Королевское кушанье

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Королевское кушанье

Младенец, которому в будущем предстояло стать Людовиком XIV, появился на свет с двумя зубами во рту. В этом усмотрели счастливое предзнаменование, чему радовался весь двор, но только не его кормилица…

К исходу третьего месяца эта дама по имени Элизабет Ансель ушла: ее грудь была истерзана зубками сосунка. На ее место пришла Пьеретта Дюфур, но и она жаловалась на укусы маленького львенка. За ней последовала Мари де Севьевиль-Тьери… Упоминаются имена еще четырех других, хотя, может быть, те лишь укладывали и убаюкивали младенца.

Но важно не просто иметь зубы. Главное, чтоб они были хорошие. А бедный Людовик XIV страдал зубами на протяжении почти всей жизни. Доктор Кабанес, задним числом определивший заболевание короля как челюстной синусит, обогатил Историю очень любопытными (хотя не слишком аппетитными) сведениями об этой высокородной челюсти.

Достаточно сказать, что к сорока годам во рту короля не оставалось ничего, кроме нескольких бесформенных корней. Ему пришлось удалить с левой стороны все верхние зубы, причем операция была сделана так неудачно, что всякий раз, когда он пил или полоскал рот, вода попадала ему в нос, «струясь оттуда, как из фонтана». Никакой возможности жевать, следовательно, у него не было.

Но, потеряв зубы, Людовик XIV, к несчастью, сохранял аппетит, по масштабам близкий к обжорству. Отсюда — приступы подагры, диспепсия, склонность к полнокровию, головокружения. Лишь во время великого поста «по причине умеренности трапез» он знавал некоторое облегчение.

380 человек были заняты исключительно делом пропитания беззубого короля. Вся эта армия размещалась в Большом служебном корпусе и имела несколько подразделений: Хлебная служба отвечала за все, что касалось хлеба, скатертей и столовых приборов; Мундшенкская, или «Служба бокала», ведала водою и вином; Кухмистерская заботилась о приготовлении «кушанья»; Фруктовая поставляла плоды, факелы, свечи и подсвечники; Фурьерская имела дело с дровами и углем. Всем этим обширным учреждением руководил Главный дворецкий вместе с просто дворецким и начальниками подразделений. Главный контролер стола принимал провизию и следил за ее использованием.

Кухни, где готовилось «королевское кушанье», находились на первом этаже Большого служебного корпуса, теперь эти помещения переделаны в военную клинику. В часы трапез это «кушанье», то есть все составлявшие меню блюда, торжественно выносили из кухни: впереди процессии идет Главный дворецкий, его сопровождают тридцать шесть состоявших на службе дворян и двенадцать управляющих, все они держат в знак своего достоинства жезлы из золоченого серебра. Пройдя по двору, кортеж через дверь, расположенную как раз напротив кухни, входит во дворец; поднявшись по лестнице, уничтоженной во времена Луи-Филиппа,[55] и проблуждав долгое время по лабиринту галерей, коридоров и залов (теперь на этом месте расположена Комната депутатов), блюда, наконец, попадали к столу, обычно накрываемому в комнате короля.

Этот церемониал существовал даже в эпоху Реставрации: принц де Жуанвиль[56] вспоминал, как ребенком он столкнулся в Тюильри с «кушаньем» Людовика XVIII, оно двигалось в сопровождении гвардии под звуки барабанной дроби, и сотня солдат-швейцарцев отдавала ему честь.

Но вернемся к королю. Итак, его прибор был сервирован на квадратном столе, стоявшем против центрального окна. Известно, что он всегда ел в одиночестве. Никто никогда не делил с ним трапезы; этот обычай нарушался лишь в пору пребывания короля в армии. Только на торжественные обеды монарх мог пригласить к своему столу членов семейства; причем принцы оставались во время трапезы в шляпах, тогда как сам король был без головного убора: этот забавный «перевернутый» этикет, видимо, должен был означать, что хозяин находится у себя дома, а другие — в гостях.

Поскольку, встав поутру, король выпивал только чашку бульона или настойку шалфея, он довольно рано начинал испытывать голод, и обед ему обычно сервировали около 10 часов утра. Тут уж было чем заморить червячка! Впрочем, судите сами и не забывайте, что меню, которое мы сейчас примемся смаковать, рассчитано только на одного едока.

Итак, супы: диетический из двух больших каплунов; суп из четырех куропаток, заправленный капустой; бульон из шести вольерных голубей; бульон из петушиных гребешков и нежных сортов мяса; наконец, два супа на закуску: из каплуна и куропатки.

Первые блюда: четверть теленка и кусок ястреба, все весом в 28 фунтов; паштет из двенадцати голубей.

Закуски: фрикасе из шести куриц; две рубленых куропатки.

Четыре промежуточных блюда: соус из трех куропаток; шесть выпеченных на жаровне паштетов; два жареных индюка; три жирных цыпленка под трюфельным соусом.

Жаркое: два жирных каплуна; девять жареных цыплят; девять голубей; две молоденьких курицы; шесть куропаток; четыре паштета.

Десерт: свежие плоды, с верхом наполнявшие две фарфоровые миски; столько же сухих фруктов; четыре миски с компотами или вареньями.

Нет сомнения, что, несмотря на весь свой монарший аппетит, Людовик XIV ко многому и не притрагивался. И все-таки человек, который видит перед собой на столе четверть теленка и шестьдесят девять разнообразных мясных блюд и не испытывает пресыщения от одного этого зрелища, это едок выносливый. Другой, подвергшись такому натиску съестного, сидел бы потом три дня на диете, но король был чужд подобной боязливости, что доказывает меню его второго обеда: «два больших каплуна, двенадцать вольерных голубей, куропатка под пармезаном, еще четыре голубя, шесть куриц, восемь фунтов телятины, фазан, три куропатки, две пулярки, четыре цыпленка, еще девять куриц, еще восемь голубей, четыре паштета». И тем не менее король, видимо, счел, что еды принесли маловато, поскольку в посланной на кухню записке было велено добавить еще два мясных блюда, а именно: четыре куропатки под испанским соусом и два запеченных в пироге жирных цыпленка. Жаркое же было усилено еще «двумя легкими блюдами»: одно из каплуна, двух бекасов и чирков, другое всего-навсего из пяти куропаток.

Следует обратить внимание, что закуски, которые варьировались в зависимости от сезона, здесь вообще не упомянуты. И не надо воображать, что тогдашние закуски были такими же пустячками для возбуждения аппетита, как нынешние, вовсе нет, это были вполне солидные вещи: сосиски, белая кровяная колбаса, паштеты с трюфелями, мясное блюдо с пряностями — миротон. Ах, этот миротон!.. Блаженство и мука для слабых желудков!

Как мы уже говорили, во время великого поста — как из соображений благоразумия, так, разумеется, и религиозных — король отдыхал от своих гастрономических подвигов. Посмотрим же, что представляло собой его меню в пору воздержания. Явно опасаясь, как бы постная еда не обессилила его, сначала он приказывал подать себе суп из каплуна, четыре фунта говядины, столько же телятины и столько же баранины. Приняв эту чисто гигиеническую меру предосторожности, можно было начать воздерживаться. Вот как это выглядело: один карп, сотня креветок, молочный суп, две черепахи, овощной суп, камбала, приготовленное на воде рагу, большая щука, четыре камбалы средней величины, два окуня, еще две камбалы, сотня устриц, шесть «Петровых рыб» и в качестве жаркого — половина крупного лосося и шесть камбал. А вот меню ужина: два карпа длиною в фут, овощной суп, окунь, другой овощной суп, щука в полтора фута длины, три окуня, три камбалы, форель в полтора фута, два тупана, пол-лосося и крупный карп.

После этого можно было лечь спать. Но, как это ни покажется невероятным, укладываясь в постель, король все же ощущает некую пустоту в желудке, и, опасаясь, как бы ночью вконец не ослабнуть от истощения, он на всякий случай имеет под рукой — так, почти ничего, пустячок для успокоения внезапного голодного спазма: графин с водой, три хлебца и две бутылки вина.

* * *

Вряд ли теперь кого-нибудь удивит, что в числе болезней, мучивших Людовика XIV, была подагра. Ведь эта проявляющаяся с возрастом сугубо «аристократическая» болезнь является неизбежным следствием комфортабельной и сытой жизни. Ее не без основания считали свидетельством богатства, недаром в Древнем Риме к ее жертвам относились с почтением и освобождали их от податей. Как жаль, что эта «буква» Римского права, от которого так много позаимствовала современная юрисдикция, не перешла в наши законы! Убежден, что многие будут сожалеть и о том вышедшем из моды лечении, что предписал страдающему подагрой монарху Фагон:[57] в момент обострения он рекомендовал больному принимать бургундское вино как «содержащее менее винного камня и более спирта, нежели обыкновенно употребляемое королем шампанское». Это предписание вызвало большую радость виноградарей Беона[58] и столь же большое огорчение изготовителей вина рейнской области, так что в течение сорока лет меж двумя провинциями велась война с помощью ученых текстов и памфлетов.

Все эти напитки, пряные мясные блюда, чрезмерное количество дичи и неумеренная верховая езда в конце концов вызвали у Людовика XIV одно из его знаменитых, хранимых в памяти потомков заболеваний. Речь идет о прославленном свище, о котором подробно, опираясь на ежедневные записи Фагона, поведал нам доктор Эмиль Дегере.

Счастливчики медики! Им позволено говорить напрямик о самых щепетильных вещах, именно поэтому нам известны мельчайшие подробности своеобразной эпопеи, героем которой и явился свищ Людовика XIV.

Когда после тщательных обследований в начале 1686 года была установлена природа заболевания, начались долгие споры о надлежащем методе лечения. Мнения ученых противоречили друг другу, среди суждений встречались чрезвычайно экстравагантные; свои услуги предлагали и многочисленные шарлатаны. Чтобы прийти к согласию, было решено призвать обладателей свищей (этих добровольцев поселили в особняке Лувуа) и в порядке эксперимента испытать на них все предложенные способы лечения. Разнообразнейшие притирания, болеутоляющие средства, слабительные, припарки, кровопускания, заживляющие мази, промывания (одно из них поэтично звалось «отвар девяти сестер») были испробованы на людях, имевших счастье и благодать мучиться тем же недугом, что и монарх.

Встревоженный двор очень интересовался их самочувствием, и сам король внимательно следил за результатом опытов. Четверых из храбрецов послали на воды в Баньер под присмотром первого хирурга больницы Милосердия, четверо других были отправлены в Бурбон-л’Аршамбо; все возвратились без какого-либо улучшения, но и остававшиеся в доме Лувуа не внушали надежды на исцеление.

И вот тогда решились на операцию. Ее сделал хирург Феликс;[59] чтобы разработать руку, он перед этим взрезал всех пошедших на риск добровольцев. Он испробовал на них специальный миниатюрный хирургический нож, доселе употреблявшийся в операциях гортани и в честь исцеления Людовика XIV названный «королевским ножом».

В награду за мастерство доктор Феликс получил земли Мулино и сто тысяч ливров; помогавший ему во время операции д’Анкен получил тоже сто тысяч; восемьдесят тысяч в награду за проявленные в этих чрезвычайных обстоятельствах усердие и внимание получил Фагон.

Свищи стремительно вошли в моду. О них шло столько разговору, что каждый себя считал (или хотел считать) его обладателем. Многие из придворных, мечтая привлечь внимание короля к своей персоне, мужественно приказывали взрезать свои тела: возможно, король соблаговолит осведомиться, как прошла операция. Стольким честолюбцам не терпелось иметь «королевское» заболевание, что у хирургов не было от них отбоя. Знаменитому врачу Дионису пришлось обследовать более тридцати пациентов, требовавших операции; услышав заверения, что она не нужна, «многие впадали в гнев».

Выздоровление монарха праздновало все королевство. С особым великолепием демонстрировал свою радость Париж. Людовик XIV был торжественно приглашен почтить город своим посещением. После благодарственного молебна в Нотр-Дам короля с большой помпой приняли в ратуше, где ему был предложен титанический обед: под предводительством полковника двести тридцать шесть лучников при шпагах внесли в зал разные блюда. Двести тридцать шесть блюд, не считая десерта и ликеров!.. Вполне достаточно, чтобы угробить выздоравливающего, но король был бравым едоком и благополучно перенес эту цареубийственную трапезу.

Золотые ворота, ведущие в Почетный двор Версальского замка.

Людовик XIII. C гравюры XVII в.

Деревня Версаль в начале царствования Людовика XIII. Со стариной гравюры.

Людовик XIV в детстве. 1644.

Анна Австрийская.

Луиза де Лавальер.

С. Бурдон (?). Никола Фуке.

Замок Во-ле-Виконт.

Г. Риго. Боссюэ.

Фенелон.

Ж. Верне. Людовик XIV в доспехах.

Луи Ле Во.

Ф. де Труа. Ж. Адуэн-Массар.

К. Лефевр. Андре Ле Нотр.

Версальский замок. Панорама со стороны двора.

Мраморный двор.

Решетка ограды.

Вид на парк с террасы замка.

Фонтан Дианы.

Лебрен.

Капелла Версаля. Со старинной гравюры.

П Миньяр. Великий дофин и его семейство.

Принцесса Палатинская, жена Месье, брата Людовика XIV.

Филипп, герцог Орлеанский, будущий регент при малолетнем Людовике XV.

К. Лефевр. Ж. Б. Кольбер.

Рона. Скульптура Тюби.

Г. Риго. Людовик XIV.

Мадам де Монтеспан.

П. Миньяр. Мадам де Ментенон.

Г. Риго. Испанский король Филипп V, внук Людовика XIV.

Более деликатным образом проявили свою радость девицы из Сен-Сира:[60] испросив высочайшего согласия на визит, они приветствовали своего покровителя пением кантаты, слова которой сочинила настоятельница этого знаменитого монастыря мадам де Бринон, а музыку, важную и нежную, как того требовало событие, написал Люлли. Это было знаменитое «Боже, храни короля…».

Говорят, один проезжий англичанин обратил внимание на эту вещицу и перевез в свою страну, где она настолько полюбилась, что превратилась в национальный гимн. Странно: неужто и впрямь своим «God save the King»[61] наши соседи обязаны свищу Людовика XIV?