Глава 15 ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Радиограмма, отправленная адмиралом Тиле из бункера на полуострове Хела, откуда немецкое командование пыталось поддерживать видимость порядка, имела следующее содержание:

«Совершенно секретно. 225 тысяч солдат и 25 тысяч беженцев ожидают отправки из района АОК Восточной Пруссии. Из них 175 тысяч человек уже находятся на Хеле. Остальные – в Вистула-Флэтс».

Если не считать Курляндии, узкий полуостров Хела был последним участком на востоке, пока находившимся в руках немцев. Туда устремился поток беженцев, ищущих спасения от неотвратимо наступающих советских войск. После падения Готенхафена советские батареи разместились на противоположном берегу в районе Оксёфта и теперь вели огонь по полуострову. Истребители и бомбардировщики регулярно появлялись в небе над полуостровом, сбрасывая бомбы в места наибольшего скопления людей и не давая двигаться кораблям в Данцигском заливе. В районе Вистула-Флэтс, на участке между устьями рек Вистула и Ногат до Фрише-Нерунг, еще существовало подобие немецкого фронта. По возможности его следовало удерживать, чтобы вывезти всех людей на полуостров Хела. Каждую ночь бесчисленные маленькие суденышки выходили в море, выполняя работу крупных транспортов. Не зажигая огней, они крались по Данцигскому заливу к берегу, приблизившись к которому подвергались настоящей атаке отчаявшихся покинуть опасное место бедолаг. Тех, кто не мог ходить, – раненых, больных, стариков – моряки переносили на борт, взвалив несчастных на спины.

В районе Нерунг в нескольких местах были построены временные причалы, к которым могли подходить маленькие суденышки. При свете дня советские самолеты сбрасывали на них бомбы, но к ночи их по возможности восстанавливали, и перевозки возобновлялись. Небольшие катера, рыбацкие шаланды, даже гребные шлюпки шли сюда, принимали на борт людей и везли их в безопасное место, чтобы, выгрузив, сразу тронуться в обратный путь. Ночи напролет моряки выполняли такие челночные рейсы, чтобы вывезти людей, которых, казалось, не становилось меньше. Для них Хела был первым шагом к свободе. Конечно, можно было пойти и дальше. Но как? Работа не оставляла времени думать.

Во второй радиограмме, отправленной в штаб ОКМ, адмирал Тиле постарался подчеркнуть серьезность положения.

«Из-за почти полной остановки движения конвоев по Балтике на Хелу здесь за короткое время скопилось более 200 тысяч людей, которых следует срочно вывезти. Пароход на запад необходим не позднее 2–3 мая. Нужна срочная помощь».

Ранее ВМФ уже вывез на запад собственными силами полтора миллиона человек из Мемеля, Пиллау, Данцига и Готенхафена. И вот теперь Хела. Военные моряки пытались делать все от них зависящее для тысяч беженцев, скопившихся в портах и часто не имевших ничего, кроме желания скорее уехать и страха, что Красная армия в последний момент остановит их.

Советские войска преследовали немцев на берегу, а советские моряки поджидали немецкие суда в море. Теперь, когда была снята немецкая блокада Финского залива, они упорно посылали свои субмарины с приказом максимально затруднить движение конвоев по Балтике. Поэтому рейсы транспортов редко бывали спокойными, были торпедированы и потоплены три крупных судна – «Вильгельм Густлов», «Генерал фон Штойбен» и «Гойя». Это стало настоящей человеческой трагедией, в которой жертвами стали тысячи беженцев и раненых. После долгих недель бегства по зимним дорогам эти несчастные поверили в лучшее, ступив на палубы кораблей, но очень скоро эти палубы в буквальном смысле ушли у них из-под ног, бросив своих пассажиров в ледяную воду Балтийского моря. На «Гойе», к примеру, трагедия произошла так быстро, что из 6000 человек спасти удалось только 200.

Все же, если сравнивать эти потери с сотнями тысяч людей, вывезенных из опасной зоны, они казались сравнительно небольшими. После гибели «Гойи» они составили 0,49 процента от общего количества спасенных за рассматриваемый период.

Но что же случилось потом? Почему уже двое суток на Хелу не заходит ни один транспорт? Ведь толпа ожидающих отправки каждый час прибывает. Что заставило адмирала, командующего флотом на востоке Балтики, так настойчиво требовать помощи? Разве не мог военно-морской флот обойтись своими силами? Быть может, кораблям не хватало топлива?

3 мая другие проблемы требовали внимания немецких флотоводцев. И главной среди них был приказ «Радуга». Радиограмма из штаба ОКМ поясняла его смысл.

Приказ о том, что все линейные корабли, крейсера, эсминцы, торпедные катера, посыльные суда, подводные лодки, а также малые боевые корабли не должны попасть в руки противника, остается в силе. По получении кодового сигнала «Радуга» их следует немедленно затопить или уничтожить любым другим способом.

Этот сигнал мог быть дан в любой момент. Пока американцы и Красная армия состязались в скорости, двигаясь по центральным областям Германии, англичане целеустремленно двигались на север к портам. Чтобы корабли не были захвачены противником, их следовало затопить; чем быстрее, тем лучше.

На этом фоне прозвучал призыв о помощи с востока, где надежды 250 тысяч немцев в районе Хелы и более 100 тысяч солдат на севере Курляндии были связаны с морским транспортом – единственным шансом на спасение.

Вечером 2 мая гросс-адмирал Дениц отправил адмирала фон Фридебурга в сопровождении нескольких армейских и флотских офицеров из Киля в штаб англичан на Люнебургер-Хит. На следующий день в полдень их принял фельдмаршал Монтгомери. Услышав предложение Деница о капитуляции, он приказал отменить назначенные на следующий день атаки. Вернувшись, Фридебург передал Деницу требования Монтгомери, среди которых было следующее:

«Все корабли на плаву, находящиеся в северной зоне капитуляции, включая Голландию и Данию, должны быть переданы союзникам».

Дениц принял условия. Не пойди он на этот шаг, концентрированные бомбовые удары по городам Германии, еще находящимся в руках у немцев, были бы продолжены. Не прими он это трудное решение, союзники наверняка отказались бы пропустить через свои позиции сотни тысяч солдат и беженцев, которые тогда попали бы в плен к Красной армии.

Трудно себе представить, насколько тяжело далось гросс-адмиралу решение сдать свои корабли противнику. В истории морской войны до сих пор считалось общепринятым правилом уничтожать флот, но не отдавать врагу. Не так давно это сделали французы, затопившие свои корабли перед началом атаки немцев на Тулон. Однако Дениц не видел иного выхода. Когда позже в тюрьме его спросили, почему он отменил приказ «Радуга», он ответил:

«Учитывая размер катастрофы, было очень важно остановить кровопролитие и спасти как можно больше немцев от Красной армии. Корабли пришлось отдать, но я поступил так, как велели мне совесть и честь».

Снова над Балтийским морем полетели радиосигналы, но их тон кардинально изменился. Утром 5 мая приказ из ОKW гласил:

«Немедленно прекратить все враждебные действия против англичан и американцев.

Всем минным тральщикам, торпедным катерам, посыльным судам, а также пароходам „Линц“, „Сеута“ и „Помпея“, в настоящее время находящимся в Копенгагене, немедленно идти на восток для оказания помощи в эвакуации; это же относится к вспомогательному крейсеру „Ганза“. О прибытии докладывайте военно-морскому командованию Восточной Балтики. Порт назначения сообщим по радио.

Для Хелы, Лиепаи, Вентспилса, Борнхольма: 5 мая с 8.00 по германскому летнему времени действует перемирие в отношении войск фельдмаршала Монтгомери. Судам в море следовать прежним курсом. Задача военно-морского флота в настоящий момент – спасти немцев с востока. Прекратить все виды разрушительной деятельности, потопление судов и т. д. Обеспечьте безопасность складов».

Это означало отмену «Радуги». Армия и флот старались перестроиться в соответствии с изменившейся обстановкой. Только подводники отказались верить, что такой приказ является собственным желанием адмирала и отдан без постороннего давления. Поэтому в ночь с 4 на 5 мая, незадолго до того, как вступила в силу капитуляция перед англичанами, все немецкие субмарины в Балтийском и Северном морях были затоплены. А перед уцелевшим флотом Германии теперь стояла другая задача – спасти всех, кого можно спасти. Все, что могло плавать, вышло в море навстречу ожидавшим их тысячам людей. Все корабли, начиная с 10-тысячного вспомогательного крейсера «Ганза» и кончая маленьким портовым буксиром, приняли участие в этой гонке со временем. Единственным условием для участников гонки было наличие топлива для кругового рейса. Ведь как только вступят в силу условия капитуляции, которые будут затрагивать интересы СССР, последние советские войска устремятся в порты и гавани и положат конец эвакуации с Хелы, из Вентспилса и Лиепаи.

Утром 7 мая по радио были переданы некоторые данные по эвакуации, согласно которым только за сутки 6 мая с Хелы были вывезены 43 тысячи человек, не считая тех, кто отправился в море самостоятельно на гребных шлюпках.

43 тысячи человек за одни сутки! Но на полуострове оставалось куда больше людей. Теоретически для эвакуации всех потребовалась бы неделя, поэтому Дениц прилагал воистину титанические усилия, чтобы отложить дату окончательной капитуляции. Однако в тот же день на корабли был передан по радио четкий приказ:

«Всем кораблям на Балтийском море: в связи с капитуляцией все военно-морские силы, а также суда обеспечения и торговые суда должны покинуть порты Курляндии и Хелы до полуночи 8 мая. Вывоз немецкого населения с востока должен осуществляться с максимально возможной скоростью. Высшее военно-морское командование».

Теперь ни для кого не являлось секретом, как мало времени осталось. Не приходилось сомневаться, что советские войска проявят пунктуальность, появятся ровно в полночь 8 мая и оккупируют гавани. Все, кто не сумеет уехать до этого срока, попадут к ним в руки.

Однако судьба распорядилась иначе.

В курляндском порту Лиепая все корабли, которые можно было приспособить для транспортировки людей, были собраны в 9-й спасательный дивизион. Здесь были минные тральщики и минные заградители, сторожевики, рыболовные суда, канонерки, паромы, портовые буксиры, лихтера и шхуны. Ответственным за эвакуацию офицерам удалось собрать эти разномастные плавсредства в подобие обычных конвоев. Однако многие суда не могли войти в состав конвоев из-за слишком маленькой скорости или плохого технического состояния. Если предоставить их самим себе, они за время рейса могут стать жертвой морской стихии или советских подлодок, которые непременно попытаются атаковать.

Следующие дни подтвердили правильность этого тезиса. У Балтийского моря не было намерения содействовать претворению в жизнь надежд и чаяний немецких солдат с помощью ясной и тихой погоды. Советские моряки также не собирались пассивно наблюдать, как военные корабли, торговые суда и суденышки нескончаемой чередой удаляются на запад. Поэтому они продолжали нападать на них в море даже после 9 мая, вынуждая вернуться в порт.

7 мая был произведен расчет количества солдат, которое смогут вместить плавсредства, находящиеся в портах Лиепая и Вентспилс; вечером того же дня данные были переданы командованию. Воинские части, о которых шла речь, должны были прибыть на причалы во второй половине дня 8 мая, чтобы немедленно погрузиться на транспорты. Было ясно, что погрузка станет тяжелой, но времени не было. До полуночи суда должны были покинуть порты. В любой момент могли появиться части Красной армии.

Поэтому последний день войны в этих портах прошел в лихорадочной суете. Экипажи судов выбрасывали за борт все лишнее, чтобы освободить больше места. Затем погрузили продовольствие и пресную воду, после чего суда направились к месту погрузки пассажиров. В это время советские самолеты нанесли массированный авиационный удар по Лиепае, который поддержали подошедшие на расстояние дальности выстрела военные корабли. В командный бункер, откуда осуществлялось руководство эвакуацией, угодила бомба. К счастью, она не пробила бетонную крышу толщиной почти ярд. Зато другая бомба, разорвавшись у самого входа в бункер, перебила почти все линии связи.

Незадолго до этого, когда телефонная связь еще действовала, от армейского командования поступило сообщение, что некоторые части не смогут прибыть в порт до 22.00. Не было возможности вывести их с позиций раньше. Военные моряки пообещали, что, если будет возможность, для них будет выделено место на транспортах, которые будут ждать до последнего момента.

Затем поступило сообщение, нарушившее составленные планы и поставившее под сомнение успех всего предприятия.

Офицеры в бункере еще не пришли в себя после шока из-за прямого попадания бомбы в крышу, когда из соседней комнаты появился радист.

– Важная радиограмма, – сказал он, обращаясь к старшему из присутствовавших офицеров.

Тот взял бумагу и пробежал глазами несколько строк, изменивших судьбы каждого.

«По сообщению армейского командования Курляндии, маршал Говоров согласился начать перемирие 8 мая в 14.00. Немедленно проинформируйте войска. На позициях вывесите белые флаги. Главнокомандующий ожидает безусловного выполнения настоящего приказа, поскольку от этого зависит будущее всех находящихся в Курляндии солдат и офицеров. Командующий ВМФ Латвии».

Офицеры по очереди прочитали радиограмму. На несколько минут в бункере воцарилась тишина.

– Неужели это значит, что в 14.00 русские войдут в Лиепаю? – не выдержал кто-то.

Но это всего через два часа! Сейчас уже полдень!

Вскоре поступила другая радиограмма:

«Военно-морское командование придерживается мнения, что, несмотря на перенос времени начала перемирия, намеченное ранее время отправки транспортов должно соблюдаться».

Офицерам в бункере оставалось только в недоумении развести руками. Им было сказано, что, поскольку капитуляция вступает в силу в полночь, в это время следует прекратить все действия, потому что в город войдут советские войска. Теперь перемирие начнется раньше. Разве станут победители 10 часов ждать, чтобы дать судам спокойно выйти в море? Последнее представлялось маловероятным.

– Они уже сейчас делают все возможное, чтобы помешать нам, – вздохнул один из офицеров, – и будут здесь при первой возможности. Надо позвонить на все сборные пункты…

– Но у нас больше нет телефонной связи.

– Тогда придется идти туда. Давайте поторопимся! Дорога каждая минута.

И завертелась карусель. Суда были немедленно отправлены на сборные пункты; солдаты, со всех сторон стекавшиеся в порт, грузились на них, как сельди в бочку: пока на всех палубах не оставалось ни дюйма свободного места. Затем суда отводились на внешний рейд, чтобы дождаться остальных.

Так было погружено больше половины судов, когда в 16.00 поступила следующая радиограмма, подтвердившая самые худшие опасения:

«Внимание! Советские войска на подходе!»

Новость распространилась со скоростью лесного пожара. Сигнальщики передавали ее с корабля на корабль, и вскоре все капитаны были в курсе происходящего.

Красная армия входит в город! Быстрее!

Первый конвой под завязку нагруженных судов отошел с внешнего рейда и взял курс прочь от опасных берегов. Офицер, ответственный за эвакуацию, мотался на спасательном катере от флотилии к флотилии; от одного сборного пункта к другому; выпускал суда в море, проверяя, загружены ли они до максимума; направлял порожние суда туда, где замечал ожидавших солдат. Суматоха продолжалась до 19.00, когда на некоторые участки побережья вышли советские танки и начали обстрел уходящих кораблей.

Теперь счет велся не на часы, а на минуты. На внешнем рейде флот подвергался обстрелу, а на внутреннем пока было спокойно. Здесь сотни солдат ждали отправки. Однако суда уходили в море полностью загруженными и не могли принять на борт больше ни одного человека. Единственным исключением стал MFP-205, который был отправлен на дозагрузку обратно к пирсу Кораллен, заполненному толпами немецких солдат. Туда же подошел монитор «Нинбург».

В общем, это была игра, причем весьма опасная. Если советским солдатам удастся захватить разводной мост, будут потеряны не только люди, ожидавшие на причале, но и несколько сотен, кто уже на борту. С моста вход в гавань прекрасно простреливался.

В течение нескольких минут оба плоскодонных плавсредства были забиты людьми.

– Еще двадцать человек! – крикнул капитан парома. – Но не больше, иначе мы все отправимся кормить рыб.

Двадцать человек поднялись на борт. Двадцать первым оказался солдат весьма преклонных лет. Он остался на причале – ссутулившийся, потерянный, готовый к самому худшему. Один из двадцати счастливчиков – молодой парнишка – не выдержал душераздирающего зрелища. Он спрыгнул на причал и стал подталкивать пожилого солдата к борту, предлагая занять его место. Теперь уже неизвестно, почему старый человек промедлил: растерялся или не захотел принять такую жертву, но только оба остались на берегу.

Неожиданно к борту подошел спасательный катер с офицером, руководившим эвакуацией. Он наблюдал за погрузкой с небольшого расстояния.

– Идите сюда, вы двое, – крикнул он, – и с вами еще двое! Это все.

Четыре человека с помощью товарищей забрались на борт. Маленький спасательный катер стал последним судном, ушедшим из Лиепаи. Он тоже был донельзя перегружен, поэтому на причале еще остались солдаты. Они стояли небольшими группами, без всякой надежды взирая на спешно уходящие в море корабли.

Вскоре появились советские войска. Первым делом они расстреляли два портовых буксира, которые не успели удалиться на безопасное расстояние, потом начали вести огонь по более удаленным целям, впрочем не принеся им вреда.

Ночь укрыла спасительным плащом эту странную кавалькаду разномастных судов, до отказа забитых людьми. С минного тральщика, ведущего корабля конвоя, была отправлена радиограмма следующего содержания:

«19 быстроходных катеров, 4 моторных минных тральщика, 1 минный тральщик, 3 сторожевика, 5 судов обеспечения, 43 рыболовных судна, 3 парома „Siebel“, 2 речных парохода, 3 военно-морских парома и 8 вспомогательных судов с 18 000 солдат и офицеров на борту вышли из Лиепаи к 21.00 8 мая и взяли курс на запад».

Отправленные на восток эсминцы много раз встречали следующие в противоположном направлении одинокие плавсредства всех типов и размеров, забитые солдатами и беженцами. Среди них попадались катера, парусные яхты, баржи и даже один плавучий кран, ведущий на буксире несколько спасательных шлюпок. Проходя мимо длинной вереницы деревянных плотов, переполненных людьми, эсминец «Теодор Ридель» застопорил машины. Матросы принялись бросать беженцам теплые одеяла, еду, сигареты. К счастью, Балтийское море в тот период было на редкость спокойным, поэтому даже у людей на самодельных плотах имелись неплохие шансы добраться до места назначения.

Вечером 5 мая адмирал Тиле, остававшийся на полуострове Хела, получил возможность с облегчением вздохнуть. Ему сообщили о подходе многочисленных эсминцев и других судов. Можно начинать эвакуацию людей. Теперь стало ясно, что решение задержать маленькие суда – паромы и пароходы прибрежного плавания – на Хеле было правильным. Эти мелкосидящие транспортные средства будут перевозить солдат на большие корабли, ожидающие на рейде. Эвакуацию можно будет продолжать вплоть до окончательной капитуляции, когда советское командование начнет вставлять палки в колеса. После этого адмирал успеет уйти на запад на своем собственном маленьком катере.

Люди со всех сторон начали стекаться к стоявшим на рейде большим кораблям. Команды эсминцев (численностью около 300 человек) были готовы принять на борт в пять раз больше людей, то есть полторы тысячи. Но разве можно было сосчитать несчастных, которые карабкались на борт? Сколько их уже набилось на каж дый эсминец? 2000, 2500 или 3000?

Здесь были солдаты, дети, подобранные на улицах Восточной Пруссии, старики, молодые матери, пережившие свои худшие часы, шагая по заснеженным дорогам, и теперь несущие завернутых в тряпье грудных младенцев. По изможденным лицам этих человеческих существ можно было легко прочитать историю выпавших на их долю тяжелейших испытаний. Получив надежду на спасение и первую за много недель тарелку горячего супа, люди чувствовали, что напряжение начинает понемногу отступать. Дети начинали улыбаться, женщины плакали.

Вскоре все помещения на кораблях, включая каюты офицеров и места, ранее запретные даже для членов команды (например, радиорубка) оказались заполнены беженцами. Передвигаться по палубам, где стояли, сидели и лежали люди, стало затруднительно. В таком состоянии эсминцы и торпедные катера двинулись в обратный путь.

– Если бы я знал, в каком порту или на каком берегу мы сможем их высадить, – вздохнул командир флотилии, – то чувствовал бы себя куда лучше. В Копенгагене сейчас, наверное, англичане.

Предположение подтвердилось, когда на следующий вечер тяжело нагруженные эсминцы прибыли на рейд датской столицы. Они были встречены настоятельным требованием не входить в порт, который уже донельзя переполнен солдатами и беженцами. В дополнение к этому только что прибывший британский контр-адмирал Холт в ходе переговоров о капитуляции потребовал, чтобы ни одно немецкое судно не покинуло территориальные воды Дании.

Таким образом, корабли не имели возможности ни высадить беженцев, ни вернуться к тысячам людей, ожидавшим отправки на полуострове Хела. Они были остановлены за пределами трехмильной датской зоны. И теперь никто не знал, что делать с людьми на борту.

В Копенгагене шли переговоры о капитуляции. 7 мая незадолго до полудня по улицам города проехала большая закрытая машина. Завидев флаг британского адмиралтейства на капоте, датчане радостно приветствовали ее. Английский флаг-адъютант с улыбкой обернулся к сидевшему на заднем сиденье немецкому адмиралу. Это был вице-адмирал Крайш, командовавший эсминцами и оказавшийся последним старшим офицером немецкого военно-морского флота на Балтике. Его везли в поспешно подготовленный в отеле «Англетер» штаб, где он должен был принять условия капитуляции.

Вскоре два адмирала оказались лицом к лицу. Англичанин по-человечески понимал позицию немца, однако он имел строжайшее указание из Лондона обеспечить сдачу всех немецких судов. Будучи военным, он не мог нарушить приказ командования и не имел права разрешить немецким кораблям покинуть воды Дании.

К тому времени ситуация уже стала катастрофической. Адмирал Крайш только что прибыл с последней военной операции – его корабли занимались охраной транспортов, перевозивших беженцев с островов у померанского побережья. На кораблях находилось столько людей, что по скученности они напоминали скот, отправляемый на бойню. Но адмирал Крайш считал для себя неприемлемым обсуждать вопрос о высадке людей в Копенгагене. Корабли должны уйти в один из немецких портов, причем немедленно, поскольку с каждым часом таяли мизерные запасы топлива.

– К сожалению, – промолвил адмирал Холт, – я не имею полномочий разрешить вашим кораблям покинуть территориальные воды Дании.

– Но если они поплывут вдоль берега, – сделал последнюю попытку немецкий адмирал, – то смогут оставаться в пределах датских вод до самого Фленсбург-фьорда. Высадившись там, беженцы останутся на территории Дании.

Англичанин внимательно взглянул на своего собеседника. Он отлично понимал намерения немца. Если корабли уйдут из Копенгагена, трудно помешать им дойти до Германии и высадить людей в своей стране. Что ж, может быть, так будет даже лучше. А он формально останется чист.

Менее чем через 24 часа немецкие корабли ушли из столицы Дании. Адмирал Холт не ошибся. Они действительно направились в Германию, 15 тысяч солдат и более 30 тысяч гражданских лиц были избавлены от лишений и благополучно доберутся до дома.

Когда переговоры, на которых переводчицей была женщина в военной форме, подошли к концу, англичанин отвел немецкого адмирала в сторону и попросил в следующий раз привезти с собой в качестве переводчика мужчину.

– Почему?

– Понимаете, мне неловко все время говорить даме «нет».

Покидая отель «Англетер», немецкий генерал улыбался. Пожалуй, он мог быть доволен достигнутыми результатами. Теперь надо продолжать дело спасения того, кого еще можно спасти.

В тот же вечер случилось необычное происшествие. С эсминцев, на которых 7 мая искали способ высадить на берег свой семикратно или десятикратно увеличившийся экипаж, заметили приближающиеся суда, высоко сидевшие в воде – порожние! Было невозможно себе представить, что где-то еще существуют плавсредства, не изнемогающие под людским грузом. Неожиданно появилась возможность передать несчастных беженцев на другие суда. Иначе как чудом случившееся назвать было нельзя. Два эсминца и торпедный катер не только избавились от пассажиров, но даже пополнили истощившиеся запасы топлива из танкера, который по счастливой случайности попался у них на пути. Причем все перечисленные операции проводились в открытом море за пределами территориальных вод. Теперь ничто не мешало кораблям вернуться на полуостров Хела за следующей партией людей. Выдвинутые англичанами условия перемирия не были нарушены.

Вскоре на кораблях была получена радиограмма, посланная, согласно выдвинутым победителями условиям, незашифрованной. Правда, понять ее могли только посвященные:

«К Керри немедленно, забрать все, что можно, до вечера 8 мая. Командир группы эсминцев».

Капитанам эсминцев оставалось только улыбнуться. Они знали, что Керри – это прозвище адмирала Тиле, оставшееся со времен его капитанской молодости. Поэтому слова «к Керри» означали приказ идти к полуострову Хела за новой партией беженцев. Рано утром 8 мая они снова взяли курс на восток.

Эсминцы «Карл Галстер», «Z-25» и «Т-33» оказались последними кораблями, забравшими солдат и гражданских лиц с полуострова, когда уже никто не думал о такой возможности.

Незадолго до полуночи, когда корабли были уже полностью загружены и готовились поднять якоря, по радио был получен приказ немедленно проследовать в порт, оккупированный Красной армией. Скорее всего, приказ был бы выполнен, но немедленно вслед за ним поступил другой, противоречивший первому. В нем говорилось:

«Всем эсминцам и торпедным катерам. Проявляйте осторожность и не подчиняйтесь неправомерным приказам по радио. Первоначальные распоряжения гросс-адмирала, касающиеся вывоза людей и затопления кораблей, остаются в силе. Идите с миром. Командир группы эсминцев».

Офицерам были хорошо знакомы слова «идите с миром». Последняя радиограмма наверняка была подлинной. Можно было поднимать якоря и держать курс на запад.

На рассвете 9 мая многочисленные яхты, буксиры, речные пароходики, шаланды, катера и плоты, покинувшие Лиепаю, Венстпилс и полуостров Хела накануне ночью, находились в море. Они медленно двигались в западном направлении. Люди, сгрудившиеся на палубах, провели тяжелую, бессонную ночь. Словно желая испытать людей на прочность, начала меняться погода. Резко похолодало, поднялся ветер, волнение с каждым часом усиливалось. Речные пароходы и паромы, не обладавшие хорошими мореходными качествами и в лучшие времена, испытывали серьезные трудности. В дополнение ко всему солдаты, которых было немало среди беженцев, не сомневались, что, лишь только рассветет, непременно прилетят советские самолеты. Уходя ночью из Лиепаи, суда уже подверглись атаке советских истребителей и бомбардировщиков, после которой в море вышли не все. Тем временем в силу вступили условия перемирия, затрагивающие СССР. Будет ли теперь советское командование пытаться остановить поток беженцев на запад?

Скоро вопросов ни у кого не осталось. Лишь только забрезжил рассвет, конвои были обнаружены советской разведывательной авиацией, и уже в 6 часов утра появились первые бомбардировщики – двадцать пять «бостонов» и «Ил-2». Бомбы падали в воду со всех сторон, словно брали конвои в кольцо, но попаданий не было. Затем заговорили легкие зенитные орудия, имевшиеся на некоторых судах, и атака прекратилась. В течение нескольких следующих часов были предприняты еще две попытки атаковать конвои с воздуха. Советские самолеты атаковали немецкие суда, хотя перемирие между СССР и Германией действовало уже в течение шести часов.

Еще более опасным противником, чем советские самолеты, теперь стало море. Сильный ветер с юго-востока поставил мелкие плавсредства в затруднительное положение. Они не могли поддерживать ту же скорость, что и весь конвой, поэтому безнадежно отставали, часто переворачивались. Их обитателей приходилось вылавливать из воды, что задерживало другие суда. Некоторые плавсредства при сильном волнении не имели возможности двигаться вперед, их брали на буксир. В результате конвой двигался с постоянными задержками.

Около 5 часов вечера 9 мая конвой прошел остров Борнхольм. Люди вздохнули свободнее: они чувствовали себя в безопасности. Но тут впередсмотрящий с «Ругата», ведущего корабля 9-го спасательного дивизиона, доложил, что видит пенные буруны от идущих кораблей. Они быстро приближались. Вахтенные офицеры на мостике повернули свои бинокли в указанном направлении, и тут же прозвучал сигнал тревоги:

– Советские катера!

Корабли обогнали конвой и дали пулеметную очередь перед носом «Ругата». Сигнал был абсолютно ясен. На головном немецком корабле машинный телеграф замер на отметке «стоп». Два минных тральщика, следовавшие рядом, изменили курс на 90° и устремились прочь: их офицеры решили попытать счастья в бегстве. Корабли были беззащитны; как только вступили в силу условия капитуляции, на них вывели орудия из строя. На «Ругате» осталось только одно 8,8-сантиметровое орудие. Остальные были выброшены за борт.

Советские моряки не обратили внимания на бегство тральщиков, сосредоточившись на головном немецком корабле. Именно ему был дан международный сигнал остановиться. Немецкие моряки, как и 1300 пассажиров, замерли в ожидании.

Никогда еще радисту не приходилось работать так быстро. Отправленная им радиограмма имела следующее содержание:

«9-му спасательному дивизиону. Задержан советскими катерами. Что я должен делать? „Ругат“».

Адмирал, тоже находившийся в море, долго не размышлял. Он уже имел информацию о нападении советских военно-морских сил на западные конвои после заключения перемирия. Поэтому он счел необходимым отправить запрос в штаб:

«Западные конвои подвергаются нападениям советских моряков. Пожалуйста, сообщите, остаются ли в силе условия перемирия. Я недостаточно информирован».

Вряд ли адмирал всерьез считал перемирие нарушенным. Он отлично понимал, что советское командование желает остановить любыми имеющимися средствами уходящие на запад корабли. Ответ на «Ругат» пришел очень быстро: «Следуйте прежним курсом».

В это время один из катеров направился к «Ругату», два других держались на небольшом расстоянии, угрожая оружием. Немецкий корабль ждал. Его машины были остановлены, но все механики находились на местах, ожидая следующего приказа.

Не приходилось сомневаться, что катер пытается пришвартоваться к борту. Один из матросов даже перебросил на палубу «Ругата» конец, но ему никто не пожелал помочь. Немецкие солдаты заряжали свои винтовки и автоматы. Ситуация стала взрывоопасной. Достаточно было малейшей искры, чтобы пролилась кровь. Конечно, первыми жертвами станут советские матросы с катера, который качался на волнах в нескольких метрах от борта «Ругата», но немцам тоже не поздоровится. Вряд ли катерам потребуется много времени, чтобы выпустить по цели свои смертоносные торпеды.

«Ругат» был старым прогулочным пароходом, который видел лучшие времена, совершая рейсы между Штеттином и Бинцем. Он не имел водонепроницаемых переборок, и, чтобы отправить его на дно, достаточно было одного попадания.

Но пока противоборствующие стороны не предпринимали никаких действий, стараясь испепелить друг друга взглядами. Советский офицер, имевший множество наград, подошел к борту и крикнул, обращаясь к немецким офицерам:

– Немедленно возвращайтесь в Нексё, иначе отправитесь к праотцам! – И он многозначительно указал на торпедные аппараты и орудия, нацеленные на немецкий корабль.

В эфир полетела следующая радиограмма: «9-му спасательному дивизиону. Советские катера угрожают торпедной атакой. Что делать? „Ругат“».

Ответ пришел незамедлительно:

«Следуйте в пункт, обозначенный инструкциями. Докладывайте о текущей обстановке. Командир 9-го спасательного дивизиона».

Все это открытым текстом.

Катера переместились к корме «Ругата», не сомневаясь, что корабль ляжет на предложенный ему новый курс. Вначале так оно и было. Но через короткий промежуток времени немцы вернулись к прежнему курсу.

– Обе машины полный вперед! – скомандовал капитан «Ругата».

Старый корабль устремился вперед. Обрадованные пассажиры принялись наперебой предлагать помощь кочегару.

– Орудие в порядке? – спросил командир.

Оно было готово к бою.

Советские катера, после внезапного рывка «Ругата» оставшиеся позади, снова догоняли немецкий корабль. Теперь они заходили с двух сторон. Когда они приблизились, на «Ругате» заметили, как в воду полетели торпеды. Пассажиры попадали на палубу. Продолжая двигаться вперед на полной скорости, командир приказал резко переложить руль. Судно накренилось на правый борт, и пассажирам пришлось приложить немало усилий, чтобы спасти свои жизни, удержавшись на скользкой от воды палубе. Зато удалось уклониться от первых двух торпед.

Радист отправил еще одно послание:

«Катера начали торпедную атаку. Вопрос: могу я открыть огонь?»

Раньше, чем ответ был получен, катера начали обстреливать палубу «Ругата» из скорострельного оружия. Наконец немцы получили разрешение открыть огонь. Первый же залп поднял высокий фонтан воды в непосредственной близости от корпуса головного катера.

Около 8 часов вечера 9 мая 1945 года, уже после капитуляции Германии, началось последнее сражение на море в той войне. Правда, оно продолжалось всего несколько минут. Один из первых выстрелов завершился прямым попаданием в головной катер, который сразу исчез в облаке пара и дыма. Другие катера ушли, выпустив напоследок торпеды. Две стальные рыбины заскользили к «Ругату», но умелое маневрирование сделало свое дело. Торпеды прошли мимо. Так закончилось это сражение.

Минные тральщики вернулись к конвою. Артиллеристы вытерли вспотевшие лица. Пассажиры на палубе тревожно оглядывались, боясь поверить, что самое страшное осталось позади. В это время на «Ругат» поступило еще одно радиосообщение:

«Если будете задержаны советскими моряками, сообщите им, что корабль следует на запад в соответствии с договоренностью между западными союзниками и советским командованием».

Офицеры «Ругата» недоуменно переглянулись: неужели они поверят?

На следующий день в полдень «Ругат» и другие суда с пассажирами на борту бросили якоря на внешнем рейде Киля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.