САMОДЕРЖАВИЕ НА РАСПУТЬЕ
САMОДЕРЖАВИЕ НА РАСПУТЬЕ
Осенью 1861 года в Петербурге появилась прокламация «К молодому поколению». В ней молодежи предлагалось бороться с самодержавием, идти к крестьянам, искать союза с солдатами. Написал прокламацию Н. В. Шелгунов при участии М. Л. Михайлова. Последний был арестован, взял всю вину на себя и был осужден на каторгу.
Тогда же тайный кружок «Великорусе» (П. И. Боков, В. Ф. Лугинин) выпустил три листка того же названия. Выдвигались требования передачи крестьянам всей земли, которой они пользовались до реформы с выкупом «за счет нации» (государства), принятия конституции, установления суда присяжных, свободы слова и печати, устранения сословных привилегий и введения местного самоуправления. За распространение прокламаций и участие в «Великоруссе» сотрудник «Современника» В. А. Обручев был осужден на каторгу.
Репрессии царского правительства против противников самодержавия содействовали созданию и укреплению другой тайной революционной организации — «Земля и воля». Она продолжала существовать и когда летом 1862 года арестовали ее руководителей Н. Г. Чернышевского и Н. А. Серно-Соловьевича. Была организована нелегальная типография. Издали прокламации к народу, войску и «образованным классам». Вышло также два номера листка «Свобода».
Во главе этого общества стоял «Русский центральный народный комитет». Его филиалы были в ряде крупных городах России. Например, Варшавское отделение насчитывало около 200 человек, преимущественно офицеров.
Предполагалось, что когда в стране начнутся крестьянские волнения (рассчитывали, что это произойдет весной 1863 года), все оппозиционные силы сплотятся вокруг «Земли и воли». Предполагалась передача за вознаграждение части помещичьих земель крестьянам, замена правительственных чиновников выборными (для борьбы, как теперь говорят, с коррупцией, взяточничеством, самодурством на местах), сокращение расходов на войско и царский двор, участие представителей народа в определении податей и повинностей.
Некоторые группы (в частности, московское отделение) ратовали за парламент, установление республики и национализацию земли. Другие считали достаточным конституционную монархию. Наиболее резко обнаружились разногласия во время польского восстания 1863 года. Одни предлагали выступить на стороне поляков, другие называли это предательством интересов России. Сошлись на том, чтобы выразить сочувствие польским повстанцам.
Александр II поступил мудро, распорядившись начать «раскрепощение» крестьян с Польши. «Шляхетский бунт» был подавлен. На некоторое время революционный пыл русской учащейся молодежи поостыл. Однако идеи народников продолжали воздействовать на умы. Их убеждение в своеобразном пути России — в отличие от Запада — были вполне резонны: особенности нашей страны (размеры и географическое положение, народы, культура, история) определяют ее уникальность.
Дискуссии на темы радикальных государственных перемен запрещались правительством. Они проходили в узких кругах интеллигентов. Например, отец нашего великого ученого В. И. Вернадского экономист, статистик и журналист Иван Васильевич спорил с Чернышевским, доказывая ему преимущества частных сельских хозяйств типа хуторов и небольших ферм перед общественными. Однако для природных условий на почти всей территории России, как показал опыт и доказали более поздние экономисты, крупные коллективные хозяйства значительно продуктивнее, чем мелкие частные. Тем более, когда происходит индустриализация не только промышленности, но и сельского хозяйства.
Само стремление более или менее обеспеченной учащейся молодежи идти в народ и бороться за права крестьян показывает высокий моральный уровень, совестливость значительной части русской интеллигенции того времени. Этому способствовала великая русская литература. Но вместо того чтобы поддержать такое движение и придать ему легальный характер при условиях сохранения или мирной эволюции существующего строя (Александр II уже осуществил, в сущности, революционное преобразование, отменив крепостное право), царское правительство пошло на обострение борьбы, применяя репрессии.
Брожение среди студенчества усиливалось. Стихийно создавались кружки, в которых горячо обсуждались идеи социалистов и анархистов, зачитывались различные прокламации. Идеи эти приходили с Запада: в России подобные сочинения были запрещены. Впрочем, это привлекало к ним особый интерес тех, кто желал объективно разобраться в текущей ситуации, как в своей стране, так и за рубежом, не удовлетворяясь официальными сообщениями.
В общем, не случайно член кружка Ишутина стрелял в Александра II. Каракозов убедился, что нет никаких шансов осуществить революционный переворот, а потому решился на цареубийство в надежде таким сомнительным способом потрясти государственные устои.
Александр II находился в трудном положении. Сохраняя или тем более укрепляя существующую государственную систему, можно было потерять авторитет среди «прогрессивных» кругов высшего российского общества, ориентированных на Запад и стремящихся установить в стране конституционную монархию на английский манер. А для революционеров будет веский повод совершить цареубийство как единственно возможный способ свержения самодержавия.
Однако при конституционной монархии придется уступить власть олигархической верхушке и тем, для кого главная цель деятельности — получение максимальной прибыли и связанных с ней привилегий. Отмена крепостного права отчасти проторила этот путь. Дальнейшие преобразования грозили установлением власти наиболее богатых и неизбежным господством иностранного капитала. Некоторая часть революционеров была бы этим удовлетворена, надеясь на установление буржуазной демократии как переходной формы на пути к социализму. Но террористы, стремящиеся к социализму или анархии, все равно оставались бы непримиримыми врагами царя.
На какие-либо существенные уступки революционерам царь не мог согласиться. Его бы тогда свергли или убили убежденные сторонники самодержавия на радость таким типам, как Ишутии или Нечаев.
Выбор у Александра II был невелик: либо продолжить демократические реформы, невзирая на конфликт со многими влиятельными лицами в государстве, либо постепенно свертывать реформы и начать «наведение порядка». И то и другое грозило ему смертью от рук революционеров-террористов. Он предпочел второй вариант. Пожалуй, он, в отличие от своего наследника, не боялся террористов. Больше всего он был озабочен судьбой страны (если не считать личных проблем: у него, по существу, было две жены, две семьи).
Между прочим, проекты либеральных реформ — весьма осторожных, конечно, — предлагали министры внутренних дел и шефы жандармского Третьего отделения. Они были осведомлены о росте революционных настроений и стремились им противодействовать не столько репрессиями, сколько реформами.
Монархия как система государственного управления сложилась в рамках феодальной системы, унаследовав жесткую иерархию типа пирамиды, на вершине которой находится самодержец, а в основании — трудящийся люд, почти исключительно крестьяне. В России основание было огромным (около 85 % населения), а «промежуточные» слои — сравнительно невелики. Среди последних буржуа составляли малую часть. Поэтому реализация буржуазной демократии по западному образцу была весьма сомнительна (что доказало быстрое падение Временного правительства в 1917 году). За ограничение самодержавия выступало дворянство, желавшее получить свою долю государственной власти.
В 1863 году министр внутренних дел П. А. Валуев постарался реализовать свою программу, призванную несколько смягчить самодержавие или, как он выражался, «обновить формы его правления». Впрочем, подобные попытки делались и раньше. Так, еще в 1855 году историк и писатель М. П. Погодин написал графине А. Д. Блудовой (муж ее был главноуправляющим Вторым — законодательным — отделением царской канцелярии) о своем желании встретиться с императором и поделиться с ним своей тревогой за судьбу государства Российского. Она ответила: «Что касается до Вашего намерения просить аудиенции у Государя, чтобы сказать ему в общих выражениях, что положение опасно, что система дурна, что люди недостаточно умны, недостаточно учены… Всё это знает и Государь, и весь свет. Нужно знать, как и чем, и кем пособить горю».
По мнению Валуева, пособить этому горю можно, предоставив «образованным классам населения» возможность «некоторого участия в местных делах». Как писал В. И. Ленин: «Самый сплоченный, самый образованный и наиболее привыкший к политической власти класс — дворянство — обнаружил с полной определенностью стремление ограничить самодержавную власть посредством представительных учреждений».
К Валуеву поступали сведения о состоянии российского общества. 22 сентября 1861 года он представил царю всеподданнейшую записку, где показал, как относятся к правительству дворяне, крестьяне, духовенство, студенты и чиновники. Вывод был неутешительный: «Меньшинство гражданских чинов и войско суть ныне единственные силы, на которые правительство может вполне опереться». Александр II отметил здесь же на полях: «Грустная истина».
Валуев полагал, что пришла пора самодержцу пойти на уступки, а в обществе разрешить более откровенный и широкий обмен мнениями. В своей записке он подчеркнул: «Мыслям, даже ложным, надлежит противопоставлять мысли». Сослался на «общеизвестные европейские события», намекая на революционные выступления. Но царь не желал давать послаблений, понимая, что так можно дойти и до конституции. Он писал: «Прежде всего, я желаю, чтобы правительственная власть была властью и не допускала никаких послаблений и чтобы всякий исполнял свято лежащую на нем обязанность. Второе же: стремиться к постепенному исправлению тех недостатков в нашей администрации, которые все чувствуют, но при этом не касаясь коренных основ монархического и самодержавного правительства».
Однако обстановка в стране летом 1862 года накалялась, распространялись революционные прокламации, назревал конфликт в царстве Польском. В своем дневнике Валуев сделал запись: «Мне порою приходит на мысль: не погибли ли мы окончательно? Не порешена ли судьба Российской империи?»
Да, теперь мы знаем, что судьба ее была решена… через полвека. Может показаться, что срок слишком велик. Но гигантский общественный организм обладает значительной инерцией, у него свои масштабы времени, тогда как каждый наблюдатель невольно оценивает его по своим человеческим обыденным меркам, не всегда это осознавая.
Свое упорное отстаивание самодержавия Александр II объяснял просто: не только народ, но и высшие классы России еще не достигли культурного уровня, необходимого для представительного правления. Именно так он высказался 31 августа 1863 года в беседе с одним из «либералов», разработчиком крестьянской реформы 1861 года Н. А. Милютиным.
Пожалуй, царь был прав, отклоняя всяческие предложения о создании «всероссийской говорильни» (именуемой парламентом, думой или как-то иначе). Однако московское дворянство, а затем петербургское губернское земское собрание, рязанское и петербургское губернские дворянские собрания выступили с предложениями ограничить самодержавную власть. 11 января 1865 года московское дворянство утвердило большинством (272 против 36) голосов адрес на Высочайшее имя.
Один из участников этого собрания вспоминал:
«Начались замечательные прения. Многие из говоривших обнаружили блестящие ораторские таланты, между прочим, молодой предводитель Звенигородского уезда Д. Д. Голохвастов. Речи М. А. Безобразова, графа Орлова-Давыдова, проникнутого благоговением к английским учреждениям и с виду походившего на английского лорда, и Голохвастова выслушивались с жадным вниманием.
Московская публика толпилась на хорах громадной залы Благородного собрания. Заседание имело необычайно оживленный вид. Нападки на бюрократию и министерство внутренних дел вызывали нередко шумные одобрения. Между ораторскими эффектами было презрительное произношение слов „министр“ или „министерство внутренних дел“ (припоминаю как очевидец, так как был в числе публики на одном из заседаний). „Предоставляется предоставить министру внутренних дел“, — произносили с особой интонацией ораторы, вызывая смех. Немало эффекта произвело также слово „опричнина“, приложенное молодым оратором к высшей бюрократии».
Москвичи писали: «Довершите же, Государь, основанное Вами государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству. Повелите вашему верному дворянству, с этой же целью, избрать из среды себя лучших людей. Дворянство всегда было твердою опорою русского престола».
Так влиятельные русские дворяне из «партии англоманов» желали учредить у себя в стране нечто подобное палате лордов. Дворянство и земство расшатывали устои самодержавного государства не меньше, чем революционеры. Но если последние боролись за власть народа (не всегда ясно сознавая, как это осуществить и, тем более, какие могут быть последствия), то в верхних слоях общества шла борьба за власть над народом. В случае их победы в стране воцарилась бы не буржуазная, а какая-то невиданная доселе дворянско-земская «демократия». Одним из лидеров такого направления был брат царя генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, занимавший многие ответственные посты.
Так как речь не шла о парламенте и конституции, а лишь о некоторых уступках со стороны самодержца, он был готов, во всяком случае на словах, пойти на это. И тут многое решил выстрел Каракозова 4 апреля 1866 года. Он разом прекратил дискуссии на тему ограничения самодержавия. Теперь любые либеральные реформы могли быть расценены как трусливая реакция царя на это покушение. Ведь стрелял в Александра II дворянин, которому, согласно официальной версии, помешал совершить убийство крестьянин.
В народе прошел слух, будто царя-Освободителя хотели убить дворяне в отместку за отмену крепостного права. Но в адрес Александра II поступило множество восторженных адресов от дворянских и земских собраний с изъявлением полнейшей преданности престолу и восторга по поводу чудесного спасения императора.
Путь либеральных реформ не был отвергнут. Шефом корпуса жандармов и начальником Третьего отделения (органа политического надзора и сыска) был назначен граф П. А. Шувалов, приверженец западного пути развития России по типу английской конституционной монархии.
О том, какие настроения преобладали тогда среди интеллектуальной отечественной элиты, можно судить по выдержке из работы известного экономиста академика В. П. Безобразова «Война и революция. Очерки нашего времени», М, 1873:
«Более чем когда-либо прежде входит во всеобщее сознание старая истина, что своевременная реформа есть единственный путь спасения народов от всяких насильственных переворотов. На этом пути впереди всех государств, и во всем подавая пример, неустанно работает Англия, хотя сама, несмотря на постоянные беспорядки в Ирландии, наиболее обезопашенная от всякой революционной смуты. Реформа следует за реформой, одна другой радикальнее в этой счастливой стране, нисколько политически не изживающей и нисколько политически не разрушаемой пролетариатом, вопреки давнишним предсказаниям всех континентальных радикалов…
Всего же замечательнее, что предлагаются и приводятся в исполнение в Англии конституционные преобразования под влиянием политических идей, выросших на континенте Европы и доселе чуждых всем национальным и историческим преданиям Великобритании».
Почему бы Александру II не согласиться с такими доводами? Почему он упорно держался за самодержавную власть? Ведь она доставляла ему не только множество постоянных забот, но и представляла угрозу его жизни. Неужели он был столь недальновиден и упрям?
Судя по всему, его упорство объяснялось просто: он опасался дестабилизации российского общества при ослаблении верховной власти. Даже чисто теоретически В. П. Безобразов был прав лишь отчасти. Англия к тому времени была промышленно высокоразвитой страной с достаточно мощным классом буржуазии, выработавшим свои методы подавления в зародыше — не обязательно силой, а чаще подкупом и некоторыми уступками — революционных выступлений пролетариата.
Вообще, для России вряд ли приемлем путь подражания какой-либо стране. Она уникальна по размерам, географическому положению, природным условиям, истории развития, национальному составу, народным традициям… Разве можно этого не учитывать?
Царю предлагали поделить власть с дворянской аристократией. Но в таком случае дворяне постараются упрочить свое господствующее положение не только политическое, но и экономическое. За счет кого? В конечном счете — за счет трудящихся. Следовательно, Александр II выступал, хотя бы отчасти, защитником российского народа от жестокой эксплуатации со стороны дворянства. В этом смысле самодержавие осуществляло принцип «народности» (конечно же, не народовластия).
Дмитрий Николаевич Блудов (1785–1864), с 1855 года президент Петербургской АН, с 1861-го — председатель Кабинета министров, высказывал дельные мысли: «Давно сравнивают монархическое правление с отеческим, и это сравнение прилично всем монархиям…
Но в попечении о младенцах отец обязан сам все предвидеть, принимать все предосторожности, одним словом, за них и мыслить, и действовать. Руководствуя юношами, уже не довольно иметь сведения об их главных нуждах и пользах, должно узнавать их склонности, желания, составляющие особый род потребностей, должно с оными соображать свои действия.
Когда же дети в зрелом возрасте, то самые их мнения имеют необходимое влияние на поступки отца, и зависимость таких детей можно назвать только зависимостью почтения. Управление в двух последних случаях и труднее, и легче, нежели в первом; средства для действия не столь просты, зато и ошибки не столь часто неизбежны; но сей образ правления не может существовать без взаимной доверенности, следственно, без взаимных, почти непрестанных, сношений между отцом и детьми.
Как опасно оставлять младенцев без некоторого принуждения, в жертву их прихотям и неразумию, также опасно и неосторожным противоборством возмущать страсти юношей или, действуя вопреки советам благоразумия, унижать себя в глазах сынов, достигших зрелости! А что определяет сию зрелость, кроме богатства понятий и сведений, кроме степени просвещения?»
Блудов представил Александру II записку историка и публициста К. С. Аксакова, где говорилось: «Правительство постоянно опасается революции и в каждом самостоятельном выражении мнения готово видеть бунт; просьбы, подписанные многими или несколькими лицами, у нас теперь не допускаются… Правительство и народ не понимают друг друга, и отношения их недружественны».
Общий вывод К. С. Аксакова:-«При нравственной свободе и нераздельной с нею свободе слова только и возможна неограниченная благодетельная монархия; без нее она — губительный душевредный и недолговечный деспотизм, конец которого — или падение государства, или революция. Свобода слова есть верная опора неограниченной монархии: без нее она (монархия) — непрочна.
Времена и события мчатся с необычайной быстротой. Настала строгая минута для России. России нужна правда. Медлить — некогда. Не обинуясь, скажу я, что, по моему мнению, свобода слова необходима без отлагательств. Вслед за нею правительство с пользою может созвать Земский собор».
Вряд ли император не понимал эти доводы. Но даже при самодержавной власти разумный правитель вынужден продумывать не только свои действия, но и противодействие им. У Александра II было не так уж много сторонников среди высших слоев общества. Миновали времена Петра I, когда царь мог волей своей учинить «революцию сверху» (справедливо отметил поэт-мыслитель Максимилиан Волошин: «Великий Петр был первый большевик»).
Да и много ли проку в созыве Земского собора — общероссийской говорильне? Вот как отозвался о такой перспективе поэт С. А. Соболевский:
Наевшись щей, напившись квасу,
Их разобрал патриотизм.
Хоть в двести семьдесят два гласа,
Но безопасен сей цивизм.
Монарх, исполни их желанье!
Пусть в два кружка их соберут:
Поврет Дворянское собранье,
Попереврет и лучший люд.
С Боярской думою мы сладим
Легко, без грозного «молчи!»,
Коль их надеждою поманим
На камергерские ключи.
Потом, лишь будь уха стерляжья,
Икрой зернистой лишь корми,
Шампанским глотки лишь увлажь я, —
И слажу с лучшими людьми!
Посмеивался над конституционалистами из Московского дворянского собрания и М. Е. Салтыков-Щедрин:
«Говорят, будто утробистые люди частью в Москву перебрались, частью у себя, по своим губернским клубам, засели. Там будто бы они не только едят и пьют, но и разговаривают. Только о губернаторах говорить не смеют, потому что губернаторы строго за этим следят. А о прочих предметах, как-то: об икре, севрюжке и даже о Наполеоне III — говори сколько угодно. Говорят, был даже такой случай: один утробистый взял да вдруг ни с того ни с сего и ляпнул: „Конституции, говорит, желаю!“ Туда, сюда — к счастью, губернатор знал, что старик-то выпить любит, стало быть, человек благонамеренный.
— Пьян, старик, был?
— Точно так, ваше превосходительство, заставьте Богу за себя молить!
— Ну, Бог простит — ступай! Только вперед, коли чувствуешь, что пьян, сейчас беги домой и спать ложись.
— Рад стараться, ваше превосходительство!»
Но шутки шутками, а сам факт ослабления самодержавия — пусть даже формальной уступкой сторонникам конституционной монархии на «аглицкий» манер — грозил еще более нарушить и без того нестабильное состояние общества.
Было опасение: как бы резкая реформа не привела к «революции снизу»; как бы ею не воспользовались не только либералы и вельможи, но и экстремисты; как бы не последовало отделение Польши и ослабление России. Как бы сторонники конституции не воспользовались благоприятной возможностью и не добились изменения государственного строя. Не начнутся ли тогда повсеместные крестьянские бунты, а там и воспрянут те, кому если дать волю, доведут, не дай Бог, дело и до полного крушения всего общественного уклада…
В книге С. С. Татищева «Император Александр II, его жизнь и царствование» на основе записок Д. Д. Голохвастова, активно выступавшего за конституцию в Московском дворянском собрании 1865 года, приведены слова императора:
— Чего вы хотели? Конституционного образа правления?
Голохвастов ответил утвердительно. Император продолжил:
— И теперь вы, конечно, уверены, что я из мелочного тщеславия не хочу поступиться своими правами! Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов был бы подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски.
…Как бы ни относиться к подобным соображениям, а в них был немалый резон. Любая смута грозит непредсказуемыми последствиями.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.