Глава 20 Покушение
Глава 20
Покушение
«И еще более искали убить Его».
Евангелие от Иоанна, 5:18
«А праведник от гонения цветет, и Бог его учит и славит красотой премудрости. Не скучай, душа, что поносят, крепись!..»
Г. Е. Распутин
На жизнь Григория покушались много раз. Однажды к нему ворвалась группа офицеров с револьверами в руках и саблями наголо. Но его эти молодцы не устрашили — он продолжал спокойно сидеть на стуле. Оторопевшие вояки застыли на месте, и пьяный угар сошел с них — они упали перед ним на колени и стали умолять, чтобы он простил их и отпустил с миром. Григорий велел им убираться вон, и они тихо ушли.
Другой раз к нему под видом просительницы пришла какая-то дама. Лишь взглянув на нее, Григорий все понял. Следователь Н. А. Соколов в 1919 году записал показания дочери Распутина Матрены: «Отец, подойдя к ней, сказал: „Ну, давай, что у тебя в правой руке. Я знаю, что у тебя там“. Дама вынула руку из муфты и подала ему револьвер».
Наезжали на Григория на автомобиле, посылали ему отравленные продукты, подстерегали у дома и на улице, пытались сбросить со скалы, утопить в море, но все планы убить его разбивались о старца, как волны разбиваются о берег.
Однако в 1914 году на сибирского странника было совершено покушение, едва не стоившее ему жизни. За этим покушением, как удалось установить на сегодняшний день, стояли великий князь Николай Николаевич и министр внутренних дел Джунковский[190]. Непосредственным организатором злодейства был признан монах-расстрига Илиодор, проживавший после сложения сана с молодой женой и группой поддержки у себя на хуторе на Дону (интересно, что и в будущем новые потенциальные убийцы снова обратятся за помощью к Илиодору). Исполнительницей же стала сызранская мещанка Хиония Гусева.
«Я признаю себя виновной, — говорила она на суде, — в том, что 29 июня в с. Покровском днем с обдуманным заранее намерением с целью лишения жизни ударом кинжала в полость живота крестьянина села Покровского Григория Ефимовича Распутина-Нового…»
Показательно, что вместе с Хионией в Покровское приехал журналист Вениамин Борисович Давидсон, по всей видимости, резидент британской разведки, который должен был оперативно оповестить мир о смерти Распутина — этим самым распахивались двери войны. (Надо сказать, Англия была чрезвычайно заинтересована в том, чтобы стравить Россию с Германией, и в конце концов это ей удалось.)
Безусловно, покушение на Распутина, почти совпавшее по времени с убийством в Сараеве наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда (что, как известно, стало поводом к развязыванию мировой войны), случайностью не было. Обратимся к книге С. Кремлева «Россия и Германия: стравить!».
«За сутки до сараевского убийства у себя на родине, в сибирском селе Покровском, тяжело ранили знаменитого Григория Распутина. Бывшая его приверженка (а может, и любовница) Феония (Хиония) Гусева ударила его в живот ножом, потом убегала от гонявшихся за ней мужиков с криком „Все равно убью антихриста!“, а позднее пыталась зарезать себя.
При аресте у Гусевой изъяли номер газеты „Свет“ со статьей о Распутине крупного масона Амфитеатрова, с 1905 года жившего в Париже. А на другой день в Сараево Гавриле Принципу повезло больше: он убил эрцгерцога.
„Поразительно, что в день покушения на Распутина в с. Покровском в Сараево сербским масоном Г. Принципом был убит другой противник войны, который так же, как и первый, мог реально воспрепятствовать ее началу, — австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, — пишет С. В. Фомин и далее ссылается еще на один, более сенсационный вывод: — Как показали исследования Колина Уилсона, покушение на Распутина было совершено не только в тот же день, когда был убит Франц Фердинанд, но, пожалуй, даже в тот же час (в пересчете поясного времени)“»[191].
Необходимо сказать, что Колин Уилсон все же допустил ошибку: покушение на эрцгерцога действительно было 28 июня, а покушение на Распутина — 29 июня, но только по старому стилю. По новому стилю покушение на Распутина произошло 12 июля, то есть через две недели после сараевского убийства. И все же убийство эрцгерцога и покушение на Григория Ефимовича — это части одного и того же плана, ставившего своей целью втянуть Россию в войну. И, как показывает история, план этот удался.
«Война свалилась на русскую голову так же неожиданно, как в августе свалился бы на нее снег, — делает заключение С. Кремлев. — И при определенных обстоятельствах Гришка, возможно, смог бы стать „соломинкой“, которая сломала бы спину „верблюду“ войны»[192]. Враги это знали, а потому всячески старались эту «соломинку» устранить.
Гусева была исполнительницей чужого плана. Ее подослал Илиодор (Труфанов), который тоже действовал в унисон с другими церковниками и государственными деятелями. Сам Сергей Труфанов, хотя вначале и отрицал свою причастность к этому покушению, тем не менее знакомство с Хионией и ее планами признавал.
«Хионию Кузьминичну Гусеву я знаю хорошо; она — моя духовная дочь. Девица — умная, серьезная, целомудренная и трудолюбивая. Начитана очень в Священном Писании, и на почве этой начитанности она кое-где немного заговаривается… До 18 лет она была очень красива лицом, а потом сделалась уродом: у нее отпал нос. Сама она объясняет это тем, что она молила Бога отнять у нее красоту. И Он отнял. Просто она во время паломничества по святым местам, ночуя по ночлежным домам в больших городах, заразилась скверною болезнью, сифилисом, и сделалась уродом.
В течение 1913 года она два раза бывала у меня в „Новой Галилее“. Во время бесед о причинах моей ссылки и ее последствиях я много рассказывал ей, как и другим гостям, о „блаженном“ Распутине. Она часто прерывала мои речи и горячо говорила: „Дорогой батюшка! Да Гришка-то настоящий дьявол. Я его заколю! Заколю, как пророк Илья, по повелению Божию, заколол 450 ложных пророков Вааловых! А Распутин еще хуже их. Смотрите, что он делает. Батюшка, благословите с ним разделаться“»[193].
Судя по всему, «батюшка» благословил. 29 июня (по старому стилю; по новому — 12 июля) 1914 года, в праздник Верховных первоапостолов Петра и Павла среди бела дня на улице села Покровского Хиония подбежала к Григорию и ткнула его ножом в живот.
«Я решила убить Григория Ефимовича Распутина, подражая святому пророку Илье, который заколол ножом 400 ложных пророков; и я, ревнуя о правде Христовой, решила над Распутиным сотворить Суд Божий с целью убийства Распутина…
Я считаю Григория Ефимовича Распутина ложным пророком и даже Антихристом, потому что он в Синоде имел большую славу благодаря Гермогену — епископу и батюшке Илиодору, а в действительности его пакостные дела указали, что он развратник и клеветник»[194].
Несмотря на все заверения Гусевой, что она в здравом уме и твердой памяти, и вовсе не сумасшедшая, суд направил ее на лечение, а не в заключение. Героем она не сделалась только потому, что НЕ убила Распутина. Из психушки ее выпустят по личному распоряжению Керенского после Февральской революции.
О связи Хионии с Илиодором писали и в тогдашних газетах: «Хиония, поселившись в Царицыне, стала самой преданной почитательницей Илиодора. Она принимала энергичное участие в сборе пожертвований на построение Царицынского монастыря, ездила по богатым купцам г. Царицына и др. городов. <…> Когда Илиодор был заточен в монастырь, а затем лишен сана, то Хиония, прежде религиозная, резко изменилась и в церковь перестала ходить». Так сообщала газета «Утро России».
Собственный корреспондент «Курьера» Вениамин Давидсон прямо с места событий телеграфным способом передавал в редакцию подробности покушения. Согласно воспоминаниям Матрены Распутиной, Давидсон оказался в нужном месте в точный час не случайно. Началось все еще в Петербурге.
«Однажды раздался телефонный звонок, звали меня. Мужчина, совершенно не знакомый мне, с ходу начал объясняться в любви, говоря, что видел меня на улице. Я спросила, уверен ли он, что имеет в виду именно меня, а не Марусю. Он ответил, что совершенно уверен. Он пообещал позвонить снова и стал звонить каждый день. В конце концов, признался, что шел за мной до самого дома и так узнал, что я — дочь Распутина.
Молодой человек не скупился на лесть, и я уже почти влюбилась в него, но мне пришлось сказать, что я не могу с ним встретиться, потому что через несколько дней уезжаю с отцом в Сибирь. Звонки тут же прекратились. Добравшись до Тобольска, мы пересели с поезда на пароходик и на нем приплыли в Покровское.
На одной из остановок, совсем недалеко от Покровского, на пароход сел смуглый молодой человек. Он, дождавшись, пока рядом не окажется отца, представился мне, назвавшись газетным репортером Давидсоном. Я сразу узнала голос — это он звонил мне. Мне не очень понравилось лицо молодого человека, но я была польщена тем, что он поехал вслед за мной. Все это было так романтично. Отцу я ничего не сказала. И жалею об этом до сих пор. Моя глупость привела к трагедии. Потом выяснилось, что Давидсон — один из участников покушения на моего отца. Как только мы прибыли в Покровское, он тут же отправился к Хионии Гусевой, чтобы закончить подготовку к преступлению»[195].
Гусева остановила Григория, когда тот проходил мимо церкви. Он шел на почту, чтобы дать телеграмму государыне — та настаивала, чтобы Распутин приехал в столицу, дабы помочь ей удержать Россию от войны. Гусева обратилась к Григорию Ефимовичу с просьбой о милостыне. Он полез в кошелек и достал три рубля. И в этот момент Гусева вонзила ему в живот длинный нож. Она хотела снова ударить его ножом, но Григорий Ефимович побежал от нее. Виду остолбеневших сельчан предстало страшное зрелище: бежит истекающий кровью Григорий Ефимович, а за ним с окровавленным ножом гонится страшная безносая женщина в черном.
Григорий Ефимович схватил палку и ударил Гусеву по руке, так что та выронила нож. К этому времени к ним подоспели односельчане, схватили Гусеву и по деревенскому обыкновению готовы были растерзать ее. И растерзали бы, если бы Григорий Ефимович не остановил их.
Его принесли домой, откуда он несколькими минутами ранее вышел совершенно здоровый. Зарыдала жена, заплакали дочки. Впрочем, жена не растерялась и послала не то за фельдшером, не то за ветеринаром, который при свечке будет пытаться сделать сложнейшую операцию.
Стоявшим за этим покушением тем временем не терпелось узнать, умер Распутин или нет. Спустя уже несколько минут после того, как Распутина принесли домой, туда явился «случайно» оказавшийся в далеком уральском селе журналист Давидсон. Матрена в своей книге так написала про это: «Вскоре раздался стук в дверь. Я побежала открывать. Пришел Давидсон, который хотел узнать о положении отца, объяснив, будто хочет послать репортаж в свою газету. Пока я смотрела на него и слушала его расспросы, меня вдруг осенила ужасная догадка: этот человек меня обманул. Мой мозг словно осветил взрыв фейерверка, я поняла все: зачем он звонил мне по телефону, зачем льстил мне, пока не выудил нужные ему сведения о нашей поездке в Сибирь, почему оказался на том пароходе, и самое отвратительное из всего — зачем он пришел к нам домой. Конечно, он хотел разузнать, удалась ли попытка убийства. Я — причина несчастья! Я привела убийцу к отцу!
Я толкнула Давидсона, что-то кричала ему — не помню. Потом — провалилась в обморок»[196].
Свои гонорары расторопный Давидсон получал сразу по двум ведомостям: от редакции газеты и из Департамента полиции, о чем говорил его директор С. П. Белецкий на следствии в 1917 году. Английская ниточка протянется и к страшной ночи с 16 на 17 декабря 1916 года.
Илиодор несколько дней спустя после покушения на Распутина бежал в Норвегию, где начал писать свой знаменитый антираспутинский памфлет под названием «Святой черт», в чем ему помогал его более именитый собрат по перу Алексей Максимович Горький. Горький лично Распутина не знал, но его мнение во многом являло образчик тех настроений, от которых лихорадило русскую интеллигенцию.
Вот какую директиву посылает Горький Кондурушкину по поводу Труфанова и его книги:
«Дорогой Семен Степанович!
Мне кажется, более того — я уверен, что книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна, необходима, что она может принести многим людям несомненную пользу. И я очень настаивал бы, — будучи на вашем месте, — чтоб Илиодор написал эту книгу. Устроить ее за границей я берусь. Действуйте-ко! Право же, это очень хорошо!»[197]
Существуют веские доказательства того, что побег за границу Илиодора был устроен также с помощью Горького.
«Убегая за границу, я в Петрограде и Финляндии виделся с А. С. Пругавиным и А. М. Горьким, — писал Илиодор масону Амфитеатрову, проживавшему в Париже. — Эти господа своим авторитетным словом утвердили мое намерение разоблачить печатно подоплеку жизни династии Романовых; последний из них обещал оказать этому делу всяческое содействие, посоветовавши поселиться около Вас, г. Амфитеатров, ожидать берлинского издателя Ладыжникова и из Парижа адвоката по печатным и издательским делам. К сожалению, последовавшая война разрушила наладившиеся было планы и я на время поселился в Христиании (Осло. — О.Ж.)»[198].
В другом месте он пишет: «Переправили меня через границу Горький и Пругавин. Просили и приказывали мне как можно скорее писать книгу о Распутине и царице»[199].
И здесь надо отметить удивительный парадокс: русским революционерам почему-то было по пути как с масонами, так и с тайной полицией, и с московской романовской кликой, обеспечившей несостоявшегося убийцу не только беспрепятственным выездом за границу, но и автомобилем, на котором тот покинул Питер. Интересно, что бежал этот негодяй, переодевшись в женское платье, — как в скором времени будут пытаться бежать от красного террора накликавшие его думцы, в том числе Керенский, громче других кричавший гадости про Распутина.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.