Юрий Жук Жизнь и смерть Великого Князя Михаила Александровича
Юрий Жук
Жизнь и смерть Великого Князя Михаила Александровича
Штрихи к биографии
Великий Князь Михаил Александрович был четвёртым и самым младшим сыном Императора Александра III. Он родился в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге 4 декабря (22 ноября) 1878 года и был третьим по преемственности Престола Государства Российского после своих Августейших Братьев — Великих Князей Николая и Георгия.
По воспоминаниям знавших его людей из ближайшего окружения, Михаил рос умным и энергичным юношей высокого роста, крепкого телосложения и приятной наружности. С самых ранних лет его увлечениями была верховая езда, охота, спорт и театр, а позднее — вождение автомобиля и авиация.
Многие царедворцы также отмечали его воспитанность, скромность и даже застенчивость. В общении с людьми, независимо от их общественного положения, Михаил Александрович отличался своеобразным «демократизмом», предпочитая подчас общество своих наставников, а не царственных родственников. В силу этих обстоятельств, некоторые считали его безвольным и легко попадающим под чужое влияние. Но это абсолютно не соответствовало действительности, так как Великий Князь был способен принимать самостоятельные решения, а в силу необходимости пойти и на самопожертвование.
Полковник А.А. Мордвинов, состоявший до 1912 года в должности адъютанта при Великом Князе, впоследствии вспоминал:
«Многим Михаил Александрович казался безвольным, легко попадающим под чужое влияние. По натуре он действительно был очень мягок, хотя и вспыльчив, но умел сдерживаться и быстро остывать. Как большинство он также был неравнодушен к ласке и излияниям, которые ему всегда казались искренними. Он действительно не любил (главным образом, из деликатности) настаивать на своём мнении, которое у него всегда всё же было, и из этого же чувства такта стеснялся и противоречить. Но в тех поступках, которые он считал — правильно или нет — исполнение своего нравственного долга, он проявлял обычно настойчивость, меня поражавшую».
Наряду с этим, Михаил Александрович считался самым богатым среди Великих Князей Дома Романовых, но при этом, совершенно непритязательным.
И вспоминая об этом, всё тот же А.А. Мордвинов писал:
«Деньгами для себя лично он не придавал никакого значения, совсем плохо разбирался в относительной стоимости различных вещей и оставался совершенно безучастным ко всем докладам, говорившим об увеличении его материальных средств».
10 июля (18 июня) 1899 года во время совершаемой велосипедной прогулки близ местечка Абастумани Тифлисской губернии от приступа чахотки скоропостижно скончался Великий Князь Георгий Александрович. Посему, уже 7 июля 1899 года Своим Именным Указом Государь повелел: «доколе Господь Бог не благословит Нас рождением сына», впредь именовать Великого Князя Михаила Александровича «Государем Наследником и Великим Князем». Вместе с означенным титулом, Великий Князь Михаил Александрович унаследовал также немалую долю имущества своего покойного брата, но не получил титул «Цесаревич», который носил его покойный брат. И, несмотря на то, что факт сей, весьма долго обсуждался при Дворе Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны, он, тем не менее, всё же легко объяснялся тем, что молодая Императрица не теряла надежду на то, что вскоре у Нее родится сын. А после рождения у Августейшей Четы Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, Великий Князь стал носить титул «Правителя Государства». (Имелось в виду, что он стал бы таковым в случае преждевременной кончины Государя и до достижения Наследником Цесаревичем возраста совершеннолетия.)
Путь служения Отечеству у Великого Князя, как и у всех Членов Императорского Дома Романовых, был один — служба в армии. Поэтому, начиная с рождения, Михаил Александрович был записан в целый ряд самых элитных подразделений Императорской Русской Армии — Лейб-Гвардии Преображенский полк, Лейб-Гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии батальон, Лейб-Гвардии Уланский Его Величества полк и др.
Вступив в службу в апреле 1900 года, он был приписан к расквартированному в Гатчине Лейб-Гвардии Кирасирскому Е.В. Государыни Императрицы Марии Федоровны полку, а через шесть лет, в марте 1906 года он был назначен командиром Первого эскадрона полка «Синих кирасир». (Так в обиходе называли эту элитную воинскую часть.)
«Эта любовь, подобно огню очистила меня…»
Великий Князь Михаил Александрович впервые познакомился с Натальей Сергеевной на праздничном фуршете, организованном в здании Полкового манежа «Синих кирасир», по окончании обеденной церковной службы на «Николу Зимнего». Следующая их встреча состоялась во время главного события светской жизни Гатчины — Рождественском балу «Синих кирасир». И для всего полкового сообщества был весьма удивительным тот факт, сколько внимания уделил брат Государя поручику В.В. Вульферту и его красавице жене.
К тому времени, Наталья Сергеевна Вульферт, дочь известного московского адвоката С.А. Шереметьевского, уже успела побывать замужем за С.И. Мамонтовым (аккомпаниатором в Большом театре и племянником мецената Саввы Мамонтова) и родить ему дочь Наташу (Тату). А оформив развод с С.И. Мамонтовым в 1905 году, сразу же вышла замуж за Владимира Владимировича Вульферта, начавшего службу в полку «Синих кирасир» Корнетом в 1900 году.
Наталья Сергеевна Вульферт была женщиной красивой и образованной, обладавшей каким-то особенным, присущим только ей шармом. И можно представить себе, как же она была хороша, если даже спустя двадцать лет Французский Посланник в России Морис Палеолог написал:
«Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом индивидуальном и утонченном вкусе… Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. Малейшее ее движение отдает нежнейшей грацией…»
С самого первого дня их знакомства, Великий Князь был пленен, поэтому нет ничего удивительного в том, что их роман развивался слишком бурно на глазах всего полка…
Сближению Михаила Александровича и Натальи Сергеевны способствовало также и то, что Великий Князь и В.В. Вульферт были знакомы ещё ранее по совместному серьёзному увлечению — фотоделом. А отец последнего — Владимир Карлович Вульферт был первым Председателем Русского Фотографического Общества, покровителем которого с 1902 года был Великий Князь Михаил Александрович. Поэтому они часто все вместе гуляли по Старой Гатчине, предпочитая места, связанные с детством Великого Князя.
Так прошёл весь 1908 год. Разумеется, особое Августейшее внимание не могло не тешить самолюбия Натальи Сергеевны. К весне 1909 года стало понятно, что их чувства становятся взаимными. Однако следует заметить, что Наталья Сергеевна неукоснительно выдерживала, положенную замужней женщине «дистанцию», не нарушая священных уз брака. В мае 1909 года противиться чувствам обоих более не стало сил, и она заявила мужу, что более не сможет с ним делить супружеское ложе. Владимир был потрясён и даже под угрозой пистолета совершил над ней насилие, которое привело к тому, что для Натальи уважаемого ею ранее мужа, более не стало… После этого Наталья Сергеевна не могла более оставаться в Гатчине и по совету Великого Князя на некоторое время уехала в Европу.
При встрече со своим Августейшим Братом, оправившись от потрясения, поручик В.В. Вульферт повёл себя достойно и при встрече один на один с Великим Князем заявил, что лишь при соблюдении двух условий готов предоставить своей супруге развод. Первое. Если Великий Князь даст слово жениться на Наталье Сергеевне. И второе — если Михаил оставит Наталью в покое и не посмеет пребывать с ней в близких отношениях. Если же Великий Князь предполагает иметь ее в содержанках, то он — поручик В.В. Вульферт не посмотрит на то, что он брат самого Государя, и вызовет его на дуэль. Естественно, что в данных условиях, ни один из «мирных вариантов» был не приемлем. Посему, оставалась только дуэль… И вот, когда уже были выбраны секунданты и приготовлена дуэльная пара пистолетов, неожиданно последовал вызов к Государю…
Государь выразил Свое крайнее недовольство тем шумом и сплетнями, которые возникли вокруг имени Великого Князя. И посему повелевает немедленно сдать командование эскадроном и немедленно отправляться в Орёл, где принять командование Черниговским Гусарским полком, Августейшим Шефом которого была в то время Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна.
В Орёл Великий Князь отправился незамедлительно, где и принял командование означенным полком.
Вызов на дуэль Великого Князя не прошёл бесследно и для поручика В.В. Вульферта, которому предложили подать рапорт об отставке по причине «недостойного поведения». Однако, понимая ситуацию, ему в виде компенсации было предложено одно из видных мест по Дворцовому Ведомству в Москве — работа в Оружейной Палате Московского Кремля с весьма приличным жалованием. Проживая в Москве, он снова сочетался браком с девицей купеческого сословия Верой Григорьевной Петуховой, известной своей красотой.
Следующая встреча Михаила и Натальи состоялась лишь 5 августа в Копенгагене, в «Королевских апартаментах» гостиницы «Англетер», где уже никто не мог помешать им. Восемь дней они пробыли вместе. Великий Князь писал в своем дневнике: «Эта любовь, подобно огню, очистила меня. Я стал человеком».
И, тем не менее, ситуация была безвыходной. Ибо любое покушение на незыблемые устои высшего общества не давали им ни малейшей надежды на взаимное счастье, статьи Свода Законов Российской Империи, гласили: «… никто из Великих Князей и Великих Княжон не может вступить в брак с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому».
Михаил и Наталья тосковали друг без друга. Так как Великий Князь должен был постоянно находиться в Орле (куда был запрещён въезд для его возлюбленной), а Наталья Сергеевна, по настоянию Государя не должна была проживать, не только в пригородах Санкт-Петербурга, но и в имении Брасово. Посему Великий Князь вынужден был приобрести для неё большую квартиру под Москвой, по Петербургскому шоссе, где они планировали свои встречи.
«Мой нежный друг сердечный, — писал в своём письме Великий Князь Наталье Сергеевне, — Боже мой, как я страдаю без тебя, не могу и выразить тебе того полного чувства ужасной, страшной тоски, которое переполняет мою душу и сердце. Сердце моё прямо разрывается от мысли, что я тебя долго не увижу. Я так тоскую и страдаю от чувства разлуки с тобой и так ясно чувствую, что жить без тебя не могу, просто не в силах! Я чувствую к тебе такую огромную любовь, такую привязанность, которую ещё никогда не чувствовал, и ни разу не тосковал по тебе до такой степени, как теперь, это просто что-то ужасное…»
Но подходило время очередного отпуска, и Государь не мог не дать таковой, хотя бы на двенадцать дней, которые любящие сердца провели вместе в октябре 1909 года, путешествуя между Санкт-Петербургом и Москвой, после чего Великий Князь вновь уехал в Орёл. А вскоре стало известно, что у Натальи Сергеевны будет ребёнок.
Но даже и в такой ситуации ничего нельзя было сделать, поскольку Наталья Сергеевна формально оставалась замужней женщиной, сочетавшейся церковным браком, посему все права на ещё не родившегося ребёнка мог иметь только её супруг В.В. Вульферт.
Однако за месяц до рождения ребенка дело, наконец-то сдвинулось с мёртвой точки — с разрешения Государя документы о разводе были переданы на рассмотрение в Священный Синод 25 июня 1910 года.
6 августа (24 июля) 1910 года родила сына Георгия, но развод с В.В. Вульфертом, которому Великий Князь заплатил «200 тысяч отступных», и тот взял эти немалые деньги, удалось окончательно оформить уже после его рождения.
Своим Указом Правительствующему Сенату от 13 ноября 1910 года, не подлежащего обнародованию, Государь предписывал: «Сына состоявшей в разводе Натальи Сергеевны Вульферт, Георгия, родившегося 24 июля 1910 года, Всемилостивейше возводим в Потомственное Дворянское Российской Империи Достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович». А так как фамилия Брасов ранее не числилась в Родословных Книгах Российского Дворянства, то появлению таковой, младенец Георгий был обязан исключительно названию имения, принадлежавшего Великому Князю. А по прошествии немногим менее года, Государь согласился на предоставление Наталье Сергеевне Вульферт фамилии Брасова, а также разрешил ей жить в имении Своего брата — Брасово, где она наконец-то смогла почувствовать себя полноценной хозяйкой.
3 апреля 1911 года Великий Князь был переведён в Санкт-Петербург и назначен на должность Командира Кавалергардского Е.В. Государыни Императрицы Марии Фёдоровны полка. Своим местом жительства, Михаил Александрович избрал принадлежавший ему особняк, доставшийся ему по наследству после смерти дяди — Великого Князя Алексея Александровича, не оставившего после себя законных наследников. Расположенный на Английской набережной, особняк был по сути дворцом с весьма скромным внешним видом и роскошным внутренним убранством.
Черниговский Гусарский полк Великий Князь сдал 7 мая. Однако вплоть до осени 1911 года был вынужден оставаться в Орле, так как Высочайшим Указом от 3 сентября 1911 года возглавляемый им ранее полк переименовывался в Лейб-Гвардии Черниговский Гусарский Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Александровича полк. (Кстати сказать, Полковое Объединение этого воинского подразделения дольше всех смогло сохраниться в условиях эмиграции и отметить свой 300-летний юбилей в 1968 году).
Следует отметить, что перед прибытием в столицу, на протяжении всего 1911 года, Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна не раз и не два намекала сыну, чтобы он не вздумал приехать в столицу вдвоём со своей «гражданской женой». Однако Михаил и на сей раз не послушал свою Августейшую Мать и прибыл к новому месту службы вместе с Натальей Сергеевной. Посему престарелый Министр Императорского Двора и Уделов граф Б.В. Фредерикс был вынужден объявить Великому Князю, чтобы тот вместо дворца удовольствовался казённой квартирой на Шпалерной улице, что, собственно говоря, не встретило со стороны Великого Князя никаких возражений. А для своей Наташи и детей он снял достойную квартиру в доме № 16 по Литейному проспекту, которую та не замедлила обставить с присущим ей изысканным вкусом.
Но Свод Законов Российской Империи не был единственным препятствием на пути к вступлению в законный брак, так как Великий Князь незадолго до рождения сына был вынужден дать Государю слово никогда не предпринимать попыток к женитьбе на Наталье Сергеевне. Посему ее проживание с Михаилом Александровичем на положении «не жены и не вдовы» только ухудшило её положение в обществе, став одной из излюбленных тем для всевозможных сплетен…
В первых числах сентября 1912 года оба брата Романовы вместе со своими семьями разъехались в осенние отпуска. Великий Князь Михаил Александрович и Наталья Сергеевна выехали за пределы России, предполагая провести отпуск по маршруту: Германия — Австрия — Италия — Франция. Отправляясь в это путешествие, Михаил Александрович поставил в известность всех сопровождавших его лиц, что в Канны они прибудут к концу ноября и что он вместе с Натальей Сергеевной будут добираться туда самостоятельно на своём автомобиле.
Обладавший незаурядными способностями конспиратора, Великий Князь Михаил Александрович, находясь в Вене, за 1000 австрийских крон, пожертвованных им на сербский храм Святого Саввы, уговорил его настоятеля Мисича совершить между ним и Натальей Сергеевной обряд венчания. Что и произошло 16 октября 1912 года в присутствии свидетелей — церковного сторожа и супруги самого Мисича. А так как обряд венчания, сотворённый в любом из Православных Храмов, находящегося под юрисдикцией одного из славянских государств, не мог быть расторгнут Святейшим Синодом, то дело молодых было «беспроигрышным» и поставило всех перед свершившимся фактом…
Государь, получив телеграмму из города Бертехсгадена, был крайне возмущён поступком Своего брата, нарушившим своё слово и поступившим, не считаясь с интересами России. Дело в том, что Государь и Его Семья в это самое время находились в Спале, где с больным гемофилией Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем случилось несчастье: в результате ушиба у него открылось сильное внутреннее кровотечение, с которым долгое время не могли справиться опытные врачи. Узнав об этом из газет, Михаил Александрович со всей очевидностью осознал, что здоровье его племянника находится в критическом положении, и что трагический исход может наступить в любой момент. Поэтому, раздумывая над тем, что если он вдруг будет объявлен Наследником Престола, то свои высокие обязанности Лица Императорской Крови он, безусловно, примет на себя, но уже находясь в церковном браке с Натальей Сергеевной. Посему и нарушил данное Государю слово и поспешил вступить в законный брак, закрепив таковой записью о венчании: «Дворянка Наталья Брасова, дочь Потомственного Дворянина Сергея Александровича Шереметьевского и Юлии Вячеславовны».
Ссылка на болезнь Алексея Николаевича возмутила Государя. Он Государь воспринял это как личное оскорбление, написав Матери: «между мною и им сейчас всё кончено. Ему нет дела до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведёт в России. И в такое время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея Дома Романовых!»
Безмерно рассерженный, Он, в нарушение закона, а также данных обязательств, 15 декабря 1912 года подписал Указ Правительственному Сенату о передаче в опеку имущества Великого Князя Михаила Александровича, а 30 декабря с него было снято звание «Правителя Государства», а также объявлены предпринятые к нему самые суровые меры воздействия.
В силу именно этих обстоятельств, Великий Князь был вынужден жить за границей как частное лицо. Прожив некоторое время в Австро-Венгрии, Михаил Александрович с супругой и детьми переехали в Великобританию, где поселились в ранее приобретённом им замке Небворт, близ Лондона.
В Небворте, Михаил и Наталья, предоставленные самим себе, были счастливы. Говорят, что противоположности характеров притягивают людей друг к другу. Своенравная и немного капризная Брасова и мягкий, застенчивый, с радостью подчиняющийся ей Великий Князь прекрасно уживались друг с другом. В своём замке они часто принимали гостей из России, в числе которых был Ф.И. Шаляпин и балерина Т.П. Карсавина. Время от времени, супруги совершали путешествия во Францию, в Италию. По сей день в личном фонде Н.С. Брасовой одного из лондонских архивов сохранились толстые альбомы в переплётах из зеленой кожи, в которые Михаил Александрович аккуратно вклеивал многочисленные фотографии: супруги с друзьями в Венеции, Риме, Неаполе, Пизе. Она — в роскошных туалетах, он — в штатском, в котелке или светлом кепи.
Тоскуя по России, Великий князь, как-то поднявшись в Париже на Эйфелеву башню, написал на открытке: «С этой высоты можно увидеть Гатчину…»
На фронтах Великой войны
1 августа 1914 года Россия вступила в Первую мировую войну.
Находясь в Великобритании, Великий Князь Михаил Александрович незамедлительно написал Государю письмо с просьбой разрешить ему вернуться на Родину.
«Меня можно в наказание лишить прав и имущества, связанных с моим рождением, — писал он в этом письме, — но никто не может лишить меня права пролить кровь за Родину!»
И Николай II, не задумываясь, дал Своё Высочайшее Соизволение, разрешив брату вернуться в Россию. Однако, ввиду военного положения, возвращение из Великобритании состоялось кружным путём: морем вокруг Скандинавии и далее через Норвегию и Финляндию.
Как только стало известно о возвращении Великого Князя, Наместник Кавказа и Командующий войсками Кавказского военного Округа, Генерал-Адъютант Граф И.И. Воронцов-Дашков подал Государю прошение о том, чтобы Его Высочество «в знак внимания и милости к народам Кавказа» был назначен Командиром вновь образуемой из кавказских горцев конной дивизии. Именно эта дивизия вскоре покроет себя неувядаемой славой. Командиром Кабардинского полка этого формируемого соединения был сын Наместника Кавказа, Полковник Граф Илларион Воронцов-Дашков, ранее состоявший в должности адъютанта Великого Князя в бытность его службы в Лейб-Гвардии Черниговском Гусарском полку, который, собственно говоря, и подсказал своему отцу идею этого назначения. Идя навстречу верному слуге Отечества, Государь Своим Высочайшим приказом по Действующей Армии от 23 августа 1914 года утвердил данное соединение под наименованием «Кавказской туземной конной дивизии». Она состояла из шести конных полков: Кабардинского, 2-й Дагестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского.
23 августа 1914 года Великий Князь был произведён в чин генерал-майора с зачислением в Свиту Его Величества и 30 августа отправился на фронт в Галицию, командовать «Туземной», или как её чаще называли, — «Дикой дивизией».
По воспоминаниям современников, Великий Князь Михаил Александрович всегда с изумительным спокойствием и полным хладнокровием, не обращая внимания на пролетавшие пули и разрывы снарядов, смотрел в глаза смертельной опасности. Находясь почти всегда в самой гуще боя, он был бодр, весел и отважен, за что горцы полюбили его всем сердцем.
«Офицеры любили его за дивные душевные качества, — писал в своей книге воспоминаний генерал-майор А.И. Спиридович. — Дикие же горцы-всадники — за его храбрость и еще больше за то, что “наш Михаил — брат самого Государя”. Тут любовь переходила просто в обожание. Горцы его боготворили».
По сложившейся в «Дикой дивизии» традиции, рядовых конников не называли «нижними чинами», как это было принято во всех подразделениях Императорской Русской Армии, а величали «всадниками». А так как у горских народов не существовало обращение на «вы», то к своим офицерам, генералам и даже к самому Великому Князю всадники обращались на «ты», что нисколько не умаляло значения и авторитета командного состава в их глазах, а также никоим образом не отражалось на поддержании воинской дисциплины.
Вера в своего командира была так велика, что одним своим появлением в войсках, Великий Князь воодушевлял горцев.
«Через глаза нашего Михаила Сам Бог смотрит», — сказал как-то умиравший в госпитале горец, когда Великий Князь пришел его навестить.
Скоро вести о личной отваге и мужестве брата Государя вышли далеко за пределы его дивизии. Так, известный в начале минувшего столетия писатель и журналист Н.Н. Брешко-Брешковский писал:
«Он всегда там, где опасно и где противник развил губительный огонь. Толкает Михаила Александровича в этот огонь личная отвага сильного физически, полного жизни воина и кавалериста… Полки, видя Великого Князя на передовых позициях своих, готовы идти за ним на верную смерть».
А вот в своих письмах Наталье Сергеевне, которая в то время жила в Гатчине вместе с детьми, Великий Князь, наоборот, всячески скрывал от неё подстерегавшую его на каждом шагу смерть.
«Я больше сижу дома и страшно тоскую. Быть на войне и так мало пользоваться свежим воздухом даже глупо».
На самом же деле, «свежего воздуха» было, хоть отбавляй! Равно как и отсутствие неведомой ему скуки. Находясь постоянно на передовой, он зачастую лично водил свои войска в атаки, чуть ли не ежедневно рискуя собственной жизнью. В одном из таких боёв, возглавляемый Великим Князем передовой отряд дивизии, значительно оторвался от её основных сил и напоровшись в лесу на превосходившую численностью пехоту, состоящую из Тирольских стрелков, спешившись, принял неравный бой, в результате которого погибла большая часть этого отряда и почти все тирольцы, малой части из которых удалось спастись бегством.
В представлении о награждении Великого Князя Михаила Александровича, единогласно одобренного Георгиевской Думой Юго-Западного фронта, говорилось, что он представлен к Ордену Св. Георгия 4-й степени за отличие в боях за Карпатские перевалы в январе 1915 года, где он «подвергал свою жизнь большой опасности, вдохновляя и подбадривая своих солдат и офицеров примером личной храбрости и мужества под непрерывным вражеским огнём во время атак превосходящих сил противника, и, при переходе Русской Армии в наступление, своими активными действиями способствовал успешному развёртыванию маневров остальных войск».
Со слов родоначальника Русской военной авиации, Великого Князя Александра Михайловича, Михаил Александрович «…был всеобщим любимцем на фронте, и его Дикая дивизия, состоявшая из кавказских туземных частей и по сей день всё ещё не выходившая из боёв, считалась Ставкой лучшей кавалерийской боевой единицей».
Однако не следует забывать, что Государь Император Николай II был весьма и весьма щепетилен, когда дело касалось награждения кого-либо из его родственников. Однако в данном случае, Государь не смог отказать Георгиевской Думе, к тому же он и сам нисколько не сомневался в заслуженной им по праву награде. Посему 5 марта 1915 года Своим Высочайшим Повелением Государь утвердил таковое. Более того, Своим Указом Правительственному Сенату от 26 марта 1915 года дарует сыну Михаила Александровича титул Графа Брасова.
В 1915 году Великий Князь был награжден Георгиевским Оружием — шашкой офицерского образца с позолоченным эфесом с надписью «За храбрость». Пользуясь благоприятным моментом, он обращается к Государю с просьбой узаконить их брак с Натальей Сергеевной. Сменив гнев на милость, Государь к осени этого же года официально признаёт этот брак и дарует его супруге титул Графини Брасовой. А, кроме того, этим же Указом Правительственному Сенату прекращает «опеку над личностью, имуществом и делами Великого Князя». Наконец-то со всей семьёй Великий Князь, теперь уже на вполне законных основаниях, переезжает в свой дворец на Английской набережной.
Госпиталь на Английской набережной, Брасово и снова Гатчина
Следуя традиция Членов Императорского Дома Романовых, Великий Князь Михаил Александрович предоставил свой дворец под лазарет, носящий его имя, где лечились раненые на фронтах Великой войны. Непосредственно же сам госпиталь был утверждён Сергиевским Православным Братством, над которым Великий Князь покровительствовал с августа 1905 года.
Наталья Сергеевна не сидела, сложа руки, а с присущей ей энергией включилась в работу. Она закупала всё необходимое для госпиталя: от больничных коек до медицинского оборудования, нанимала персонал — врачей и сестёр милосердия. В результате уже довольно скоро госпиталь мог принять 100 раненых нижних чинов и 25 офицеров. Небольшой филиал этого госпиталя на 30 раненых был организован Натальей Сергеевной в Гатчине.
Последние годы перед революцией имение Брасово стало излюбленным местом отдыха для Натальи Сергеевны, где она по-настоящему чувствовала себя хозяйкой. Будучи натурой тонкой и образованной, она обладала отменным чувством прекрасного, поэтому её гостями часто бывали люди искусства. В брасовском имении подолгу работал Академик Живописи С.Ю. Жуковский, композитор С.В. Рахманинов был частым гостем в её доме.
Особыми праздниками для неё были те дни, когда в Брасово приезжал с фронта Михаил Александрович. В каждый свой приезд он непременно принимал крестьян и по возможности удовлетворял все их просьбы. На средства от имения содержался местный детский приют и богодельня — для калек и немощных. Из личных средств Великого Князя учителя местных школ получали приличную прибавку к жалованию, а сами школы бесплатно получали дрова.
После событий Февральской смуты Михаил Александрович официально передал брасовский дворец со всеми своими коллекциями серебра, фарфора и живописи местным крестьянам, которые по-прежнему относились к нему с теплотой и преданностью. И позже, во время революции имение не было ни разграблено, ни сожжено.
Начиная с весны 1915 года, Наталья Сергеевна вместе с детьми жила в Гатчине на Николаевской улице, в небольшом домике, похожем на английский коттедж, куда приезжал Великий Князь в свой краткосрочный отпуск.
Отречение, которого не было
В начале 1916 года Великий Князь покинул «Дикую дивизию» и получил назначение на должность Командира 2-го Кавалерийского корпуса, выведенного к тому времени в резерв войск Юго-Западного фронта. В числе прочих кавалерийских дивизий, попеременно входивших в состав этого соединения, её неизменным костяком оставалась Кавказская Туземная Конная дивизия, бойцы которой, как уже говорилось выше, просто боготворили своего командира. К своим новым обязанностям он приступил 4 февраля, то есть в то время, когда вверенный ему корпус находился в составе 7-й Армии.
За успешное командование корпусов в ходе летних боёв 1916 года, Великий Князь Михаил Александрович Высочайшим Повелением от 2 июля был воспроизведён в чин генерал-лейтенанта, а 1 сентября 1916 года — в генерал-адъютанты при Особе Его Императорского Величества.
В конце 1916 года Михаил Александрович заболел дифтерией, и некоторое время был вынужден лечиться, после чего в феврале 1917 получил отпуск по болезни, который намеревался провести на своей даче под Гатчиной, где его и застали события Февральской смуты.
По сей день многие исследователи, придерживающиеся советской историографии, считают Великого Князя Михаила Александровича «калифом на час, восседавшем на российском престоле всего один день» и отрекшимся уже на следующие сутки после отречения Императора Николая II.
Но существует и другое мнение, согласно которому провозглашённый Императором Михаилом II Александровичем, Великий Князь Михаил Александрович де-юре был таковым. И это справедливо, так как на тот момент, то есть на 14 (2) марта 1917 года Государь Император Николай II Александрович обладал высшей законодательной властью, и принятые Им решения не мог отменить никто. А о том, что отрекшийся Государь считал Своего Августейшего Брата Своим законным преемником, гласит отправленная Им телеграмма от 15 (3) марта, в которой Великий Князь именован уже Его Императорским Величеством Михаилом Вторым.
Передача Российского Престола Великому Князю Михаилу Александровичу, стала для него полной неожиданностью. Ибо, с одной стороны, нельзя было нарушать легитимную преемственность престолонаследия династии Романовых, а с другой, принять на себя всю полноту власти не позволяла сложившаяся в стране политическая ситуация — большинство граждан России требовали созыва Учредительного Собрания, которое в конечном итоге и должно было избрать окончательную форму политического правления в России. Посему, фактически поставленный перед фактом своего монаршего служения, новоявленный Император Михаил Второй, как человек чести и верный сын Отечества, долго колебался: принять таковой или же всё-таки подождать намечавшегося Учредительного Собрания и его решения. Останется ли Россия, как прежде монархией или же станет республикой с выборной формой правления. Вот, что необходимо было знать, чтобы принять решение. А так как было очевидно, что монархия не удержится, Император Михаил Второй почёл за благо не воспринять переданную ему верховную власть до созыва Учредительного Собрания, издав об этом соответствующий Манифест от 3 (15) Марта, заканчивающийся словами:
«Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и обеспеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего прямого и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».
Однако из этого не следует, что после подписания этого манифеста Император Михаил Второй отрёкся от Престола, снова став Великим Князем. Нет! И ещё раз нет!
Не отрекаясь от Престола Государства Российского, он фактически не принял на время Верховную власть, продолжая, тем не менее, юридически оставаться Императором Всероссийским, вплоть до разгона Учредительного Собрания большевиками и прочими экстремистами левого толка, узурпировавшими власть в стране при помощи немецких денег.
Михаил Александрович был человеком высоких нравственных качеств, что отмечали не только его сторонники, но и политические противники. Большевик Владимир Гущик, будучи комиссаром Гатчинского дворца, в котором Великий Князь окажется впоследствии под домашним арестом, говорил: «Великий Князь имел три редких достоинства: доброту, простоту и честность. Ни одна партия не питала к нему неприязни. Даже социалисты всех тонов и оттенков относились к нему с уважением».
Посему, кажется очевидным, что решающим в оценке шансов Михаила Романова как нового политического лидера в то время, имел его неоспоримый авторитет и любовь к нему в войсках. И, конечно же, не следует забывать, что он покрыл себя неувядаемой славой, командуя знаменитой «Дикой дивизией», бойцы и командиры которой, не поддавшись революционной пропаганде, сохраняли до последних дней верность Долгу и Присяге. В воспоминаниях офицеров-горцев о том времени говорилось: «отречение Государя от Престола потрясло всех, и того “энтузиазма”, с которым якобы всё население встретило отречение, не было. Была общая растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что “теперь — всё позволено”. Всюду развевались красные флаги и пестрели красные банты. В Дикой дивизии никто их не надел — кроме обозников и матросов-пулемётчиков».
Однако, устойчивая и стабильная обстановка, сохранявшаяся после событий Февральской революции в Кавказской Туземной Конной дивизии, воины которой не привечали большевиков, устраивала далеко не всех. Реальной силы этой дивизии опасались в революционном Петрограде, находящемся во власти пьяного разгула, анархии и повсеместного беззакония. И вполне вероятно, что мог бы наступить такой момент, когда оставшиеся верными Престолу и Отечеству бойцы Русской Армии, ведомые своими командирами, прекратили бы пьяный разгул солдатских масс в столице бывшей Империи. Но именно этого, «восшествия на Престол посредством штыков», более всего и опасался Великий Князь, не пожелавший воспользоваться политическим моментом.
3 марта 1917 года в 10 часов утра на квартире Князя П.П. Путятина открылось совещание на котором обсуждался вопрос: объявлять или нет возложенные на Великого Князя обязанности Императора? Причём, многие из присутствующих, в числе них был и А.Ф. Керенский, прямо советовали Михаилу Александровичу не делать этого, считая, что новая власть в лице Временного Правительства не сможет гарантировать его личной безопасности. А значит — Натальи Сергеевны и всех остальных членов его семьи.
А.И. Гучков и П.Н. Милюков, наоборот, убеждали Великого Князя в том, что он не только может, но и обязан, взойдя на трон, принять верховную власть. Однако, прекрасно понимая, что в данный момент в стране нет реальной политической силы, на которую он мог бы опереться, Великий Князь подписал свой манифест о не восприятии верховной власти до созыва Учредительного Собрания.
Тексты Акта об отречении Императора Николая II и Манифеста Императора Михаила II были обнародованы одновременно 5 марта 1917 года в «Вестнике Временного Правительства» и стали, фактически, теми основополагающими документами, которые предрешили исторический выбор России в пользу парламентской республики.
Последние беспокойные месяцы семейного счастья
Уже на второй день после отречения Государя Императора Николая II от престола Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов вынес постановление об аресте Царской Семьи. В нём особо указывалось: «По отношению к Михаилу произвести фактический арест, но формально объявить его лишь подвергнутым фактическому надзору революционной армии».
В силу этих обстоятельств на заседании Временного Правительства 5 марта 1917 года рассматривалось письмо Михаила Александровича. В нем речь шла о том, что необходимо принять неотложные меры по должной охране всех Членов Императорской Фамилии. В вынесенном по этому поводу решении говорилось: «Поручить Военному Министру установить по соглашению с Министром Внутренних Дел, охрану лиц Императорского Дома».
С весны 1917 года Великий Князь Михаил Александрович, не принимавший никакого участия в политической жизни страны, жил на своей даче под Гатчиной, ведя незаметный образ жизни.
1 августа 1917 года с разрешения Министра-Председателя А.Ф. Керенского он прибыл в Царское Село попрощаться со своим Августейшим Братом, высылаемым в далёкий Тобольск, не подозревая ни на минуту, что всего через каких-то восемь месяцев он сам отправится в город Пермь, который станет последним местом его земного пристанища.
Однако бурные политические события лета 1917 года не желали обходить стороной Великого Князя. В дни, так называемого «Корниловского мятежа», некоторыми монархическими кругами в Москве и Петрограде были предприняты попытки наладить связь с высланной в Тобольск Царской Семьёй. Посему из частной поездки в Тобольск бывшей личной фрейлины Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны М.С. Хитрово был раздут контрреволюционный заговор. Новая власть заявила, что целью его было похищение Царской Семьи. Ни сном ни духом не ведая об этом, в числе «заговорщиков» оказались Великий Князья Павел Александрович со своей морганатической супругой графиней О.В. Палей и их сыном — графом В.П. Палей, а заодно с ним и Великий Князь Михаил Александрович вместе с Натальей Сергеевной, в отношении которых Временное Правительство приняло постановление об их аресте.
Вследствие этого, вечером 21 августа 1917 года у обоих Великих Князей были произведены обыски, за которыми наблюдал сам А.Ф. Керенский, прибывший для личного в них участия.
Явившись на дачу Михаила Александровича, А.Ф. Керенский объявил ему, что с сего числа он вместе с членами своей семьи находится под домашним арестом, вплоть до выяснения всех обстоятельств дела. А так как «монархический заговор» на деле не существовал, то, выражаясь современным языком, дело было прекращено «за отсутствием состава преступления».
Но пришедшие к власти большевики не забыли о Михаиле Александровиче. Почти сразу после Октябрьского переворота Петроградский Военно-Революционный Комитет на своём заседании от 13 ноября 1917 года занялся рассмотрением вопроса о переводе Михаила Александровича из Петрограда (точнее, из его пригорода), непосредственно в саму Гатчину или Финляндию, вследствие чего было принято решение, закреплённое в протоколе:
«Комиссар Гатчины Рошаль удостоверил, что Гатчина и линия железной дороги всецело в наших руках. Постановили: Военно-Революционный Комитет возражений против перевода его под домашний арест в Гатчину [не имеет]».
Известно также, что в ноябре 1917 года Великий Князь Михаил Александрович, добровольно явился в Смольный и имел встречу с Управляющим Делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичем. Он обратился к нему с просьбой узаконить его положение в Советской Республике, чтобы заранее исключить нежелательные инциденты. И Бонч-Бруевич выдал «добровольно отрекшемуся» Великому Князю документ на официальном бланке СНК Р.С.Ф.С.Р. дающий ему — рядовому гражданину Советской Республики, Михаилу Александровичу Романову разрешение на «свободное проживание».
Не успокоившись на достигнутом, «рядовой гражданин Р.С.Ф.С.Р. М.А. Романов» в конце 1917 года подаёт в СНК Р.С.Ф.С.Р. официальное прошение с просьбой о перемене «императорской фамилии Романов» на фамилию «Брасов». А так как подобный случай являл собой своего рода прецедент, Нарком Госконтроля Р.С.Ф.С.Р. Э.Э. Эссен доложил об этом В.И. Ульянову-Ленину в ходе личной беседы. На что «вождь мирового пролетариата» ответил, что «этим вопросом он заниматься не будет».
«Страсти по Михаилу»
Придя к власти 25 октября 1917 года, большевики почти сразу же заявили, что выходят из войны. Не согласовав это с бывшими союзниками, вожди Советской России объявили о полной демобилизации Царской Армии. Оголялся Восточный фронт, немецкие части вдруг оказались перед пустыми окопами. В силу этих обстоятельств, Германия предлагала молодой Советской Республике заключить перемирие, чтобы вслед за ним начать переговоры. Они начались в декабре в Брест-Литовске. Советскую сторону представляла делегация, возглавляемая одним из первых лиц государства — Л.Д. Троцким. Германская сторона требовала непомерно высокой контрибуции, а также отторжения от России территорий Прибалтики, Украины, Белоруссии и русской части Польши. В ответ на эти требования Л.Д. Троцкий предложил всем странам, воюющим против Германии, немедленно заключить мир «без аннексий и контрибуций». Видя, что переговоры заходят в тупик, немцы предъявили советской делегации ультиматум: либо Советская Россия принимает германские условия, либо Германия продолжает войну. В ответ на это Троцкий потребовал «ни мира, ни войны», и советская делегация вместе со своим лидером покинула Брест-Литовск. Иными словами, мы не ведём войны, но и не подписываем никаких мирных соглашений. Срок данного ультиматума истекал 17 февраля, посему уже 15 февраля В.И. Ульяновым-Лениным был подписан Декрет об образовании Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
По окончании обусловленного срока Германия вновь начала наступление. Но так как противник по существу отсутствовал, всё наступление свелось к продвижению эшелонов воинских частей на Восток и оккупации никем не защищаемых территорий. Испугавшись дальнейшего захвата незащищенных территорий, а оккупированы были к тому времени уже Белоруссия, Латвия и Эстония, Советское правительство 19 февраля 1918 года сообщило по радио о своём согласии на условия, выдвинутые Германией. Германские войска уже стояли в непосредственной близости от Петрограда, 25 февраля был занят Псков, и красные властители, опасаясь прорыва к «колыбели революции», сочли за благо перебраться в Москву, Разумеется, в строжайшей тайне, поздним вечером 10 марта 1918 года.
Большевики боялись, что в случае прорыва к Петрограду немецких войск Великий Князь может быть захвачен и в дальнейшем использован в качестве нового Правителя России, поэтому 7 марта 1918 года Михаил Александрович, его секретарь Н.Н. Джонсон, а также некоторые лица из его ближайшего окружения были арестованы по постановлению Гатчинского Совдепа и доставлены в Петроград, в помещение Петроградской ЧК, располагавшейся тогда в доме № 2 по Гороховой улице.
9 марта 1918 года на заседании Малого Совнаркома Председатель Петроградского ЧК М.С. Урицкий предложил выслать «бывшего великого князя Михаила Александровича» и других лиц в пределы Пермской губернии. Вот выписка из протокола: «Слушали: «О высылке [великого] князя Романова и других лиц в Пермскую губ.[ернию]. (Докладчик — Урицкий). Постановили: Принять проект постановления с внесёнными поправками. Высылку М.А. Романова поручить т. Урицкому».
И дальше: «Бывшего великого князя Михаила Александровича Романова, его секретаря Николая Николаевича Джонсона (…) выслать в Пермскую губернию впредь до особого распоряжения. Местожительство в пределах Пермской губернии определяется Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, причём Джонсон должен быть поселён не в одном городе с бывшим великим князем Михаилом Романовым». Подписано — В.И. Ульянов-Ленин.
Верный Джонни
Н.Н. Джонсон (в некоторых источниках он назван Брайаном Джонсоном) был Управляющим и личным секретарём Великого Князя. Некоторые исследователи называют его английским подданным. Однако это не соответствует действительности, так как его отец Николай Крутиков был русским, а мать — Анна Крутикова-Джонсон — англичанка по происхождению, русская подданная. О его отце мало что известно, а сведения о матери ограничиваются лишь тем, что она была «преподавателем музыки при царском дворе».
Сам Николай Николаевич родился в России и был крещён по православному обряду. Как и Великий Князь Михаил Александрович, он окончил Михайловское Артиллерийское Училище и в дальнейшем проходил службу в одной из артиллерийских частей. Должность Личного Секретаря Великого Князя Н.Н. Джонсон занял в 1912 году.
И, надо признать, что секретарь из Джонни (так дружески называл его Великий Князь) получился замечательный, просто незаменимый. Николай Николаевич знал три языка, причем, по воспоминаниям современников, на английском говорил с акцентом и гораздо хуже самого Михаила Александровича, который говорил на нём столь безукоризненно, что вполне мог сойти за англичанина. Некоторые черты личности Джонсона мы можем представить по воспоминаниям, письмам, фрагменты которых приведены в самом полном исследовании супругов Кроуфорд «Михаил и Наталья». «Круглолицый, среднего роста, общительный и улыбчивый, Николай Николаевич был очень музыкален, собственно, они и с Михаилом так быстро сблизились благодаря любви к музыке. Известно, что великий князь в молодые годы с увлечением занимался композицией, написал неплохой вальс, арию, он хорошо играл на разных инструментах, предпочитая, однако, гитару. Джонсон часто аккомпанировал Михаилу на рояле».
Во всех делах Великого Князя Н.Н. Джонсон принимал самое живое участие, выполняя также самые щепетильные его поручения. А в его отсутствие, фактически на правах члена семьи, всегда находился рядом с Натальей Сергеевной, поддерживая её словом и делом в трудных ситуациях.
В дни Февральской смуты Н.Н. Джонсон также неразлучен с Михаилом Александровичем. В самые критические моменты быстро и без проволочек выполняет все его поручения, ставшие уже тогда историческими. 3 марта 1917 года, находясь вместе с Великим Князем на квартире Князя П.П. Путятина, он осуществляет его связь по телефону с юристом А. Матвеевым во время обсуждения деталей предстоящего Манифеста. И именно Н.Н. Джонсон 31 июля 1917 года убеждает Министра-Председателя А.Ф. Керенского разрешить Михаилу Александровичу увидеться со своим братом — экс-Императором, перед самой отправкой всей Царской Семьи в далёкую Сибирь.