8.4. Политическая борьба весной и летом 1905 года

8.4. Политическая борьба весной и летом 1905 года

Либеральная оппозиция сделала все, чтобы усилить волну негодования, поднявшуюся после расстрела. «Царь Николай, – писал лидер либералов П. Б. Струве, – стал открыто врагом и палачом народа… Сегодня у русского освободительного движения должны быть единое тело и един дух, одна двуединая мысль: возмездие и свобода во что бы то ни стало…»

В то время как Петербург постепенно успокаивался, в других городах известия о расстреле вызвали рабочие волнения. Однако эпицентр этих волнений находился не в русских губерниях, а в Польше и в Литве – там, где любое недовольство многократно усиливалось националистическими настроениями. Поляки и литовцы в это время были до крайности возбуждены призывом в русскую армию для участия в войне на Дальнем Востоке; доля уклонившихся от призыва составляла от 11 % в Польше до 28 % в Литве.[1808] 14 января в Варшаве из толпы демонстрантов начали стрелять по полиции; полиция ответила огнем, после чего начались беспорядки, продолжавшиеся три дня. По официальным данным, в эти дни погибли 61 «бунтовщик» и несколько полицейских. В Лодзи бастовало 70 тыс. рабочих и также имели место кровопролитные столкновения с полицией.[1809] Как отмечает Джеффри Хоскинг, по существу в Польше началось национальное восстание, подобное восстанию 1863–1864 годов.[1810] Но характерно, что крестьяне не принимали участия в этом восстании: они помнили, что в 1864 году русский царь наделил их землей за счет восставшей шляхты.

По сравнению с Польшей, в Центральной России было относительно спокойно. В Москве число единовременно бастовавших не превышало 20 тыс. человек, забастовка продолжалась около недели и обошлась без столкновений. В промышленной Владимирской губернии, где насчитывалось 140 тыс. фабричных рабочих, бастовали только 8 тыс. человек. При этом нужно учесть, что забастовщики, как и раньше, применяли метод полунасильственной «агитации», и полиции приходилось брать под охрану предприятия, где рабочие желали продолжать работу. Кроме того, примерно половина забастовщиков выставляла экономические требования, не связанные с событиями 9 января.[1811]

Признавая масштабы волнений, С. Ю. Витте все же довольно оптимистически оценивал ситуацию; он говорил, что 80 % народа еще не затронуто революционной пропагандой и советовал царю опереться на народ и армию.[1812] Чтобы успокоить рабочих, была создана «Комиссия для выяснения причин недовольства рабочих в г. Санкт-Петербурге и его пригородах и изысканию мер к устранению таковых в будущем» под председательством сенатора Н. В. Шидловского; в эту комиссию пригласили выборных от рабочих. 24 января на совещании промышленников министр финансов В. Н. Коковцов объявил о намерении правительства приступить к разработке рабочего законодательства. Однако уступки рабочим вызвали недовольство промышленников, которые стали выступать в поддержку либеральных реформ.[1813]

В то время как рабочее движение постепенно шло на спад, студенческие волнения, наоборот, нарастали. В начале февраля вернувшиеся в вузы после каникул студенты приступили к проведению массовых антиправительственных манифестаций. 7 февраля состоялся бурный митинг 5 тыс. студентов и преподавателей Петербургского университета. В большинстве вузов была объявлена студенческая забастовка; занятия прекратились.[1814]

Вспышка рабочих волнений произвела большое впечатление на правящую бюрократию и усилила позиции либералов в правительстве. 17 января министр земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолов предупредил царя о том, что власть не может считать дворянство своей опорой. «В самом дворянстве происходит раскол, – говорил министр, – земские собрания, несмотря на преобладание дворян, не получили того консервативного направления, которого от них ожидали, а скорее – наоборот». А. С. Ермолов утверждал, что нельзя полагаться на войска, которые могут отказаться стрелять в беззащитную толпу, что с каждым выстрелом возрастает опасность покушений на жизнь императора. Чтобы успокоить оппозицию, говорил Ермолов, необходимо вернуться к вопросу о выборном представительстве.[1815]

Граф Бобринский свидетельствует, что «страшно испуганные наступлением революции, великие князья теперь отбросили всякую спесь», что «в министерских сферах тоже перепугались и ждут исхода».[1816] Этот испуг имел некоторые основания: эсеры угрожали отомстить за расстрелы; 3 февраля 1905 года бомбой террориста был убит великий князь Сергей Александрович. Хорошо осведомленный А. А. Лопухин утверждал, что именно страх, появившийся после гибели Сергея Александровича, заставил Николая IIпойти на уступки.[1817]

Еще одним фактором, действовавшим в поддержку либералов, стало вмешательство Европы: 24 января Вильгельм II «дружески посоветовал» Николаю IIучредить собрание земских представителей для подготовки законопроектов. 4 февраля германский император прислал царю подробный обзор того, что думает о России «так называемый цивилизованный мир»; одновременно он обратился к «кузине» Марии Федоровне (вдовствующей императрице) с просьбой повлиять на сына.[1818]

Наконец, важную роль сыграл финансовый кризис. В начале войны правительство, ввиду крайнего напряжения платежных сил населения, признало невозможность увеличения прямых налогов. С другой стороны, опасаясь недовольства элиты, оно не решалось ввести подоходный налог на состоятельные слои населения. Война финансировалась в основном за счет внешних займов, и затруднения с их получением могли привести к финансовому кризису.[1819] В начале февраля в Петербург с полуофициальной миссией прибыл организатор французских займов для русского правительства влиятельный банкир Э. Нецлин; предупредив о возможных трудностях в получении займов, он также рекомендовал царю сделать уступки либеральной оппозиции.[1820] Отвечая Э. Нецлину, Николай II заявил, что серьезно думает о реформах.[1821]

Совокупное действие всех перечисленных выше факторов привело к тому, что Николай II согласился на создание выборного представительства – причем, по мнению Б. В. Ананьича, вопрос о французском займе играл если не решающую, то по крайней мере значительную роль.[1822] 18 февраля 1905 года в рескрипте на имя нового министра внутренних дел А. Г. Булыгина царь объявил о своем намерении отныне «привлекать… достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений…»[1823] Рамки компетенции выборного представительства предстояло определить учреждаемому под председательством А. Г. Булыгина «особому совещанию».

Таким образом, хотя масштабы инициированной оппозицией вспышки рабочих волнений были меньшими, чем ожидалось, оппозиции удалось добиться от самодержавия существенных уступок. В значительной степени – в соответствии с теорией вестернизации – этот успех объяснялся поддержкой оппозиции со стороны европейских правительств и общественности западных стран. Большую роль сыграли и финансовые трудности правительства: согласно демографически-структурной теории, государство в период Сжатия должно испытывать финансовый кризис. В начале 1905 года правительство было весьма чувствительно к вопросу о заключении займов и было вынуждено следовать «пожеланиям» Запада. Напомним, что в 1847 году в результате такого же финансового давления прусский король обещал созвать Соединенный ландтаг.

Правые фракции либералов приветствовали уступки самодержавия, и это обстоятельство на время ослабило давление оппозиции. Рабочие протесты также шли на спад, по сравнению с январем в марте число участников политических забастовок уменьшилось более, чем 10 раз.[1824] Однако в феврале в политическую борьбу вмешался новый мощный фактор: в Черноземном регионе начались крестьянские волнения. В борьбу, которую начали либералы, вслед за рабочими вступают крестьяне.

О настроениях крестьян в этот период можно судить по материалам петиций, посылавшихся крестьянами царю после того, как 18 февраля была разрешена их подача. Приговоры и петиции, посылавшиеся весной и летом 1905 года, требовали передачи крестьянам помещичьей земли (полностью или частично), но сравнительно редко содержали политические требования.[1825] Черниговский губернатор связывал начало волнений с забастовками в близлежащих промышленных городах; исследователи, со своей стороны, отмечают большую роль крестьян-отходников, которые приносили в деревню новости из городов и часто становились инициаторами волнений.[1826] Однако основной причиной крестьянских волнений было малоземелье; как отмечает А. М. Анфимов, уезды, в которых начались волнения 1905 года, отличались особенно острым крестьянским малоземельем в сочетании с большой долей помещичьих земель в общем земельном фонде.[1827]

В течение февраля в Курской, Орловской и Черниговской губерниях было «разобрано» 20 экономий. Масштабы волнений пока были меньшими, чем в 1902 году, но крестьяне действовали более решительно; в нескольких случаях были сожжены помещичьи усадьбы. Вожаки крестьян в Курской губернии призывали к разгромам помещиков царевым именем, в уезде появились «царские золотые грамоты». Крестьянское движение, таким образом, было направлено не против самодержавия, а против помещиков (многие из которых были либералами).[1828]

Правительство сразу же отреагировало на начало крестьянского движения: была частично снята задолженность по продуктовым долгам (выросшая после голода 1891 года до размеров, превосходивших недоимки по выкупным платежам). Этатистская бюрократия была не прочь противопоставить крестьян либеральной оппозиции. В начале мая Д. Ф. Трепов представил царю записку И. Гофштеттера, в которой предлагалось созвать Земский собор, на котором царь с помощью крестьянского большинства провозгласит новую земельную реформу.[1829]

Левое крыло либералов, со своей стороны, пыталось привлечь народные массы к борьбе. В то время, писал П. Н. Милюков, «революционное движение далеко не успело проникнуть в массы, его роль заменяла „симуляция революции“ интеллигентами…»[1830] На съезде «Союза освобождения», состоявшемся 25–28 марта, в программу Союза было впервые внесено требование «нового наделения безземельных и малоземельных крестьян государственными… землями, а где их нет – частновладельческими, с вознаграждением нынешних владельцев этих земель». В этой программе нашлось место и требованиям рабочих, и в частности, говорилось о необходимости введения 8-часового рабочего дня. В отношении обещанного царем представительства говорилось, что выборы в него должны осуществляться путем всеобщей и равной подачи голосов. Таким образом, по мере обострения борьбы программа «Союза освобождения» приобретала более радикальный характер.[1831] Это противоречило представлениям о классическом либерализме XIX века, но соответствовало новым западным веяниям – тому «новому либерализму», который шел на уступки радикалам, и зарождение которого было связано с именами Клемансо и Ллойд-Джорджа.[1832]

Важным направлением деятельности «Союза освобождения» стало создание профессиональных организаций в той среде, в которой функционировали «освобожденцы», – то есть в среде интеллигенции. Весной 1905 года были созданы союзы врачей, учителей, адвокатов, железнодорожных служащих и т. д.; все эти организации были объединены в «Союзе союзов».[1833]

Судя по общим данным о числе забастовщиков, рабочее движение в мае – июле несколько оживилось. Однако центр его находился по-прежнему в Польше: в Лодзи 9 – 11 июня бастовало 70 тыс. рабочих, шли баррикадные бои, число убитых бунтовщиков превышало 200 человек. В мае – июне бастовали более 30 тыс. текстильщиков Владимирской губернии; в Петербурге 9 июля была проведена стачка в память погибших 9 января; в ней участвовало 35 тыс. рабочих, но это была лишь однодневная акция.[1834] Как отмечает С. Шварц, в целом для забастовок этого периода были характерны экономические требования.[1835] Что касается крестьянского движения, то летом было много конфликтов на почве потрав и покосов, но случаи «разборки» помещичьих имений были единичными.

Разгром при Цусиме нанес новый удар по авторитету самодержавия, и в обстановке смятения правительство одно время обсуждало вопрос о немедленном созыве Земского собора, но затем этот проект был оставлен.[1836] Было решено пойти на мирные переговоры с Японией; это решение было обусловлено также и усугублявшимися финансовыми проблемами: переговоры о кредитах сорвались, и стало ясно, что, по словам С. Ю. Витте, дальнейшее ведение войны возможно только «ценою полного финансового, а затем и экономического краха».[1837] Таким образом, вновь, как и в период Крымской войны, выяснилось, что Россия не может вести войну в обстановке внутреннего конфликта, Сжатия и порожденного им финансового кризиса.

Период до августа 1905 года проходил под знаком ожидания результатов работы булыгинского «совещания» по подготовке законов о будущей Думе. В середине июня законопроект попал в печать и выяснилось, что правительство стремится максимально ограничить роль Думы. Земский съезд, состоявшийся 6–8 июля, потребовал предоставления Думе законодательных прав, а также немедленного провозглашения политических свобод. Съезд принял обращение к народу с призывом работать вместе с земцами ради «достижения истинного народного представительства». Было решено начать «освободительную» агитацию в народе; некоторые земства стали устраивать совещания с крестьянами. 31 июля – 1 августа по инициативе либералов и с их участием состоялся учредительный съезд «Крестьянского союза». Вместе с тем продолжавшиеся в разных местах аграрные волнения начали вызывать опасения дворянства. 18 июня 26 губернских предводителей дворянства представили царю записку, в которой, поддерживая предложения земцев, в то же время сетовали на то, что ослабление власти может вызвать попытки земельного передела.[1838]

В июле 1905 года состоялась серия правительственных совещаний в Петергофе, на которых обсуждался законопроект о Думе. Правительство искало для себя будущую думскую опору, и в этой связи высказывались суждения о расколе элиты и о ненадежности опоры на дворянство. «С 1890 года 9/10 гласных принадлежат к российскому дворянству, – говорил В. Н. Коковцов, – поэтому к ошибкам и заблуждениям земства дворянство не может считать себя непричастным… Какое же основание верить в то, что дворяне в Думе будут представителями консервативных начал? Не служит ли предостережением против такого заблуждения пример последнего съезда в Москве? Ведь в нем участвовали по преимуществу дворяне, в числе коих находились многие представители славных в прошлом дворянских родов… Жалованная грамота дворянству не удостоверяет верность его престолу».[1839] «Позвольте Вас спросить: к какому сословию принадлежат князья Долгорукие, Трубецкие, Голицыны, Шаховские, Кузьмины-Караваевы, Петрункевичи? – возмущенно вопрошал великий князь Владимир Александрович. – Они дворяне. А что они говорят и пишут?»[1840] Но в то же время высказывались опасения и по поводу другого сословия, считавшегося опорой престола, крестьянства. «Не достаточно ли какому-нибудь адвокату посулить выборщикам из крестьян передел земли, чтобы склонить их голоса в свою пользу?» – спрашивал А. А. Нарышкин.[1841] «Об устойчивую стену консервативных крестьян разобьются все волны красноречия передовых элементов», – отвечал граф Бобринский.[1842] Правительство сочло, что основная масса крестьян еще не затронута революционной агитацией, и представители крестьян должны были составить 43 % выборщиков депутатов в будущую Думе. 34 % выборщиков должны были принадлежать к землевладельческой курии и 23 % – к городской.[1843]

«Расчет все явственнее сводился к тому, чтобы поставить перед ведущими штурм самодержавия силами крестьянскую думу и прикрыть ею власть», – писал Ю. Б. Соловьев.[1844]

6 августа был опубликован Манифест о Государственной думе, из которого следовало, что дума будет избираться через многоступенчатую систему выборов и иметь совещательный характер. Введение имущественного ценза лишало избирательных прав практически всех рабочих. «Союз союзов» еще в июле призвал к бойкоту Думы и к устройству массовых протестов. Однако массовых народных протестов не последовало; по сравнению с летними месяцами активность рабочего и крестьянского движения в сентябре заметно снизилась. Это успокаивало правительство. В то же время оставалось неясным, как поведет себя крестьянство. В конце сентября С. Ю. Витте на совещании министров предостерегал, что «студенческие сходки и рабочие стачки ничтожны сравнительно с надвигающеюся на нас крестьянскою пугачевщиною» и предлагал для предотвращения крестьянского движения «тотчас по собрании Думы передать ей крестьянский вопрос».[1845] Это была позиция этатистской группировки в правительстве, которая считала возможным пожертвовать интересами (в значительной части либерального) дворянства ради государственных интересов и традиционного принципа «самодержавие, православие, народность». А. Я. Аврех называл этот курс «цезаризмом» и считал С. Ю. Витте главным проводником прокрестьянской «цезаристской» политики.[1846] «Тогда было признано, – писал С. Ю. Витте, – что держава может положиться только на крестьянство, которое по традиции верно самодержавию. Царь и народ!.. Поэтому такие архиконсерваторы, как Победоносцев, Лобко и прочие, все настаивали на преимуществах в выборном законе крестьянству».[1847]

Таким образом, весной и летом 1905 года революционное движение (за исключением Польши) развивалось в сравнительно медленном темпе. В попытке привлечь на свою сторону крестьян и рабочих либеральная оппозиция сделала решительный шаг влево, но не получила ожидаемого отклика. Правительство по-прежнему рассматривало традиционалистское крестьянство как свою опору в борьбе с вестернизованной оппозицией и предоставило ему значительное число мест в Думе. При этом баланс сил рассчитывался не по сословным и классовым интересам, а по вектору противостояния вестернизационных и традиционалистских группировок. Но как вскоре выяснилось, этот расчет был ошибочным: в действительности страна находилась на пороге крестьянского восстания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.