ГлаваХ
ГлаваХ
Со стороны Туркестанского военного округа, согласно плану экспедиции, должны были двинуться два отряда: один из Джизака, другой из Казалинска. В состав джизакской колонны назначено было: 12 рот пехоты, 5 1/2 сотен кавалерии, 14 орудий и 4 ракетных станка. Казалинскую колонну составили: 9 рот и 11/2 сотни, 4 орудия, две картечницы и 4 ракетных станка. Всего же 21 рота, 7 сотен, 20 орудий и 8 ракетных станков.
Все эти части войск были взяты из числа расположенных в Сыр-Дарьинской области.
Из Семиречья взята была только одна сотня, молодого еще, недавно сформированного Семиреченского казачьего войска, а из Заравшанского округа не взято ни одной части. Семиреченская № 5 сотня выступила из Верного 10 февраля, прибыла в Ташкент 8 марта, выступила в качестве конвоя интендантского транспорта 11 марта и присоединилась к отряду 25 мая после взятия уже Хозар-аспа. На ее место из Каракола в Верное передвинута полусотня казаков. Спрашивается: для чего такие хлопоты, когда в Ташкенте еще оставались 4 свободных сотни?
Официальный ответ: для того, чтобы в походе участвовали представители от всех войск округа.
Неофициальный ответ заключается в том, что этою сотнею командовал войсковой старшина фон Грюнвальд, а Кауфман, хотя и был православным, но немцам вообще протежировал. Многие из них быстро при нем выдвинулись, начиная с его родственников — Берга и Принца.
В обоих отрядах состояло: 21 рота, 7 сотен, 18 орудий, 2 картечницы и 8 ракетных станков. Кроме того, при отрядах везлось по два орудия для укреплений.
Из этого состава назначались в гарнизоны опорных пунктов:
1) На Иркибае: 1 рота 8-го линейн. бат-на, 1 сотня и 2 единорога 1/4 пудовых из парка.
2) На Тамды: 1 рота 2-го бат-на, 1/2 сотни Оренбургск. войска и 2 облегченных пушки из парка.
Численность этих частей была следующая: в ротах — 316 челов., в сотнях — 225 чел., прислуги при орудиях 19 чел., лошадей 250. Затем собственно действующий отряд заключал: пехоты 2904 чел., сапер 200, артиллеристов 650, казаков 925. Итого людей 4687 чел. А с командами при парках, лазаретах и штабах 5500 чел.
Лошадей казачьих 1017, артиллерийских 138. Итого лошадей 1405. А с парковыми и подъемными всего — 1650 коней.
На снаряжение отряда исчислено было, с походной канцелярии командующего войсками Туркестанск. округа в Петербурге, всего 287 300 руб. сереб., — но эти исчисления сделаны были весьма поверхностно и, кажется, имели главною целью возможно меньшую цифру, чтоб не испугать громадностью предстоящих издержек.
В число непредвиденных расходов вошли и такие статьи, которые не только можно, но и должно было предвидеть. Таковы: бочонки для воды, турсуки (бараньи шкуры для воды), кибитки, палатки, походные вьюки для аптек и артиллерийских запасов и т. п. Довольно сказать, что все эти статьи были «предвидены» оренбургским окружным штабом.
При первом же шаге в мир действительности оказалось, что вычисления туркестанского походного штаба были весьма далеки от этой действительности и напоминали скорее инженерные сметы, нарочно составляемые ниже действительной потребности, чтобы только работы были утверждены, а там уже легко наверстать разные недочеты дополнительными сметами.
Дополнительная смета туркестанского генерал-губернатора требовала еще 229 051 руб. 40 коп., то есть почти столько же, сколько было уже ассигновано.
Оправдывались все эти сверхсметные расходы следующими доводами:
1) На верблюдов предполагалось вьючить до 15 пудов, оказалось же, что им едва по силам будет и 12 пудов, потому что весной верблюды всегда слабы и худы вследствие зимней безкормицы.
Как этого не предвидели бывалые уже люди, видавшие верблюдов не на одних только картинках, сказать трудно.
2) Тяжестей оказалось более, чем предполагалось прежде. Прибавилось не считанных 300 пудов медицинских запасов общества попечения о раненых, две картечницы и т. п.
Затем упоминается о ячмене для офицерских лошадей, а также для казачьих и артиллерийских взамен сена и, наконец, о муке для лепешек верблюдам, в случае недостатка травы.
Первые две статьи также можно было предусмотреть заранее, так как давно уже всем известно, что в степи ничего ни у кого купить нельзя, и потому запасы надо брать с собой. А если хотели избавить офицеров, как это водится при степных походах, от необходимости делать собственные запасы фуража на весь поход, то рассчитать было нетрудно, сколько потребуется для этого верблюдов. Что при неимении сена и подножного корма следует заменять его каким-нибудь другим кормом, это также не могло быть неизвестным ранее.
3) Пришлось прибавить еще одну сотню ввиду большей потребности отряда в кавалерии, по большему числу верблюдов в транспортах и проч.
Кавалерия в степных походах мало приносит пользы, а тяжести увеличивает вчетверо. Транспорты и с кавалерией не дошли по назначению к сроку: отряды шли часто совсем без кавалерии и весьма благополучно. Кавалерия здесь только привлекает неприятеля, который ее не боится. У нас на 21 роту пришлось 7, а потом и 8 сотен. Это чересчур роскошно.
Вследствие всех этих обстоятельств число верблюдов возросло до 8800 штук. Затем увеличение суммы на пособие офицерам произошло вследствие того, что взято в поход несколько не считанных прежде офицеров саперных и инженерных, в ожидании упорного сопротивления хивинцев в укреплениях и закрытиях.
Чай и сахар был высчитан прежде в меньшей, противу затона, норм.
Рационы за сено высчитаны в Петербурге были на 3 месяца, а по возвращении из Петербурга в Ташкент оказалось, что весь поход займет по меньшей мере 4 месяца, а не то и 6, и 7.
Что касается лаучей, непредвиденных сметой, и Аральской флотилии, то расход на них понятен и без дальнейших объяснений.[50]
Перейдем к другим видам снаряжения. Войска были снабжены тройным комплектом патронов на каждое ружье и таким же комплектом боевых зарядов на орудие; кроме орудий на вооружение опорных пунктов, где для единорогов приготовлено было по 130, а для облегченных пушек по 200 зарядов. В инженерном парке, сверх полагаемых по штату предметов, везлись 4 железные парома, каждый из двух составных лодок с настилкою, и одна запасная лодка — всего 9 лодок. Придуманные самим генерал-губернатором, лодки эти были выполнены под наблюдением бывшего начальника Аральской флотилии Гаддав мастерских казалинского «порта».
При каждой колонне следовало отделение военнопоходного лазарета на 135 мест. По соединении отрядов составлялся общий лазарет на 270 мест. В опорных пунктах учреждались временные лазареты на 15 мест. Сверх того, туркестанский отдел Общества попечения о раненых и больных воинах учредил военно-походный лазарет на 20 человек. Наконец, от главного управления этого общества прислан был большой запас медикаментов, госпитальных вещей и хирургических инструментов по инициативе августейшей покровительницы общества государыни императрицы.
Таким образом, со стороны медицинской отряд был вполне обеспечен. В видах же возможного сбережения сил и здоровья людей приняты были следующие меры:
1) Отпущено в войска чаю и сахару в размере, определенном законом (1 фунт чаю и 3 фунта сахару в день на 100 чел.);
2) для казалинского отряда куплены кибитки. Джизакская же колонна должна была довольствоваться переносными палатками французского образца, так как морозов никто не ожидал в первых числах марта, на широте Ташкента; 3) Для подстилки нижним чинам на ночлегах, и вместо одеял, роздано каждому по 2 аршина кошмы; 4) куплены турсуки, баклаги и бочонки для воды.
Предметами интендантского довольствия войска обеспечивались на 2 1/2 месяца транспортом, следовавшим при отряде, и еще на месяц запасами, которые интендантство должно было выслать в опорные пункты. Гарнизоны же этих пунктов снабжались продовольствием на 4 месяца. Мы увидим впоследствии, какие затруднения встретило интендантство к своевременному отправлению транспортов.
Устройство медицинской части туркестанского отряда заслуживает нескольких слов, которые и послужат должною данью заботливости медицинского начальства и общества попечения о раненых и больных воинах.
В джизакской колонне состояло: 9 врачей, 1 ветеринар, 1 фармацевт и 18 нижних медицинских чинов. В казалинской: 5 врачей и 11 фельдшеров, а всего в отряде состояло: 14 врачей, 1 ветеринар, 1 фармацевт и 29 фельдшеров.
Лазарет казалинской колонны был снабжен всеми необходимыми принадлежностями на 135 чел., в 4-месячной пропорции, а джизакской колонны в 8-месячной пропорции и на 160 больных, по каталогу подвижных дивизионных лазаретов; медикаменты же отпущены для вьючной аптеки на 1000 чел., в 6-месячной пропорции. Для перевозки больных приспособлены были особые носилки-лежалки, по две на верблюда.
Туркестанский отдел Общества Красного Креста передал в распоряжение отрядных лазаретов:
1) Большую парусинную палатку, подбитую сукном, на 20 мест, с полным прибором, как то: кроватями, носилками, тройным комплектом белья, одежды, обуви, двумя служителями и смотрителем. Для перевозки этого лазарета нанято было на всю экспедицию должное число верблюдов.
2) Отпущен значительный запас сгущенного молока, вина, чая, сахара, кофе, сухого бульона и т. п.
Главное управление общества, в заседании своем 4 января, выбрало своим уполномоченным доктора медицины Гримма и ассигновало на организацию склада, на жалованье и путевые издержки командируемым от общества лицам 17 000 руб. Помощником своим Гримм выбрал доктора Преображенского, взял еще 4 фельдшеров из гвардейских полков и одного счетчика от главного интендантского управления для надзора за складом.
Склад был сформирован к 24 января, а 26-го уже отправлен из Петербурга в Саратов.
Помощь общества, оказанная вовремя и в широких размерах, помогла людям одолеть неблагоприятные условия степного похода и крайности климатические. Безводие, дневной жар, тончайшая пыль, резкие переходы к ночному холоду, а в начале похода морозы и бураны — вот враги, которых приходилось побороть ранее встречи с хивинцами и туркменами! Враги эти расступились и дали дорогу выносливому русскому человеку.
Замечательно малое число больных в отрядах за все время похода следует отнести не к одной только привычке наших войск к степным походам и лишениям, но также и к заботливости офицеров и врачей, а наконец, и к щедрой помощи общества. Командующий войсками, со свой стороны, счел нужным преподать несколько практических советов начальникам частей войск и эшелонов касательно сбережения сил и здоровья людей.
Инструкция, напечатанная в Ташкенте, указывала следующие правила:
1) В начале похода, покуда еще не наступят жары, не поднимать людей ранее 4-х часов утра, а с ночлегов не выступать ранее 6-ти. С наступлением жаров поднимать до рассвета, чтобы успеть сделать переход до жара. Ночных переходов избегать по их утомительности для людей и потому, что легко сбиться с дороги, так как колодцы даже и днем трудно бывает заметить.
2) Наблюдать, чтобы люди пили чай по крайней мере два раза в сутки — утром и вечером, а если возможно, то и на привалах. Люди меньше будут пить сырой воды и тем избавятся от расстройств желудка и лихорадок. Чай и сахар выдавать на руки на известное число дней. Опыт показал, что люди сами составят артели по числу чайников в роте.
3) Водку отпускать только в крайних случаях: в сырую, ненастную погоду, после больших переходов, трудных работ. Не давать при подъеме с ночлегов и перед встречей с неприятелем.
4) Эшелонным начальникам заботиться о том, чтобы к безводным переходам или где на ночлеге предстоит пользоваться дурною водою, — все турсуки, баклаги и бочонки были наполнены водою. Солдатам разрешается иметь при себе бутылки, фляги или другие сосуды.
5) При наряде на сторожевую службу, в прикрытия и в помощь артиллерии строго соблюдать очередь.
6) В видах предохранения людей от вредных последствий быстрого перехода от дневного жара к ночному холоду наблюдать, чтобы люди вовремя надевали шинели.
7) Озаботиться, чтобы у каждого солдата была кошма для подстилки и покрышки.
8) На ночлегах у колодцев с дурной водой ставить часовых и не давать людям брать из них воду.
9) Пищу варить 2 раза в сутки: после прихода на ночлег и перед выступлением.
Затем следовали правила о сохранении в целости и порядке вьючного обоза.
10) По приходе к сборному пункту на р. Клы войска принимают от походного интендантства 30-дневный запас провианта, фуража и чаю, а также и необходимое для поднятия всего этого количество верблюдов. Продовольствие раздается по ротам, поступает в ведение командиров и следует в составе ротного обоза. Заведует ротным обозом унтер-офицер, в помощь к которому поступают 10 вооруженных нестроевых. На 7 верблюдов назначается по одному лаучу, из коих один за старшего. В каждой роте верблюды должны быть отмечены каким-нибудь знаком (цветными лентами или чем другим), чтобы легче разбирать их на ночлегах. Солдаты должны хорошо обращаться с лаучами, собственноручной расправы не допускается.
11) Все ротные и прочих частей обозы в одном эшелоне соединяются в общий обоз под ведением надежного старшего унтер-офицера с 10 при нем казаками. Казаки эти на ночлегах присоединяются к своим частям. Все лаучи в эшелоне находятся в ведении караван-баша.
12) Так как от кол. Балта-Салдыр, где начинается песчаная степь, каждый эшелон идет двумя колоннами, то в каждой половине назначается отдельный заведующий и отдельный караван-баш. Расчет эшелонов и обозов должно сделать еще в Темир-Кобуке, где весь отряд будет вместе. Казаки и артиллерия должны рассчитать все хозяйство повзводно с самого начала движения, так как эти войска будут раздроблены по эшелонам.
Переходя затем к указанию правил, какими следует руководствоваться при выступлении с ночлегов, следовании степью и вступлении на ночлеги, инструкция упомянула прежде всего, что почти на всем протяжении предстоящего пути вода в колодцах ко времени ухода войск с ночлега будет вся вычерпываться, и для того, чтобы она снова накопилась в достаточном количестве, необходимо для некоторых колодцев несколько часов, а для иных — и целые сутки. Поэтому здесь весьма важно сохранить порядок следования эшелонов, чтобы в противном случае не пришлось им ночевать на пустых колодцах или сходиться к одному нескольким колоннам.
13) Для этого все эшелоны должны выступать в один и тот же час, пока не получат нового приказания — то в 6 ч. утра. Начальники эшелонов должны сверить свои часы с часами начальника штаба, как только придут на сборный пункт. Людей поднимать за два часа до выступления; они тотчас приступают к вьючке, для чего верблюды еще с вечера должны быть собраны и положены у своих частей.
14) Покончив вьючку, люди завтракают и пьют чай; обоз же тем временем (если неприятель не близко) вытягивается, выстраивается по частям и выступает. При таком только раннем выступлении можно рассчитывать, что обоз придет на ночлег к 3 часам пополудни и засветло успеет выпастись.[51]
15) В кавалерии навешивать торбы за два часа до подъема людей; водопой начать до света. На некоторых колодцах придется производить водопой всю ночь мелкими частями. При движении по колодцам кавалерия должна выступать одновременно с пехотою, иначе после нее эшелону воды не останется.
16) Порядок следования был принят такой: впереди джигиты и часть кавалерии, за ними пехота с артиллерией, а затем обоз с прикрытием. В прикрытие назначать половину имеющейся при эшелоне кавалерии (а если ее только полсотни и меньше, то всю, за отделением 10 казаков в голову колонны) и роту пехоты, из которой один полувзвод идет впереди обоза, а три остальные сзади его, как арьергард эшелона. На пересеченной местности отделять еще часть пехоты в прикрытие и средней части эшелона. Кавалерия следует по обе стороны обоза против его середины, высылая боковые разъезды.
17) Вблизи неприятеля порядок изменяется: пехота эшелонов разделяется на части, из которых одна идет впереди фронта обоза, следующего в несколько веревок,[52] остальные по флангам и в тылу его. Артиллерия разделяется повзводно, если в эшелоне дивизион, и тогда один взвод идет с передними войсками, а другой в арьергарде. Если же в эшелоне только взвод, то он целиком идет с передними частями. Кавалерия, если ее много, идет, как уже сказано, а если мало, то, не разделяясь по обе стороны обоза, идет только со стороны угрожаемой. Пехота не рассыпается между верблюдами, а следует сомкнутыми частями. На местности пересеченной, как уже сказано, часть пехоты идет против середины растянувшегося обоза, а по флангам высылаются усиленные разъезды.
При нападении неприятеля эшелон, если можно, то отнюдь не останавливается и отбивается на ходу, а не то будет настигнут задними эшелонами и на ночлеге не хватит воды.
18) Обоз идет отделениями, чтобы верблюды, принадлежащие одной части войск, не смешивались с верблюдами другой. На местности ровной верблюдов вести колонною до 10 рядов по фронту и от 7 до 10 в глубину. Между рядами расстояние может быть до 7 сажен. Между отделениями или колоннами — до 100 шагов. Таким образом, обоз в 400 верблюдов, разделенный на колонны, во 100 верблюдов каждая, займет: по фронту до 50 сажен, а в глубину до 300 сажен. Если место позволит, то колонны можно вести по две рядом, и тогда обоз займет по фронту около 150 сажен, и столько же в глубину.
Надобно заметить, что в инструкции расстояния вычислены неверно. Между 10 рядами будет 9 промежутков, если каждый по 7 сажен, то вот уже 63, а еще надобно прибавить на самих верблюдов со вьюками хоть по 4 шага, итого по фронту 76 сажен. Нечего и говорить, что такие колонны можно выстроить только на плацу или нарисовать на бумаге. Но даже и на плацу — чуть тронулась колонна, и порядок ее расстроился: то аркан мурундука (палочка, продетая сквозь носовой хрящ) отвяжется, то вьюк сползет, то сам верблюд оступился и т. д.
Дальнейшие вычисления инструкции дают: для колонны в 5 рядов — 50 сажен по фронту (это уже по 12 саж. на каждый ряд) и 400 саж. в глубину. Колонна в 2 ряда растянется до 2-х верст.
19) Понятно, что в голове каждой линии или каждой веревки следует ставить толкового лауча, который бы умел равняться по фронту и придерживаться к одному из флангов, то есть не отставать и не отрываться.
20) Офицеры и чины разных штабов отнюдь не должны задерживать своих вьюков, чтобы их верблюды не отставали от общего транспорта. «В случае потери офицерского вьюка, гг. офицеры, кроме утраты своего имущества, будут отвечать еще перед законом, как доставившие неприятелю случай взять, хотя и ничтожный, тем не менее, трофей», — добавляет в острастку инструкция. Следует, однако, заметить, что составители инструкции напрасно упомянули «закон». Перед законом офицер никакой ответственности за свои чемоданы не несет. Даже и потеря орудия, за что прежде полагался расстрел, теперь не влечет за собой никакой ответственности: статья эта исключена из устава в том внимании, что в сражении гораздо выгоднее потерять орудие, действуя им против неприятеля до крайних пределов возможности и притом в близком расстоянии, нежели преждевременно снять артиллерию с назначенной позиции из опасения лишиться орудий. Осталась только одна статья: о потере знамени и штандарта. За это — смерть.
21) Подходя к ночлегу, эшелон высылает вперед части казаков для охранения колодцев до прихода колонны. Если казаков много, то их можно выслать с последнего привала. С казаками едет офицер Генерального штаба и по одному строевому офицеру от каждой части. Колонновожатый пробует воду и распределяет колодцы — какие для людей, какие для лошадей и верблюдов, затем осматривает местность, выбирает место для ночлега, каждой части назначает пастбихца верблюдов. Если колодцев много, то для каждой части назначается особый, даже если бы вода была и не одинаковых качеств во всех колодцах.
22) Начальники эшелонов получают бланки из полевого штаба для вписывания в них своих заметок относительно колодцев: качества воды, размер колодцев и прочее. Бланк этот остается с джигитом на колодцах и передается им начальнику следующего эшелона. Джигит же догоняет затем свой эшелон. Каждый эшелон оставляет свой бланк с замечаниями, и последним эшелонам уже легче будет распределять воду, сообразно с замечаниями, им переданными.
23) Порядок раздачи воды должен быть следующий: прежде всего на варку, потом на питье, потом на чай. Где колодезь всего один, там верблюдов не поить, но зато накануне они непременно должны быть напоены. По приходе эшелона к каждому колодцу ставится один часовой, а где колодцев мало и предвидится давка, то и по два. Раздачей воды заведует один унтер-офицер с рядовым. При водопое верблюдов присутствуют караван-баши и заведующие обозом.
Чтобы лаучи, чего доброго, не вздумали поить даже и тогда, когда воды уже нет, в инструкции сказано: «Когда вода в колодцах вычерпается, то водопой прекращается на некоторое время, покуда снова не наберется достаточно воды». Разрешение снова начать водопой зависит от дежурного по эшелону офицера, вообще наблюдающего за порядком.
24) По приходе обоза верблюды развьючиваются у своих частей и отводятся на свои пастбища, под прикрытием, величина которого будет зависеть от расстояния пастбищного места от ночлега. С верблюдами идут все лаучи, караван-баши и заведующие обозами. С пастьбы верблюдов возвращают перед закатом солнца и укладывают их рядом с вьюками у своих частей.
25) Все лошади на ночь должны быть стреножены; к казачьим и артиллерийским лошадям часовых на ночь следует прибавлять.
26) Если известно, что на самом ночлеге не имеется топлива или корму, то люди, находящиеся при обозе, должны набрать и то и другое дорбгою. Необходимые для этого сведения помещены в маршрутах.
Если топливо и корм имеются невдалеке от ночлега, то высылаются фуражиры, не иначе как при офицере.
27) На привалах и ночлегах войска располагаются в каре, внутри которого помещаются тяжести. Если, по разбросанности колодцев, на водопой придется посылать в сторону от колонны, то кавалерия посылается не иначе как командами, причем половина людей остается на коне, как прикрытие; верблюдов посылать также с прикрытием.
28) При движении вдали от неприятеля сторожевая служба ограничивается высылкою секретов перед каждым фасом каре, или как признано будет лучше. В сфере действия неприятеля сторожевая служба ведется по уставу. На аванпосты, по недостатку кавалерии, ставить пехоту, от казаков же и преимущественно на возвышенных местах ставить небольшое число пикетов.
Здесь можно заметить, что ночью вообще с низкого места лучше видно, чем с возвышенного, — значит, ставить часового «преимущественно на возвышенных местах», да еще конным, то есть еще выше над местностью, — совершенно непрактично. Да наконец, сам устав о сторожевой службе рекомендует ставить кавалерийские пикеты: днем на возвышенных местах, а на ночь сводить вниз.
29) С каждого привала, а также по приходе эшелона на ночлег и при выступлении с ночлега, начальники эшелонов дают об этом знать записками начальнику отряда и начальнику полевого штаба. Донесения эти отвозятся джигитом в ближайший эшелон и пересылаются далее.
Казалось бы, что джигит, посланный утром с известием о выступлении с ночлега, мог бы доставить и те бланки, с которыми на колодце оставлен нарочный, и таким образом ежедневный расход джигитов уменьшился бы, но, вероятно, составители инструкции имели целью вместе с тем и охранение колодцев, которые оставленный джигит, так сказать, сдавал с рук на руки следующему эшелону вместе с бланками.
30) Начальники частей должны вести отчетность о верблюдах. Обозначив принятое ими в начале похода количество верблюдов, они должны отмечать ежедневно, сколько верблюдов освобождается из-под провианта, сколько отстало, заболело, пало. Заметки эти на каждом ночлеге сообщаются начальнику эшелона, который вносит их в общую отчетность.
Если верблюд падет, то начальник эшелона должен лично на месте удостовериться, «пало ли животное от тягости похода, или же верблюд пропал вследствие того, что он был поставлен в отряд слабосильным и больным», в последнем случае за верблюда казна ничего не платит, а за павших от тягостей службы хозяин получает по 50 руб.
Такое правило едва ли справедливо; следовало бы не принимать в обоз такого верблюда, которому угрожает смерть даже и без вьюка, а раз что животное не забраковано, раз что оно сделало хоть шаг под казенным вьюком, и за его гибель казна обязана вознаградить хозяина.
Сортируя, за какого верблюда платить, а за какого нет, мы создали такие злоупотребления, которые, конечно, не способствуют популярности наших военных предприятий, и народ неохотно отдает в отряды своих верблюдов. Хозяева редко идут сами при своих верблюдах, а чаще выставляют и лаучей, которые, конечно, не весьма заинтересованы в судьбе доверенных им животных. Деньги за павших верблюдов отсылались обыкновенно к уездным начальникам, а теми выдавались старшинам аулов, от которых были выставлены верблюды. Спрашивается: какому хозяину дать, а какому не дать денег за павших в походе верблюдов? Начинаются споры, жалобы… Старшины нередко решали дело весьма просто: оставляли все деньги себе! Казна, мол, никому не хочет платить, и конец! Убеждение, что какого верблюда русским ни дай, всякого они сумеют искалечить, а не то и вовсе извести, а затем еще уверенность, что за верблюда можно будет получить разве только помесячную наемную плату, повели к тому, что добровольно ни один киргиз не дает своего верблюда, и так называемый «наем» — есть не что иное, как наряд с вознаграждением, устанавливаемым самим начальством. Понятное дело, что по наряду всякий старается спустить верблюда не из лучших…
Так различными переходами наша несправедливость при расплате за верблюдов обращается под конец на нашу же голову!
Последнее слово инструкции заключалось в указании правил для действий против неприятеля. Правил этих немного, и в 14 страницах печатной инструкции вся тактика заняла только 12 строк!
Мы приведем их целиком:
«Отнюдь не тратить артиллерийского огня и не производить стрельбы из орудий по одиночным всадникам, равно как и по рассеянным их толпам. Снимать одиночных всадников, открывать огонь по рассеянным толпам их предоставляется пехоте, лучшим из нее стрелкам, которые и открывают огонь, с разрешения начальника эшелона, или ближайшего начальника части.
Вообще в действиях против неприятеля, по возможности, избегать лишней траты патронов и артиллерийских снарядов.
Ослабляя собственную боевую силу, действия подобного рода не достигают цели и, наоборот, ободряют противника.
Артиллерийский огонь следует производить по скученным густым толпам неприятельским и притом с более близких дистанций. Ружейный огонь по отдельным всадникам и рассеянным их кучкам открывать не ранее 600 шагов; по более густым массам, огонь можно открывать и с большего расстояния».
Эти советы действительно были необходимы, и не столько младшим начальникам, сколько начальникам отрядов. В экспедицию 1868 года против Бухары нарезная артиллерия наша, по приказанию начальствовавшего Катта-Курганским отрядом генерала Головачева, открывала огонь по одиночным людям с расстояния, не обозначенного даже в таблицах, то есть навесно, причем под хоботом орудия вырывалась ямка, так как винт уже бывал в этих случаях довинчен вплотную!
Для поднятия войсковых тяжестей в отрядах Туркестанского округа требовалось 1673 верблюда, а для интендантских требовалось 5471 верблюд с 1008 лаучами; со штабными же всего исчислено 7258 верблюдов.
Путь был избран тот, который был в большей части пройден пишущим эти строки в рекогносцировку 1870 года и снят топографами маршрутно, а в остальной части определен им же по расспросам караван-башей, захваченных на Буканских горах, куда они только что пришли из Хивы. Тогда еще не знали, что против Хивы пойдут войска трех смежных округов, и полагали, что расправа с нею ляжет всею тяжестью на один Туркестанский округ. Не знали также, как отнесется к нашему движению обиженная нами Бухара, и потому искали дорогу в обход бухарских владений. В 1871 году этот же путь был проверен еще раз и снова снят рекогносцировкой генерала Головачева. Путь этот шел от Джизака вдоль северного склона Нуратынских гор на уроч. Тамды, далее чрез Буканские горы на кол. Мин-Булак, потом чрез г. Шураханы к Аму-Дарье. Хотя влево от этого караванного пути и есть дороги, выходящие также к реке, но, во-первых, они шли по бухарской земле, а во-вторых, это дороги перекочевок, когда верблюды идут налегке и большая часть без всякого груза. Кочевникам поэтому не страшны ни зыбучие пески, ни большие безводные переходы, так как дикари перекочевывают только раннею весной, а назад позднею осенью. Весной земля влажная, а осенью дожди. Отряду же, с тяжело нагруженными верблюдами, нельзя рисковать идти по этим дорогам в жаркое время, когда развивается сильная жажда, а воды нет.
Где же прошел тяжелый караван, там, значит, может смело идти и военный отряд, так как условия их довольно близки. Поэтому путь через Мин-Булак и был единственный для туркестанцев, обозначенный на составленной ротмистром Терентьевым для Кауфмана карте всех исследованных путей в Хиву, со стороны Кавказа, Оренбурга, Казалинска, Перовска и Джизака.
Казалинский и Перовский отряды должны были идти на Иркибай, устроить здесь укрепление для склада продовольствия, которое будет доставлено для них на обратный поход, а затем идти к Буканским горам, на соединение с джизакскою колонною, которая по дороге также строит укрепление в Тамды, для интендантского склада, на обратный поход свой.
Сюда предполагалось двинуть особо от последней колонны и севернее ее интендантский транспорт с провиантом на 2 месяца, чтобы отряд мог взять от него месячную пропорцию и идти далее.
Транспорт должен был выступить из Ташкента 11 и 12 марта, а придти на Тамды не ранее 29-го и не позже 2 апреля. Сделать 500 в. в 17 дней, т. е. по 30 в. в день, — задача нелегкая! И это еще без дневок, а если сделать хоть три, то верблюдам пришлось бы шагать по 36 верст и пройти весь путь в 14 дней.
Понятно, что такая кабинетная натяжка ничуть не оправдалась на деле: первая половина транспорта, правда, выступила 11 марта, а зато вторая вышла только 26 марта, так как 1750 верблюдов для нее только что пришли из Туркестанского уезда, где были собраны по наряду.
Почему так поздно спохватились нанимать верблюдов, да, кстати сказать, и печь сухари? Высочайшее повеление о походе состоялось 12 декабря и тотчас сообщено в Оренбург и Тифлис по телеграфу. Если бы и Кауфман, живший тогда в Петербурге, послал телеграмму в Верное, а оттуда эстафету до Ташкента, то к 20 декабря она дошла бы по назначению. Но он почему-то предпочел послать курьера, да и назначил-то своего адъютанта есаула Колокольцова, который, несмотря на звонкую фамилию, приехал в Ташкент только 20 января, когда из Оренбурга выступил уже 1-й эшелон 4-го стрелкового батальона.
Да и верблюдов, против исчисления, понадобилось гораздо больше: не 7258, а 9374, потому что верблюды к весне, после зимней голодухи, вообще слабосильны и вместо 15 пудов едва поднимали 12.
Их к тому же на сборном пункте в Ташкенте ничем не кормили несколько дней, несмотря на заявления и просьбы лаучей, ссылавшихся на опыт с караванами, которые весной всегда подкармливают верблюдов кунжутными жмыхами. Кроме того, не предвидели груза картечниц, запасов Красного Креста, ячменя для офицерских лошадей, ячменя взамен сена для казачьих и артиллерийских лошадей, муки для верблюдов, переносных палаток и кошем для подстилки и покрышки нижним чинам на ночлегах и, наконец, груза на довольствие прибавленной к отряду сотни в 160 коней.
Везлось много и балласта, который был потом сожжен дорогою, успев сгубить немало верблюдов; таковы были: фашины и колья для подкладывания под колеса в артиллерии, приспособления для запряжки в орудия и ящики верблюдов, штурмовые лестницы и т. п.
Верблюды, выставленные по обязательному найму, по 10 руб. в месяц и с уплатой 50 руб., если верблюд падет, были в большинстве негодны вовсе. За такую ничтожную плату никто хорошего верблюда не отдаст. Дорогой, на первый взгляд, подрядный способ есть, в сущности, самый выгодный, так как можно требовать только хороших верблюдов, за палых платить не надо и груз жечь не приходится.
Сколько заплачено было Кауфманом за палых верблюдов и чего стоил провиант, палатки, юламейки, офицерские вещи и прочее, брошенное на дороге и сожженное, трудно и сосчитать. Верблюд ночью и рано утром не ест, без воды может пробыть безнаказанно только двое суток, ячмень ему вреден, весной его надо подкармливать кунжурой, т. е. кунжутными жмыхами. Чом или седло должно быть мягко, хорошо простегано, а то набьет на ребрах раны, которые потом распространяют зловонье гангрены; грузить на дальний поход не следует более 10 пудов; средний груз 8 пудов; на четвертом или пятом переходе уже видно, что перегрузили; осенью можно грузить в среднем и по 9 пудов; веревки должны быть крепкие, а не то придется дорогой перевьючивать, что сильно утомляет верблюда. Все это надо знать и твердо помнить. Ничего этого не знал генерал Головачев, предназначенный в поход и распоряжавшийся приготовлениями, в качестве и. д. командующего войсками округа, до прибытия Кауфмана из Петербурга. Комиссия для осмотра верблюдов за недостатком времени принимала их снисходительно.
Окружным интендантом был тогда действительный статский советник Польман. Это был человек умный, спокойный, головой выше Головачева и в прямом, и в переносном смысле… 20 января получено предписание о походе, а 23 января 1873 г. он представил уже доклад, в котором предложил, между прочим, такую меру: для уменьшения обоза и расходов по найму верблюдов отправить за 2 недели до выступления войск 2-месячную пропорцию продовольствия из Ташкента в Тамды, а из Казалинска на Иркибай под конвоем, заподрядив доставку с пуда. Войска же снабдить продовольствием только на 1 месяц, наняв верблюдов помесячно на весь поход. Войска, дойдя до названных складов, взяли бы там опять на месяц и двинулись бы дальше. Освобождавшихся от клади верблюдов войска высылали бы с дороги в те же склады и получали бы оттуда подкрепление запасов. Это уменьшило бы число верблюдов на 2000 голов, и не пришлось бы увеличивать число войск, так как все равно решено было устроить в степи опорные пункты со складами и гарнизоном.
Мера предлагалась весьма практичная, но Головачев, управляя округом, не решился взять на себя ответственность и отложил дело до приезда Кауфмана.
В числе многих хороших качеств Кауфмана было, между прочим, и уважение к распорядительности, к инициативе подчиненных, если, конечно, она была дельною, оправдываемою обстоятельствами и пользою края. Но и этого не знал Головачев, ближайший его сотрудник, несмотря на несколько ярких примеров…
Кауфман приехал в Ташкент только 20 февраля. Выступление назначено было через несколько дней и, конечно, ничего уже поправить было нельзя. Еще до его приезда в Кизил-Кумы был командирован правитель канцелярии Заравшанской области подполковник Иванов, с сотнею казаков для осмотра колодцев по маршруту джизакского отряда и найма вожаков и джигитов из тамошних кочевников.
Возвращаясь из Петербурга, Кауфман делал по дороге в фортах своего округа соответствующие распоряжения о снаряжении и выступлении колонн. В Казалинске, расспросив начальника Аральской флотилии, капитана 2-го ранга Ситникова, о качествах его судов, он изменил первоначальное предположение о назначении в плавание только одного, считавшегося морским, парохода «Перовский» и присоединил еще и речной пароход «Самарканд». Последствия доказали, что плоскодонный «Самарканд» выдержал морскую пробу во много раз лучше «Перовского», который не выгребал при волнении, не имел устойчивости и потому далеко отставал от «Самарканда», иногда на двое и более суток, так что речное суденышко перещеголяло его морскими качествами. Начальником казалинской колонны назначен был начальник Казалинского уезда полковник Голов. Здесь же Кауфман осмотрел свои понтоны, построенные по его чертежу на верфи флотилии. Каждый понтон состоял из 4 железных ящиков, свинчивающихся винтами; из 2 лодок составлялся паром. Каждый ящик весил от 5 до 6 пудов. 8 человек легко его поднимали и спускали в воду. Сборка занимала 2 часа. К началу 1873 г. были готовы еще 2 парома, но они вышли тяжелее. В походе ящики служили корытами для водопоя, а на Аму-Дарье паромы служили настоящую службу исправно. Названы они «кауфманками». Паром поднимал два 4-фунтовых орудия с 16 человеками прислуги. Образовался понтонный парк. Под инженерный парк шло 54 верблюда. Под понтонами в казалинской колонне шло 27 верблюдов, да в джизакской 15. При понтонах находились 12 матросов.
Почтовое сообщение отряда с Ташкентом и Казалинском поддерживалось через чапаров и чрез первую почтовую станцию от Чимкента к Туркестану, где открыто почтовое отделение. После этого установлено другое сообщение через Бухару на Самарканд. Эмир бухарский сам заботился о наших чапарах, конечно, не без того, чтобы узнавать от них свежие новости, давал им конвой для следования степью, угощал их, давал свежих лошадей; вообще поступал как верный союзник.
27 февраля объявлен был приказ по округу о походе, причем объявлялось, что при туркестанском отряде изволят следовать великий князь Николай Константинович и князь Евгений Максимилианович Романовский, герцог Лейхтенбергский. Начальником полевого штаба назначен генерал-майор Троцкий, начальником артиллерии — генерал-майор Жаринов, начальником инженеров — полковник Шлейфер, начальником пехоты — генерал-майор Бардовский, начальником кавалерии — подполковник Головацкий, полевым интендантом — статский советник Касьянов, главным врачом — статский советник Суворов. Помощником к Голову — подполковник барон Каульбарс. Начальником всего отряда — генерал-майор Головачев. Начальником топографической части — полковник Жилинский.
28 февраля отслужен напутственный молебен. В тот же день выступал 1-й эшелон транспорта к р. Клы, с месячным запасом довольствия, чтобы не задержать войска на переправе через Сыр-Дарью у Чиназа.
Войска двинулись из Ташкента 5-ю эшелонами 1, 2, 3, 4 и 5 марта, 4 орудия из Ходжента — 8 марта, а 3 роты из Ура-Тюбе — 10-го.
Безводный переход через Голодную степь в 118 верст (в колодцах имелась горько-соленая вода, да и то в небольшом количестве) сократился до 30 вер., благодаря тому, что жители провели арык от речки Джилак-Уты под Джизаком до 3-й станции Агачлы. Погода была пасмурная. К утру 14 марта выпал снег и хватило морозом до -13?R. Первый эшелон транспорта пришел на Клы 6-го числа. Сюда прибыли также депутации от соседних городов, бухарское посольство с богатыми подарками, а позже, к 10-му числу, и начальник Заравшанского округа генерал-майор Абрамов проститься с Кауфманом, который приехал 11-го числа. Посол бухарский Яхъя ходжа сообщил, что эмир приказал пограничным бекам выставить на всех колодцах близ границы клевер, солому и топливо, хотя не скрыл своего удивления: почему Кауфман предпочел кружный и длинный путь чрез Мин-Булак прямому пути чрез Бухару?
Еще в 1872 году посланному в Бухару дипломатическому чиновнику К.В. Струве эмир заявлял о своей готовности пропустить наши войска чрез свои владения, в случае надобности. Все поведение эмира во время войны с Хивою доказывало полную искренность его, а между тем ему не верили и даже поручили Абрамову зорко следить за Бухарою. Может быть, горькая участь Бековича, доверившегося когда-то азиатам, может быть, опасение, что эмир за услугу будет потом клянчить насчет Самарканда, — только услуга эта не принята… А жаль: отряд сберег бы много ценных грузов, не страдал бы так от голода и жажды, не стоял бы на краю гибели в глухой степи… С такими силами, какими располагал Кауфман, не страшны никакие махинации, и в случае чего мы бы только кроме Хивы покорили бы и Бухару.
Принимая заравшанских депутатов, Кауфман объявил им, что государь шлет им свое «царское спасибо» за их добропорядочное поведение и сбавляет подати наполовину.
12 марта войска приняли провиант и разделены на 4 эшелона: первый, из 894 нижних чинов и 728 верблюдов, под командою престарелого полковника Колокольцева, должен был выступить 13-го числа с подполковником бароном Аминовым; второй, из 759 нижних чинов и 672 верблюдов, с полковниками Новомлинским и Разгоновым выступал 14-го; третий, из 606 нижних чинов и 909 верблюдов, с подполковником Терей-ковским и полковником Корольковым выступал 15-го; четвертый, из 1139 нижних чинов и 678 верблюдов, с полковником Веймарном и подполковником Тихменевым выступал 16-го. Вторые фамилии в эшелонах принадлежат офицерам Генерального штаба.
Еще до прибытия на р. Клы отряд потерял до 400 верблюдов, а теперь, благодаря морозу и отсутствию корма, верблюды стали валиться на каждом переходе десятками.
Первый эшелон выступил 13-го числа при 12° мороза, потом поднялся буран.[53] Бывший гвардеец, но долго живший в отставке, Колокольцев вел эшелон с разными чудачествами и подражаниями Суворову, как о том свидетельствует его помощник В.А. Полторацкий. На первом же переходе получилось 18 чел. ознобленных. Из них 2 солдата и 5 лаучей умерли. Запоздавшая на р. Клы уральская сотня захвачена бураном на полпути; верблюдов уложили в круг, люди сели в середину и развели костер из лесенок седельных! Этим и спаслись.
От кол. Темир-Кабук, где эшелону назначена дневка, следовало идти на кол. Тамды, куда 21-го числа и послан авангард под начальством Полторацкого.
Другие эшелоны шли уже с меньшими терзаниями, так как погода стихла, но в 3-м эшелоне с артиллерийскими тяжестями, где тюки были по 8 пудов, т. е. 16 пуд. на верблюда, потеряли на первом же переходе 49 верблюдов.
В ночь на 17-е, когда все эшелоны были уже на ночлегах, поднялся страшный ураган, срывавший кибитки и рвавший палатки в куски.
В Темир-Кобуке проверили верблюдов комиссией. Оказалось, что на 127 верстах пало их 254, пришли в негодность 102, признано слабыми 202. Итого к исключению 558 штук! Годных осталось только 3110. Тут встретили Кауфмана 2 бека — Нуратынский и Зиаудинский, с подарками от эмира и угощением. Эмир велел им выставить на колодцах Балта-Салдык и Комбайги хлеб, фураж и топливо. Из Темир-Кабука выслан 20 марта, налегке, летучий отряд из 11/2 сотен уральцев, при 4 ракетных станках, под начальством подполковника Головацкого, в Тамды, где находился подполковник Иванов, доносивший со слов лазутчиков, что известный степной разбойник Саддык, обласканный ханом, собирает в г. Шураханы большую шайку для движения чрез Мин-Булак на Тамды.
Опасение, что Сыддык завалит колодцы от Мин-Булака до Шураханы, и желание выгадать несколько десятков верст, а может быть, и щемящая мысль, что Маркозов упредит туркестанцев, заставили Кауфмана изменить маршрут своих отрядов… Он решил дойти до кол. Арстан-бель и свернуть круто влево, по бухарской земле, на кол. Хал-ата, полагая, что этот путь будет вдвое короче до Аму-Дарьи. Непонятно только одно: почему целью движения стала теперь не Хива, а река Аму-Дарья?
А до Хивы, по точной съемке, сделанной топографами во время похода и нанесенной на дорожную карту округа, считается: от Джизака чрез Мин-Булак 690 верст, через Арстан-бель-Кудук 640 верст. Отряд выигрывал только 50 верст, но зато должен был идти не по караванной, а по кочевой дороге и, как увидим дальше, чуть не погиб на этой дороге… Самый выигрыш в два дня пути обратился в проигрыш 20 дней!
Кауфман положился, в этом случае, на расспросные сведения, собранные в Самарканде и Джизаке от неизвестных сартов подполковником бароном Аминовым. Но каким родом упустили из виду, что расспросные сведения только тогда имеют какую-нибудь цену, когда собираются на месте, а не за 300 и 400 верст?
Как могли рисковать вести отряд по дороге, по которой не прошла еще рекогносцировка?
Положим, Аминов, как молодой финляндец, едва справлявшийся с русским языком, мог не вполне понимать, какую страшную услугу он хотел оказать русским, но Кауфман и Троцкий, бесспорно люди умные, — как они-то поддались на басни Аминова?
Довольно было взглянуть на карту, чтобы видеть, что по новой дороге караваны в Хиву ходить не могут с берегов Сыра, что для этого у них есть другая, прямая дорога; а по этой могут идти только из Бухары.
Замечательно, что Аминова поддерживал бухарский посол, уверявший, будто он сам ездил по этой дороге, и всячески заманивавший наших воевод в безводную пустыню…
Чем обошел Троцкого Аминов — неизвестно, а только начальник штаба стал ярым поборником нового пути.
Для решения вопроса собран был военный совет из Головачева, Троцкого, Иванова и Аминова; никого из офицеров Генерального штаба не пригласили. Головачев и Иванов, сами ходившие по прежде выбранной дороге и знавшие ее хорошо, явились противниками нового пути, но голос Кауфмана дал перевес, и таким образом 23 марта вопрос был решен: казалинскую колонну заставили прошагать лишних 385 верст; опорный пункт строить не на Тамды, а в Хал-Ата. Головацкому послано вдогонку приказание не идти на Тамды, а стать на кол. Аяк-Кудук.
Отряд пришел на кол. Арстан-бель 30 марта и стоял здесь до 11 апреля в ожидании казалинцев. Интендантским транспортам тоже приказано было идти на Арстан-бель-Кудук.
1-й эшелон этого транспорта пришел на р. Клы только 17 марта, потеряв 40 верблюдов, кроме того 175 штук признано комиссией негодными. 29-го эшелон пошел далее, и 8 апреля, в первый день Пасхи, на Арстан-бель-Кудук пришло только 230 лучших верблюдов, высланных подполковником Хорошхиным от этого эшелона вперед. Во многих частях провианта уже не было к этому числу, так как много вьюков было брошено с павшими верблюдами по дороге… Привезенные сухари оказались негодными только в 1-м и 3-м стрелковых батальонах.