ПИСАТЬ, ПИСАТЬ И ЕЩЕ РАЗ ПИСАТЬ…
ПИСАТЬ, ПИСАТЬ И ЕЩЕ РАЗ ПИСАТЬ…
Префект парижской полиции Луи-Николя Дюбуа чувствовал: перевод маркиза де Сада в Шарантон означал значительное облегчение его участи и, следовательно, меры наказания. В связи с этим он приказал регулярно проводить в комнате маркиза в клинике обыски с изъятием всех подозрительных, на взгляд полицейских, рукописей и книг. Естетсвенно, это вызывало у нашего героя вспышки необузданной ярости, ведь он опять увлекся писательством.
Следует отметить, что в клинике для умалишенных он вновь сумел собрать отличную библиотеку К тому же, скорее всего, он к этому времени уже смирился с тем, что рукопись " 120 дней Содома" безвозвратно погибла в Бастилии, а посему он принялся вынашивать планы написания нового произведения подобного рода. Но это не должно было быть повторением самого себя. По сути, с весны 1806 года маркиз вновь приступил к художественному воплощению на бумаге самых странных плодов своего ума.
Для этого он, во-первых, признал "Жюстину" своим творением и занялся литературным развитием отдельных ее фрагментов.
Во-вторых, в апреле 1807 года он переписал набело роман под длинным названием "Дни Флорбелль, или Разоблаченная природа, с приложением Мемуаров аббата де Модоза и Приключений Эмилии де Вольнанж, служащих доказательством выдвинутым утверждениям" (Les Journ?es de Florbelle, ou la Nature d?voil?e, suivies des M?moires de l’abb? de Modose et des Aventures d’Emilie de Volnange servant de preuves aux assertions).
Судьба этого десятитомного произведения печальна: оно было предано огню после смерти маркиза в присутствии префекта полиции Делаво и по просьбе сына, Клода-Армана де Сада. Сохранились только "Заметки" к этому роману, и они были изданы во Франции в 1966 году.
А еще с того же 1807 года (и по осень 1812 года) маркиз де Сад создавал большой исторический роман "Маркиза де Ганж" (La marquise de Gange).
В основу этого романа положена реальная трагедия Дианы-Элизабет де Шатоблан де Россан, маркизы де Ганж. 17 мая 1667 года эта красавица была зверски убита братьями собственного мужа при активной поддержке последнего. Безусловно, при написании этого романа маркиз де Сад использовал множество источников, но он не считал себя настоящим историком. Более того, он искренне полагал, что ремесло романиста, в отличие от ремесла историка, допускает вымысел, а раз так, то он вступил в противоречие с исторической правдой и покарал главного преступника — аббата де Ганжа, в то время как реальный "герой" вполне прилично устроился после совершенного им преступления.
В предисловии к роману маркиз так и написал:
"Возможно, нам следовало бы поставить точку сразу после плачевной гибели маркизы. Но, узнав из мемуаров современников, как окончили дни свои негодяи, чьи преступления заставили читателей содрогнуться, мы все же решили рассказать о том, какая участь постигла главного из трех злодеев.
При этом мы позволили себе слегка отступить от истины, ибо писать о преступлении, оставшемся безнаказанным, не только ужасно, но и вредно, тем более что мы показали преступников во всей их неприглядности. Поэтому, не желая огорчать людей добродетельных, мы не рискнули сказать, как все было, опасаясь оказать губительное воздействие на их рассудок. А, как известно, наилучшим утешением для добродетели является сообщение о том, что гонители ее понесли заслуженную кару".
К сожалению, в те времена подобный "идеологический" тон романа не встретил понимания у читателей, и мало кто поверил в искренность апологии морали в устах "преступного автора" из Шарантона. Ну не мог, по их мнению, такой "законченный злодей" вдруг взять и изменить реальные события в угоду добродетели и торжеству справедливости.
После "Маркизы де Ганж" маркиз де Сад всего за четыре месяца (с сентября по декабрь 1812 года) написал еще один исторический роман "Аделаида Брауншвейгская, княгиня Саксонская" (Ad?la?de de Brunswick, princesse de Saxe), a затем (в ноябре 1813 года) завершил аналогичное сочинение под названием "Тайная история Изабеллы Баварской, королевы Франции" (Histoire secr?te d’Isabelle de Bavi?re, reine de France).
Отметим, что при жизни маркиза де Сада, хотя и без указания его имени, в 1813 году вышли только два тома "Маркизы де Ганж", а два других его исторических романа увидели свет лишь в XX веке: в 1953 году — "Изабелла Баварская" и в 1964 году — "Аделаида Брауншвейгская". Примерно в то же время — в 1957 году — было осуществлено второе издание "Маркизы де Ганж".
Следует также отметить, что, несмотря на анонимность, авторство маркиза де Сада в отношении этих исторических романов никогда и никем не оспаривалось, да и сам маркиз упоминал о них в дневнике, который он вел в Шарантоие. Удивительно, но даже Клод-Арман де Сад, всегда стыдившийся отцовских творений, в письме от 17 ноября 1814 года сообщил отцу, что прочел "Маркизу де Ганж" с "большим удовольствием".
Как видим, находясь в Шарантоне, маркиз де Сад очень много писал. А еще он постоянно составлял жалобы.
Например, 17 июня 1808 года маркиз направил письмо лично Наполеону. В нем говорилось:
"Сир!
Господин де Сад, отец семейства, среди которого он, к своему утешению, видит сына, отличавшегося в армии, влачит почти двадцать лет последовательно в различных тюрьмах самую несчастную жизнь. Ему семьдесят лет, он почти слеп, страдает подагрой и ревматизмом в груди и желудке, который причиняет ему ужасные боли. Удостоверения врачей Шарантона, где он в настоящее время находится, доказывают справедливость всего изложенного и дают право просить освобождения".
Складывается впечатление, что проситель нашел наилучшее средство достижения своей цели — своего освобождения из Шарантона. Он решил сделаться невыносимым, а для этого он начал постоянно к чему-то апеллировать, на все обижаться, угрожать. Клиника то и дело оглашалась его бешеными криками. Похоже, он делал все, чтобы вывести из себя снисходительного и терпеливого управляющего клиникой, который никак не решался ему дать надлежащий отпор.
Так продолжалось до тех пор, пока не умер доктор Гастальди, главный единомышленник Франсуа Симоне де Кульмье. А потом на место умершего был назначен психиатр Антуан-Атанас Руайе-Коллар, вскоре ставший главным врачом Шарантона.
Он оказался человеком решительным и взглянул на происходящее в клинике по-другому. Более того, он резко "закрутил гайки" и счел своим долгом написать министру полиции Фуше. В результате его письмо, датированное 2 августа 1808 года, стало одним из самых подробных и достоверных свидетельств о пребывании маркиза в Шарантоне.
Вот текст этого письма:
"Имею честь обратиться к Вашему Превосходительству по делу, которое крайне интересует меня по должности, и от разрешения которого зависит порядок заведения, в коем мне вверены обязанности врача.
В Шарантоне находится человек, прославившийся, к несчастью, своей дерзкой безнравственностью, и его присутствие в клинике совершенно неуместно: я говорю об авторе гнусного романа "Жюстина".
Он не сумасшедший. Его единственная болезнь — это порок, но от этой болезни его невозможно вылечить в учреждении, предназначенном для врачевания душевнобольных. Необходимо, чтобы этот субъект был заключен в более строгой обстановке, с целью, с одной стороны, оградить других от его безобразий, а с другой — удалить от него самого все, что может возбуждать и поддерживать его гнусные страсти.
Клиника Шарантон не в состоянии выполнить ни того, ни другого условия. Господин де Сад пользуется здесь слишком большой свободой. Он имеет возможность общаться со множеством лиц обоего пола, больных и выздоравливающих, принимать их у себя и, в свою очередь, посещать их комнаты. Он имеет право гулять в парке, где часто встречается с больными, которым тоже предоставлено это право. При этом он проповедует свои ужасные мысли <…>
Наконец, в заведении упорно ходит слух, что он живет с женщиной, которую считают его дочерью.
Но и это еще не все. В Шарантоне имели неосторожность учредить театр для постановки пьес душевнобольными, не рассчитав прискорбных последствий, которые могут произойти от возбуждения таким образом их воображения. Господин де Сад состоит директором этого театра. Он выбирает пьесы, распределяет роли и руководит репетициями, учит декламации актеров и актрис и посвящает их в тайны драматического искусства. В дни публичных представлений он всегда имеет в своем распоряжении известное количество входных билетов и, подбирая публику, служит предметом ее оваций. В торжественных случаях, так, например, в дни именин управляющего, он сочиняет в его честь аллегорические пьесы или, по крайней мере, несколько хвалебных куплетов.
Я полагаю, что нет надобности указывать Вашему Превосходительству на неприличие происходящего и рисовать опасности, которые могут от этого произойти. Если бы эти подробности стали известны публике, какое мнение сложилось бы у нее об учреждении, которое допускает такие злоупотребления? Может ли с ними мириться нравственная сторона лечения душевнобольных?
Больные в ежедневном общении с отвратительным человеком находятся постоянно под влиянием его глубокой испорченности, и одна мысль о его присутствии в заведении способна, я полагаю, разжигать воображение даже тех, кто его не видит.
Я надеюсь, Ваше Превосходительство, что Вы найдете приведенные мною мотивы более чем достаточными, чтобы приказать отвести для господина де Сада другое место заключения, вне Шарантона. Тщетно было бы возобновлять относительно него запрещение общаться с другими живущими в клинике; это запрещение было бы не лучше исполнено, чем и в прошлый раз, и продолжались бы те же злоупотребления. Я совсем не требую, чтобы его вернули в Бисетр, где он находился ранее, но считаю своим долгом представить Вашему Превосходительству мое соображение о том, что арестный дом или тюрьма были бы для него более подходящими, нежели учреждение, предназначенное для лечения больных, которое требует неослабного наблюдения и самой заботливой предусмотрительности".
Это письмо побудило Жозефа Фуше 11 ноября 1808 года распорядиться о переводе маркиза в государственную тюрьму в крепости Ам (Ham), что в Пикардии, но семейство последнего, извещенное об этом, успело приостановить исполнение приказа.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.