НА ПОДСТУПАХ К МОСКВЕ
НА ПОДСТУПАХ К МОСКВЕ
Непогода — частые дожди и туманы — сдерживала продвижение танковой колонны и колонны автомашин. Дороги пришлось выбирать с твердым покрытием, хотя путь по ним был не самым коротким. И все же двух дней хватило, чтобы добраться до Кубинки.
Бригада вошла в резерв командования Западного фронта. Катуков уже начал разворачивать свой КП в районе разъезда Татарка, как неожиданно появился представитель штаба фронта с приказом: следовать на волоколамское направление, в район Чисмены. С Кубинкой не повезло второй раз. Чтобы не застрять в дороге, часть транспортных машин Катуков вынужден был отправить кружным путем через Москву, танки же пошли своим ходом. Только к вечеру 19 октября, ровно через сутки, бригада прибыла к месту назначения и поступила в распоряжение 16–й армии, которой командовал генерал—лейтенант К.К. Рокоссовский.
Не раз в годы войны судьба сводила Катукова с Константином Рокоссовским. Узнав, что воевать предстоит под его командованием, Михаил Ефимович обрадовался. Кульвинскому сообщил:
— А ведь мы вместе начинали войну на западной границе. Рокоссовский тогда командовал мехкорпусом, я — танковой дивизией. Как—то теперь сложатся наши отношения?
16–я армия занимала линию обороны в районе сел Чисмена, Покровское, Гряды. На правом фланге противник вклинился в ее оборонительный рубеж. Немцы заняли Можайск, Малоярославец, подошли к Наро—Фоминску. Бои шли на реках Протве и Наре, после чего оставлены Детчино, Таруса, под угрозой находился Серпухов. 20 октября 1941 года в Москве и прилегающих к городу районах вводится осадное положение.
4–я танковая бригада, находясь в резерве, оседлала Волоколамское шоссе. Рядом находились части 316–й стрелковой дивизии генерал—майора И.В. Панфилова и кавалерийская группа генерал—майора Л.М. Доватора. По распоряжению штаба 16–й армии Катуков вынужден был выделить три танковых экипажа для прикрытия звенигородского направления, а на наро—фоминское направление передать мотострелковый батальон. Сил стало меньше, но участок бригада должна держать.
С утра 20 октября комбриг с начальником штаба трудились над планом обороны участка. Перед ними на столе лежала карта, испещренная различными пометками, обозначавшими расположение подразделений — артиллерийских и зенитных батарей, танковых засад, различных вспомогательных служб. Работая, они изредка обменивались мнениями, но на душе у каждого было тревожно. Ведь от Чисмены до Москвы было немногим более сотни километров.
На волоколамском направлении сложилось угрожающее положение. Гитлеровское командование планировало прорвать здесь оборону Западного фронта и выйти к Истринскому водохранилищу, а затем на ближние подступы к Москве. Разворачивались тяжелые бои.
22 октября части 258–й пехотной дивизии противника начали наступление на Маурино, Тащирово и Наро—Фоминск. Наступали они небольшими группами, но на отдельных участках фронта сосредоточивалось до 60 танков. Командующий 16–й армией поставил перед Катуковым задачу: уничтожать мелкие группы противника, прорвавшегося на северный берег реки Тарусы и к реке Наре, войдя слева в связь с 222–й стрелковой дивизией и справа с 1–й гвардейской мотострелковой дивизией, не допустить немцев на участок Крюково — Тащирово.[52]
Обсудив с работниками штаба поставленную задачу, Катуков решил создать три танковых группы. Группа Бурды (7 танков Т–34 с десантом пехоты) должна была действовать в направлении Кубинки, Акулова, Маурина, Тащирова, оборонять мост у Маурина. После ликвидации прорыва немцев мост через реку Таруса у Дрюково и Маурино предписывалось взорвать; группе Воробьева (3 танка «Т–34» с двумя отделениями десантников и саперами) предстояло вести бой с противником на северном берегу Тарусы и Нары. После выполнения задачи ей также предстояло взорвать мост у Любакова; у группы Кукарина — задание особое: поддержать огнем действия 1–й гвардейской мотострелковой дивизии при штурме деревни Тащирово, нападать на противника из засад, не допустить его к Кубинке.
Из 15 боевых машин, находившихся в это время в строю, в резерве у Катукова оставалось два тяжелых танка «КВ». Но и им нашлось применение. Эта небольшая группа под командованием майора А.Я. Еремина стала в засаду на опушке леса у деревни Акулово, держала под обстрелом шоссе по направлению к Наро—Фоминску.[53]
23 октября в 6.00 группы ушли на боевое задание. Проводив их, Катуков возвратился в штаб, чтобы всерьез заняться организацией разведки. Пока немного было известно о противнике, о его планах, о численности групп, прорвавшихся на север. Ясно одно: используя преимущество в технике, немцы будут стремиться развить успех на всех направлениях, особенно на волоколамском, кратчайшем пути к заветной цели — Москве, реализуя свой план под громким названием «Тайфун». Крайний срок захвата советской столицы Гитлер определил — 7 ноября.
Комбриг вызвал командира разведывательной роты капитана П.Е. Павленко. Пантелеймон Евстафьевич — уроженец Киевской области, в 1937 году окончил Ульяновское бронетанковое училище, в бригаду попал с момента ее формирования, имея за плечами четырехгодичный срок службы в танковых войсках. Это его разведчики под Мценском добывали ценнейшие сведения о противнике, его численности, направлениях предстоящих ударов. Благодаря этим сведениям Катуков мог маневрировать мотострелковыми и танковыми силами, огневыми средствами.
Разведчик, переступив порог штаба, доложил комбригу:
— Капитан Павленко прибыл по вашему приказанию!
Катуков рукой показал на табуретку:
— Садись, Пантелеймон Евстафьевич. Есть серьезный разговор.
Вошли Кульвинский и Никитин. Беседа длилась более сорока минут. Штабу нужны были сведения о наступающих немецких частях: их номера, численность, откуда прибыли. Вести разведку, используя мотоциклы, в осеннюю грязь стало невозможно. Танки — две—три машины — в глубокий тыл противника не пошлешь. Их ждет верная гибель. И тут Павленко осенила мысль:
— А кони на что?
Предложение озадачило и комбрига, и работников штаба.
— Где же мы возьмем коней? — вслух произнес Катуков, обращая свой вопрос ко всем присутствующим. — На обозных клячах далеко не ускачешь.
Тут уж и Кульвинский загорелся идеей конной разведки:
— А что, если обратиться к Доватору? Его кавгруппа находится по соседству. Мне кажется, поможет: одно дело делаем.
Вскоре разведчики бригады располагали десятком добрых коней с седлами, и каждый вечер группы, снаряжаемые Павленко, уходили на задание. Их ждали как манны небесной. Возвращались они, как правило, с ценной информацией, иногда — с «языком». Если же разведывательных данных о противнике не хватало, к тому же требовалось добыть их в спешном порядке, Катуков разрешал в отдельных случаях использовать легкие танки.
Противник вот—вот должен начать крупное наступление. Это чувствовалось по его поведению. Немецкая авиация часто совершала облеты нашего переднего края, проводила воздушную разведку. Катуков предполагал, что это случится не позже 27 октября. Так и получилось. Вечером два батальона пехоты при поддержке 15 танков нанесли удар в стык обороны 1074–го и 1073–го полков 316–й стрелковой дивизии и заняли Горки и Колистово. Об этом сообщил прибывший от генерала Панфилова офицер связи.
Несколько дней танкисты Катукова и пехотинцы Панфилова сдерживали немцев, прорвавшихся к Горкам. Бои были короткими, но ожесточенными. В сводках Совинформбюро их называли боями местного значения, но они играли немаловажную роль. Каждый сдерживающий удар не давал противнику накапливать резервы в районе Горок, Колистово, Волоколамска, Щепино, Ивановское, Быково, чтобы развернуть более мощное наступление.
Танковая бригада готовилась дать противнику отпор. Катуков отдает приказ: «Для организации обороны широко применять обман противника устройством ложного переднего края, ложных окопов, постановкой чучел. Ложный передний край оживлять отдельными группами бойцов».
Тут же даются рекомендации, как лучше оборудовать ложный передний край. Каждый батальон создает его на своем участке: устанавливаются макеты противотанковых орудий, станковых и ручных пулеметов, во время боя ставилась задача увлечь танки противника на минные поля.
В этом приказе — весь Катуков со своей стратегией и тактикой, с его неустанными поисками новых форм боя. Обратим внимание на фразу: «Ложный передний край оживлять отдельными группами бойцов». Что тут, казалось бы, нового? И все—таки есть. Под Орлом и Мценском передний край обороны был «бутафорским» и преследовал исключительно одну цель — вызвать по нему огонь противника. В боях же на волоколамском направлении комбриг приходит к мысли, что ложный передний край может нести и другую нагрузку — обороняться. Нередко немецкая разведка, дав рекомендации своему командованию, попадала впросак. На ложном переднем крае наступающие войска противника получали достойный отпор и несли ощутимые потери.
Катуков не был бы Катуковым, если бы, отдав приказ, не проконтролировал его выполнение. Крайний срок подготовки бригады к обороне — 2 ноября, но уже 1 ноября комбриг вместе с комиссаром Бойко отправился в батальоны. С первого же взгляда чувствовалось, что большинство командиров хорошо потрудилось: удачно выбраны места для танковых засад, в отдельных случаях машины зарыты по самую башню, не придерешься и к окопам: сделано все, как положено. Поблагодарив бойцов и командиров за ратный труд, Катуков предостерег:
— Противник начнет наступление с массированного применения огня. На нашем участке обороны будет действовать 10–я танковая дивизия. Это — 69–й пехотный полк, 49–й саперный батальон, полк 150–мм пушек и 170 танков. Как видите, силы довольно внушительные. Но мы уже дрались однажды против двух немецких дивизий и выстояли.
— Выстоим и на этот раз, нам не привыкать, — сказал старший сержант Иван Любушкин. — Только хотелось бы знать, товарищ полковник, немцы в самом деле собираются брать Москву?
Бойцы ждали, что скажет командир. Ведь ни для кого не были секретом намерения гитлеровских оккупантов. Катуков лукаво улыбнулся:
— У баснописца Крылова, если помните, есть такие строки: «Хоть видит око, да зуб неймет». Слышал я про эту затею. На отдельных участках нашей армии немцы сбрасывают с самолетов листовки, в которых Гитлер хвастливо заявляет: «Если не возьму к 7 ноября Москву — берите даром Берлин!»
Тот же Любушкин не удержался. Сдвинув на затылок шлем, из—под которого выпала крупная прядь русых волос, произнес серьезно:
— Пусть немного потерпит. Придет время, возьмем Берлин. С боем, но возьмем!
От этой уверенности на душе у Катукова стало спокойнее. Он тепло простился с танкистами и направился в мотострелковый батальон, которым после ранения Кочеткова командовал капитан Николаев. Мотострелки занимали оборону в районе села Гряды.
Командирский броневик остановился в расположении 2–й роты. Катуков заглянул в окопы. Они вырыты на низком месте, на дне — вода. А рядом участки посуше. Маскировка вокруг сделана небрежно, как говорят, спустя рукава. Бойцы сидели в бездействии в стоге сена. Такого комбриг никак не ожидал. Он не стал разыскивать комбата, который находился на другом участке обороны, приказал командиру роты сделать все так, как этого требовала фронтовая обстановка.
Сдерживая порыв негодования, по дороге в штаб Катуков спросил у Бойко:
— Как тебе понравились мотострелки?
Комиссар видел Михаила Ефимовича в гневе первый раз, видел, как он переживал случившееся. Пытался успокоить его:
— Вообще—то любое головотяпство для меня невыносимо. Кто больше виноват — комбат Николаев или комиссар Волошко? Николаев — новичок в батальоне, пусть поработает, а Волошко можно отозвать.
В тот же день по бригаде отдается приказ: «Предупреждаю командира батальона тов. Николаева о суровой ответственности за бездействие и требую мои указания и приказ выполнить, устранить недочеты к вечеру 1.11.41, доложить мне.
Военкому батальона тов. Волошко сдать должность тов. Большакову, самому прибыть в штабриг».[54]
Положение на участке батальона Николаева было исправлено, и мотострелки потом успешно отбивали атаки наседавшего врага. Но в душе комбрига еще долго оставался неприятный осадок.
6 ноября в танковую бригаду приехала московская делегация — рабочие и работницы заводов и фабрик. Они привезли подарки, письма. В прифронтовом лесу, на небольшой поляне, покрытой легким снежком, состоялся короткий митинг, на котором москвичи рассказали, как они трудятся на своих предприятиях во имя победы над врагом. В ответном слове старший лейтенант П.А. Заскалько, комиссар М.Ф. Бойко и старший сержант И.Т. Любушкин заверили делегатов, что не пожалеют сил, будут драться с немецкими оккупантами до полного их изгнания с нашей земли.
Едва проводили московскую делегацию, как на командном пункте Катукова появился командующий армией К.К. Рокоссовский. Его легковую машину сопровождал броневик. Константин Константинович поздоровался с командирами, протянул руку комбригу:
— Давненько не виделись с тобой, Михаил Ефимович. Помнится, на границе расстались. Говорят, крепко потрепала твоя бригада Гудериана под Орлом и Мценском, надолго запомнит он удары наших танкистов. Однако у меня есть к тебе дело, идем потолкуем. Надеюсь, чайком угостишь?
Пока вестовой собирал на стол, Рокоссовский, склонившись над картой, рассказывал об обстановке, сложившейся на оборонительных рубежах под Москвой.
— Противник, располагая крупными силами, стремится любой ценой реализовать свои планы. Против наших трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского — действуют 77 дивизий. Ни много ни мало около 1 миллиона солдат и офицеров, 1700 танков и штурмовых орудий, свыше 14 тысяч орудий и минометов, до 950 самолетов. У нас — меньше живой силы и техники, правда, к фронту спешат военные эшелоны, так что в ближайшее время на фронте 16–й армии должны появиться резервы из Сибири и Дальнего Востока. А пока — задача прежняя. Нам надо связать руки фашистам на волоколамском направлении, не пропустить их танковые клинья. И вот тут 4–я танковая бригада, имеющая богатый опыт танковых боев, может сделать многое. Кстати, об опыте, Михаил Ефимович. Хорошо бы им поделиться с другими танковыми соединениями. Как смотришь на это?
— С радостью можем передать все, чему научились. В бригаде много мастеров танкового боя. А для себя мы уже кое—что сделали, написали вот такую вещь. — Катуков передал командарму «Инструкцию танкистам по борьбе с танками, артиллерией и пехотой противника».
Рокоссовский почитал ее тут же, одобрил, многими положениями заинтересовался, особенно теми, в которых речь шла о разведке, о танковых засадах, об атаках на больших скоростях.
— Но это только инструкция для танкистов 4–й танковой бригады, — заметил командарм. — А если развить ее отдельные положения, порекомендовать Воениздату выпустить отдельной брошюрой, вот и получится пособие для всех командиров—танкистов.
— Я подумаю об этом, — согласился комбриг.
Свой боевой опыт Катуков обобщил позже, а пока слушал задачу на ближайшие дни. 4–я танковая бригада должна была нанести удар по Скирманову, небольшому населенному пункту, превращенному врагом в свой плацдарм. Отсюда, со Скирманова, а также из Марьина и Козлова гитлеровцы обстреливали шоссе Истра — Волоколамск, стремились перерезать эту магистраль и закрыть пути от столицы к нашим войскам.
— Готовьтесь основательно, — посоветовал Рокоссовский, прощаясь с комбригом, — Скирманово — орешек крепкий. С планом атаки обязательно познакомьте меня или моего начальника штаба Малинина. Москва ждет от нас решительных действий. Завтра праздник — годовщина Великого Октября. И мы должны встретить его так, как велит нам солдатский долг.
Шумный, насыщенный хлопотами день заканчивался. По заведенному правилу, оставшись наедине, Катуков мысленно подводил его итоги. Они устраивали комбрига. Бригада боеспособна, бойцы немного отдохнули, от общения с москвичами получили заряд бодрости. Делегаты, наверно, уже добрались до столицы. Как она там, наша столица, накануне праздника?
Москва, Москва… Вспомнились пушкинские строки:
Москва, как много
В этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Противник, захватив в начале ноября 1941 года Скирманово, Козлово и Марьино, вклинился в расположение обороны 16–й армии К.К. Рокоссовского. Против нее действовали немецкие 46–й и 40–й моторизованные корпуса 4–й танковой группы и 5–й армейский корпус 9–й армии. В их составе на истринско—солнечногорском направлении находились 2, 11,5, 10–я танковые дивизии и моторизованная дивизия СС «Рейх».[55]
Катуков с полным основанием считал: если удастся срезать клин, вбитый противником в нашу оборону в районе Скирманова, то будет значительно облегчено положение 16–й армии, она получит возможность свободного маневра как огневыми средствами, так и людскими резервами. Как осуществить эту задачу? Предстояло подумать.
В бригаде шла подготовка к боям. Каждый вечер в тыл гитлеровцам уходили разведывательные группы, рейдировали по селам танковые экипажи Капотова, Коровянского и других. Постепенно в штабе накапливались сведения о противнике, о его обороне. Разведчики сообщили, что в самом Скирманове сосредоточено 35 танков, на высоте 264,3 занимает оборону батальон пехоты, подступы к селу прикрывают несколько танков и автоматчики. На скирмановском кладбище гитлеровцы устроили сложную систему дотов и блиндажей. Укреплено было и Козлово, где также созданы дерево—земляные сооружения, находилась рота пехоты и 10 танков. Беспокоило и то, что гитлеровское командование сосредоточивало недалеко от Ново—Петровского крупные резервы, которые могли быть быстро переброшены к местам вспыхнувших боев.
Обдумывая план атаки, Катуков пришел к выводу, что Скирманово придется брать в лоб. Иного выхода не видел. Начальник штаба Кульвинский, зная комбрига как мастера фланговых ударов, недоумевал:
— Атака в лоб? Уж очень рискованно. И вряд ли эту идею поддержит штаб армии.
Комбриг стал подробно объяснять, почему пришел к такому решению. Оказывается, он принял во внимание не только наличие сил у противника, его резервов, но и рельеф местности, который в бою мог сыграть не последнюю роль. Справа и слева от села — овраги, открытое пространство только впереди. Значит, маневрировать по флангам практически невозможно. Остается маневр по глубине атаки. К тому же удар должен быть произведен всеми силами и средствами, по мере приближения к линии вражеской обороны он должен постоянно наращиваться.
Только теперь Кульвинский понял, что замысел Катукова, если его реализовать в полной мере, может обеспечить полный успех. Но понравится ли он Рокоссовскому?
В ночь с 9 на 10 ноября комбриг занят был проработкой плана предстоящей боевой операции. Позвонил комиссар Бойко:
— Михаил Ефимович, корреспонденты «Комсомольской правды» Дмитрий Черненко и Юрий Жуков прибыли в Чисмену. Просят организовать встречу с комбригом.
— Если не надолго, пусть подходят, — согласился Катуков. Встреча с журналистами заняла чуть больше часа. Интересовало их многое: как воевала бригада под Орлом и Мценском, кто из танкистов особенно отличился и при каких обстоятельствах, какую задачу будет выполнять бригада в ближайшее время. На вопросы Катуков отвечал неторопливо, не вдаваясь в детали боевых операций, с юмором, что позволило впоследствии Юрию Жукову написать: «…полковник Катуков — кадровый офицер, немного ироничный, спокойный, хорошо умеющий скрывать от посторонних то, что его тревожит».[56]
Когда время истекло, комбриг поднялся:
— Простите, дела.
Не раз потом встречался Юрий Александрович Жуков с Катуковым, уже известным, прославленным военачальником, но эта недолгая встреча в Чисмене послужила началом их многолетней дружбы.
Через несколько дней грянет бой. Танкисты проверяют материальную часть, на склады завозятся горючее, боеприпасы, продовольствие. Штаб работает круглосуточно. Катуков с командирами подразделений провел рекогносцировку, облазил передний край у Скирманова. Отпустил только после того, как убедился, что каждый из них хорошо ориентируется на местности и знает свою задачу.
Утром 12 ноября комбриг вместе с начальником штаба Кульвинским направился в деревню Устиновку, в штаб армии. Встретил их начальник штаба М.С. Малинин. Он сразу же оставил свои дела:
— Ждем вас, товарищи танкисты. Надеюсь, что прибыли с хорошим предложением. Но прежде чем начнем говорить о деле, почитайте «Правду», только что получили. Есть в ней приятное сообщение.
Развернув газету, среди прочих материалов на первой полосе Катуков прочитал:
«Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР о присвоении звания генерал—майора танковых войск Катукову М.Е.
Совет Народных Комиссаров постановляет:
Присвоить Катукову Михаилу Ефимовичу звание генерал—майора танковых войск.
Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. Сталин
Управляющий Делами Совета Народных Комиссаров СССР Я. Чадаев
Москва. Кремль. 10 ноября 1941 г.[57]».
Чуть ниже — Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденом Ленина.
Катукова поздравляли работники штаба армии, член Военного совета А.А. Лобачев. Вошел Рокоссовский, пожал руку:
— Рад за тебя, Михаил Ефимович. Генеральское звание и орден Ленина — это высокая оценка твоей командирской деятельности. Но это не все. Приказом наркома обороны Союза ССР от 11 ноября 1941 года 4–я танковая бригада преобразована в 1–ю гвардейскую танковую бригаду.
Есть смысл дословно привести этот приказ, который тогда публиковался:
«ВСЕМ ФРОНТАМ, АРМИЯМ, ТАНКОВЫМ ДИВИЗИЯМ И БРИГАДАМ
ПРИКАЗ
Народного Комиссара Обороны Союза ССР
11 ноября 1941 г. № 337. г. Москва
О переименовании 4–й танковой бригады в 1–ю гвардейскую танковую бригаду.
4–я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.
Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4–й танковой бригады.
В результате ожесточенных боев бригады с 3–й и 4–й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты потеряли: 133 танка, 49 орудий, 8 самолетов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 минометов и другие средства вооружения. Потери 4–й танковой бригады исчислялись единицами.
Отличные действия бригады и ее успех объясняются тем, что:
1. Бригадой велась беспрерывная боевая разведка.
2. Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.
3. Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы.
4. Личный состав действовал храбро и слаженно. Боевые действия 4–й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками.
Приказываю:
1. За отважные и умелые боевые действия 4–ю танковую бригаду именовать: «1–я гвардейская танковая бригада».
2. Командиру 1–й гвардейской танковой бригады генерал—майору Катукову представить к правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.
3. Начальнику ГАБТУ и начальнику ГАУ пополнить 1–ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата.
Народный Комиссар Обороны Союза ССР И. СТАЛИН
Начальник Генерального штаба Красной Армии Маршал Советского Союза Б. ШАПОШНИКОВ».[58]
Катукова охватило необычайное волнение. Среди танковых соединений его бригаде первой присвоено наименование гвардейской. Конечно, это высокая честь и большая ответственность. Комбриг стоял смущенный и взволнованный:
— Спасибо, товарищи! Мы постараемся оправдать звание гвардейской бригады!
После того как все вопросы были утрясены, план предстоящего боя одобрен Рокоссовским и Малининым, танкисты покинули штаб армии и возвратились в Чисмену. К вечеру все экипажи знали: в бой они пойдут гвардейцами.
Советская гвардия родилась в огне сражений Великой Отечественной войны. Фронтовые и центральные газеты посвящали ей целые полосы. Газета «Известия», например, писала: «В разных условиях действовали войсковые части, ставшие ныне гвардейскими. Они били врага под Ельней, у Орла, на подступах к Москве. Именно от них бегали хваленые фашистские войска, теряя вооружение, амуницию и знамена. Имена героев—гвардейцев Катукова, Лизюкова, Русиянова и других — на устах у всей нашей армии».[59]
Из штаба 16–й армии пришел приказ:
«Части армии с утра 12.11.41 г. уничтожают противника в районе Скирманово — Козлово — Марьино и выходят на рубеж реки Гряды.
1–я гвардейская танковая бригада — ближайшая задача: ударом в направлении Ново—Рождествено — Скирманово уничтожает противника в Скирманово, в дальнейшем, наступая вдоль шоссе, уничтожает противника в районе Козлово».
К 6 часам утра части бригады заняли исходное положение. В наступлении 1–ю гвардейскую танковую бригаду должны поддерживать 4 дивизиона артиллерии, правый фланг прикрывали 27–я и 28–я танковые бригады, а на левом наступала 18–я стрелковая дивизия под командованием полковника П.Н. Чернышева.
Все, казалось бы, готово к наступлению, но Катуков снова и снова уточнял детали боя, связывался со своего командного пункта, расположенного в полуразрушенном домике лесника, в километре от Скирманова, с командирами танковых групп, стоявшими на исходных рубежах, требовал сообщить, как ведет себя противник. Основные силы бригады (17 танков) вводились в бой тремя эшелонами. Танки первого эшелона под командованием старшего лейтенанта Лавриненко должны были вести разведку боем с целью вызвать огонь противника, чтобы засечь его огневые точки. Их поддерживали два танка «KB» Заскалько и Полянского. Группе «тридцатьчетверок» капитана Гусева поставлена задача — подавить противотанковую артиллерию врага. Танки эшелона старшего лейтенанта Бурды завершали атаку, ведя за собой мотострелковый батальон старшего лейтенанта Передерия, сменившего капитана Николаева накануне наступления.
До начала атаки оставалось не более получаса. Катуков распахнул скрипучую дверь, вышел на свежий воздух. Одет он был как и прежде: на голове привычная для всех папаха, обыкновенная шинель перетянута ремнем. Правда, вместо «шпал» на петлицах появились звездочки, нарисованные химическим карандашом штабным телефонистом Вавиловым. Подошедший комиссар сразу же обратил внимание на его внешний вид:
— Вот это уже лучше. Во—первых, не нарушается форма одежды. Во—вторых, каждый видит: бригадой командует генерал.
— Шутить изволишь, Михаил Федорович?
— Ничуть. Я говорю вполне серьезно.
— Ладно, комиссар, не придирайся. Пришлют скоро генеральскую форму. Но, откровенно говоря, к этой привык: очень уж удобно ползать по передовой.
Комбриг посмотрел на часы. Они показывали половину десятого. Началась артиллерийская подготовка. Залпы рвали морозный утренний воздух, с сосен посыпался выпавший накануне снег. Где—то недалеко, ухнув, разрывались снаряды. Артобстрел Скирманова продолжался около получаса. Когда разрывы затихли, к окраинам села по снежной целине устремились танки Лавриненко. Немцы начали бить из противотанковых орудий, расположенных за оградой кладбища. Огонь постоянно усиливался. Он не давал машинам Заскалько и Полянского приблизиться настолько, чтобы поразить цели.
В ходе первой перестрелки засечены были огневые точки врага. Комбриг ввел в бой группу Гусева. «Тридцатьчетверки» с ходу ударили по Скирманову. Пошли в атаку мотострелки, но они вскоре вынуждены были залечь из—за плотного пулеметного и минометного огня: танки, оказалось, не успели подавить до конца огневую систему противника. Да и сами немцы перешли в контратаку. Гусев передал по радио: цепи идут во весь рост.
Катуков понял: психическая атака. Такое уже бывало, и не раз. Последовал приказ с командного пункта — бить осколочными снарядами.
Психическая атака захлебнулась. Немцы попятились. Но батальон Передерия по—прежнему лежал в снегу. Со стороны кладбища продолжали бить крупнокалиберные пулеметы и минометы. Через некоторое время немцы возобновили атаку, устроив маскарад с переодеванием. Бурда, прорвавшийся к окраинам села, сообщил, что какие—то «красноармейцы» обстреливают наших мотострелков.
Красноармейских частей под Скирмановом быть не могло. Значит, хитрят фрицы. Катуков понял это сразу и попросил артиллеристов дать несколько залпов по скирмановскому кладбищу, из траншей которого появлялись мнимые красноармейцы. Огневой налет отрезвил противника. Тем временем танки Бурды начали громить блиндажи, пулеметные гнезда немцев, обеспечивая атаку мотострелкового батальона.
Бой шел уже несколько часов, а закрепиться у Скирманова не удавалось. Неожиданно наблюдатель сообщил:
— Танки!
Слева, со стороны небольшого леса, завихряя снежную пыль, шло около десятка немецких танков. Завязалась танковая дуэль. В бой вступили группы Бурды и Гусева. Дрались наши танкисты отчаянно, подбили 5 вражеских машин, заставив другие ретироваться с поля боя. Были потери и с нашей стороны, повреждены машины Полянского и Заскалько, сгорело несколько танков типа «БТ».
Продолжать бой было по крайней мере нецелесообразно: не избежать больших потерь. Катуков прекратил атаку и отвел войска на исходные позиции. В штабе он сказал Бойко и Кульвинскому:
— В чем—то мы просчитались. В чем?
Кульвинский усомнился:
— Просто противник основательно укрепился. И сил у него предостаточно.
— Что делать будем? — спросил Катуков спокойно.
Поднялся комиссар Бойко:
— Наступать. Только наступать надо как—то по—другому. Может быть, удар нанести, скажем, на левом фланге? Или попросить соседа, командира 28–й танковой бригады Малыгина, поддержать огнем?
— Что скажет начальник штаба? — Комбриг посмотрел в сторону Кульвинского. Тот ответил:
— Хотя события развиваются не так, как нам хотелось бы, все же считаю, выбить противника мы можем и должны это сделать. Бой начали, доведем его до конца.
— Резонно, — согласился Катуков. — Резонно хотя бы потому, что в ходе первых атак мы серьезно нарушили систему обороны противника. Это надо учесть. Попробуем взять Скирманово ночью. Вряд ли немцы ждут, что мы начнем сейчас новое наступление. Позиции у артиллеристов пристреляны, попросим их еще разок «постучать» по вражеским дотам.
Приближалась полночь. Мотострелковый батальон незаметно выдвинулся к Скирманову. Передерий ждал сигнала. Как только артиллеристы закончили обработку немецкого переднего края, снова пошли в атаку группы Гусева, Бурды и Лавриненко. За ними ринулись мотострелки. Удар был настолько стремительным и неожиданным для немцев, что поначалу они сопротивлялись вяло, неуверенно, только когда мотострелки подошли вплотную к селу, начали огрызаться все огневые точки.
Наши танки двигались рывками, словно пехотинцы короткими перебежками, вели огонь из любого положения. Группа Лавриненко прорвалась на северную окраину Скирманова, уничтожила несколько дотов, минометную батарею. Группа Бурды на южной окраине подбила 5 танков, разогнала вражеских автоматчиков. До центра села совсем близко, но именно оттуда били противотанковые орудия и минометы.
Бурда сообщил по радио на КП: группа потеряла два танка, двигаться дальше мешает заградительный огонь противника. Катуков послал в Скирманово два танка «КВ». Теперь уже почти все танковые силы были задействованы в бою. Остался небольшой резерв. Понес потери и Лавриненко, дважды запрашивал о помощи. Комбриг ответил:
«Маневрируйте. Бейте по дотам всей мощью огня. Ищите слабые места в обороне противника!»
Стоявшие рядом Кульвинский и Бойко недоумевали:
— Почему Катуков медлит, не вводит в бой оставшиеся танки?
Первым не выдержал начальник штаба:
— Товарищ генерал, комбаты просят помощи. Нельзя им в этом отказывать. Минуты критические.
Катуков спокойно соглашался:
— Конечно, конечно, в помощи отказывать никому нельзя. Но не время сейчас.
Со стороны могло показаться: комбриг проявляет равнодушие, скаредность, хуже того — безразличие к судьбам людей. Но это не так. За командирским спокойствием скрывалось многое. Бойко потом признавался: «Честное слово, его (Катукова. — В.П.) скупость некоторых злила. Ну, скажи на милость, зачем так жаться? Кажется, вот—вот, подбрось еще пяток танков, и все кончится. А он их держит и держит в резерве. И ведь правильно держит! Именно поэтому победа досталась нам не такой дорогой ценой, какую пришлось бы заплатить, если бы мы хоть чуть—чуть погорячились, поспешили…»[60]
Бросил, конечно, комбриг в бой свой резерв, но только после того, как увидел, что наступил кризис в обороне противника, когда гитлеровцы окончательно выдохлись. Теперь важно было добить их.
Свежие танковые силы завершили операцию в Скирманове. Немецкое командование пыталось изменить ситуацию, подбрасывало подкрепления осажденному гарнизону, но гитлеровцы, попав под огонь наших танкистов, откатывались назад.
Огонь противника постепенно ослабевал, сопротивлялись лишь отдельные группы немцев. В одной из стычек был тяжело равен командир мотострелкового батальона Передерий. Узнав об этом, комбриг приказал связному:
— Капитана Лушлу ко мне!
Скоро на командном пункте появился запыхавшийся от быстрого бега помощник начальника штаба бригады Лушла.
— Вот что, Ваня, — Катуков положил ему руку на плечо, — только что донесли с передовой: Передерий выбыл из строя. Принимай командование батальоном. Надо ликвидировать последние очаги сопротивления гитлеровцев в Скирманове и подготовить мотострелков к наступлению на Козлово. Действуй!
Утром 13 ноября село было взято. Установилась непривычная тишина. Над горевшими домами еще клубился дым. Вдоль улиц стояли подбитые танки — наши и немецкие, валялись опрокинутые мотоциклы, орудия. Кругом, куда ни посмотришь — трупы в серо—зеленых шинелях. Бригада выдержала тяжелый бой, но задачу выполнила только наполовину. Предстояло еще взять Козлово.
Пока танковые экипажи готовились к новой атаке, заправлялись горючим, загружали боеприпасы, делали мелкий ремонт, пока мотострелки приводили себя в порядок, Катуков и Кульвинский прошли по Скирманову, осмотрели разбитые гитлеровские узлы сопротивления, трофейную технику. У тяжелого орудия толпились бойцы, рассматривая неиспользованные снаряды необычной формы. Ими немецкие артиллеристы пробивали мощную броню наших танков «КВ». Это были бронебойные снаряды, наружная оболочка которых делалась из мягкого металла, а внутри находился закаленный сердечник. Новинку артиллерийского вооружения противника немедленно отправили в Главное артиллерийское управление, равным образом как и новый танковый прицел — в Главное автобронетанковое управление. Впоследствии наша промышленность наладила выпуск подкалиберных снарядов, так их стали называть позже. Применение под Курском таких боеприпасов сыграло немаловажную роль.
Не зря старался Гудериан, коль за короткий промежуток времени на фронте появились мощные пушки и бронебойные снаряды. А ведь еще недавно писал, что «наши 37–мм противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков «Т–34». Дело дошло до паники…» Но и тут танкисты—гвардейцы оказались на высоте. После завершения боя в Скирманове бойцам было дано на отдых всего три часа. И вот уже Лушла докладывает: «Батальон готов к атаке!»
Для поддержки мотострелков Катуков выделил три танка — экипажи Самохина, Луппова и Матросова. Несколько машин придержал на крайний случай.
— Вперед, гвардейцы! — напутствовал их комбриг.
С ходу Козлово, как и Скирманово, взять не удалось. Плотный огонь противника заставил мотострелков залечь. Последовали новые атаки, и снова — неудачи. Более суток бригада штурмовала село. Только при поддержке других частей 16–й армии наступил перелом. В одном из штабных документов об этом бое говорилось так: «27, 28 и 1–я гвардейская танковые бригады во взаимодействии с 365–м и 1308–м стрелковыми полками после троекратных атак окружили Козлово. Оно горит».[61]
Сколько мужества и героизма проявляли танкисты и пехотинцы! Этого нельзя измерить никакой мерой. По три—пять раз в день машины заправлялись горючим, пополнялись боеприпасами и снова уходили в бой. Только к вечеру 14 ноября гитлеровцы были выбиты из Козлова.
В Скирманово приехал командарм Рокоссовский. Осмотрев груды разбитой немецкой техники, спросил у Катукова:
— Трудно пришлось, Михаил Ефимович?
— Попотеть пришлось основательно, — признался Катуков.
— Спасибо за ратный труд тебе и твоим танкистам! Вижу, поработали на славу, как подобает настоящим гвардейцам. Представляйте отличившихся к награде.
По распоряжению Рокоссовского бригада, сдав позиции стрелковым частям, отводилась в Чисмену на короткий отдых. Требовался осмотр и ремонт материальной части. За время боев вышло из строя много машин, одни сгорели и не подлежали восстановлению, другие — повреждены и отбуксированы с поля боя на СПАМ. Во всех батальонах были большие людские потери, что, конечно, не могло не встревожить Катукова: такого еще не наблюдалось за всю короткую историю танковой бригады.
Однако следует сказать, что бои на Скирмановском выступе стали для танкистов Катукова первыми наступательными боями. Противник не удержал позиции, был выбит и понес значительный урон. Только под Скирмановом и Козловом немцы потеряли 34 танка, 25 противотанковых орудий, 8 тягачей, 26 минометов и 5 тяжелых орудий.
Бригада не только выполнила приказ командования, но и осуществила невероятно трудную задачу — помешала противнику нанести удар во фланг 16–й армии. В ходе боев, по сути дела, обескровлена 10–я танковая дивизия немцев; дивизия СС «Рейх», пытавшаяся прорваться из Рузы в район Скирманова, тоже понесла потери. Срывались планы гитлеровского командования приблизиться к Москве.
Отдыхать гвардейцам Катукова так и не пришлось. Фронт диктует свои условия. Гитлер торопил группу армий «Центр» с захватом Москвы. 15 ноября он отдал приказ о новом «генеральном» наступлении. На этот раз немецко—фашистское командование наметило нанести основные удары по флангам Западного фронта с целью обойти Москву с северо—запада и юго—востока. Ударная группа армии «Центр» — 51 дивизия, в том числе 31 пехотная, 13 танковых и 7 моторизованных — обладала огромной пробивной силой, и сдерживать ее приходилось в тяжелейших боях.
На клинском направлении противник бросил огромные массы танков и оттеснил войска 30–й армии к Волге южнее Калинина. 16 ноября 1941 года начала наступление 4–я танковая армия Гепнера на левом фланге 16–й армии Рокоссовского. Удар пришелся на стык 316–й стрелковой дивизии Ивана Панфилова и кавалерийской группы Льва Доватора. Основные силы противника шли вдоль Волоколамского шоссе, которое прикрывала 1–я гвардейская танковая бригада Катукова.
Разгорелись ожесточенные бои. Катуков видел, что немцы задались целью любой ценой овладеть Ново—Петровским, чтобы выйти в тыл нашим войскам. Севернее Волоколамского шоссе они уже заняли несколько населенных пунктов, выбив оттуда части 316–й стрелковой дивизии.
Положение у Панфилова сложилось тяжелое, помочь ему мог только Катуков. Михаил Ефимович, не медля ни минуты, направил в район станции Матренино две роты мотострелков и взвод танков под командованием старшего лейтенанта Бурды. Совместными усилиями стрелковых частей Панфилова, конников Доватора и танкистов Катукова удалось восстановить положение на линии фронта, но не надолго.
17 ноября противник бросил в бой до двух пехотных полков с танками и занял села Матренино, Язвище и Горюны. В этом районе группа Бурды оказалась окруженной. Выходила она ночью через Горюны. Пробивая путь мотострелкам, танки подрывались на минах, попадали под огонь противотанковых орудий. К концу атаки ни одной целой машины не осталось в строю. И все же, пройдя через кромешный ад, группа Бурды вышла из окружения и присоединилась к основным силам бригады.
Последующие дни были еще более тяжелыми и напряженными. По приказу штаба армии приходилось распылять силы, передавать отдельные группы танков то Доватору, то Панфилову, а на направлении главного удара, по данным разведки, немцы сосредоточили до 200 танков.
— Достанется нам, если вся эта армада ринется на Чисмену, — выразил опасение Катуков, просматривая вместе с Кульвинским донесения разведчиков.
— Может, помощи попросить у командарма? — предложил начальник штаба.
— Откуда Рокоссовский сейчас возьмет резервы, — разочарованно произнес Катуков. — Батальон пограничников под командованием капитана Самойленко — это, кажется, все, что он мог дать. О новых танках приходится только мечтать. Будем отбиваться тем, что имеем.
Враг наседал, каждая атака ему дорого обходилась, но таяли силы и танковой бригады. Едва было восстановлено положение в районе села Гряды, как на КП появился связной от генерала Панфилова. Иван Васильевич сообщал, что немцы заняли села Шишкино, Ченцы и Лысцово, угрожают его штабу. Просил срочно оказать помощь танками.
На этот раз к Панфилову ушла группа старшего лейтенанта Лавриненко. Она имела в своем составе три танка «Т–34» и три «БТ–7». Это все, что удалось наскрести под руками.
Прикрывая отход штаба Панфилова, Лавриненко вступил в бой с 18 немецкими танками. Численное превосходство явное, но оно не испугало танкиста. В этой дуэли немцы потеряли 7 танков, остальные, не выдержав боя, повернули обратно и скрылись в глубине леса. Но и четыре наши машины остались на колхозном поле в надежде, что службам Дынера удастся их отбуксировать на СПАМ.
Оставив экипаж танка «БТ–7» под командованием Маликова для охраны штаба 316–й стрелковой дивизии, Лавриненко снова ринулся в бой. Став в засаду, он расстрелял еще 7 вражеских машин, задержав немецкую колонну на несколько часов. Тем временем стрелковая дивизия отошла на новые позиции, ее штаб разместился в деревне Гусенево.
Успешно дрались катуковцы и на волоколамском направлении. В храбрости и мужестве им не уступали пехотинцы Панфилова и конники Доватора. В эти дни стало известно о беспримерном подвиге у разъезда Дубосеково 28 бойцов—панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, преградившим путь 50 вражеским танкам, рвавшимся по Волоколамскому шоссе к Москве. Почти все они погибли. Позади Москва, отступать некуда.
17 ноября 1941 года 316–я стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени — за стойкость и мужество, проявленные в боях, а на следующий день преобразована в 8–ю гвардейскую стрелковую дивизию.
Катуков поздравил своего соседа генерала Панфилова со знаменательным событием. Генералы виделись всего один раз, но суровое военное время сблизило их и породнило. В разговоре по телефону, в коротких записках, передаваемых через связных, Иван Васильевич благодарил за помощь своими «коробочками», приглашал в дивизию на чай. Но новой встрече не суждено было состояться.
18 ноября на фронте разыгрались драматические события, свидетелем которых стал все тот же Дмитрий Лавриненко. Со своей боевой машиной он находился при штабе 8–й гвардейской стрелковой дивизии. Утром фашистские войска при поддержке двух десятков танков начали окружать Гусенево. Кругом рвались снаряды и мины. Весть о танковой атаке противника Панфилов воспринял спокойно, сразу же направился на КП, чтобы оттуда руководить боем. Рядом разорвалась мина, и генерал, раненный осколком в голову, начал медленно оседать на землю. Не приходя в сознание, Панфилов скончался.
Крик бойца, охранявшего штаб дивизии: «Генерала убили!» — вывел Лавриненко из оцепенения, подбежав к танку, он приказал механику—водителю заводить мотор. «Тридцатьчетверка» рванулась навстречу врагу. Времени на размышление и поиск удобной позиции у Лавриненко не было. С ходу, на большой скорости, экипаж открыл огонь. Последовало семь выстрелов, и 7 фашистских танков запылали яркими факелами. Производя очередной выстрел, командир повторял:
— Это вам за Панфилова!
Надо было уходить, но не таков Лавриненко, чтобы пасовать перед врагом. Возбужденный накалом боя, он горел одним желанием — мстить. Опомнившись, немецкие танкисты увидели, что перед ними — единственная машина, сосредоточили на ней ураганный огонь. Раздался оглушительный взрыв — прямое попадание в борт. Погибли боевые товарищи Лавриненко — механик—водитель Бедный и радист Шаров. Контуженные командир и башенный стрелок Федотов, выбравшись через нижний люк, ушли в сторону леса…
Трагическая весть о гибели генерала Панфилова облетела дивизию, пришла она и в бригаду Катукова.
— Каких людей теряет армия! — сокрушался Михаил Ефимович. — Ему бы воевать да воевать…
В двадцатых числах ноября 1–я гвардейская танковая бригада прикрывала отход 16–й армии. Враг бросался на Чисмену то с запада, то с севера, иногда его передовые части оказывались в нашем тылу, и тогда все службы — штабные работники, снабженцы, ремонтники — брались за оружие.
Сдерживать врага становилось все труднее. Отошли соседи — 8–я гвардейская стрелковая дивизия, 3–й кавалерийский корпус Доватора, только 1–я гвардейская танковая бригада оставалась в Чисмене. Несколько раз немецкие войска пытались окружить бригаду Катукова, но она отбивалась из последних сил. Наконец получен приказ штаба 16–й армии отойти в район Ново—Петровского. Этот переход стал тяжелейшим испытанием для танкистов.
«Приказ на отход поступил в разгар боев, — вспоминал комиссар М.Ф. Бойко. — Фашисты, сжимая кольцо окружения, стремились во что бы то ни стало перерезать все пути, связывающие бригаду с внешним миром. К вечеру 16 ноября их танки с десантом автоматчиков перехватили шоссе. Оставалась единственная отдушина — на северо—восток. Но что это за отдушина?
Край непроходимых лесов и болот, пробиваться через дикие места — значит увязнуть в трясинах, захлебнуться в болотах, застрять в лесной чащобе. Все равно гибель! Все равно смерть! Так, по крайней мере, думали фашисты. Поэтому они даже не позаботились выставить более или менее надежный заслон на этом направлении. По—иному смотрел на все это Катуков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.