Четвертый крестовый поход и падение Византии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Четвертый крестовый поход и падение Византии

Для современного историка очевидно, что к 1200 г. подлинный дух крестовых походов, какие бы недостатки он ни нес в себе изначально, полностью угас. Но в те времена это не было столь ясно: еще почти сто лет люди продолжали отправляться в крестовые походы и храбро сражались в Святой земле, а в середине XV в. и позже всерьез строились планы возвращения Иерусалима.

В силу этого стремление папства, находившегося в зените могущества, вернуть себе инициативу организации крестового похода выглядело в высшей степени естественным. Иннокентию III показался благоприятным момент, когда после смерти императора Генриха VI (1197) все великие короли Западной Европы были слишком заняты борьбой с внутренними претендентами на престол или войнами друг с другом, чтобы помышлять о предводительстве в крестовом походе, как это было при Барбароссе, Людовике VII и Ричарде Львиное Сердце во время Третьего крестового похода. Кроме того, Первый крестовый поход церковь возглавила без участия королей, и он оказался самой успешной из экспедиций на Восток. На этот раз, как и сто лет назад, реальное командование вновь приняла на себя французская, нидерландская и итальянская знать, но теперь предводители знали, что путь по суше слишком изнурителен, и договорились с итальянскими портовыми городами о переезде морем.

В 1202 г. большинство крестоносцев собрались в Венеции. Их оказалось гораздо меньше, чем предполагалось, и они не могли заплатить «за проезд» ту сумму денег, на которой настаивала Венецианская республика. Тогда старый и почти слепой венецианский дож Энрико Дандоло предложил, чтобы в счет полной оплаты крестоносцы помогли Венеции отвоевать далматинский порт Задар, захваченный у венецианцев венгерским королем в 1186 г. Часть духовенства стала протестовать: король Венгрии был католиком и сам взял в руки крест. Иннокентий III колебался; но, когда он все же запретил операцию под страхом отлучения, крестоносцы уже взяли Задар и, таким образом, подверглись отлучению.

Положение еще можно было исправить, но тут крестоносцев втянули в византийские дела. С тех самых пор, как император Август основал Римскую империю, преемственность власти оставалась одним из самых слабых звеньев политической системы. В течение многих столетий эту слабость пытались преодолеть установлением династического наследования или назначением соправителей при правящих императорах. Однако в большинстве случаев такие методы оказывались неэффективными. Например, за правлением императора Мануила I (1143–1180), представителя некогда блестящей династии Комнинов, наступил черед слабых правителей, начались гражданские войны и узурпации власти. В 1195 г. Исаак II Ангел был свергнут своим братом Алексеем III, а затем, по византийской традиции, заточен и ослеплен. Когда крестоносцы находились в Задаре, сын Исаака, тоже Алексей, – зять Филиппа Швабского, германского короля из династии Гогенштауфенов, – явился в их лагерь и попросил о помощи против узурпатора Алексея III. В награду он обещал огромную сумму в 200 тыс. серебряных марок (венецианцы за перевоз крестоносцев требовали 85 тыс.), византийское участие в крестовом походе и подчинение Греческой церкви Риму.

В этой ситуации часть духовенства, прежде всего цистерцианцы, и некоторые бароны выступили против похода на христианский город, а почти половина крестоносцев предпочла отправиться домой. Но те, кто остались, находили предложения Алексея необычайно привлекательными. Историки долго спорили о том, была ли перемена цели крестового похода следствием заговора, организованного царевичем Алексеем, венецианцами и старинными противниками Византии, представителями династии Гогенштауфенов и нормандских фамилий, или же результатом непредвиденного стечения обстоятельств. Но, во всяком случае, Дандоло и венецианцы целенаправленно преследовали политические и торговые интересы своей республики, а папа, раздираемый противоречивыми чувствами – чаянием блистательной перспективы объединения церквей и ужасом перед возможным нападением крестоносцев на Константинополь, – вновь опоздал со своим запретом.

Стоило крестоносцам появиться у стен Константинополя, как события начали разворачиваться с роковой неизбежностью классической трагедии. Алексей III бежал, а слепой Исаак II и его сын, ныне Алексей IV, были провозглашены императором и со-императором. Но они оказались совершенно не в состоянии ни выплатить крестоносцам обещанную им огромную сумму, ни склонить большинство греческого духовенства к подчинению Риму. По рассказам крестоносцев, греческий архиепископ Корфу саркастически заметил: ему известна только одна причина возможного первенства Римской кафедры, – та, что Христа распяли именно римские солдаты. Отношения между крестоносцами и греками стремительно портились. Крестоносцы помнили или им предусмотрительно напомнили, что в 1182 г. константинопольская чернь захватила латинский квартал города: тогда, по сообщениям, перебили 30 тыс. латинян-христиан. Весной 1204 г. началась открытая война, и 12 апреля крестоносцы пошли на штурм Константинополя.[86] Ночью часть солдат, опасавшихся контрнаступления византийцев, стала поджигать дома. Жоффруа де Виллардуэн, один из предводителей похода и его хронист, так повествует об этом:

Огонь начал распространяться по городу, который вскоре ярко запылал и горел всю ночь и весь следующий день до самого вечера. В Константинополе это был уже третий пожар с тех пор, как франки и венецианцы пришли на эту землю, и в городе сгорело больше домов, чем можно насчитать в любом из трех самых больших городов Французского королевства.

То, что не сгорело, было разграблено.

Остальная армия, рассыпавшись по городу, набрала множество добычи, – так много, что поистине никто не смог бы определить ее количество или ценность. Там были золото и серебро, столовая утварь и драгоценные камни, атлас и шелк, одежда на беличьем и горностаевом меху и вообще все самое лучшее, что только можно отыскать на земле. Жоффруа де Виллардуэн подтверждает этими словами, что, насколько ему известно, такой обильной добычи не брали ни в одном городе со времен сотворения мира[87].

Католическое духовенство занималось в основном поисками священных реликвий. Во Францию их привезли такое множество, в том числе и терновый венок Христа, что для достойного размещения этих сокровищ король Людовик IX (Людовик Святой) решил построить в Париже Сен-Шапель. Венецианцам, помимо прочей добычи, достались знаменитые четыре бронзовых коня, вывезенных в свое время императором Августом из Александрии в Рим, а затем императором Константином из Рима в Константинополь. Их поместили над порталом собора св. Марка в Венеции.

Латинская империя

Французы основали Константинопольскую Латинскую империю,[88] а ее католическим патриархом стал венецианец. В подходящий момент с крестоносцев и Византии было снято папское отлучение. Другие западные вожди стали королями Фессалоники, герцогами Афин или принцами Морей (Пелопоннес) – не более чем разбойничьих государств, существовавших по милости Венеции, которая эксплуатировала их, но не всегда могла контролировать. Себе венецианцы оставили Крит, получивший название «Кандия», и цепь островов Эгейского моря, защищавших торговое сообщение с Константинополем, отныне полностью перешедшее в руки венецианцев.

Взяв и разрушив христианский Константинополь, католики-«франки» сравнительно легко добились того, чего не смогли достичь германские захватчики в IV–V вв. и что оказалось не под силу агрессорам последующих столетий – персам, арабам и болгарам. Иннокентий III слишком поздно стал сожалеть о своеволии и непокорности крестоносцев, об их ужасной, но вполне предсказуемой жестокости и алчности при захвате имперской столицы. Теперь он совершенно точно знал, что безвозвратно упущены все шансы на подлинное объединение Латинской и Византийской церквей, по крайней мере в обозримом будущем. Современные историки способны проследить и более долговременные последствия этих событий. Самый могущественный папа в истории Римской церкви инициировал хорошо испытанную и традиционную к тому времени операцию ради чисто религиозной цели – освобождения Иерусалима и Гроба Господня. Но почти сразу же это движение вышло из-под его контроля и попало в руки людей, которые руководствовались причудливой смесью мотивов, замешанных в той или иной мере на жажде обогащения и стремлении к захватам, приправленных толикой уверенности в своей правоте, свойственной тем, кто убежден, что Бог на их стороне. А поскольку все эти мотивы подкреплялись непревзойденными организаторскими способностями венецианцев и совершенством военного искусства французов, крестоносцы оказались неодолимыми. Именно эти способности и умения обеспечили успех Четвертого крестового похода, и они же в будущем – с конца XV до середины XX в. – успех европейцев в подчинении или контроле большей части мира. Но осуществляли эту экспансию и пожинали ее плоды уже не папы и церковь, а государства Новой Европы.

Возрождение Византии

В XIII в. трудно было предугадать будущее развитие событий. Политическая и хозяйственная активность далеко не всегда сочеталась с военной квалифицированностью. Новые правители феодальных государств в Греции и Фракии воевали друг с другом и не могли защитить своих подданных от возобновившихся нападений болгар. С другой стороны, в Эпире (Западная Греция) и в Анатолии сохранились части Византийской империи, существовавшие теперь как самостоятельные государства. В 1261 г. одна из их армий внезапно захватила Константинополь, и Византийская империя была восстановлена под властью династии Палеологов. Торговые привилегии венецианцев отошли к их соперникам – генуэзцам.

Западная Европа не смирилась с таким итогом; один за другим возникали планы возвращения Константинополя. Самую большую опасность для византийцев представляла экспедиция Карла Анжуйского, брата Людовика IX, который победил в Южной Италии наследников императора Фридриха II и получил из рук папы корону Неаполя и Сицилии. Приготовления Карла шли уже полным ходом, когда сицилийцы восстали против французской оккупации. В пасхальный понедельник 1282 г. по сигналу вечерних колоколов они перебили 2 тыс. французских солдат в Палермо, а затем предложили корону Сицилии арагонскому королю Педро III. Хотя участие в этом Византии так и не было достоверно установлено, оно по крайней мере столь же вероятно, как и первоначальный венецианский замысел изменить направление Четвертого крестового похода. Однако вне зависимости от того, планировалась «Сицилийская вечерня» или нет, она оказалась самым действенным ответом Византии французам, которые втянулись в почти трехсотлетние войны с испанцами за Южную Италию. С надеждами организовать поход на Константинополь пришлось распрощаться.

Тем не менее Византия перестала быть великой средиземноморской державой и, как часто бывает в подобных случаях, оказалась неспособной контролировать те силы, которые сама же и вывела на сцену. В 1311 г. несколько тысяч каталонских и арагонских наемников, нанятых византийцами, захватили герцогство Афинское. Древние классические здания Акрополя – Пропилеи и Парфенон – превратились, соответственно, во дворец испанского герцога и в церковь Св. Марии. Из всех «латинских» правителей позднесредневековой Греции испанцы были, вероятно, самыми алчными и, вне сомнения, самыми организованными. Испанские рыцари стали крупными землевладельцами и открыли новые торговые возможности для купцов из Генуи и Барселоны. Словно стремясь подчеркнуть свою отстраненность от прежнего духа крестовых походов, герцогство Афинское в 1388 г. заключило союз с флорентийским банкирским домом Аччаюоли. Союз баронов, захвативших землю, и купцов-капиталистов, впервые доказавший свою силу в 1204 г., вновь продемонстрировал высочайшую эффективность.

Последние крестовые походы

Если 1204 г. и стал вехой триумфа цинизма и создания нового военно-коммерческого альянса, то далеко не все в Европе одобрили этот путь. Можно вспомнить, что почти половина участников Четвертого крестового похода отказалась от войны против Константинополя. Впрочем, некоторые из них, например граф Симон де Монфор, отправились в другой крестовый поход – против альбигойцев. К тому же в 1212 г. крестоносный пыл охватил самых юных: тысячи подростков, в сущности еще детей, в основном из Рейнланда и Лотарингии, оставили свои дома, чтобы последовать за столь же юными проповедниками. Им внушали, что они, безоружные и безгрешные, добьются успеха там, где взрослые воины потерпели неудачу или позволили отвратить себя от цели. Церковные власти пытались свернуть это движение, но ввиду массового энтузиазма вынуждены были отступить. Однако чуда не произошло. Тысячи детей погибли в море или были проданы в рабство, а те, которым посчастливилось вернуться домой, стали предметами насмешек. Эту катастрофу удобнее всего было объяснять тем, что детей сбил с пути дьявол.

Иннокентий III тоже не оставался в стороне от событий: незадолго до своей смерти (1216) он организовал еще один крестовый поход, пятый по счету, который должен был находиться под надзором папского легата, чтобы не произошло очередного «отклонения» от цели. Этот поход, направленный против крепости Дамиетта в дельте Нила, преследовал стратегически обоснованную цель: нанести поражение самому могущественному противнику христиан – Египту. Собственно военные действия, длившиеся с 1219 по 1221 г., поначалу шли успешно, но в конце концов потерпели неудачу. Современники с негодованием отзывались о чрезмерном вмешательстве папского легата в военные и дипломатические решения.

С тех пор папы перестали играть центральную роль в организации крестовых походов. В 1228 г. император Фридрих II отплыл в Палестину, находясь под папским отлучением, так как выступил с большим запозданием. В следующем году он заключил договор о возвращении Иерусалима с египетским султаном. Все еще отлученный, Фридрих въехал в Святой город и возложил на себя корону Иерусалимского королевства. Того, что не удалось сделать крестоносцам, проливая потоки крови с папского благословения, Фридрих достиг безо всякой войны и под папским проклятием. Но при всей своей сознательно антипапской позиции он не был таким представителем новой эпохи воинствующего капитализма, как дож Дандоло и его французские союзники. Скорее, император считал, что в силу своего положения обладает некоторого рода божественной властью, а новоприобретенная корона Иерусалимского королевства только укрепила его в этой уверенности. Когда император вернулся в Италию, местные христианские бароны были, что называется, «на коне», но в 1244 г. они умудрились вновь потерять Иерусалим.

Два последних больших крестовых похода организовал король Франции. В 1248 г. под предводительством Людовика IX значительные военные силы двинулись против Египта, имея целью пошатнуть устои мусульманского могущества. Но французы слишком оторвались от своих баз; Людовик потерпел поражение и попал в плен (1250). Казалось, все потеряно, но в этот момент мамелюки свергли египетского султана. Мамелюки представляли собой армию из белых рабов, преимущественно тюрок;[89] формирование такого войска правителем, не располагавшим другими военными силами, было чревато его свержением и потерей власти. Мамелюки завладели Египтом и правили им до тех пор, пока в 1517 г. их самих не завоевали османские турки. Однако фактически власть мамелюков в Египте сохранялась до 1798 г., когда молодой генерал Наполеон Бонапарт нанес им окончательное поражение в «битве у пирамид». В 1250 г. Людовик Святой использовал политический переворот, чтобы выторговать освобождение своей армии. Он увел ее в Палестину и за четыре года возвратил не только Иерусалим, но и большинство городов и крепостей, которыми раньше владели крестоносцы. В 1254 г. он вернулся во Францию.

Крестовый поход Людовика IX имел, против всех ожиданий, хотя бы частичный успех. Но последнее крестоносное предприятие короля завершилось настоящей катастрофой. В 1270 г. он отплыл в Тунис, возможно, по просьбе своего брата Карла Анжуйского, который незадолго до этого стал королем Сицилии. В Тунисе король и большая часть его армии погибли от чумы. В 1291 г. египетским мамелюкам сдалась Акра, последний оплот крестоносцев. Следующую, и вновь неудачную, попытку утвердиться в Леванте европейцы предприняли только в конце XVIII в.

Испания

Единственным местом, где христианам удалось взять верх над мусульманами, была Испания. Именно здесь в середине XIII в. христианское оружие одержало величайшие победы. Короли Арагона завоевали Валенсию и захватили остров Майорка; португальцы заняли Алграви, и Португалия приобрела свои современные границы. Но самых больших успехов добилась Кастилия, завоевавшая большую часть области Аль-Андалус (Андалусия, сердце мусульманской Испании) вплоть до Средиземного моря и Атлантического океана. Независимым мусульманским государством оставалось только королевство Гранада – сравнительно небольшая территория на юго-востоке.

Для Андалусии и ее жителей христианское завоевание оказалось настоящим бедствием. При мусульманах это была высокоразвитая область со значительным городским населением. Теперь многие искусные ремесленники и земледельцы вынуждены были бежать или лишились своей собственности. Воины с севера не умели изготовлять вино, выращивать фрукты и оливки, чем успешно занимались мавританцы. Со временем значительные площади превратились в пастбища, а немногочисленные крупные феодалы и военные рыцарские ордена стали владеть огромными поместьями. Именно эти сеньоры вплоть до настоящего времени определяют социальную и политическую жизнь Южной Испании.

В восточных королевствах Арагона и Валенсии не было такого перемещения населения. Здесь остались мусульманские жители; они уже не доминировали ни в экономике, ни в культуре, но в значительной мере сохранили свою самобытность, которая почти не поддавалась ассимиляции, даже если они формально и переходили в христианство. В течение трех с половиной столетий это обстоятельство накладывало отпечаток на испанскую историю; испанцам оно создавало проблемы, схожие с теми, которые порождают для нас ныне этнические и религиозные движения национальных меньшинств.