1939, 23 августа Пакт Молотова – Риббентропа

1939, 23 августа Пакт Молотова – Риббентропа

К концу 1930-х гг. в Европе сложилась весьма напряженная обстановка. Многие страны были встревожены агрессивными действиями фашистской Германии. Кроме того, СССР волновала активность Японии на границах советского Дальнего Востока и в подвластной ему Монголии. В 1938–1939 гг. там, у озера Хасан и реки Халхин-Гол, произошли вооруженные инциденты, закончившиеся поражением японцев. В напряженной, неустойчивой обстановке конца 1930-х гг. для советского руководства, не прерывавшего бесплодных переговоров о союзе с англо-французской делегацией, становятся все более привлекательными отношения с Германией. Сталина не смущала антисоветская риторика вождей нацизма, он хорошо знал истинную цену как слов, так и реальных интересов. Сам по себе нацизм не особенно беспокоил Сталина, создавшего в своей стране даже более суровый тоталитарный режим. На XVII съезде партии он сказал: «Мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной». Когда Гитлер, став канцлером Германии, устроил «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. и уничтожил многих своих старых партийных соратников во главе с Ремом, это восприняли в Москве как движение Германии к взвешенной «государственной» политике. К этому времени советская «ночь длинных ножей» была в полном разгаре, а «государственный», т. е., в сущности, имперский, подход начал преобладать над идеями «мировой революции». Этот прагматизм и стал той основой, на которой сошлись Гитлер и Сталин. Но советско-германское сближение произошло не сразу. Трудно сказать, кто стал инициатором этого рокового для многих народов согласия. До лета 1939 г. Германия весьма сдержанно отвечала на встречные дружеские пассы со стороны СССР. Но в середине августа 1939 г. в ответ на очередное заявление СССР о желании сотрудничать с Германией немцы, готовившиеся к нападению на Польшу, неожиданно быстро откликнулись: они заявили об отсутствии взаимных претензий Германии и СССР, а также о желании разделить с СССР зоны влияния – Польшу и Прибалтику. 23 августа министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп прилетел в Москву и в присутствии Сталина подписал с председателем правительства Молотовым пакт о ненападении, а также секретный протокол, согласно которому Германия предоставляла СССР «свободу действий» в его зоне влияния (Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии, а также в восточной части Польши и в Бессарабии). Пакт представлялся Сталину несомненной удачей: с одной стороны, он обеспечивал, как тогда казалось, гарантии от нападения со стороны Германии, ее содействие в урегулировании советско-японских противоречий, с другой – позволял в условиях явно нарушенного международного равновесия перераспределить сферы влияния и фактически вернуть утраченные западные провинции бывшей Российской империи. Кроме того, пакт способствовал развязыванию мировой войны, которая могла ослабить «мир капитала» и обеспечить «советизацию» Европы и конечную победу СССР как над Германией, так и над ее соперниками.

1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу, а 17 сентября советские войска вошли в Польшу и заняли оговоренные пактом территории. Победители устроили совместный парад в Бресте. 27 сентября Риббентроп был опять в Москве и подписал договор о новой советско-германской границе, рассекавшей Польшу на две части. Захват Польши пропагандистским аппаратом СССР был представлен как долгожданный акт воссоединения белорусов и украинцев со своими братьями, «томившимися под игом белополяков». При этом начавшаяся мировая война трактовалась советской печатью как агрессия капиталистических держав против Германии. В ответ на заявление, прозвучавшее из Лондона, что началась война с несущим угрозу всему человечеству гитлеризмом, советское правительство (устами Молотова) заявило: «Не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну за уничтожение гитлеризма и прикрываться при этом фальшивым флагом борьбы за демократию». Тогда же было сказано о «бывшей Польше» как «уродливом детище Версальского договора». Тем самым оправдывался очередной IV раздел Польши.