Сын неба — владыка Поднебесной

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сын неба — владыка Поднебесной

Писать о жизни и деяниях правителей Китая — дело сложное: их повседневная жизнь отгораживалась глухой стеной от посторонних взоров, и история не оставила об этом достоверных данных. Такие сведения не подлежали огласке.

Тысячелетние традиции, поддерживаемые беспощадной расправой над их нарушителями, соблюдались неукоснительно: никто со стороны не смел наблюдать за жизнью императора и вслух называть его имя; а во время выезда императорского кортежа за пределы дворцов простолюдину под угрозой суровой кары запрещалось даже взглянуть на лик владыки Поднебесной. Вот почему описания жизни правителей Срединного государства в различных источниках не всегда точны, и это следует иметь в виду.

Как уже говорилось, Небо, по учению Конфуция, «повелевало» землей не непосредственно, а через императора, которому за его якобы божественное происхождение был присвоен титул Сына неба. Его именовали «всемирным монархом и господином Вселенной, которому все должны подчиняться».

Правителя Поднебесной боготворили и необычайно высоко возносили. Его величали по-разному: Тянь-цзы (Сын неба); Богдыхан (что по-монгольски значит «Премудрый правитель»); Дан-Цзинь фо-е («Будда наших дней»), Чжу-цзы («Владыка»), Ваньсуй-е («10 000-летний властелин»), Шэн-чжу («Августейший владыка»), Шэн-хуан («Святой император»), Юань-хоу («Первый владыка»), Чжи-цзунь («Высокочтимый»). Чаще всего его называли Хуан-ди («Великий император»).

Самого себя Сын неба называл Гуа-жэнь («Единственный человек») или Гуа-цзюнь («Единственный государь»). Существовало даже особое личное местоимение, которое употреблялось только по отношению к императору, — чжэнь (мы). Подданный Срединного государства при обращении к своему повелителю не имел права употреблять личное местоимение «я» — надо было говорить слово «раб» (нуцай): «Раб слушает…», «Раб не знал…», «По незрелому мнению раба…» и т. п.

Ближайшее окружение приветствовало повелителя Китая возгласом: «Десять тысяч лет жизни!», а его первую супругу — «Тысяча лет жизни!» Хотя подданные Срединного государства желали правителю «безграничного долголетия» или «десяти тысяч лет жизни», они понимали, что и он смертен. Об этом в народе говорили так: «Даже император не может купить тысячу лет жизни».

Императора нередко сравнивали с сосудом, а народ с водой: как вода принимает форму вмещающего ее сосуда, так будто бы и народ не раздумывая покоряется повелителю Срединного государства и всего мира.

Китайская нация по традиции рассматривалась как одна большая семья, отцом и матерью которой (одновременно!) был император. В феодальном Китае имела широкое хождение поговорка: «Государь — отец и мать народа». Всем членам этого «семейства» предписывалось проявлять к императору сыновнюю любовь и почтительность.

По учению Конфуция, император стоял на вершине общества, основанием которого служила семья. Между семьей и государством, между главой семьи и государем Конфуций проводил параллель. Правитель считался отцом большой семьи, т. е. государства, и все подданные обязаны были повиноваться ему. Государи, учили конфуцианцы, должны требовать от подданных того, чего потребовал бы отец от своих детей; подданные должны относиться к государю как почтительное чадо к родителю.

Мнение императора считалось непререкаемым, и никто не смел усомниться в его правильности: если он назовет черное белым, а белое — черным, это не должно ни у кого вызывать сомнений. Неудивительно, что в народе широкое распространение получила поговорка: «Указывая на оленя, утверждать, что это лошадь» (чжи лу вэй ма). Этимология этой поговорки представляет определенный интерес. После смерти основателя первого централизованного китайского государства Цинь (III в. до н. э.) императора Цинь Шихуана его престол перешел к сыну Ху Хаю. Фактически же страной правил первый министр Чжао Гао, который намеревался захватить престол. Опасаясь, что сановники не подчинятся ему, он решил испытать их верность. Для этого Чжао Гао подарил императору оленя, сказав, что это лошадь. Император ответил ему: «Вы ошибаетесь, называя оленя лошадью». Когда же опросили сановников, то некоторые из них промолчали, другие сказали, что перед ними лошадь, а третьи — что олень.

В дальнейшем Чжао Гао уничтожил всех тех сановников, которые назвали оленя оленем. С тех пор выражение «Указывая на оленя, утверждать, что это лошадь» стало синонимом открытой лжи, подкрепленной властью и насилием, а потому не подлежащей опровержению.

Огромному большинству людей, населявших Срединное государство, император представлялся таинственным, сверхъестественным существом. Подданным почти не удавалось его видеть. За пределы дворца император выезжал в редких случаях — для жертвоприношений или посещения могил предков. Но и в эти дни народ заблаговременно удалялся с тех улиц, по которым должен был проследовать императорский кортеж.

Автор книги «Путешествие в Китай» (1853 г.) Е. Ковалевский так описал выезд маньчжурского императора Даогуана: «Когда хуан-шан (так называют китайцы императора в разговоре между собой) проезжает по улицам Пекина — что, впрочем, редко случается, — с них все сметают: прежде всего народ, потом грязь и всякий мусор; убирают балаганы и лавчонки со всяким хламом, прогоняют собак и свиней. Все переулки занавешиваются. Дорогу посыпают желтым песком. Прежде император всегда ездил верхом; теперь иногда показывается на носилках. Сидит он неподвижно, ровно, не поведет глазом, не повернет головой во всю дорогу, и потому-то любопытные иногда решаются взглянуть сквозь щель ворот или окна на Сына неба в полной уверенности, что их не заметят. В числе этих любопытных были и мы. Толпы солдат, слуг и всякого рода чиновников, всего человек до тысячи, сопровождали его, и это оживляло улицу, на которой воцарялась могильная тишина после всегдашнего гама и шума, господствующих на улицах Пекина». Почтительность, которую выражали императору, соответствовала его неограниченной власти. Каждое его слово выслушивалось с благоговением, и малейшее приказание исполнялось без промедления. Никто, даже брат императора, не мог говорить с ним иначе, как стоя на коленях. Только вельможам, составлявшим его повседневную свиту, разрешалось стоять перед Сыном неба, но и они должны были преклонять одно колено, когда говорили с ним. Почести воздавались даже неодушевленным предметам, которыми пользовался император: его престолу, креслу, платью и т. п. Самые высокие сановники империи падали ниц перед пустым троном императора или перед его ширмой из желтого шелка, которую украшали изображения дракона (символ могущества) и черепахи (символ долголетия).

В провинциях Срединного государства чиновники воскуривали фимиам при получении императорского указа и били челом об пол, обратившись лицом к Пекину. Имя императора считалось священным до такой степени, что письменные знаки, употребляемые для его обозначения, не могли уже служить для написания других слов. «Всяк да повинуется со страхом и трепетом» — такова фраза, которой обычно заканчивались императорские указы.

Хотя Сын неба обладал неограниченным правом распоряжаться подданными, он не мог сам управлять страной, для этого была создана разветвленная система власти.

Высшим органом, на котором решались наиболее важные государственные дела, был Верховный императорский совет. В него входили члены императорской фамилии и высшие сановники. Совету подчинялись исполнительные органы: Императорский секретариат, Приказ по иностранным делам, Чиновничий приказ, Налоговый приказ, Приказ церемоний, Военный приказ, Уголовный приказ, Приказ общественных работ, Коллегия цензоров. В русском переводе вместо слова «приказ» иногда употребляли слова «палата» или «министерство», начальник Военного приказа соответствовал военному министру, начальник Приказа церемоний — начальнику Палаты церемоний.

При обращении к императору подданные совершали сложную церемонию, название которой в русском переводе звучит примерно так: «три раза встать на колени и девять раз совершить земной поклон», т. е. при каждом коленопреклонении трижды коснуться лбом земли.

В часы императорской аудиенции впереди возвышающегося над залом трона клали на пол пять подушечек специально для членов Верховного императорского совета. Ближе всех к трону находилась подушечка для главы Верховного императорского совета.

Чиновники пониже рангом становились коленями на каменный пол без всяких подстилок. Правда, нередко они обертывали колени толстым слоем ваты, которую не было видно под длинным халатом. Иногда подкупали евнухов: последние незаметно подставляли подушечки под колени совершавшим земные поклоны.

Аудиенция проходила примерно в таком порядке. Чиновник прибывал в зал приемов в сопровождении евнуха: последний открывал огромные двери тронной комнаты, становился на колени у порога, объявлял имя и должность прибывшего и удалялся, закрывая за собой дверь. После этого чиновник переступал порог зала приемов и становился на колени перед троном.

Император считался неограниченным властелином подданных и их собственности. Об этом говорили так: «Нет земли, которая бы не принадлежала императору; тот, кто ест плоды этой земли, — подданный императора».

Право правителя распоряжаться землей и своими подданными воспето в древнем китайском литературном памятнике «Книга песен» («Ши-цзин»).

Широко кругом простирается небо вдали,

Но нету под небом ни пяди нецарской земли.

На всем берегу, что кругом омывают моря, —

Повсюду на этой земле только слуги царя.

Один из иностранных наблюдателей в начале XX в. был свидетелем того, как реально осуществлялось право императора на всю землю Китая. Он рассказывал:

«Рабочие вырыли яму для установки телеграфного столба рядом с могилой, где был захоронен известный и уважаемый в этой местности представитель ученого сословия. Эта могила находилась на земле, подаренной семье покойного самим императором, глубоко чтившим его заслуги. Сын покойного, имевший также отличия, пришел в ужас, когда увидел, как рабочие равнодушно копают землю рядом с могилой его отца. Ему начало казаться, что злобные и раздраженные невидимые духи готовы наслать гибель на всю его семью и отнять все почести и богатства, дарованные ей. Он залез в вырытую яму и заявил, что скорее умрет, чем позволит поставить в ней телеграфный столб. Заявил, что не противится праву императора на землю, но желает сохранить свои особые права на этот участок, так как последний дарован самим императором.

В момент, когда, казалось, придется приостановить работы, подошел китайский чиновник, сопровождавший иностранных инженеров и имевший специальное поручение улаживать всякие недоразумения с местным населением. Он приблизился к владельцу участка земли, усевшемуся в яму, и обратился к нему с такими словами: „Я удивлен тем, что такой образованный и умный человек, как вы, может поступать по-детски. Вы должны знать, что каждая пядь земли в империи принадлежит императору и все почести, которыми вы пользуетесь, также исходят от него. Эта телеграфная линия, — продолжал он, указывая на длинную цепь столбов, тянувшихся по равнине и исчезавших за горизонтом, — также проводится по его специальному приказу. Неужели вы осмелитесь нарушить этот приказ? Вы должны знать, что император может повелеть схватить вас, вашу жену, ваших детей и разрубить всех на тысячу кусков. И никто не будет сомневаться в его праве на это“.

Такое короткое, но вразумительное увещевание настолько подействовало на ученого мужа, что он быстро вылез из ямы и, кланяясь в знак уважения перед властью, молча удалился домой. Рабочие беспрепятственно продолжали свое дело».

Личность императора считалась священной. Это был единственный в Китае человек, который никому не отдавал отчета в своих поступках. Хотя страной непосредственно управляли министры, наместники и губернаторы, но воля императора и для них была законом — любое их решение могло быть приостановлено его властью.

Если император боялся «гнева» неба, то земля для него была настоящей вотчиной. Не существовало знаков восхваления и почитания, которые бы не оказывались Сыну неба. Очно и заочно он получал от своих подданных доказательства нижайшего к нему почтения.

Почитание подданными Сына неба составляло важнейший элемент духовной основы государства. Это доходило порой до абсурда. Древнее китайское изречение гласило: «Когда государь оскорблен, чиновники умирают». Это значило: если государство постигают бедствия и смуты, в них повинны служилые люди. Дурным управлением они не сумели предотвратить народных несчастий и, быть может, даже сами навлекли их — поэтому они недостойны жизни. Преданные чиновники нередко не сносили позора и кончали жизнь самоубийством (особенно если император из-за нашествия иноземцев вынужден был покидать столицу).

14 августа 1900 г. союзные войска иностранных держав заняли столицу Китая — Пекин. Вдовствующая императрица Цыси вынуждена была спасаться бегством. Несчастье и позор, обрушившиеся на маньчжурский двор, повергли в страшное смятение сановников, верных престолу. Накануне штурма Пекина союзными войсками некоторые высшие гражданские и военные чиновники дали отраву всем своим родственникам и прислуге — чтобы никто из близких не остался в живых, — а затем покончили с собой.

Право императора на жизнь своих подданных и на их собственность поддерживалось военной силой. Опорой маньчжурского господства были «восемь знамен» — так назывались войска, специально предназначенные для защиты династии. Вначале знаменные войска были объединены в четыре корпуса, обладавшие не только военными, но и административными функциями. Корпус состоял из пяти полков, полк — из пяти рот. Каждому корпусу было присвоено знамя определенного цвета: желтое, белое, красное, синее. Затем к этим четырем корпусам было прибавлено еще четыре, которые получили знамена тех же цветов, но с каймой.

«Восемь знамен» делились на две группы: «высшие три знамени» и «низшие пять знамен». «Высшие три знамени», куда входили желтое знамя, желтое с каймой и белое, составляли личную гвардию императора и находились в его непосредственном подчинении. «Низшие пять знамен» находились под командованием назначенных императором военачальников.

Воинам знаменных войск запрещалось заниматься земледелием, торговлей, ремеслом. Их основная обязанность состояла в воинской службе. Если же они владели землей, то эту землю обрабатывали пленники или наемные работники.

По национальному составу знаменные войска состояли из маньчжуров, монголов и китайцев. Все маньчжурское население считалось военным сословием. Маньчжуры пользовались в войсках особыми привилегиями. За одинаковый проступок офицер-маньчжур нес меньшее наказание, чем китаец. Маньчжурское правительство предоставляло знаменным войскам значительные льготы, таким способом поощряя службу в армии.

Если на одном полюсе Поднебесной возвышался Сын неба, обладавший неограниченной властью, то на другом находилась бесправная, забитая, суеверная масса крестьян, жившая в бедности и нужде. Постоянная нехватка земли и голод доводили крестьян до отчаяния. В провинциях Фуцзянь, Гуандун и Гуанси были случаи, когда безземельные крестьяне, доведенные до крайности, шли на казнь вместо помещиков, совершивших тяжкие преступления, лишь бы после их смерти семья получила клочок земли или некоторую сумму денег, необходимую для приобретения небольшого земельного участка.

* * *

Царствовавшие в Китае династии получали символические названия. Так, китайская династия, правившая в 1368–1644 гг., называлась Мин. Иероглиф мин имеет значение «ясный», «блестящий», «разумный». Маньчжурская династия называлась Цин. Иероглиф цин означает «чистый», «светлый», «безупречный». Она называлась также Да Цин («великая и безупречная»). Не только династии в целом, но и правление каждого императора обозначалось особым девизом — иероглифами, символизирующими «счастье», «благополучие», «благоденствие», «мир», «преуспеяние».

Во время маньчжурской династии Цин в Китае царствовали следующие императоры:

С вступлением очередного императора на престол запрещалось произносить и писать его прежнее личное имя — оно заменялось девизом правления. Например, с 1851 по 1861 г. страной правил император по имени И Чжу. Однако его можно было называть только «император Сяньфэн» в соответствии с девизом правления; в 1875–1908 гг. девиз правления был Гуансюй. В это время на престоле находился император по имени Цзай Тянь. Однако его именовали только по девизу правления — Гуансюй.

В отличие от обычных смертных император имел три имени: личное (его запрещалось произносить и писать), династийное и храмовое. Последнее давали ему после смерти, под ним он становился известным в китайской истории (например, Тайцзу — «великий патриарх», Шэньцзун — «священный предок» и т. п.).

Престолонаследие в феодальном Китае шло по мужской линии: царствующий монарх выбирал себе преемника среди собственных сыновей. Однако имя наследника не всегда объявлялось заранее, и это не обязательно должен был быть старший сын императора. Так, например, Шуньчжи был девятым сыном своего отца, Канси — третьим, Юнчжэн — четвертым, Цзяцин — пятнадцатым, Даогуан — вторым сыном. Правило не назначать заранее наследника имело определенный смысл — это помогало до самого последнего момента избегать дворцовых интриг вокруг вопроса о престолонаследии.

Первый император маньчжурской династии, Шуньчжи, почувствовав приближение смерти, повелел четырем своим высшим сановникам подойти к его ложу и сказал им примерно следующее: «У меня есть восьмилетний сын, и, хотя он не самый старший в моей семье, его изумительные умственные способности вселяют в меня надежду, что он будет моим достойным наследником. Я рекомендую его вам с уверенностью, потому что мне известны ваши верноподданнические чувства». Умирающий император назначил этих четырех чиновников регентами, которые должны были отвечать за дела государства до совершеннолетия его сына. Однако в четырнадцатилетием возрасте наследник по настоянию своей матери отказался от услуг регентов и стал править империей под девизом Канси.

Император мог передать престол сыну и при жизни, если чувствовал физическую слабость. Так, 9 февраля 1796 г. император Цяньлун после 60 лет царствования отрекся от престола в пользу своего пятнадцатого сына, девиз правления которого получил название Цзяцин. Отречение императора и вступление на престол нового правителя обставлялись торжественными церемониями. Главным моментом в них была передача отцом сыну печати — символа императорской власти.

Женщина формально не имела права занять престол, но могла быть регентом при императоре. Императрица-регент Цыси фактически царствовала в Китае 48 лет — с 1861 по 1908 г.

Вступление на престол императора знаменовалось «всемилостивым манифестом», в котором новый Сын неба повелевал принести жертвоприношения на кладбищах, где покоились монархи, его предшественники, и на родине Конфуция. Провинциальным властям предписывалось заняться ремонтом храмов, построенных в честь духов гор и рек. Награждались лица, отличившиеся особой сыновней почтительностью, а также вдовцы, не женившиеся после смерти жены, и вдовы, сохранившие верность памяти мужей. Новый император клялся почитать своего предшественника и поклоняться его духу.

Первый маньчжурский император, царствовавший под девизом Шуньчжи, вступив в ноябре 1644 г. на трон (после захвата Пекина маньчжурской армией), обнародовал манифест такого содержания:

«Я, Сын неба царствующей династии Да Цин и ее подданный, почтительно осмелюсь обратиться к Всемогущему небу и Державной земле. И хотя мир обширен, верховное божество Шанди беспристрастно обозревает все и всех. Мой царствовавший дед, получив всемилостивейший указ неба, основал царство на Востоке, которое стало сильным и прочным. Мой царствовавший отец, унаследовав царство, расширил его границы. И я, слуга неба, ничтожный в своих способностях, стал наследником оставленного ими владения. Когда династия Мин закончила свое существование, предатели и насильники, подстрекая толпу, вовлекли народ в бедственное положение. Китай остался без правителя. На меня выпала обязанность почтительно принять ответственность и стать достойным продолжателем дела моих предков…

Я, получив одобрение неба и в соответствии с его волей, объявляю небу, что взошел на трон Империи, избрал для нее название Да Цин, а девиз моего правления назвал Шуньчжи. Я почтительно прошу небо и землю защитить Империю и помочь ей, чтобы бедствия и смуты скорее прошли и на земле воцарился бы всеобщий мир. Во имя этого я нижайше умоляю принять жертвы».

Символом власти императора был дракон (лун). На государственном гербе маньчжурских правителей был изображен дракон с четырьмя лапами и пятью когтями на каждой.

Люди верили во всемогущество дракона, и этим суеверием пользовались правители Китая. Стремясь вселить в подданных трепет и суеверный страх, они стали приписывать себе качества этого мифического чудовища. Об императоре говорили так: его лицо — лицо дракона, его глаза — глаза дракона, его руки — руки дракона, его халат — халат дракона, его дети — потомство дракона, его трон — сиденье дракона. На одежде, утвари, мебели, которыми пользовался император, — всюду можно было увидеть изображение дракона. Почему дракон служил символом императорского достоинства? Потому что проводилась аналогия между драконом, поднимающимся с земли до небес, и государем, Сыном неба, стоящим выше всех людей.

Непременным атрибутом законодательной и исполнительной власти императора и его чиновников считалась государственная печать. На круглой или квадратной императорской печати старинным почерком были вырезаны изречения такого рода: «Вечная жизнь, процветание и мир», «Воцарение — дар неба, сопровождающийся долголетием и вечным благоденствием». Печать императора изготовлялась из нефрита, печати его сыновей — из золота, высших чиновников — из серебра. «Фирменный» цвет императорской власти не всегда был одним и тем же: во времена династии Сун (960–1127) таким цветом был коричневый, при династии Мин — зеленый, при Цин — желтый.

Никто, кроме императора и членов его семьи, не имел права носить одежду желтого цвета. Почти все предметы, которыми пользовался император и которые окружали его, также были желтого цвета, в том числе и черепица на стенах и крышах императорских дворцов.

Последний маньчжурский император, Пу И, в своих мемуарах так пишет об этой традиции: «Каждый раз при воспоминании о детстве перед моими глазами всплывает сплошной желтый туман: глазурованная черепица на крыше — желтая, паланкин — желтый, подстилки на стульях — желтые, подкладки на одежде и шапке, кушак, фарфоровая посуда, ватные чехлы для кастрюль, обертки для них, занавески, стекла — все желтого цвета. Этот существующий на правах личной собственности так называемый „блестящий желтый“ цвет с детства заронил в мою душу чувство собственной исключительности; я считал себя необыкновенным и непохожим на остальных людей».

Императора окружали многочисленные гражданские и военные чиновники. Их одежда, украшения и знаки различия определялись строгими правилами служебной иерархии и этикета. Обычным одеянием для всех, кто «стоял над народом», был шелковый халат с длинными рукавами. Халат императора отличался от всех прочих не только цветом (желтым), но и эмблемой. На нем были вышиты четыре золотых дракона: два — на плечах, по одному — на груди и на спине. Лапы драконов на халате императора имели пять когтей, на халатах чиновников — по четыре когтя. Император носил бусы из жемчуга и маленькую круглую шапочку, украшенную тремя золотыми драконами, расположенными друг над другом. На каждом драконе было по три жемчужины одинакового размера и еще по одной более крупной.

При императорском дворе существовал институт цензоров. Их называли эрму гуань («чиновники с глазами и ушами») или ямь гуань («чиновники слова»): они наблюдали за исполнением всеми правительственными учреждениями и официальными лицами своих обязанностей, за деятельностью государственных служащих и их поведением в частной жизни.

Цензоры имели право порицать поведение членов императорского дома и даже самого императора. Для морального воздействия на правителя они широко использовали конфуцианское учение о карающей роли Неба.

Однако это не означало, что император был ответствен перед цензорами: критика с их стороны сводилась к моральной оценке. Если же цензор решался преподать сыну неба советы или выступить перед ним с каким-то пожеланием, он действовал при этом на свой страх, рискуя быть изгнанным или даже казненным. Не случайно широкое распространение среди цензоров получила такая поговорка: «Быть возле императора — все равно что спать с тигром».

Большим влиянием при дворе властелинов Срединного государства пользовались евнухи, призванные наблюдать за императорским гаремом. Выполняя роль надзирателей, евнухи использовались одновременно как шпионы и сводники. Некоторые из них становились доверенными лицами правителей и высших сановников государства и оказывали влияние на политическую жизнь страны. Император-дракон делал их своими «клыками и зубами».

Институт евнухов существовал в Китае еще во времена династии Хань. С той поры и до маньчжурской династии роль евнухов не только не уменьшалась, но даже возрастала. В последние годы династии Мин от имени императора страной фактически управлял евнух Вэй Чжун-сянь. После установления в Китае власти маньчжуров влияние евнухов сначала пошло на убыль. Однако при вдовствующей императрице Цыси институт евнухов вновь стал играть важную роль. Долгие годы правой рукой Цыси был главный евнух Ли Ляньин, который нажил огромное состояние на взятках, торговле должностями, подрядах и поставках материалов для дворцовых работ. В начале XX в. в императорском дворце насчитывалось до трех тысяч евнухов.

Евнухи делились на две категории. Принадлежавшие к первой категории обслуживали императора, императрицу, мать императора и императорских наложниц; принадлежавшие ко второй категории — всех остальных. О своем приближенном евнухе Юань Цзиньшоу последний маньчжурский император, Пу И, вспоминал: «С наступлением зимы он каждый день менял шубы. Он никогда не надевал дважды одну и ту же соболью куртку. Одной только шубы из морской выдры, которую он однажды надел на Новый год, было достаточно для того, чтобы мелкому чиновнику прокормиться всю жизнь. Почти все управляющие придворными евнухами и некоторые начальники отделений имели в своем распоряжении собственную кухню и младших евнухов, обслуживавших их. Некоторые из них имели свой „штат“ горничных и служанок. Жизнь же евнухов низших рангов была горька. Они всегда недоедали, терпели побои и наказания, а в старости им не на кого и не на что было опереться. Жить им приходилось лишь на крайне ограниченные „подачки“, и если их выгоняли за какой-нибудь проступок, то их ждало нищенство и голодная смерть». Обязанности евнухов были очень разнообразны. Помимо присутствия при пробуждении императора и его трапезе, постоянного сопровождения Сына неба, в их обязанности входило: распространять высочайшие указы, провожать чиновников на аудиенцию к императору и принимать прошения, знакомить различные отделы Департамента двора с документами и бумагами; получать деньги и зерно от казначеев вне двора, обеспечивать противопожарную охрану. Евнухам поручалось следить за хранением книг в библиотеках, антикварных изделий, картин, одежды, оружия (ружей и луков), древних бронзовых сосудов, домашней утвари, желтых лент для отличившихся чинов; хранить свежие и сухие фрукты; евнухи сопровождали императорских врачей и обеспечивали материалами строителей дворца. Они возжигали ароматные свечи перед духами императоров-предков, проверяли приход и уход чиновников всех отделов, хранили императорские драгоценности, убирали дворцовые палаты, сады, парки, стригли императора, готовили лекарства, играли в дворцовом театре, читали молитвы и т. д.

«Описывая мое детство, — писал император Пу И, — нельзя не упомянуть евнухов. Они присутствовали, когда я ел, одевался и спал, сопровождали меня в играх и на занятиях, рассказывали мне истории, получали от меня награды и наказания. Если другим запрещалось находиться при мне, то евнухам это вменялось в обязанность. Они были моими главными компаньонами в детстве, моими рабами и моими первыми учителями».

По установившимся обычаям, император, кроме «главной жены», имел еще двух «второстепенных». «Главная жена» занимала среднюю часть дворца, ее так и называли: «императрица Среднего дворца». Восточные апартаменты считались почетнее западных, поэтому вторая жена жила в восточной части дворца и ее называли «императрицей Восточного дворца», а третья — занимала западные покои, ее называли «императрицей Западного дворца».

Кроме законных трех жен, император имел много наложниц, которые делились на несколько рангов. Императорская наложница первого ранга называлась хуан гуй-фэй, второго ранга — гуйфэй, третьего — фэй, четвертого — бинь, пятого — гуйжэнь.

Состав императорского гарема периодически обновлялся. Во времена династии Цин каждые три года во дворце происходили своего рода смотрины, на которые высокопоставленные чиновники обязаны были приводить своих дочерей в возрасте от 12 до 16 лет. Из их числа и пополнялся императорский гарем. Избранницы находились там примерно до двадцатилетнего возраста, после чего, если они оказывались бездетными, их «всемилостиво увольняли».

Наложницы жили в специальных помещениях, за ними строго надзирали евнухи. За нарушение установленных правил девушки выдворялись из императорского дворца. Так, в 1895 г. в «Пекинском правительственном вестнике» было опубликовано следующее сообщение:

«Мне, императору, благоугодно было сообщить всемилостивейшей императрице-регентше следующее мое распоряжение. Двор наш строго блюдет исконные семейные традиции. Придворному гарему запрещено вмешиваться в государственные дела. Наложницы второго ранга Цыфэнь и Чжэшань отступили от правил скромности. Они предались роскоши и постоянно докучали императору просьбами и желаниями. Это не должно продолжаться. Если не предостеречь их, то можно опасаться, что императора будут со всех сторон осаждать просьбами и интригами, которые будут служить только лестницей для всяких обманов. Поэтому наложниц Цыфэнь и Чжэшань надлежит разжаловать, о чем и доводится до всеобщего сведения. Отныне во дворце воцарится мир и спокойствие. Да будет так».

Наложница не всегда разделяла ложе императора: она вообще могла оставаться на положении служанки у членов императорской семьи, но в этом случае обязана была соблюдать девственность. Вот почему многие отцы состоятельных маньчжурских семей неохотно отдавали своих дочерей в императорский гарем: за пределами императорских дворцов они могли выйти замуж и быть счастливыми матерями, а в гареме императоров им грозила участь старых дев. Когда император умирал, жены его не имели права вновь выходить замуж или возвращаться к своим родителям.

Наложницы, не удостоенные внимания императора, жили в уединенных местах на положении монашек. Любопытно, что в 1924 г., когда бывшего маньчжурского императора Пу И изгнали из Пекина, в забытом уголке дворца были обнаружены три старые женщины, когда-то считавшиеся императорскими наложницами.

Все окружавшие императора стремились изобразить его человеком, который денно и нощно только тем и занят, что думает о благосостоянии своих подданных. Нужно ли говорить, что на самом деле Сына неба не интересовала жизнь народа, о ней он знал только по докладам чиновников.

И хотя конфуцианцы призывали правителей вести скромный образ жизни, призывы их не достигали цели: императоры и их приближенные жили в сказочной роскоши и отличались крайней расточительностью. К императорскому столу каждый день подавали около ста основных блюд. Только в меню утреннего завтрака входило более двадцати перемен: жареная курица с грибами, утка в соусе, вырезка из курицы, говядина на пару, вареные потроха, филе из мяса с капустой на пару, тушеная баранина, баранина со шпинатом и соевым сыром на пару, мясо духовое с капустой на пару, филе из баранины с редисом, вырезка из утки (тушеная с трепангами в соусе), жареные грибы, филе из мяса (тушенное с ростками бамбука), бефстроганов из баранины, пирожки из тонко раскатанного теста, жареное мясо с китайской капустой, соленые соевые бобы, ломтики копченостей, жареные овощи в кисло-сладком соусе, ломтики капусты, жаренные в соусе с перцем, сушения ароматические, мясной бульон.

Пу И со слов близких так воспроизводил картину императорского обеда:

«Несколько десятков аккуратно одетых евнухов вереницей несли семь столов разного размера, десятки красных лакированных коробок с нарисованными на них золотыми драконами. Процессия быстро направлялась к палате Янсиньдянь. Пришедшие евнухи передавали принесенные яства молодым евнухам в белых нарукавниках, которые расставляли пищу в Восточном зале. Обычно накрывались два стола с главными блюдами; третий стол с китайским самоваром ставился зимой. Кроме того, стояли три стола со сдобой, рисом и кашами. На отдельном столике подавались соленые овощи. Посуда была из желтого фарфора, расписанного драконами и надписями: „Десять тысяч лет долголетия“. Зимой пользовались серебряной посудой, которую ставили в фарфоровые чашки с горячей водой. На каждом блюдце или в каждой чашке лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлена ли пища. Для этой же цели перед подачей любого блюда его сначала пробовал евнух. Это называлось „пробованием яств“. Затем эти блюда расставлялись на столах, и младший евнух, перед тем как мне сесть за стол, объявлял: „Снять крышки!“ Четыре или пять младших евнухов тут же снимали серебряные крышки, которыми покрывались блюда, клали их в большие коробки и уносили. Наступала моя очередь „принимать яства“».

Не стесняли себя владыки Поднебесной и в одежде. Пу И вспоминал: «Я всегда надевал что-нибудь новое. Согласно записям, в один месяц мне сшили одиннадцать халатов на меху, шесть парадных халатов, две меховые жилетки и тридцать пар теплых курток и брюк. Одних только обычных халатов я менял двадцать восемь в год, начиная с халата, подбитого черным и белым мехом, и кончая собольей курткой».

Следуя традициям древних китайских правителей, маньчжурские императоры сочиняли различные моральные наставления. Так, император Шуаньчжи в 1652 г. обнародовал «шесть правил морального поведения», которые в чисто конфуцианском духе предписывали каждому выполнять сыновние обязанности, почитать и уважать старших и вышестоящих и т. д.

Традиции предписывали Сыну неба писать стихи. Император Цяньлун, вступивший на престол в 1736 г., был особенно страстным любителем литературы. Он увлекался поэзией, написал много стихотворений и пьес, правда, довольно банальных. Само собой разумеется, что никто из подданных не мог сказать правду о художественной ценности его писаний.

Важным национальным праздником считался день рождения императора. В этот день принцы императорской крови, сановники, высшие гражданские и военные чины, а также иностранные послы приглашались в просторный церемониальный зал дворца. Под звуки старинных музыкальных инструментов хор евнухов исполнял торжественный гимн. В это время по специальному сигналу, повторяемому девять раз, все присутствующие падали ниц и совершали девять земных поклонов перед императором. Так выражалось чувство благоговения перед Сыном неба.

В главных городах всех провинций имелись храмы долголетия, специально предназначенные для церемоний в честь дня рождения императора. Стены и обстановка в них были желтого цвета. В таких храмах собирались гражданские и военные чины провинции и совершали земные поклоны, словно сам император находился перед ними.

Кончина властелина Поднебесной изображалась как национальное бедствие. Причем он никогда не «умирал», а лишь «превращался в небесного гостя». По древнему обычаю, при объявлении национального траура подданные императора могли даже умертвить себя вместе со своими сыновьями, выразив тем самым безграничную верность государю.

14 ноября 1908 г., на 37-м году жизни, скончался император Гуансюй, а спустя день, 15 ноября 1908 г., на 73-м году жизни, удалилась в «мир теней» вдовствующая императрица Цыси.

В опубликованном указе о траурных церемониях в связи с кончиной императора Гуансюя и вдовствующей императрицы Цыси говорилось:

Проведение церемоний похорон усопшего императора и усопшей вдовствующей императрицы возлагается на Палату церемоний.

Члены императорской семьи будут носить траурные одеяния. Двухлетний император будет носить траурный халат и ходить с непричесанными волосами.

Женщины, живущие в императорском дворе, и женщины императорской крови будут носить траурные платья и распущенные волосы.

В императорской опочивальне будет вывешен красный флаг и установлен шатер из ткани с вышитым драконом.

Все чиновники должны срезать красные ленты с головных уборов. В течение 27 месяцев никто из членов императорской семьи не имеет права вступать в брак. Чиновники не должны вступать в брак в течение 12 месяцев. Не должно быть никаких пиршеств и музыкальных представлений. Члены семей не должны носить украшений.

Все чиновники, конфуцианские ученые и монахи должны собраться в столичном храме Шуньянь-фу и в течение трех дней предаться оплакиванию.

Все простолюдины столицы должны исполнять следующие наставления: срезать красные пуговицы с одежды; женщины 27 дней не должны носить украшений; 100 дней не устраивать свадеб; не приглашать гостей, не играть на музыкальных инструментах и не брить головы.

В течение 27 дней в храмах не разрешается молиться предкам. В каждом храме следует 1000 раз ударить в колокола, с тем чтобы везде был слышен похоронный звон.

Жены и наложницы во время траура не имеют права беременеть. Детей, зачатых в дни траура, объявить незаконнорожденными.

* * *

Вся жизнь правителей Срединного государства проходила во дворцах. Императорский двор, насчитывавший несколько тысяч чиновников, евнухов, охранников, наложниц и рабынь, представлял собой маленькое государство в государстве — с собственной иерархией, законами, судом и финансами.

После завоевания Китая маньчжурами в 1644 г. столицей маньчжурского государства стал Пекин, который имел несколько ансамблей городских строений, отделенных друг от друга высокими кирпичными стенами. Он делился на Внутренний город (обитель маньчжурских императоров и их челяди) и Внешний город, в котором жили главным образом китайцы.

В центре Внутреннего города находился Императорский город, а в его пределах — Запретный город, который состоял из пяти больших частей: собственно дворцов (Гугун), Храма предков (Таймяо), Храма урожая (Шэцзитань), горы Цзиншань и Западного парка с озерами.

Резиденцией императоров Минской и Цинской династий в течение 450 лет был дворцовый ансамбль в Пекине. После свержения маньчжурского господства в 1911 г. он получил свое нынешнее название Гугун (Древние дворцы).

Старинные китайские здания отличались рядом специфических архитектурных черт: приземистые массивные стены и огромные многоярусные крыши с рельефно выраженными загнутыми карнизами. Крыши и ворота, покрытые цветной глазурованной черепицей с барельефами и надписями, придавали зданию праздничный и парадный вид. В таком стиле был построен и дворцовый ансамбль Гугун, напоминавший целый город. Его общая площадь составляет 720 тысяч квадратных метров, а площадь построек — 150 тысяч квадратных метров. На его территории находится 9 тысяч строений, окруженных кирпичной стеной высотой до 10 метров и обводным каналом Тунцзыхэ шириной около 60 метров. Здесь расположены тронные палаты, дворцы, дворцовые залы, беседки, павильоны и различные служебные помещения.

Запретный город представляет собой грандиозный по размерам и прекрасный по планировке архитектурный ансамбль дворцов, воплотивший в себе традиционные формы китайского зодчества, в котором красота сочеталась со строгостью форм.

Дворцы, соединенные друг с другом двориками, проходами и воротами, делились на две части: официальные палаты (две трети всей территории) и резиденцию императора и его семьи.

Основным входом в императорскую резиденцию были ворота Тяньаньмынь (Ворота небесного спокойствия) — величественная надвратная башня с двухкарнизной крышей, покрытой глазурованной черепицей. Башня возвышается над массивной темно-красного цвета стеной, которая имеет один большой и четыре малых прохода, ведущие прямо в Императорский город. Углы карнизов башни, украшенные миниатюрными изваяниями зверей, имеют несколько изогнутую форму: злые духи «двигались» только по прямой, а изогнутые архитектурные линии препятствовали проникновению их во дворцы. Перед воротами Тяньаньмынь покоятся два огромных каменных льва.

Каждый год император в день зимнего солнцестояния отправлялся для принесения жертв в Храм неба, а в день летнего солнцестояния — в Храм земли. Церемониальный выезд совершался через ворота Тяньаньмынь. Если император отправлялся в поход, то перед воротами Тяньаньмынь совершались жертвоприношения и устраивались молебствия.

В дни торжественных церемоний возле Тяньаньмынь обнародовались императорские указы. Происходило это так. Перед надвратной башней оборудовали специальную «площадку для оглашения указов». В начале церемонии все старшие гражданские и военные чиновники выстраивались лицом к северу возле мостиков через канал Золотой воды и становились на колени. Министр церемоний выносил указ на деревянном подносе, имевшем форму облака, и ставил его на паланкин, украшенный изображениями дракона. Паланкин подносили к башне, и указ поднимали наверх, где специальный чиновник громко прочитывал его вслух. Затем текст указа вкладывался в клюв позолоченного деревянного феникса (мифическая птица). Деревянную птицу опускали с башни на площадь. Чиновник принимал феникса и ставил его на паланкин, который уносили в министерство церемоний — там с указа снимали копии, чтобы разослать их по всей стране. Эта церемония называлась «провозглашение императорского указа с помощью феникса».

Перед воротами Тяньаньмынь возвышаются две монументальные колонны — хуабяо, высеченные из белого камня; основания колонн имеют форму восьмиугольника. На колоннах — искусная резьба, изображающая летящих драконов и облака, а в верхней части — круг с сидящим на нем мифическим животным. Колонны хуабяо впервые появились в Китае примерно два тысячелетия назад. Вначале это были деревянные столбы с поперечной доской наверху. Обычно их размещали перед почтовыми станциями и мостами как указатели направления пути. Позже хуабяо начали делать из камня, и они превратились в один из элементов архитектурного ансамбля дворцов.

От ворот Тяньаньмынь, прямо на север до Запретного города, протянулась вымощенная каменными плитами широкая Императорская дорога (Юйлу). При выходе императора из своих покоев вдоль всей дороги выстраивался почетный караул с пышными регалиями.

Императорская дорога вела к главному входу Запретного города — Полуденным воротам Умынь, над ними было построено возвышенное сооружение — Башня пяти фениксов (Уфэнлоу). Когда император направлялся в Храм неба или Храм земли, на башне Уфэнлоу били в барабан, а когда он входил в Храм предков — били в колокол. Здесь в XVII в. в торжественной обстановке маньчжурские правители принимали сановников.

Ворота Умынь — символ солнца и высшей императорской власти — славились пышным убранством и красотой. Их венчает величественная башня под двухъярусной крышей. Отсюда в южном направлении отходят, образуя букву «П», две стены — восточная и западная — с галереями, которые как бы поддерживают башню справа и слева.

За воротами Умынь открывается вид на большую площадь, окаймленную дворцовыми зданиями. В центре площади протекает окантованный полукружием канал Нэйцзиньшуй, через который перекинуты пять красивых мостиков с низкой каменной балюстрадой. По берегам канала, облицованного белым мрамором, тянутся извилистые перила, напоминающие драгоценный нефритовый пояс.

Самым грандиозным сооружением в Запретном городе является Тронная палата высшей гармонии. Ее высота достигает 35 метров, а площадь — 2300 квадратных метров. Разделенная на одиннадцать пролетов, поддерживаемых красными колоннами, эта палата протянулась с востока на запад на 63 метра. Потолочные балки здания богато украшены прекрасной разноцветной росписью, а двойная крыша выложена желтой черепицей, ослепительно сияющей под солнечными лучами.

Перед Тронной палатой высшей гармонии застыли в бронзе черепаха (символ долголетия) и длинный журавль (символ мудрости), а рядом поставлены большие медные треножники (символ трона). Обширный двор, высокая мраморная терраса и вознесшееся над ней огромное здание создают величественную картину.

Тронная палата высшей гармонии состоит из одного огромного зала, где императоры совершали торжественные церемонии, подписывали указы, утверждали высшие ученые звания, праздновали китайский Новый год, праздник урожая, праздник дракона и т. д., отмечали дни рождения августейших особ; отсюда они благословляли полководцев на завоевательные походы.

Император восседал в глубине зала на высоком троне с эмблемой дракона. Трон окружали символические фигуры журавлей и слонов, дорогие сосуды и высокие курильницы для благовоний.