КОНТУРЫ СОВЕТСКОЙ МОНАРХИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КОНТУРЫ СОВЕТСКОЙ МОНАРХИИ

Разные группировки русских патриотов и националистов выдвигают свои проекты переустройства России. И все они сводятся к тому, чтобы создать «правильный» государственный аппарат. Даже можно сказать так: спор идет о том, как «обустроить» бюрократию. Одни предлагают сделать чиновников зависимыми от народа — это «национал-демократы». Другие выступают за то, чтобы поставить бюрократов под контроль монарха, вождя или «национальной элиты». И тут уже разброс политических пристрастий самый разный — от монархистов до фашистов. В последнее время все громче звучит голос национал-демократов, и в этом выражается разочарование в авторитарных моделях.

Как представляется, не правы и те и другие. Сторонники демократии закрывают глаза на то, что реальную власть при ней имеют элитарные группы «богатеньких», которые всем и «рулят». Понятно, что их возможности влиять на политическую ситуацию во много раз превосходят возможности доярок или даже профессоров. Вот им-то и подчиняется «демократическая» бюрократия, которая, впрочем, довольно-таки сильна и сама по себе. Да что там — влиятельные бюрократы часто сами становятся бизнесменами — и наоборот.

Кому-то кажется, что это нормально и лучше уж дурить массам головы демократией. Дескать, главное — народ поживет по-человечески, как на Западе. Между тем, демократическая западная модель сегодня дает сбой, причем именно с точки зрения национальных интересов. Национальные экономики все больше сливаются в глобальном море, а западное общество стремительно размывается волнами миграций из третьего мира. Более того, идет стремительная атака на социальное государство, которое демонтируется — при разорении «среднего класса». А чего еще ждать от магнатов, для которых на первом месте стоит прибыль? Им выгодно сливать свои национальные государства, вот они это и делают. И окажись в России сколь угодно национальная демократия, она будет вполне соответствовать нынешней мировой тенденции — пусть даже и под ультранационалистическими лозунгами.

Бессмысленны также проекты подчинения бюрократии царям и вождям. Все дело в том, что любая бюрократия подчиняется только буржуазии или же сама пытается стать своеобразной буржуазией. Почему? Да потому, что бюрократия сама по себе буржуазна. Чиновнику дали власть над людьми, а это страшный соблазн. Это возможность делать деньги, используя для этого властный механизм.

И тут надо немного остановиться на феномене власти. С определенной точки зрения, власть сама по себе — есть зло. Человек — «образ и подобие Бога», призванный стать «Богом по усыновлению». Поэтому один «образ» не может властвовать над другими. Однако изначальное человеческое естество подверглось страшному искажению, известному как «грехопадение». Поэтому власть необходима для того, чтобы предотвращать действия «искаженной» человеческой воли, способной нанести вред другим людям. Она же необходима для поддержки и укрепления людей, которые слабы в силу «искажения». Но такая власть должна быть любящей, отеческой, символизирующей любовь Бога. Власть отца в семье и Государя в Государстве — это власть любящая. Но власть одной группы людей над другой — это совсем иная власть: структуры — над массой, части — над целым. Данная власть носит ярко выраженный эгоистический оттенок — она требует платы за свою заботу. И плата эта бывает запредельной.

Соблазн наживы, увы, частенько срабатывает в нашем далеко не идеальном мире. Этот мир чрезвычайно изменчив, вот у многих и возникает соблазн конвертировать власть в деньги — и наоборот. Такова логика тотального обмена и постоянной измены.

Безусловно, всегда находятся люди честные и совестливые, готовые противостоять соблазну и тем, кто ему поддался. Но вот беда, власть над людьми доверяется грандиозным структурам, которые «обесценивают» личность. В структуре она как бы «растворяется» и становится вынужденной, так или иначе, играть по правилам системы. А бюрократия — это совокупность жестких и разветвленных структур, которым доверена власть над людьми. Причем важно заметить, что бюрократия ведет себя как самовосстанавливающаяся система. Более того, любые попытки сократить бюрократию оканчиваются ее увеличением. Это наглядно показывает всю бессмысленность проектов оптимизации бюрократического аппарата.

Сегодня много и обильно критикуют бюрократию, однако никто так и не представил национальной антибюрократической программы. Есть только мысли о переформатировании чиновничьего аппарата. Как говорится — «тех же щей, да пожиже влей». А в «при наличии отсутствия» — радикально-оппозиционные взвизги и телодвижения только играют на руку силам еще более разрушительным и глобалистским.

Но это вовсе не означает, что нужно отказаться от разработки самой программы. Более того, тут-то как раз и уместен радикализм. Нужно, наконец-то, обрисовать контуры действительной, а не мнимой альтернативы. И тут надо признать следующее — «бюрократизм» можно победить, только упразднив саму бюрократию. (Пусть даже и посадив всех «упраздненных» на пожизненный «вэлфер», превышающий их зарплаты в несколько раз.)

Да, именно так, иначе любые преобразования приведут к возникновению новой, еще более многочисленной и хищной чиновничьей корпорации. Это, кстати, отлично понимали анархисты начала прошлого века, которые предсказывали, что революция, осуществленная в условиях наличия госаппарата, приведет к страшной бюрократической тирании. В 1917 году так и произошло, что подтверждает правоту анархистов.

Но это была не полная правота. Анархисты противопоставили бюрократии широчайшее и полное народное самоуправление. Однако низовые массы, сами по себе, неспособны организовать отпор наглым и предприимчивым делягам. На то они и деляги, чтобы «превосходить» окружающих особой сметкой к навязыванию своей воли. Пока массы будут заниматься своими насущными трудами, деляги станут делать свою, темную работу. И они в ней, рано или поздно, преуспеют — если только против них не встанет какая-то высшая сила.

Вот здесь мы подходим к самому главному — анархия станет действенной и оправданной лишь при условии того, что над ней будет возвышаться монархия. Лишь самодержавный Царь окажется в состоянии противостоять инициативным делягам, которые попробуют подмять под себя различные общественные инициативы.

Вождям всех мастей это будет не по силам. Как ни покажется странным, но власть вождей весьма слаба и зависит от элит. Именно элиты продвигают вождей на политический олимп — для того, чтобы прикрываться их славным именем. (Примерно так же капиталисты продвигают во власть политиканов, прикрываясь «волей народа».) Вожди не обладают «мандатом неба»— их власть не имеет своим источником волю Божию. И поэтому она становится зависима от «многомятежного человеческого хотения». Отсюда и недолговечность тоталитарных диктатур, блестяще продемонстрированная всем ходом истории прошлого века.

Нет, только «наместник Бога», самодержавный Государь, сможет противодействовать разномастным хищникам. Государи всегда давали им укорот — как, например, Александр II, не позволивший освободить крестьян без земли и реализовать англофильский проект партии П. Шувалова, которая стремилась перенести в Россию британские порядки. Надо также вспомнить и о том, как Самодержцы в свое время спасли русское крестьянство от массового разорения, угроза которого замаячила еще в XVII веке. Рост крестьянского населения привел к дефициту земли, и тогда зажиточные стали зариться на земли малоимущих. Но самодержавие организовало постоянные переделы земли, которые позволили избежать пролетаризации, которая была обычным явлением для Европы.

Тут все логично. Царь воспринимает себя как «хозяина всей земли». Поэтому ему никак не нужно появление других хозяев, пытающихся наложить свою лапу на государство. Опять-таки, ему не нужно заботиться о своем личном обогащении. Царю и так принадлежит все в государстве, поэтому он более заботится о приращении своего морального капитала. Вот что писал о расходах императора Николая II великий князь Александр Михайлович: «Оглядываясь назад на жизнь, которую вела императорская семья, я должен признать, что этот образ жизни ни в какое сравнение с жизнью магнатов капитала идти не мог. Сомневаюсь, удовольствовались ли бы короли стали, автомобилей или же нефти такой скромной яхтой, которая принадлежала государю. И я убежден, что ни один глава какого-либо крупного предприятия не удалился бы отдел таким бедняком, каким был государь в день его отречения». Великого князя великолепно дополняет И. Солоневич: «Николай II был, вероятно, самым богатым человеком в мире. Ему „принадлежал“, например, весь Алтай. На Алтае мог селиться кто угодно. У него был цивильный лист в тридцать миллионов рублей в год: революционная пропаганда тыкала в нос „массам“ этот цивильный лист. И не говорила, что за счет этих тридцати миллионов существовали императорские театры с входными ценами в семнадцать копеек — лучшие театры мира, что из этих тридцати миллионов орошались пустыни, делались опыты по культуре чая, бамбука, мандаринов и прочего, что на эти деньги выплачивались пенсии таким друзьям русской монархии, как семья Льва Толстого. И когда русская династия очутилась в эмиграции, то у русской династии не оказалось ни копейки, никаких текущих счетов ни в каких иностранных банках. Другие династии о черном дне кое-как позаботились…»

Государи всегда сопротивлялись олигархии, однако это сопротивление было недостаточно эффективно и, в конечном итоге, Русское Царство пало — под натиском либеральной олигархии и при равнодушии олигархии бюрократической. Но это поражение было обусловлено наличием разветвленных посреднических структур, которые мешали непосредственному взаимодействию Царя и Нации. (Бюрократия как раз и была такой структурой.) Что ж, из этого поражения нужно извлечь хороший урок. Будущая монархия должна обойтись без чиновного начальства. Начальником в Русском государстве должен быть только один человек — Царь.

Возможно ли это? Да, возможно. Современное (точнее — сверхсовременное) информационное общество как раз и позволяет полностью раскрыть весь потенциал, заложенный в традиции. Так, славянофильская формула — «Царю— силу власти, народу — силу мнения»— замечательно вписывается в реалии нашей эпохи Интернета. Ведь интернет-технологии позволяют мгновенно связаться с любым адресатом, находящимся в любой точке земного шара. А видеоконференции — с их возможностью многостороннего визуального общения?

Компьютер делает ненужной всю разветвленную систему бюрократического делопроизводства — он требует лишь наличия некоторого количества операторов — и не более того. Поэтому связь центра с местами вполне может быть прямой, не требующей наличия многочисленной армии хищных посредников.

Власть в центре должна принадлежать самодержавному Государю, а на местах — общинным Советам. И между ними не должно быть никаких посредников — правительственного аппарата, регионального чиновничества и т. д. Крупные регионы вообще нужно разделить на мельчайшие волости, население которых отлично знает местные проблемы и способно решить их без опеки вышестоящего начальства. Не 80 слишком областей нам потребно и даже не 1000 районов. Нам необходимо где-то 50 000 самоуправляющихся волостей. Тогда можно будет управлять определенной местностью посредством всеобщего схода. На нем будут выбирать Совет, а также судью и земского старосту — «начальника милиции», «шерифа».

Реализация данного проекта позволит стереть грань между городом и селом, соединив все плюсы аграрного и индустриального общества в постиндустриальном синтезе. Именно так будет возрожден русский город, имевший богатейшие традиции, уходящие корнями в древность. Еще викинги называли Киевскую Русь Гардарикой — «Страной городов». И было с чего — немецкий епископ Титмар Мерзербургский насчитал в Киеве времен Владимира Святого около 400 одних только церквей. А ведь это было еще только начало православной Руси. «Изобилие богатых градов русских отмечали и византийские, и арабские купцы, — сообщают В. Махнач и С. Марочкин. — Вначале XII столетия православная Русь насчитывала около 400 городов. Крупнейший русский домонгольский город — Киев — насчитывал в период расцвета не меньше 50 тысяч жителей. Были и „30-тысячники“: Новгород, Смоленск, Чернигов; многие города имели по 15–20 тысяч. Крупных городов на Руси было ненамного меньше, чем во всей католической Европе, на деревенском Западе. Если согласиться с мнением демографов, оценивающих население домонгольской Руси в 6,5–7,5 миллиона, нетрудно видеть, что горожане составляли тогда 20–25 % всех русичей. Примерно как в конце Римской империи и намного больше, чем в любой стране средневековой Западной Европы».

Феодальная смута времен раздробленности и монгольское нашествие сильно подкосили городскую Русь. Однако она продолжала существовать, причем выгодно отличалась от городской Европы времен Средневековья. Последняя представляла собой непритязательное зрелище — нагромождение домов, узкие улицы со сточными канавами посередине. А вот в русском городе плотность застройки была намного ниже, поэтому многие горожане могли заниматься даже молочным скотоводством — скотину было легко выгонять на пастбище по прямым и просторным московитским улицам. Сама планировка была рассчитана на как можно более быстрый выезд из города.

«Главным богатством России был и остается избыток пространства, — отмечает Р. Багдасаров. — Традиционный русский город резко контрастировал с западной урбанистической застройкой. В Лондоне, Париже, Мадриде, даже Праге абсолютно непредставимы сады вокруг домов обычных горожан (дворцы иное дело). В Москве XVII века такой подход был нормой. „При каждом доме есть непременно сад и широкий двор; оттого говорят, что Москва обширнее Константинополя и более открыта, чем он“, — писал Павел Алеппский. Весной город утопал то в яблоневом, то в вишневом цвету, а затем его накрывала волна сирени, особенно любимой москвичами. Задолго до того, как в Европе стали разбивать общедоступные парки, в Москве отводились громадные площади под увеселительные сады и луга».

В этом, кстати, был религиозный смысл. Город-сад символизирует собой рай — здесь земля уподобляется Небу с его запредельными просторами. В то же самое время западный город символизировал собой, в первую очередь, отгороженное пространство земли, противостоящее подземным силам зла. Пространство за городской оградой было враждебно — там находился феодал, пребывавший в состоянии постоянной вражды с горожанами. Безусловно, отгораживание — важная функция города, но она не может рассматриваться как главная. Основное назначение города — соединять — земное и небесное — на символическом уровне — городское и сельское. В. Махнач и С. Марочкин замечают: «Западный город отгораживался от сельской жизни и отворачивался от пейзажа, русский город органически перерастал в пригородные слободы, он был теснейшим образом связан с сельским хозяйством и поистине развернут лицом к природе. Умение вписать поселение в пейзаж, поставить наиболее выдающиеся здания в наивыгоднейших точках — отличительная особенность русской культуры».

Историки-западники проели нам плешь утверждениями о том, что европейский город был независимой коммуной (добавим — стал ею во время кровопролитных коммунальных революций). Однако и русский средневековый город имел самоуправление — как уже отмечалось выше.

Сегодня встает вопрос о возрождении (на новом технико-экономическом уровне) русского города-сада — просторного и соборно-демократического. Его будущее видится следующим образом.

Город-сад будет представлять собой совокупность парков. При этом надо отметить, что сам парк вовсе не обязательно должен быть только лишь приятным местом для отдыха и прогулок. Парк может и должен быть еще и местом демонстрации различных достижений науки и культуры — с павильонами, клубами, лекториями. Собственно говоря, все мы знаем пример такого парка — это ВВЦ (бывшая ВДНХ).

Город будущего будет состоять из несколько таких ВВЦ, отличающихся тематически. Один парк посвящен промышленности, другой сельскому хозяйству, третий — истории, четвертый — политике и т. д. На территории парков проходят разнообразные конференции и съезды, непосредственно связанные с парковой темой. Так, в пределах политического парка («гайд-парка») проводятся политические дискуссии, в которых может принять участие каждый. При этом, конечно же, в каждом функционируют — и спортсектор, и развлекательные сектора, где расположены кафе, аттракционы, игротеки и т. д. Значительную часть парка занимает лесной сектор.

Вокруг паркового пространства расположены жилые поселения — промышленные и сельскохозяйственные, численностью в 5-15 тысяч человек. Они могут состоять как из двухэтажных коттеджей, так и из многоэтажных зданий — в зависимости от вкусов людей. Единственным обязательным условием является наличие «зеленой зоны».

Поселки представляют собой самоуправляемую волость-общину, живущую в условиях прямой демократии.

Вся власть здесь должна принадлежать Советам. И это вовсе не «коммунистическое» требование, советский архетип уходит своими корнями еще в славянскую вечевую древность. Не случайно же слово «вече» происходит от общеславянского «вотъ», т. е. «совет». И, очевидно, что Советы 1917 года были «реинкарнацией» вечевых собраний. А придавили их именно партии. Точнее — одна партия, коммунистическая, но сути это не меняет. Все равно партии создавались именно по западному принципу. То есть, если вдуматься, то русскую народную демократию погубила именно западная политическая групповщина.

Советы, создаваемые, во многом стихийно наследовали еще и самобытным русским структурам, созданным в годину Смуты, в условиях отсутствия законной власти. Речь идет об уездных и городских Советах — всесословных органах национального сопротивления, сыгравших ведущую роль в организации победоносного народного ополчения. Эти образования возникли еще в 1606–1608 годах, когда Смута была в самом разгаре. И созданы они были на базе местного самоуправления, которое играло огромнейшую роль в жизни Московской Руси.

«Стихийно» возникшие Советы были вынуждены действовать в отсутствие «нормальной» государственной власти и военной организации. Вот пример: «Когда в декабре 1608 г. к Устюжне-Железопольской приблизился польский отряд, в городе не оказалось ни воеводы, ни ратных людей, ни сколько-нибудь надежных укреплений, — пишет историк В. Волков. — Тогда горожане создали выборное управление, избрав три головы и городовой совет из 20 чел., в котором посадские и служилые люди получили равное представительство. Деятельность совета не прекратилась и с прибытием в Устюжну воеводы. Он даже приступил к исполнению своих обязанностей лишь после утверждения городовым советом его полномочий».

В 1612 году, как результат деятельности местных Советов, возникает общенациональный Совет всей Земли, который возглавляют князь Дмитрий Пожарский — воевода и земский староста Козьма Минин — «выборный от всей земли человек» (в Совете также состояли — второй воевода И. Биркин и дьяк В. Юдин). Именно под руководством этого Совета и была освобождена Москва. А после состоялся Земский собор, на котором «избрали» (то есть определили легитимность) Русского Царя. Самодержавие, погубленное в боярских интригах, было создано снизу — с опорой на Советы — тогдашнюю «прямую демократию». Причем, что показательно, когда начались острые споры меду различными «партиями», с их кандидатами, Боярская дума была отправлена на «богомолье». И отсутствие этого аристократического синклита помогло разрешить кризис.

Придет время, и Советы вернутся, чтобы управлять русскими общинами под покровительством Государя.

Порядок их функционирования видится следующим образом. Все совершеннолетние жители волости избирают Совет, его председателя, народных судей и «шерифа»— начальника народной милиции. Сама милиция состоит из добровольцев, которым выдается стрелковое оружие. Депутаты Совета могут быть отозваны своими избирателями, кроме того, они подчиняются решению всеобщего схода, который созывается по инициативе 1 % жителей или же Совета. (Интересно, что слово «волость» одного «корня» со словом «власть». Кстати, в Древней Руси именно волость была основой вечевой и земской демократии. И здесь «власть» это — возможность решить все свои проблемы самим. При этом есть еще и сильная, общенациональная верховная власть, которая сосредоточена на безопасности — как внешней, так и внутренней. И последняя предполагает обеспечение самостоятельности каждой из общин, недопущения создания групп, которые стремились бы «подмять» всех.)

Волостные Советы делегируют своего представителя во Всероссийский Народный Совет. Таковым представителем может быть только депутат Совета, проработавший там в течение хотя бы одного срока (3–5 лет). Тем самым исключается избрание в парламент случайных людей. Депутат ВНС от волостной общины подлежит отзыву по решению Совета.

Внутри волости существуют самые разные общины. Одни из них формируются по производственному принципу, то есть состоят из сотрудников одного предприятия, другие включают людей, занятых в разных производствах. Общины также самоуправляемы, хотя и подчиняются решениям волостного Совета. Каждая община посылает своего представителя в волостной Совет.

Волостной пояс, в свою очередь, опоясывается промышленно-сельскохозяйственным поясом, где находятся различные предприятия. (К ним приравниваются трудовые коллективы, обеспечивающие функционирование парков.) На предприятиях, вне зависимости от формы собственности, действует рабочий Совет, который и осуществляет самоуправление трудового коллектива. Каждое предприятие посылает одного депутата в городской Совет.

Город является центром координации деятельности волостей, общин и предприятий. Городские власти не руководят общинами, но общины сами взаимодействуют друг с другом, используя город как некую площадку для переговоров. При этом городской Совет имеет право принять участие в переговорах на правах волостного Совета.

Власти города поддерживают функционирование парковых зон, а также соборного здания, где и происходят различные собрания — как региональные, так и межрегиональные. Само это здание, вместе с прилегающей к нему соборной площадью, представляет собой весьма сложный социальный организм. Именно здесь проводятся волостные сходы, а также решаются разного рода вопросы, возникающие во взаимоотношениях между волостями, общинами и предприятиями.

Городской глава избирается всеобщим голосованием жителей волостей. При этом каждая волость и каждое предприятие делегируют своего представителя в Совет города. Кроме того, действует городской Совет старейшин, который состоит из наиболее уважаемых людей, проживающих в волостях, — деятелей науки, культуры, Церкви и т. д. Старейшины осуществляют духовно-нравственную власть, опираясь на свой авторитет. Им принадлежит право «вето» в некоторых вопросах этического характера. Город, таким образом, выступает еще и как сосредоточие мудрости.

По сути, волости, общины и предприятия образуют нечто вроде федерации — с центром в городе. Здесь снимаются противоречия между городом и селом, промышленностью и сельским хозяйством.

При этом возможным станет создание уездных Советов. В их задачу будет входить исключительно координация деятельности между соседними уездами, а также делегирование депутатов в законосовещательный Народный совет (НС), действующий на постоянной основе. Делегирование от уездных Советов будет происходить только после нескольких лет совместной деятельности его депутатов. Нужно время, чтобы люди узнали друг друга и доверили кому-то представлять орган на высшем уровне. В этом важное отличие традиционных выборов от выборов современных, когда огромные массы людей голосуют за неизвестных им кандидатов. Волостные сходы также будут избирать людей известных, что вполне легко осуществить в пределах малого пространства. (Вспомним античных мыслителей, которые утверждали, что демократия как раз и подходит для малых пространств.)

Свою квоту в НС будут иметь и представители различных профессиональных Союзов. (Статус такого союза получит и каждая религиозная конфессия.) Задачей НС станет согласование интересов различных социальных и региональных групп. Из этого согласования возникнут соответствующие инициативы, с которыми НС будет знакомить Государя. А местные Советы, профессиональные Союзы и их делегации будут обращаться напрямую к Государю — с предложением разобраться в их собственных нуждах.

В случае особой необходимости (например, при угрозе войны) различные Советы и Союзы пошлют расширенное представительство на Земский собор. В нем также примут участие личные советники Государи, а также другие лица, призванные им к обсуждению важнейших вопросов.

Правительство, при таком порядке дел, окажется не нужным. Государь будет опираться на корпус советников и лично возглавлять армию — без всяких министров. Ненужной окажется и гигантская призывная армия, на ее место придет сравнительно немногочисленная Дружина, оснащенная сверхсовременным оружием. При этом ношение оружия и умение им пользоваться нужно сделать не только правом, но и обязанностью каждого мужчины. Тогда нация сможет сама защитить себя от многих врагов, а также будет всегда сохранять необходимый боевой настрой. Лицо, отказавшееся от ношения оружия (за исключением увечных и недееспособных), потеряет право избираться и быть избранным.

В Русском Советском Царстве не понадобится и полиция вместе с госбезопасностью. Настоящие враги России подвергнутся эффективной «зачистке» еще в самом начале национального правления, а с обеспечением безопасности хорошо справятся местные общины. Для этого необходимо ввести всеобщее вооружение народа. Тогда любители криминала, буде таковые найдутся, столкнутся с настоящей, народной милицией, имеющей право применять оружие при любых посягательствах на жизнь и собственность членов общины. А в особых случаях в дело вмешаются особые же агенты Государя, обладающие широкими полномочиями.

Конечно, для всего этого потребуется обеспечить необходимые экономические условиях. Нужно вывести Россию из глобальной экономики, прибегнув к спасительной автаркии. И, конечно же, нужно избавить ее от капитализма — во всех его проявлениях. И здесь представляется целесообразной национализация промышленности и финансов — с раздачей большинства предприятий трудовым коллективам. Это будет возрождением традиционной русской артели — на новом технологическом уровне. В то же самое время все финансы будут находиться в Казне Государя. Он и станет раздавать беспроцентный кредит всем желающим.

Все это, как уже подчеркивалось, вовсе не означает необходимость ликвидации частной собственности по образцу 20-х годов прошлого века. Мелкое предпринимательство необходимо всячески поощрять — при условии того, что сам предприниматель будет членом общин. Такого предпринимателя, конечно же, нельзя считать капиталистом, точно так же, как и нельзя считать чиновником выборного «шерифа».

Наконец, важную роль в социально-экономической системе Советской Монархии займет новый «Госплан» (скажем, Государственный Плановый Совет). В его состав войдут Государевы специалисты, представители местных Советов и профессиональных Союзов. Задания такого Совета будут обязательны к исполнению — при известной самостоятельности предприятий. Сам ГПС будет опираться на общенациональную сеть автоматизированных систем управления.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.