ПОКУШЕНИЕ № 2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОКУШЕНИЕ № 2

Сильная Российская держава вызывала опасение и скрытую, а то и явную неприязнь ее «конкурентов» на мировой арене. Поэтому на Западе поддерживали революционное движение в Российской империи (прежде всего в царстве Польском), которое в середине XIX века набирало силу.

Отсутствие сильной центральной власти всегда грозило России распадом на отдельные «вотчины», расчленением. Об этом не раз говорил Александр II в беседах со своими вельможами. Оно могло начаться, например, с отделения царства Польского. Именно в этом были заинтересованы ее многочисленные зарубежные недруги, включая Англию.

Об этой ненависти к России западных держав, скрывающих ее под маской радетелей за демократию и права человека, написал под впечатлением Крымской войны Федор Тютчев в октябре 1854 года:

Все богохульные умы.

Все богомерзкие народы

Со дна воздвиглись царства тьмы

Во имя света и свободы!

«В январе 1863 года Польша восстала против русского владычества, — вспоминал П. А. Кропоткин. — Образовались отряды повстанцев, и началась война, продолжавшаяся полтора года. Лондонские эмигранты умоляли польские революционные комитеты отложить восстание, так как предвидели, что революция будет подавлена и что она положит конец реформам в России. Но ничего нельзя уже было сделать. Свирепые казачьи расправы с националистическими манифестациями на улицах Варшавы в 1861 году, жестокие беспричинные казни, последовавшие затем, привели поляков в отчаяние. Англия и Франция обещали им поддержку…

Даже многие умеренные люди открыто высказывались в те годы, что России выгоднее иметь Польшу хорошим соседом, чем враждебно настроенной подчиненной страной. Польша никогда не потеряет своего национального характера: он слишком резко вычеканен. Она имеет и будет иметь свое собственное искусство, свою литературу и свою промышленность. Держать ее в рабстве Россия может лишь при помощи грубой физической силы; а такое положение дел всегда благоприятствовало и будет благоприятствовать господству гнета в самой России.

…Общество одобрительно приветствовало передовую статью, которую славянофил Иван Аксаков имел мужество напечатать в своей газете „День“. Он начинал с предположения, что русские войска очистили Польшу, и указывал благие последствия для самой Польши и для России. Когда началась революция 1863 года, несколько русских офицеров отказались идти против поляков, а некоторые даже открыто присоединились к ним и умерли или на эшафоте, или на поле битвы. Деньги на восстание собирались по всей России, а в Сибири даже открыто. В университетах студенты снаряжали тех товарищей, которые отправлялись к повстанцам.

Но вот среди общего возбуждения распространилось известие, что в ночь на 10 января повстанцы напали на солдат, квартировавших по деревням, и перерезали сонных, хотя накануне казалось, что отношения между населением и войсками дружеские. Происшествие… произвело, конечно, самое удручающее впечатление на общество. Снова между двумя народами, столь сродными по происхождению, но столь различными по национальному характеру, воскресла старая вражда… Но в то же время стало известно, что революционный комитет требует восстановления Польши в старых границах, со включением Украины, православное население которой ненавидит панов и не раз в течение трех последних веков начинало восстание против них кровавой резней.

Кроме того, Наполеон III и Англия стали угрожать России новой войной, и эта пустая угроза принесла полякам более вреда, чем все остальные причины, взятые вместе. Наконец, радикальная часть русского общества с сожалением убедилась, что в Польше берут верх чисто националистические стремления. Революционное правительство меньше всего думало о наделении крепостных землей, и этой ошибкой русское правительство не преминуло воспользоваться, чтобы выступить в роли защитника холопов против польских панов».

Бороться с польскими повстанцами-партизанами было нелегко. Их поддерживало население. Для местных крестьян не было никакой принципиальной разницы между польскими и русскими помещиками, а первые были вроде бы издавна «своими», привычными.

Самым слабым звеном в политике польских националистов была их шляхетская политическая установка, не предполагавшая освобождения холопов. Этим воспользовалось русское правительство. Александр II послал в Польшу графа Н. А. Милютина с полномочием освободить крестьян, по тому плану, который тот предлагал осуществить в России.

— Поезжайте в Польшу и там примените против помещиков вашу красную программу, — сказал император.

Так и произошло: значительная часть земель польских помещиков была передана крестьянам, которым только требовалось платить определенный налог в казну.

Двоюродный брат П. А. Кропоткина, воевавший в Польше в составе гвардейского уланского полка, рассказывал:

— Банды нападали беспрестанно на наши небольшие отряды; а так как повстанцы сражались превосходно, отлично знали местность и находили поддержку в населении, то они оставались победителями в таких случаях. Поэтому мы вынуждены были ходить всегда большими колоннами. И вот мы ходили все время по всему краю, взад и вперед, среди лесов, а конца восстанию не предвиделось. Пока мы пересекали какую-нибудь местность, мы не встречали никакого следа повстанцев. Но как только мы возвращались, то узнавали, что банды опять появлялись в тылу и собирали патриотическую подать. И если какой-нибудь крестьянин оказал услуги нашим войскам, мы находили его повешенным повстанцами. Так дело тянулось несколько месяцев, без всякой надежды на скорый конец, покуда не прибыли Милютин и Черкасский. Как только они освободили крестьян и дали им землю, все сразу изменилось. Крестьяне перешли на нашу сторону и стали помогать нам ловить повстанцев. Революция кончилась.

Польских повстанцев ждала нелегкая судьба: одних казнили, других сослали в Сибирь (среди них был впоследствии известный географ и геолог И. Д. Черский), третьи бежали за границу, главным образом во Францию и в Англию.

Об отношении к русского правительства к полякам Александр II сказал 25 мая 1865 года в Зимнем дворце на приеме высших гражданских чинов и членов знатных дворянских родов царства Польского:

«Я желаю, чтобы слова мои вы передали вашим заблужденным соотечественникам. Надеюсь, что вы будете содействовать к образумлению их. При сем случае не могу не припомнить слов, поставляемых мне в укор, как бы оскорбление для Польши, которые я сказал еще в 1856 году в Варшаве, по прибытии туда в первый еще раз Императором. Я был встречен тогда с увлечением и в Лазенковском дворце говорил вашим соотечественникам: „Оставьте мечтания!“ („Point de reveries!“) Я люблю одинаково всех моих верных подданных: русских, поляков, финляндцев, лифляндцев и других; они мне все одинаково дороги, но никогда не допущу, чтобы дозволена была мысль об отделении Царства Польского от России и самостоятельное без нее существование его; оно создано Императором и всем обязано России».

Однако через два года Александр II едва не пал от руки польского эмигранта, революционера-националиста. Если учесть, что эта акция связывала в один узел политику России, Польши и Франции, то можно сказать о проявлении международного терроризма.

Это произошло летом 1867 года в Париже. В то время отношения России и Франции были натянутыми. Французское правительство поддерживала выступления польских националистов против власти русского императора.

Император Наполеон III пригласил Александра II посетить Парижскую всемирную выставку и быть его гостем. Летом русский царь прибыл в Париж. Он произвел прекрасное впечатление на французскую аристократию своим внушительной и красивой внешностью, безукоризненным поведением и прекрасной французской речью.

Однако не обошлось и без неприятностей. Во время его официального посещения Дворца правосудия один из французских адвокатов, прерывая торжественное мероприятие, закричал, размахивая руками и злобно глядя на императора: «Да здравствует Польша!» Александру II не осталось ничего, как поклониться председателю суда и выйти из зала.

Трудно сказать, была ли столь вульгарная и наглая акция как-то связана с французским правительством, но ее результатом стало еще большее охлаждение отношений между двумя императорами.

А затем произошел другой инцидент, едва не стоивший русскому царю жизни.

Оба императора ехали в открытом экипаже через Булонский лес, возвращаясь с военного парада. Приветствовала их большая толпа, а потому кортеж двигался медленно.

Вдруг к карете, в которой находились императоры, бросился молодой человек с револьвером в руке. Он выстрелил в Александра II. Пуля прошла через ноздри коня офицера охраны, обрызгав кровью императоров, и, не задев никого из них, ранила женщину на противоположной стороне улицы.

Террорист подбежал вплотную к карете и почти в упор, прицелившись, нажал спусковой крючок. Раздался выстрел. Но русского царя словно охраняли высшие силы: револьвер взорвался в руках нападавшего, который упал на землю и был схвачен полицейскими.

Террористом оказался поляк Антон Березовский. Он участвовал в восстании 1863 года, а после его разгрома бежал во Францию, где получал из казны небольшое денежное пособие. На что он рассчитывал, покушаясь на русского царя, сказать трудно. Скорее всего, им двигала слепая злоба. Во-первых, он мог случайно убить императора Франции, что непременно печально сказалось бы на судьбе польских эмигрантов во Франции. Во-вторых, гибель русского царя ничуть не улучшила бы положения поляков на родине и лишь закрепила бы господство над Польшей нового императора России.

Этот инцидент можно рассматривать как злобную и нелепую акцию врагов России: ничего хорошего для Польши убийство Александра II принести не могло. Преступника осудили на пожизненную каторгу на острове Новая Каледония.

«Польская революция положила конец всем реформам, — писал П. А. Кропоткин. — Правда, в 1864 и 1866 годах ввели земскую и судебную реформы, но они были готовы еще в 1862 году. Кроме того, в последний момент Александр II отдал предпочтение плану земской реформы, выработанному не Николаем Милютиным, а реакционною партией Валуева по австро-немецким образцам. Затем, немедленно после обнародования обеих реформ, значение их сократили, а в некоторых случаях даже уничтожили при помощи многочисленных временных правил.

Хуже всего было то, что само общественное мнение сразу повернуло на путь реакции. Героем дня стал Катков, парадировавший теперь как русский „патриот“ и увлекавший за собою значительную часть петербургского и московского общества. Он немедленно помещал в разряд изменников всех тех, кто еще дерзал говорить о реформах».

По-видимому, Антон Березовский не случайно хотел убить Александра II именно в Париже. В случае успешного покушения можно было рассчитывать на резкое обострение отношений между Россией и Францией, очередную вспышку повстанческой войны в Польше и, возможно, ее отделение от Российской империи благодаря вмешательству Англии и Франции. Нельзя было исключить не только растерянность русского правительства, но и возможного дворцового переворота. Буйные головы могли даже вообразить, что этот переворот будет носить радикальный характер и завершится принятием конституции.

Ныне подобные варианты выглядят фантастическими, однако в то время для многих государственных деятелей, не говоря уже о наиболее пылких и нетерпеливых революционерах, падение самодержавия представлялось вполне возможным. Некоторые предпосылки для этого имелись. О них надо упомянуть, ибо они имеют непосредственную, хотя и не очевидную, связь с дальнейшими покушениями на императора России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.