8.5. Манифест 17 октября 1905 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8.5. Манифест 17 октября 1905 года

Между тем либеральная оппозиция прилагала все усилия, чтобы снова вовлечь в борьбу массы. Находившийся под влиянием либералов «Крестьянский союз» призвал крестьян писать петиции и приговоры с требованиями, перечисленными в специально изданной листовке. Среди этих требований, помимо всеобщего избирательного права, появилось радикальное требование передачи всей земли тем, кто ее обрабатывает.[1848] В середине сентября собрался новый Земский съезд, и в программу земцев были включены требования наделения крестьян землей за счет частичного выкупа земли помещиков, а также 8-часовой рабочий день. «В обиход вошло выражение латинского поэта, – писал П. Н. Милюков. – „Если не смогу склонить высших (богов), двину Ахеронт (адскую реку)“».[1849] Под «Ахеронтом» разумелись народные массы. Однако такая тактика ставила под удар интересы землевладельцев и часть земцев покинула съезд: союз между оппозиционной фракцией дворянства и вестернизованной интеллигенцией начал распадаться.[1850] Однако либеральная интеллигенция продолжала вовлекать в борьбу народ.

«Передаточным звеном» между либералами и народом по-прежнему были студенты. 3 сентября в Выборге состоялся студенческий съезд, на котором было принято решение «использовать высшие учебные заведения для революционной агитации и пропаганды в широких массах населения и предпринять меры к организации боевых отрядов…».[1851] В течение сентября в Московском университете прошло несколько митингов, на которые приглашали рабочих. Эта агитация была одним из побудительных мотивов забастовки московских печатников, которая началась 19 сентября. К 4 октября в Москве бастовало около 12 тыс. фабричных рабочих.[1852]

Главную роль в организации октябрьской всеобщей стачки сыграл «Всероссийский железнодорожный союз» (ВЖС) – профсоюз железнодорожных служащих, входивший в созданный либералами «Союз союзов». Это был профсоюз инженеров, техников, управленцев; он насчитывал около 6 тыс. человек, что составляло примерно 15 % железнодорожных служащих. Нужно отметить, что поскольку российская интеллигенция в целом была в значительной мере дворянского происхождения, то и на железных дорогах работало много обедневших дворян. На белорусских линиях, к примеру, около 20 % конторщиков и счетоводов составляли выходцы из дворян. Это были «изгои» дворянского сословия, которые, несомненно, болезненно переживали свой переход из дворянства в конторщики. Поэтому неудивительно, что по своей идеологии ВЖС (как и вся «народническая» интеллигенция) был близок к экстремистски настроенным эсерам. Что касается рабочих (которых на железных дорогах насчитывалось 700 тыс.), то в ВЖС их практически не было.[1853]

Съезд ВЖС еще в июле принял решение о проведении всеобщей забастовки, но в центральном бюро союза не было согласия относительно времени ее проведения; многие считали, что подходящий момент еще не наступил. Как и в событиях 9 января, существенную роль сыграла провокация. В первых числах октября в Петербурге собрался съезд ВЖС, посвященный созданию пенсионных касс. 5 октября в центральное бюро в Москве неожиданно поступило (оказавшееся ложным) известие об аресте всех депутатов, и бюро сразу же разослало телеграммы с призывом к стачке. Хотя члены ВЖС составляли лишь 1 % всех железнодорожных рабочих и служащих, с началом забастовки остановились практически все железные дороги. Условия функционирования дорог были таковы, что для остановки движения достаточно было сбоя в работе какой-нибудь из технических служб, например, диспетчерской, телеграфной и т. д. После остановки движения рабочие собирались на митинг; некоторые из них поддерживали забастовку, другие не поддерживали – но они не могли возобновить движение, и им приходилось «бастовать». Таким образом, считается, что в железнодорожной забастовке участвовали все 750 тыс. рабочих и служащих этой отрасли.[1854]

Остановка всех железных дорог послужила мощным импульсом к развертыванию забастовочной борьбы. На одних фабриках рабочие использовали ситуацию, чтобы предъявить свои требования; другие фабрики останавливались просто в результате прекращения подвоза сырья. Толпы забастовщиков врывались на еще работающие предприятия и принуждали их рабочих присоединяться к стачке. По данным фабричной инспекции, в октябре бастовало 519 тыс. рабочих – около трети всех фабричных рабочих России. Большинство бастующих требовало увеличения зарплаты и введения 8-часового рабочего дня, почти 2/3 из них выдвигали политические требования – вплоть до созыва Учредительного собрания. В выдвижении политических требований большую роль играла агитация студентов и социал-демократов; в университетах почти беспрерывно проходили митинги с участием рабочих. В стачке участвовало 200 тыс. студентов и учащихся средних школ. 13 октября «Союз союзов» призвал к забастовке входившие в него профсоюзы служащих. Во всеобщей забастовке приняли участие 150 тыс. служащих государственных, городских, земских учреждений, 150 тыс. рабочих и служащих торговых предприятий и городского транспорта.[1855] «Сегодня к полудню забастовали водопровод, газовые заводы и электрическая станция, – докладывал московский градоначальник Г. П. М едем, – некоторые магазины и лавки прекратили торговлю; в 3 часа дня группа адвокатов… ворвалась в здание суда, потребовала прекращения разбираемого дела, а затем заставила прекратить занятия канцелярию суда».[1856]

Таким образом, всеобщая стачка была инициирована народнической и либеральной интеллигенцией из ВЖС и «Союза союзов», но в дальнейшем развивалась стихийно.[1857] В Петербурге представители бастующих предприятий для координации усилий создали Совет рабочих депутатов, затем такие советы были созданы и в некоторых других городах. 12 октября собрался учредительный съезд конституционно-демократической партии, на котором кадеты заявили о поддержке всеобщей стачки. Во вступительной речи на съезде П. Н. Милюков отмежевался от «аграриев и промышленников», заявив о «идейном, внеклассовом» характере новой партии. В программе кадетов содержались требования, заявленные сентябрьским земским съездом и направленные на привлечение масс, – положение о наделении крестьян землей и 8-часовом рабочем дне. Таким образом, либеральная интеллигенция делала шаг от союза с дворянской оппозицией к союзу с низшими классами.[1858]

Положение правительства осложнял постоянный финансовый кризис. Французские банки медлили с предоставлением займа, и президент Франции Лубэ прямо говорил С. Ю. Витте, что «без системы представительства и конституции Россия более идти не может».[1859] Под давлением обстоятельств шаг влево была вынуждена сделать и этатистская бюрократия. 9 октября С. Ю. Витте представил царю записку, в которой предлагал ему сделать выбор: либо ввести военную диктатуру и подавить стачки вооруженной силой, либо пойти на кардинальные уступки, в том числе, расширить функции Думы и избирательные права, законодательно уменьшить продолжительность рабочего дня, и в качестве крайней меры, организовать выкуп помещичьих земель, арендуемых крестьянами. Великий князь Николай Николаевич, которому царь предложил взять на себя роль диктатора, отклонил это предложение, сославшись на ненадежность войск, и посоветовал царю принять программу С. Ю. Витте. 17 октября царь подписал манифест, в котором сообщалось о «даровании населению незыблемых прав гражданской свободы» и о том, что отныне никакой закон не может получить силу без санкции Думы.

«Да, России дается конституция. Немного нас было, которые боролись против нее, – жаловался царь Д. Ф. Трепову – Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло. Всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и в конце концов случилось неизбежное!»[1860]

Назначенный председателем Совета министров С. Ю. Витте вступил в переговоры с бастующими. Руководству ВЖС были даны обещания «принять решительные и безотлагательные меры» по улучшению быта железнодорожников, и 20 октября оно призвало к прекращению стачки. Вслед за прекращением забастовки железнодорожников приступили к работе и многие бастовавшие фабрики.

Конституция означала модернизацию по западному образцу, а модернизация неминуемо должна была встретить сопротивление традиционалистских сил. Основой национальной традиции была православная церковь, которая всячески противилась распространению либеральных идей, в особенности по вопросу свободы вероисповедания.

«А вы, друзья, – обращался к своей пастве Иоанн Кронштадтский, – крепко стойте за Царя, чтите, любите его, любите святую Церковь и Отечество и помните, что Самодержавие – единственное условие благоденствия России, не будет Самодержавия – не будет России; заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас».

Хотя впоследствии церковь официально осудила погромы, после 17 октября многие епископы выступили с призывами поддержать царя в борьбе с «крамольниками». Соборы стали центрами организации «крестных ходов»; тысячи людей с иконами и портретами царя вышли на улицы, чтобы продемонстрировать свою поддержку православной монархии; священники шли во главе толп. Более чем в 100 городах между манифестантами и стачечниками произошли столкновения; так как манифестанты численно превосходили «крамольников», то столкновения принимали характер погромов. Повсюду на улицах избивали студентов и интеллигентов; в Томске стачечники были окружены в одном из зданий железнодорожного управления, которое было затем подожжено. В южных городах манифестации вылились в еврейские погромы; общее число жертв составило около 1600 человек.[1861]

В ноябре – декабре 1905 года традиционалистское движение оформилось политически – был создан «Союз русского народа», который впоследствии стали называть «черной сотней». Однако программа «Союза» не шла дальше старого лозунга «самодержавие, православие, народность»; «черносотенцы» ничего не обещали ни крестьянам, ни рабочим, поэтому они не пользовались поддержкой в деревнях и рабочих кварталах.

Подводя итоги событиям октября 1905 года, можно констатировать, что они в общих чертах укладываются как в рамки демографически-структурной теории, так и в рамки теории вестернизации: не получив от правительства обещанных уступок, оппозиционная фракция элиты снова пытается поднять на борьбу народ и инициировать социальные конфликты. Теперь (в отличие от 9 января) она открыто, с помощью студентов, агитирует рабочие массы и провозглашает социальные лозунги: 8-часовой рабочий день и передача земли крестьянам. С помощью небольшого профсоюза железнодорожных служащих оппозиции удается остановить железные дороги и вовлечь рабочих в массовую стачку. На политику правительства оказывает воздействие и угроза финансового кризиса, которая вновь придает убедительность «пожеланиям» западных финансистов и политиков. В конечном счете правительство вынуждено пойти на новые, более существенные уступки и удовлетворить основные требования оппозиции. Правительство обещает либералам конституцию, но народные массы почти ничего не получают, социальные требования, с помощью которых оппозиция вовлекла в движение народ, остаются без ответа.

Необходимо, однако, отметить, что фиксируя реальную инициативу элитных групп в развертывании революции, мы не должны забывать, что эти группы обращались к народу, принимая за очевидное, что он готов подняться на борьбу. Эта готовность была следствием Сжатия и тяжелого материального положения трудящихся масс. То обстоятельство, что оппозиционные фракции элиты прилагали усилия, чтобы вовлечь народ в борьбу, отнюдь не означало, что народ не мог подняться сам по себе – такое уже было в 1902 году. Тогда главным побудительным мотивом был неурожай и голод – осень 1905 года принесла такой же неурожай, и крестьянство вступило в борьбу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.