более высокую цену. Но сотрудники всех разведок пользовались их услугами, хотя бы просто для того, чтобы подсунуть противнику дезинформацию»(11).

Учитывая, что полученная Лондоном информация исходила из подобного рода источников, там никогда не знали реальной ценности этих сведений, а несовершенный способ их оценки запутывал все дело ещё больше. Информация, которую Николсон оценивал как сомнительную, зачастую шла ему в плюс, тогда как сведения, которые он достаточно тщательно проверял, отбрасывались. Например, в 1938 году один агент сообщил, что фабрика в Восточной Пруссии, ранее производившая велосипеды, перешла на выпуск легкого стрелкового оружия. Агент дал доказательства достоверности информации, и Николсон счел её важной, подтверждающей проводимую Гитлером ремилитаризацию. Он переслал сведения в Лондон, указав источник и подчеркнув важность информации.

Лондон не реагировал в течение двух месяцев, а затем последовал приказ немедленно избавиться от агента, давшего эти сведения. Потратив значительную сумму, СИС направила из Лондона одного из старших сотрудников, чтобы проверить полученную информацию. Тот сообщил, что компании с указанным названием там нет. Ее не существует. Николсон надавил на агента, и тот представил телефонный справочник города, где красным карандашом было подчеркнуто: «Оружейная фабрика Вольф и Эберман». Николсон переправил страницу в Лондон с небольшой запиской, в которой высказывал предположение, что сотрудник СИС, возможно, перепутал города. Вместо ожидаемого объяснения он получил письмо, в котором говорилось, что, поскольку агент официально уволен, сделать ничего нельзя и вопрос закрыт(12).

Пока СИС действовала в подобном духе. Государственная школа кодов и шифров показывала определенные результаты. Русскую секцию там возглавлял Е. Штеттерляйн, один из ведущих криптографов царской России, переехавший в Лондон. Его секция весьма успешно снабжала британское правительство информацией о намерениях Советской России, почерпнутой из обильного потока шифровок, которыми обменивалось советское правительство со своими зарубежными ведомствами. Однако все резко оборвалось в 1924 году.

Остин Чемберлен, министр иностранных дел в кабинете Болдуина, пришедшего к власти в том году, счел эти секретные сведения несовместимыми с его планами долговременного мира в Европе и в течение трёх лет игнорировал эти «свидетельства нарастания враждебных действий» Советов против Британской империи. Затем в марте 1927 года МИ-5 вынудила его изменить свою точку зрения. МИ-5 представила генеральному прокурору сэру Дугласу Хоггу досье на Уилфрида Макартни, в котором, как мы знаем, было указано, что тот передал русским устав Королевского воздушного флота. Кабинет министров решил разорвать дипломатические отношения с Россией, и публичное обвинение в создании «шпионской сети в Великобритании» могло бы послужить необходимым предлогом. Однако проблема состояла в том, что МИ-5 хотела продолжить игру с Макартни, чтобы выявить всю его сеть. Если правительство допустит опубликование доклада МИ-5, это насторожит Макартни и его друзей. А где ещё правительство могло взять конкретные доказательства шпионской деятельности русских, чтобы оправдать выдвинутые против них обвинения?

В конце концов правительство решило, раз уж не представляется возможным получить доказательства шпионской деятельности русских в Великобритании, показать хотя бы то, что у русских есть разведывательная служба и Советы ведут политическую пропаганду против Британии. 24 мая премьер-министр Стэнли Болдуин огласил четыре перехваченные шифротелеграммы, затем 27 мая последовало заявление министра внутренних дел Джойнсона-Хикса о том, что он располагает «если не именами, то адресами русских агентов в Великобритании». (Нет необходимости говорить о том, что он не огласил их, поскольку, если бы власти располагали доказательствами, что эти люди являются шпионами, они вынуждены были бы привлечь их к ответственности.) В тот же день Чемберлен сообщил советскому представителю, что Великобритания разрывает дипломатические отношения с СССР из-за «антибританской пропаганды и шпионажа». В качестве доказательства Чемберлен продемонстрировал телеграмму, переданную в апреле советским представителем в Москву, в которой «вы просите переслать вам материал для поддержки политической кампании против правительства Его Величества».

Эта телеграмма, несомненно, подтверждала обвинение в политическом вмешательстве во внутренние дела Великобритании, но вряд ли могла подкрепить обвинение в шпионаже. Позже был опубликован ещё ряд перехваченных телеграмм, но ни в одной из них не было очевидных доказательств разведывательной деятельности. Можно предположить, что правительство Великобритании было спровоцировано на столь неадекватную реакцию успехом МИ-5 в деле Макартни и, решив порвать отношения с Советским Союзом, было вынуждено пустить в ход расшифрованные ГШКШ телеграммы для доказательства широкомасштабной шпионской деятельности русских. Результат был катастрофическим. Русские мгновенно заменили шифры и коды на такие, которые английские дешифровальщики так и не смогли расшифровать. Описанные события и тот факт, что она была публично скомпрометирована в прессе, не способствовали поднятию морального духа сотрудников ГШКШ, и их доверие к властям было надолго подорвано(13). (Когда во время войны в Испании ГШКШ вновь добилась определенных успехов и могла дать оценку военной мощи Германии и Италии, полученные результаты она предпочла держать при себе.)

В течение всего предвоенного периода все коммуникационные компании Великобритании были вынуждены сотрудничать с ГШКШ под предлогом всеобщей нестабильности в мире. ГШКШ «взламывала» коды не только потенциальных противников, таких, как Япония, но и союзников, например США, и полученные таким образом сведения использовались для укрепления позиций Великобритании на международных конференциях. Но с Германией и СССР был полный провал. (Известно, что шеф ГШКШ Элистер Деннистон сказал одному из сотрудников: «Я не думаю, что немцы жаждут предоставить тебе возможность читать их бумажки, и сильно сомневаюсь, что ты когда-либо их прочтешь».) Таким образом, в 30-е годы, когда двумя державами, чья политическая активность представляла для Великобритании наибольший интерес, были Германия и Советский Союз, никто в ГШКШ не смог расшифровать их коды, и то, что могло быть основным источником очень важных разведданных, исчезло втуне. К 1938 году руководитель СИС настолько потерял веру в возможности ГШКШ, что в одном из своих внутренних меморандумов отметил, что организация «была совершенно непригодной для тех целей, ради которых она создавалась»(14).

В отношении Германии и сама СИС действовала не лучше. Действительно, в СИС стали постепенно понимать, какую угрозу несет в себе нацизм, но при этом практически не было достигнуто никаких результатов в выявлении мощи и намерений гитлеровской Германии, что вызвало возрастающую критику со стороны британского правительства. К 1938 году Министерство обороны практически постоянно жаловалось на то, что СИС не может предоставить сведения о германской военной мощи, вооружении, подготовке и передвижениях войск. Министерство авиации было менее вежливо и отзывалось об информации, полученной от СИС, как «на 80% неточной». Министерство иностранных дел, традиционный союзник СИС, пыталось всячески опровергнуть любую критику: дескать, агенты должны были сообщать как факты, так и слухи, а давать оценку полученной информации и делать соответствующие выводы должен был Лондон. «С этим делом мы могли и не справиться, а если так, то это наша вина и едва ли честно обвинять в этом СИС»(15).

Позже СИС, однако, предприняла усилия для решения возникших проблем. Она расширила поиск новых кадров, желая заполучить в свои ряды людей, обладающих широким спектром знаний и способностей, которых предыдущая кадровая политика СИС не позволяла взять на службу. Одним из возможных источников пополнения являлась Флит-стрит. Журналисты бывают всюду, они знают, где и как получить информацию, и предположительно кое-что понимают в международных делах, поскольку им приходится писать и на эту тему тоже. И что было ещё более важным для СИС – тому были прецеденты. В 20-е годы Мортон использовал корреспондента «Таймс» Колина Кута, позже ставшего редактором «Дейли телеграф», в роли инспектора агентурной сети, действовавшей в Риме(16). Теперь СИС привлекла в свои ряды журналистов из «Манчестер гардиан» (Фредерик Войт), «Дейли экспресс» (Джеффри Кокс) и «Дейли миррор» (Дэвид Уокер). Случай с Уокером наиболее типичен: «Я был приглашен на ленч одним знакомым морским офицером. Он сказал, что, возможно, меня заинтересует работа, имеющая государственное значение, которую я мог бы выполнять, продолжая работать в газете. Он объяснил, в чем именно заключалась эта работа, и я согласился. Когда речь зашла об оплате, он спросил, сколько я получаю в «Дейли миррор», и предложил столько же»(17). (Шпионская карьера Уокера оказалась короткой. Его направили от «Дейли миррор» в Румынию, откуда он уехал с приходом немцев, был арестован итальянцами, которые затем обменяли его на итальянских журналистов. По возвращении в Лондон в 1941 году ему было объявлено, что в данный момент подходящей должности для него нет. Он поступил на работу в УСО и после войны занимался связями с общественностью. Уокер утверждал, что никогда не говорил в «Дейли миррор» о своей работе на СИС.)

Известны также выдающиеся образчики сотрудничества СИС и МИ-5. Дик Уайт, заместитель начальника подразделения «Б» отдела контрразведки МИ-5, перед самой войной совершил тур по Германии для вербовки агентов, которые могли бы одновременно помогать МИ-5 в поиске немецких разведчиков в Великобритании (работа МИ-5) и снабжать сведениями о событиях в Германии (работа СИС). Уайт, великолепно владеющий немецким, добился значительных успехов благодаря своему идеалистическому подходу к разведывательной деятельности. Его интересовали не профессиональные поставщики всяческих разведданных (основной контингент СИС в 30-е годы), а люди, которые работали бы из идейных соображений, «единственные, достойные внимания». Он тщательно изучил оппозиционно настроенные к Гитлеру слои и нашел подходящих людей, «считавших Великобританию моральной силой. противостоящей фашизму».

Некоторые немецкие офицеры, опасавшиеся, что Гитлер втянет Германию в войну, в которой страна будет обречена на поражение, регулярно снабжали Лондон информацией либо по каналам, проработанным Уайтом, либо во время своих приездов в Великобританию. Существовала также агентурная сеть из высокопоставленных гражданских лиц, делавших все возможное для информирования о планах Гитлера. Из этих источников СИС черпала сведения о боевом порядке немецких войск, мобилизационных планах и разработках новых вооружений. Но это был единственный луч во тьме, и при любой оценке деятельности СИС в 30-е годы неудачи значительно перевешивают успехи.

СИС не сумела получить стоящей информации о советско-германских переговорах в 1939 году. Представленные ею сведения о строительстве военных судов в Киле в 1934 году, что могло бы быть важным подтверждением нарушения Германией Версальского договора, оказались в значительной степени ошибочными. Во время мюнхенского кризиса разведывательная деятельность вообще прервалась, так как сотрудники СИС на местах не были обеспечены радиопередатчиками, и после закрытия Германией границы с Данией не имели никакой возможности быстро связаться с Лондоном. СИС не сумела заблаговременно предупредить ни о готовящейся оккупации Рейнской области в 1936 году, ни об аншлюсе Австрии в 1938 году(18).

Были получены сигналы о готовящемся нападении на Польшу, первый из которых поступил 28 марта 1939 года, за пять месяцев до начала передвижения германских войск, но поступили они не от СИС. Эти сигналы исходили от британского посольства в Берлине и от одного английского корреспондента, имевшего связи в германском Генеральном штабе. Когда же СИС наконец получила серию предупреждений о надвигающемся нападении Германии, она не передала их в Министерство обороны, и начальник британского Генерального штаба был вынужден специально запрашивать у СИС копии полученных донесений(19).

Однако наиболее серьезный провал британской разведки связан с развитием и планами люфтваффе. В период правления Гитлера германские военно-воздушные силы пережили период ускоренного развития, начавшийся в 1933 году. Поскольку это шло вразрез с Версальским договором, были предприняты титанические усилия для сохранения полнейшей тайны. Но, поскольку совершенно невозможно осуществлять огромную промышленную программу, включающую в себя строительство нескольких тысяч летательных аппаратов, не задействовав в ней огромное количество людей, ЦПШ получил первые достоверные сведения из анализа статистики германского импорта и рабочей силы, из публикаций, касающихся промышленного развития Германии. Другие британские разведорганы ненамного отставали от ЦПШ.

Проблема заключалась не в отсутствии информации, а в том, что каждый правительственный департамент трактовал эти сведения в соответствии со своим набором предрассудков. Например, Министерство авиации просто-напросто отказалось поверить в то, что немецкие военно-воздушные силы могли быть созданы достаточно быстро, чтобы представлять угрозу для Великобритании к концу 30-х годов. Министерство иностранных дел со своей стороны было убеждено, что немецкая авиация создавалась лишь как политическое оружие для поддержки гитлеровской дипломатии и вообще не играет никакой стратегической роли. СИС могла бы положить конец этим дебатам, так как не имела свойственной департаментам зашоренности, но, поскольку она не располагала достаточным количеством агентов в Германии, большинство министерств относилось к ней скептически и с недоверием. СИС пришлось подтверждать свои сведения, опираясь на информацию, полученную от французского Второго бюро, имеющего своего агента в германском Министерстве авиации. В 1938 году руководство СИС было вынуждено признать отсутствие у нее последних и достоверных сведений не только о величине германских военно-воздушных сил, но и об их строении и вооружении, а также о дальности полета и бомбовом запасе самолетов(20).

А возможность получения такой информации была, и доказательством тому служит опыт Форин офис. В 1933 году Малкольм Кристи, капитан в отставке, военно-воздушный атташе в Берлине с 1927 по 1930 год, начал передавать частные разведывательные доклады сэру Роберту Ванситтарту, заместителю министра иностранных дел. Кристи был преуспевающим бизнесменом, он жил в Берлине, был знаком с Герингом, его заместителем Эрхардом Мильхом и многими сотрудниками Министерства авиации Германии, один из которых, Ганс Риттер, стал ценным источником информации. Ванситтарт описывает Кристи как лучшего специалиста по Германии, который когда-либо был у Великобритании. Однако когда Кристи передал, помимо всего прочего, таблицы, показывающие рост авиационной промышленности Германии и её планируемую мощь, а Ванситтарт в свою очередь передал эти таблицы в Министерство авиации Великобритании, там эти сведения проигнорировали.

Под давлением госсекретаря лорд Суинтон, министр авиации, вновь изучил полученные сведения и попытался определить источник информации Кристи. Все, что ему удалось узнать, это то, что этот человек работал в высшем звене Министерства авиации Германии, но, чтобы доказать достоверность сведений, полученных от Риттера, Кристи пришлось быть посредником при передаче серии вопросов из Лондона в Берлин. Несмотря на то что Риттер не только убедительно доказал достоверность сведений, но и передал подробный чертеж бомбардировщика «Дорнье-17», британское Министерство авиации продолжало сомневаться(21).

Поскольку СИС оказалась несостоятельной, а Ванситтарт не смог убедить британское Министерство авиации в ценности полученных от Кристи сведений, людям, разрабатывавшим план обороны Великобритании, пришлось в оценке потенциальной угрозы люфтваффе исходить из наихудшего варианта. Наихудший вариант представлял собой предположение, что люфтваффе могут нанести тотальный удар на уничтожение по территории Великобритании, вероятно, сочетая с бомбовым ударом использование газов и отравляющих веществ, способных в течение нескольких часов уничтожить британские города и подорвать волю населения к сопротивлению. Нормальная разведка могла бы очень быстро разрушить этот миф. В 30-е годы немецкая авиация никак не могла нанести по Великобритании тотального удара, будучи недостаточно вооруженной и обученной для этого, но немцы совершенно гениально сумели создать впечатление о подобной возможности. И в этом им очень помогла американская военная разведка, а также некоторые известные дипломаты и политики.

В 1936 году американская разведка использовала известного летчика полковника Чарльза Линдберга специально для получения сведений о германской авиации. Немцы показали себя весьма радушными хозяевами во время визита Линдберга в Германию, и после своей второй поездки в эту страну в октябре 1937 года Линдберг сообщил, что немецкие военно-воздушные силы мощнее всех европейских, вместе взятых: 10 тыс. самолетов, из которых половина – бомбардировщики. Более того, он заявил, что Германия производит более 500 летных единиц в месяц и может при необходимости утроить эту цифру.

Реальные данные были несколько иными. Немецкая авиация располагала на тот период только 3315 самолетами, из которых только 1246 были бомбардировщиками. Производительность не превышала 300 самолетов в месяц. Во время мюнхенского кризиса Германия смогла задействовать только 1230 самолетов, в том числе 600 бомбардировщиков. Но доклад Линдберга был распространен накануне Мюнхена и безоговорочно принят такими людьми, как французский министр авиации Ги Ля Шамбр, министр иностранных дел Жорж Бонне и американский посол в Великобритании Джозеф П. Кеннеди(22).

Последствия были весьма серьезными. Когда британский премьер-министр Невилл Чемберлен побывал в Германии за неделю до Мюнхена, он ознакомился с выводами из доклада Линдберга. Во время кризиса Чемберлен признался своим коллегам по Кабинету, что ему привиделся Лондон, сметенный с лица земли немецкими бомбами. В результате этой совершенно необоснованной боязни тотального удара Великобритания попалась на удочку Германии, и СИС должна принять частично на свой счет обвинения, связанные с заключением Мюнхенского соглашения, так как она не смогла предоставить разведданные, которые предотвратили бы его.

Фактически в 30-е годы СИС была периферийной организацией, имеющей очень незначительное влияние на британские правительственные круги. Министерства уже привыкли действовать без помощи со стороны СИС, опираясь в своих решениях на доступную для них информацию и на элементарный здравый смысл при оценке возможных политических и стратегических последствий тех или иных событий. Пока СИС была по-прежнему озабочена коммунистической угрозой, британский Комитет обороны в марте 1934 года пришел к выводу, что главным потенциальным противником Великобритании является Германия и именно против нее должна разрабатываться долговременная оборонная программа. Комитет по иностранным делам, созданный в 1936 году как консультативный орган по политическим решениям, использовал материалы СИС только в двух своих докладах в течение последующих двух с половиной лет(23).

Три важных информации о германских вооруженных силах были получены англичанами не от СИС, а от британского военного атташе в Берлине. Атташе К. Стронг в докладах 1937 года указывал, что немецкая армия будет использовать метод танкового блицкрига, и она ею использовала во Франции. Помощник атташе докладывал в 1939 году, что у немцев имеется оружие, которое может применяться как ручной и как станковый пулемет, и что немцы используют зенитные пушки против танков – весьма успешное нововведение. Министерство обороны Великобритании отвергло оба доклада(24).

Таким образом, предвоенный период для СИС был таким временем, которое можно проигнорировать и пропустить. Она занималась саморазвитием, её руководство рассматривало СИС скорее как клуб джентльменов, презиравших внешний мир и убежденных в том, что они не только представляют собой все лучшее, что имеет Британия, но и что только они одни знают, кто настоящий противник – это Советский Союз.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.