Экономическая структура

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Экономическая структура

Типичная хозяйственная единица аграрного общества – большое поместье. Поместья существовали еще с римских времен, и варвары без труда смогли управлять ими и создавать по их образцу новые хозяйства. Рабы все так же работали на господских землях – той части поместья, которую владелец оставлял за собой и которой управлял либо самостоятельно, либо – чаще – через своих управляющих. Господские земли отделялись, по крайней мере теоретически, и от наделов, которые передавались разного рода арендаторам, и от находившихся в общем пользовании лесов и лугов. Правда, на практике это не всегда соблюдалось. Войны по-прежнему поставляли рабов, и торговали ими и христиане, и мусульмане, и варвары. Но гораздо больше было рабов по рождению, происходивших либо от рабов, либо от смешанных браков. Кроме того, человек мог легко попасть в личную зависимость за преступление либо по собственной воле, если он не имел других средств к существованию.

С течением времени рабство начинает себя изживать. Церковь, никогда открыто не осуждавшая этот институт, приветствовала освобождение рабов. Главной причиной развития такой тенденции, однако, послужила ярко выраженная сезонность сельских работ: землевладельцы находили слишком дорогим и обременительным круглый год кормить и одевать массу рабов. Гораздо экономнее и удобнее оказалось выделить хотя бы части рабов небольшие наделы, достаточные, чтобы прокормить их самих и их семьи, а взамен обязать работать на приусадебной земле. В итоге статус рабов с наделами стал приближаться к статусу полузависимых крестьян.

Инвентарная опись («полиптик») начала IX в., сделанная аббатом Ирминоном Сен-Жерменского монастыря близ Парижа, сообщает нам о рабе и его свободной жене (colona), которые держали половину надела от аббатства, а за это были обязаны выполнять пахотные работы и вывозить навоз на поля, но не платили больше никаких денег. Группа из трех семей смешанного статуса, рабского и полусвободного (lidus), держала надел значительно большей площади. Сверх пахоты, строительства изгородей и удобрения полей они должны были еще платить «военную подать в два барана, восемь цыплят, 30 яиц, 100 досок, столько же кровельных планок, 12 бочарных клепок, шесть обручей и 12 факелов. Каждый платит подушную подать в 4 пенни».[33] По закону, между различными социальными группами существовала резкая правовая граница: рабы не могли ни просить о правосудии, ни выступать свидетелями в суде. На практике эти различия не всегда были значительными ни в юридическом, ни в экономическом отношениях. Многие представители деклассированных групп, например нищие, воры, бродяги, не были рабами.

Если представители низших классов общества имели возможность повысить свой социальный статус, то свободных людей подстерегала опасность попасть в личную зависимость. Свободные крестьяне-единоличники всегда существовали в Римской империи, а расселение варваров даже способствовало росту их числа. В деревнях, принадлежавших большим поместьям, положение этих крестьян было весьма уязвимым; немногим лучше они чувствовали себя и тогда, когда жили просто по соседству. Экономические невзгоды, например череда неурожаев или просто тревожная обстановка, нередко побуждали свободных людей отказываться от свободы и владения собственной землей ради покровительства крупного землевладельца. Капитулярий Карла Великого (Devillis), регулировавший управление королевскими поместьями, предусматривает такое покровительство: «Если наш серв[34] будет искать правосудия вне наших поместий, то его господин должен приложить все усилия, чтобы добиться для него справедливости… Если серв не может добиться правосудия в своей местности, господин не должен допустить, чтобы он пострадал от этого, но… должен сообщить нам обстоятельства дела».[35] В то же время из документов ясно, что в пределах самого поместья правосудие осуществлялось господином и его управляющим: «Каждый управляющий на своих землях должен регулярно проводить судебные слушания, вершить правосудие и следить за тем, чтобы наш народ жил законопослушно».[36] Обращение свободных людей в рабство продолжалось в течение нескольких столетий, но класс свободных крестьян никогда не исчезал окончательно. В Европе, кроме того, существовали обширные регионы, где в силу географических условий рабство оказалось экономически нецелесообразой формой организации общества. Действительно, не было никаких способов заставить рыбаков или горных пастухов выполнять регулярные трудовые повинности.

Экономический этос «примитивного» общества

Большинство мужчин и женщин вынуждены были работать на земле; труд этот был тяжел и неблагодарен. Тем большую привлекательность в сознании людей имели ценности, приобретенные неэкономическим путем: военная добыча, включавшая помимо прочего рабов, выкуп за знатных пленников и дары. Личная щедрость неизменно рассматривалась как признак высокого положения и благородного происхождения. Альфред, король Уэссекса (871–899), прославился как «наилучший даритель колец».[37]

Идеалом эпохи была не мирная торговля, а мирный обмен дарами именно потому, что это было взаимным дарением. На полученный дар полагалось отвечать таким же или еще более ценным даром, так что получатель дара мог ходить с гордо поднятой головой. Церкви и монастыри в ответ на дары предлагали молитвы, и служители церкви не смущаясь просили о пожертвованиях. Настоятель аббатства Фернье в Северной Франции, например, попросил короля Уэссекса пожертвовать некоторое количество свинца для кровли и договорился о том, что королевские сервы будут изымать этот металл на побережье.

В этом, как и во многих других случаях, ценные предметы перевозились на далекие расстояния без участия купцов и безо всякой мысли о коммерческой выгоде. Многочисленные раннесредневековые клады английских, византийских и арабских монет, найденные в Скандинавии и России, отнюдь не являются выручкой от регулярной международной торговли: это добыча от грабежей, дары и дипломатические подношения, обычные прежде всего для византийской дипломатии. Золотые и серебряные монеты ценились сами по себе, равно как и золотые и серебряные украшения. Чеканка монет была прибыльным делом, которое к тому же способствовало развитию торговли; в первую очередь она, однако, демонстрировала величие хозяев монетного двора – франкских, английских или лангобардских королей и, разумеется, императоров Византии и арабских халифов.

На местном уровне продукты обменивались без денег, поскольку не существовало такой мелкой монеты, которую можно было бы заплатить за несколько ломтей хлеба. Владельцы крупных поместий нередко приобретали земли в различных климатических зонах, чтобы производить, например, вино или масло. Эти продукты затем перевозили на значительные расстояния – но не для продажи. Общество той эпохи не вкладывало в развитие экономики почти ничего, кроме физического труда; оно открыто исповедовало идеалы потребления и даже расточительства. Идеалы были сильны во всех слоях общества – от крестьян, проедавших и пропивавших свои жалкие излишки на свадебных и похоронных пирах, до знати и самих королей с их пышными и разгульными празднествами и щедрыми подарками приближенным. Отнюдь не случайно в центре многих средневековых эпических поэм, восходящих именно к этой эпохе, лежит рассказ о спрятанных сокровищах, прежде всего золоте – сияющем, не подверженном порче металле, который способен околдовать не только драконов и чудовищ, но и большинство христиан, мужчин и женщин.

Церковь, как и во многих других случаях, играла двойственную роль и была фактором социальной динамики. Монахи и монахини принимали обеты бедности, но мужские и женские монастыри, церкви и кафедральные соборы как отдельные институты, а епископы и архиепископы – как отдельные лица не были связаны такого рода обетами. Для них слава церкви состояла в том, чтобы копить и выставлять напоказ великолепные сокровища – золотые чаши и серебряные кресты, распятия из слоновой кости, роскошные стяги и облачения. В первую очередь, однако, величие церкви воплощалось в строительстве каменных соборов. Лишь в XIII–XIV вв. такая позиция встретила открытое осуждение, но перед лицом критики церковь яростно защищала свои традиции (см. гл. 4).

Варвары-язычники имели обыкновение брать с собой в могилу самое ценное имущество – от незамысловатого оружия простолюдина и простых бронзовых или медных украшений, которые были даже у нищих женщин, до сокровищ великих воинов и королей, таких как роскошные предметы из Саттон Ху (Суффолк), найденные в погребении середины VII в. Для археолога или историка подобные вещи служат великолепными и осязаемыми свидетельствами стиля жизни людей той эпохи. Но для современников погребений захороненные вместе с хозяином вещи терялись навсегда, и это наносило значительный ущерб любому хозяйству. Священники осуждали такие погребения как языческие и старались убедить людей передавать свои ценности церкви. Борьба со старинными обычаями продолжалась долгое время, и даже в самой церкви имущество в виде сокровищ нередко лежало мертвым грузом. Но оно по крайней мере не терялось безвозвратно и нередко вовлекалось в оборот: для оплаты церковных расходов на строительство, покупку вина, ладана и других дорогих товаров. Высказывалось даже предположение, что конфискация церковных сокровищ и грабежи викингов в последующую эпоху сыграли благотворную роль, так как вернули эти ценности в экономический оборот.

Торговля в аграрном обществе

Люди, обладавшие средствами, вкладывали их в землю, чтобы укрепить собственное могущество и престиж. Но и «богатые», и простые крестьяне имели потребности, которые нельзя было удовлетворить посредством обычных практик обмена: продуктами хозяйственной деятельности или дружескими дарами. Прибавочный продукт местного производства обменивался на местных рынках, но такие товары, как соль, металлические изделия или вино, далеко не всегда и не в полном объеме производились в округе, поэтому их приходилось покупать. То же самое относилось к поступавшей в основном из Англии высококачественной шерсти, из которой шили дорогую одежду. Рабов, конечно же, покупали и продавали по всей Европе. Если человек хотел жить с размахом, как обычно и жили богачи, ему нужно было иметь запасы ценностей. Лучшими способами приобретения ценностей считались войны и грабежи; но там, где подобных возможностей не было, желаемое приходилось покупать.

Торговлю вели профессиональные купцы; часто, но далеко не всегда это были евреи. Как и в римские времена, они плавали по Средиземному морю, поднимались и спускались по крупным рекам Европы. Там, где водные пути отсутствовали, они передвигались по суше (что было более рискованно и дорогостояще), ведя за собой караваны вьючных животных – лошадей или мулов. Кроме того, везде находились свои искатели приключений или разбойники, которые, «сбиваясь» в шайки, грабили все, что можно, но как только попадали в хорошо защищенное место, принимали облик мирных купцов. В те времена города не играли никакой роли в торговле, но все же было несколько портов, через которые она и осуществлялась. Римские города, продолжавшие существовать за пределами Средиземноморья, по большей части сохранились не как торговые центры, а как резиденции епископов или местной администрации. По сравнению с Византийской империей и арабским халифатом того времени Западная Европа была изолированным и слаборазвитым регионом.

Начало денежной экономики в Европе

Экономическая изоляция Западной Европы не была абсолютной. Деньги, этот питательный элемент торговли, по-прежнему действовали на международном уровне. Около 700 г. все три региона – Византия, арабский мир и христианский Запад – чеканили золотую и серебряную монеты. Объявленная стоимость золотых монет франков, однако, была неоправданно занижена, и купцы на рынках Средиземноморья за эти монеты получали больше серебра, чем в Европе. В силу этого золото экспортировалось с Запада в обмен на серебро. Со временем в Европе осталось так мало золота, что франкским королям пришлось отказаться от чеканки золотых монет. Но поскольку серебра было еще сравнительно много, они начали чеканить новую серебряную монету (denarius); 12 таких монет составляли solidus, а 20 «солидов», или 240 «денариев», – 1 фунт (libra). В то время не выпускали монет в 1 солид или 1 фунт, и поэтому эти единицы называли расчетными. Англосаксонское королевство Мерсия последовало примеру франков (ок. 785), и введенные в Англии «фунты», «шиллинги» и «пенсы» оставались основными денежными единицами в течение 12 веков – вплоть до 1971 г. «Фунт» сохраняется до сих пор, но состоит из 100 пенсов.

Постоянный приток серебра с Востока привел к тому, что его цена в VIII в. упала. Серебряный динарий, который уже чеканили разрезанным на части, стал использоваться в повседневных расчетах. Постепенно, хотя и неравномерно, в Европе начинает развиваться денежная экономика. Во многих местах вошли в обычай еженедельные рынки, а землевладельцы предпочитали получать от крестьян денежные платежи. Эти перемены повлекли за собой соответствующую рационализацию в управлении большими поместьями, позволили владельцам лучше контролировать свое хозяйство и управляющих, а также стали причиной появления отчетов перед королевской и церковной администрациями, характерных для каролингской эпохи. Одновременно более прибыльной становится торговля, постепенно складываются постоянные торговые пути: из Средиземноморья через перевалы Западных Альп и вверх по Роне в Центральную Францию; из Англии во Фризию и Дорштадт в устье Рейна; из Швеции и датского Хедебю – в Киев, а оттуда в Византию и Персию. Были также сухопутные маршруты от Западных и Северных Альп во Франкфурт, Регенсбург, Прагу и далее на Восток. Но самые важные торговые пути между Востоком и Западом пролегали между Константинополем или Александрией с одной стороны и Венецией с другой.

Все эти дороги были опасны, а многие оставались попросту недоступными в течение долгого времени. Во второй половине VIII в. Дорштадт и многие другие города Западной Европы страдали от вымогательств и грабежей викингов. В начале IX в. венгры перекрыли сухопутные маршруты на Восток. В Средиземноморье североафриканские пираты закрепились на побережье Южной Франции и контролировали часть альпийских перевалов. Передвижение по побережью между Тибром и Эбро фактически полностью прекратилось. Прежде чем активно развивать торговлю, Европе пришлось нейтрализовать захватчиков. В конце IX–X вв. эта задача была выполнена.

Не все экономические последствия вторжений оказались отрицательными, хотя люди, страдавшие от набегов, разумеется, не оценивали их с такой точки зрения. Церкви и монастыри так же, как и местные вельможи, тратили деньги на строительство укреплений и содержание солдат. Деньги и сокровища, награбленные викингами или полученные ими в виде дани, вывозились в Скандинавию, откуда они нередко вновь возвращались в континентальную Европу и – уже в виде скандинавской монеты – попадали в экономическое обращение. Набеги, вероятно, многих заставляли покидать исконные места жительства и, таким образом, способствовали превращению миграции и процесса создания новых поселений в динамический элемент европейского развития последующих столетий.