МАРУЛЬКАЙС "ЦАРЬ ВСЕХ АРАБОВ"

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МАРУЛЬКАЙС "ЦАРЬ ВСЕХ АРАБОВ"

У границ империи в IV в. арабские племена заняли своеобразное положение. Их роль как буферных объединений при мощных государствах Передней Азии еще не определилась, но их участие в войнах, согласие оказать помощь или отказать в ней уже создавали взаимную зависимость, которая в полной мере выявилась в первых десятилетиях следующего столетия, когда государства гасанидов и лахмидов заняли свое, столь заметное в V и VI вв., место.

Задолго до того, как Константинополь стал центром Римской империи на Востоке, сложились арабские государства Петра и Пальмира, возникшие на торговых путях. Петра держала в своих руках ключевые позиции путей в Хиджаз и дальше в Южную Аравию, как и на запад в Африку. Пальмира расцвела у самых границ империи, на "дороге Диоклетиана", соединявшей важнейшие города Финикийского побережья, Сирийской пустыни и Междуречья.

Письменность и язык надписей Петры и Пальмиры — арамейские, влияние их было обусловлено торговыми связями этих государств. Лишь постепенно стал возрастать удельный вес арабского языка. Под давлением Рима прекратила свое существование в 106 г. Пeтра, а в 272 г. была разрушена Пальмира. К этому времени, после падения государства Одейната и Зейнабы (Зиновии), в период значительного ослабления Ирана, при сасанидах Варахране II (275–292) и Нерсе (292–301) арабские племена пустынь почувствовали крепкую руку нового господина из рода лахмидов в Хирте. Лахмидские цари не были зависимы от персов и стремились стать твердой ногой у границ империи.

О северных арабских племенах IV в. сохранились сведения у греческих и латинских историков, имеются немногочисленные надписи и малодостоверные генеалогии арабских авторов.

В качестве источника по истории арабов IV в. существенное место занимает древнейшая арабская надгробная надпись из Немары, селения, расположенного на юго-запад от Дамаска и на северо-запад от Бостры (Босры), в приблизительно равных расстояниях от обоих городов.1 Этот памятник хранится в Лувре.

Надпись, состоящая из пяти строк, написанных набатейским письмом на базальтовой плите размером 116х33 см, неоднократно издавалась, переводилась и комментировалась. Приводим ее русский перевод:

"(1) Это гробница Амрулькайса сына Амра, царя арабов всех, того, что повязал диадему, (2) покорил Асад и Низар и их царей, обратил в бегство Мазидж до сего дня, отправился (3) поразить Неджран, город Шамира, покорил Маад, разделил сыновьям (4) племена, предоставил Перас им и Руму. Ни один царь не достиг его высоты (5) до сего дня. Он умер в год 223 в 7 день кислула. Да будет благополучие его потомству".2

Транскрипцию имени "Амрулькайс" принял в своей последней, упоминающей эту надпись, работе Дюссо, тогда как в предыдущих он транскрибировал это имя как "Имрулькайс". С нашей стороны укажем, что греки писали "Аморкес", что подтверждает произношение как "Амрулькайс". Этот "царь всех арабов" повязал (очевидно, "повязал" себе) диадему — "тадж". О том, что слово "тадж" приобрело широкое распространение из персидского языка, неоднократно отмечалось.3 Слово в строках 2-й и 3-й имеет смысл "покорить", "захватить", "подчинить". "разделил" сыновьям, т. е. разделил между своими сыновьями "племена" Смысл последнего слова, как "племена", иногда как" общины", постоянно встречается в южноарабских надписях. Дюссо допускает перевод слова — "подразделил" ("departagea"). Но правомерен и перевод, предложенный Пейзером, "предоставил" ("hatte uberlassen").4 Это слово имеет еще значение "быть опорой", "опираться", но в этом случае оно требует предлога, которого в тексте нет. буквально означает "его высота", но, конечно, правомерно переводить это выражение и как "слава". — собственно "его порождение" и, следовательно, "потомство".

Эпитафия Амрулькайса была написана на его гробнице; в ней он назван сыном Амра. Есть основания предполагать, что это представитель рода, занявшего положение царствующего дома в Хирте. Лахмид Амр сын Адай царствовал с 270 до 300 г. Амрулькайс I был его сыном, и его смерть датируется данной надписью. Названный царем "всех арабов", он объединял не только племена, кочевавшие вдоль границ Восточно-Римской империи и Персии, от Дамаска и Антиохии до берегов Тигра, но подчинил племена Асад, Низар и обратил в бегство "бану" Мазидж или Масхидж. Надпись свидетельствует также о совершенном им походе в Южную Аравию. Так как в ней говорится, что царь "отправился", "двинулся вперед" — , в противоположность предшествующим "покорениям", следовательно, можно с уверенностью считать, что его коренные владения были значительно удалены и, вероятно, составляли области Сирии и Месопотамии, издавна бывшие местами арабских кочевий. В какой-то мере лахмиды должны были утвердиться в областях, принадлежавших царям Пальмиры. Неджран, "город Шамира", важный торговый центр, сыгравший особенно большую роль в политических событиях VI в., был целью этого похода. Следует отметить, что Шамир был царем Неджрана до 320 г., о чем свидетельствуют южноарабские надписи, и это находится в полном хронологическом соответствии с надписью Амрулькайса.5 Удар, нанесенный Амрулькайсом, вероятно, должен был привести к подчинению, может быть, к уплате дани городом; во всяком случае, формулировка отличается от "покорения", как оно выражено во 2-й строке относительно племен Асад и Низар. Племя Мазидж было обращено в бегство и, следовательно, не покорилось "царю всех арабов", а удалилось, бежало и вновь не появлялось "до сего дня".

Вслед за походом на Неджран в надписи упоминается о покорении племени "Маад". Маадеи, большое, многочисленное и воинственное племя, неоднократно называется как греческими и сирийскими источниками последующих двух веков, так и северными и южноарабскими надписями. Маадеев "покорил" Амрулькайс.

Далее следует сообщение о внутреннем устройстве государства "сына Амра". Главенство над племенами он "поделил" или роздал своим сыновьям, выражаясь словами надписи, "разделил сыновьям племена", сохраняя за собой верховную власть в качестве "царя всех арабов". Следующее предложение надписи содержит некое определение его отношений к Персии и к "Руму". Прежде всего следует обратить внимание на то, что "Перас" предшествует "Руму", следовательно, первое и более почетное место принадлежало Ирану. Это имеет значение и в том случае, если принять перевод Клермон-Ганно, с которым согласился Дюссо, а именно читать "li Fars wa li Roum" — "он поделил (племена) между персами и ромеями".6 Пейзер понимая это место иначе, он переводил: "так как Персия предоставила их Риму" — "denn Persien hatte sie Rom uberlassen" ("sie" — это племена).7 В последнем чтении арабский текст сохраняется без дополнения переводчика, тогда как при переводе Клермону-Ганно было необходимо вставить "li" перед словом "Перас", которого в тексте надписи нет. Нам представляется возможным такое истолкование, при котором выражение сохраняет свой первоначальный, основной смысл — "быть опорой", опираться, "предоставлять", т. е. выделение племен сыновьям Амрулькайс произвел при поддержке Персии, и "li", стоящее в тексте надписи перед словом "Roum", переводится "и Риму". Иначе говоря, оставаясь "царем всех арабов", герой эпитафии действовал, примиряя интересы обеих держав. Самый факт, что названы оба государства, взаимоотношения которых в V и особенно в VI в. играли такую решающую роль в жизни северных арабских племен, указывает на то, что и в IV в. равновесие достигалось лишь при условии примирения их интересов.

Амрулькайс, конечно, не был зависим от Ирана, как это утверждал еще Нельдеке.8 Это ясно из надписи, где нет данных о его подчинении, и хотя он находился на территории, принадлежавшей империи или контролируемой ею, ему было подчинено много племен; именно потому он и назван царем "всех арабов". Лахмид Амрулькайс, не зависевший от персов и ромеев, умер в Немаре, близ известной древней дороги, превращенной при Диоклетиане в римскую мощеную Страту. После того как Рим разделался с Пальмирой, арабы могли искать и находили возможности для объединения. Следует также напомнить, что в VI в., во время спора за Strata Diocletiana, лахмиды ссылались на свои давнишние права на нее. Надпись из Немары указывает, что еще в IV в. лахмиды находились близ Страты и могли ее контролировать.9 Отсюда и их претензии на эту дорогу тогда, когда они уже были в тесной связи с шаханшахами и "под их рукой". Как ни расценивать прославление царя Амрулькайса в эпитафии, во всяком случае его "высота" или "слава", которой "не достигал ни один", очевидно, арабский царь, говорит об объединении в его руках многих племен. На основании других источников можно говорить, что после разрушения Пальмиры в 272/3 г. и до 363 г., года похода Юлиана Отступника в Персию, Ближний Восток переживал сравнительно мирный период. С известной вероятностью к 300–328 гг. можно отнести царствование Амрулькайса, не зависимого от обоих великих государств, державшего в повиновении "всех арабов". Именно поэтому, видимо, не нарушался мир среди арабских племен, как это случалось в последующее время, когда между арабами "персидскими и ромейскими" происходили бесконечные стычки, угрожавшие и без того непрочному миру между этими державами. Надпись датирована. Годом смерти Амрулькайса назван 223 г., соответствующий 328 г. н. э., так как следует считать дату надписи по летосчислению, принятому в Бостре, где эра начиналась в 105 г. н. э.10 Близость к Бостре оправдывает это предположение, против которого никем не было сделано возражений.

Амрулькайс принадлежал, по всей видимости, лахмидской династии, генеалогические списки которой внушают мало доверия. "Царя всех арабов" Амрулькайса, сына Амра, следует считать Амрулькайсом I.11 Время господства Амра, его отца, можно отнести к последней трети III в. н. э., после того, как Пальмира была низвергнута Римом.

Выше было уже отмечено, что надпись, упоминая рядом Перас и Рум, тем самым полагает не враждебное противопоставление их, а примирение, объединение, хотя первое и потому доминирующее положение принадлежит Ирану, чему соответствует и "тадж".

Амрулькайса, все же связанный с иранской традицией, хотя слово это и имело широкое распространение на всем Ближнем Востоке.12

Благодаря надписи из Немары Амрулькайс перестает, быть героем легендарных сообщений, он вырастает в историческую фигуру. До настоящего времени не привлекала внимания возможность сопоставить дату его смерти, данную в эпитафии, с хронологическими указаниями арабских хроник. Сведения, которые дают Хамза Испаганский и Табари, говорят о последовательности правления князей Хиры и начинаются именем Амра ибн Адай (Адай). Следующим назван его сын Амрулькайс. И первому и второму приписывается неправдоподобное число лет правления — Амру 118, Амрулькайсу 114 лет. Эти годы синхронистически сопоставляются с годами правления сасанидских шахов. Несмотря на то что эти сопоставления были взяты на подозрение еще Нельдеке,13 можно убедиться в том, что в арабских хрониках сохранились некоторые достоверные факты.

Хронология Амра и Амрулькайса указывает на то, что на протяжении 232 лет у арабов сохранились данные лишь о двух князьях Хиры. Следовательно, можно предположить, что непрерывной линии рода не было или что число лет царствования князей Хиры продлено искусственно и только два названных имени остались в традиции. Список хиртских князей у Табари восходит к Хишаму ал Кельби, по словам которого известия об арабах, родословие Насра ибн Рабийа, количество лет жизни правивших членов этого рода и хронику их правления он почерпнул "из церквей Хирты". Иначе говоря, в архивах христианских церквей лахмидской столицы были хроникальные записи царствования этих князей, которыми воспользовался Хишам.14 Записи эти велись путем сопоставления, синхронизации времени их правления с временем царствования сасанидских царей. Эти данные и легли в основу списка князей Хирты у Табари и у Хамзы.15 Резко отличается от них хронология у Якуби.16

Табари знает об Амрулькайсе, сыне Амра ибн Адай, что он стал первым христианином из рода Насра ибн Рабийа и из "правителей царей Персии".17 Сообщив, что он княжил 114 лет, со ссылкой на авторитет Хишама, Табари дает, однако, в своем подсчете гораздо меньшее число лет, кончая его синхронистически на имени сасанида Бахрама II; дальнейшие сопоставления у него отсутствуют. Те же данные имеются и у Хамзы Испаганского, который также исчисляет для Амрулькайса 114 лет, но и его синхронизмы не составляют этого числа лет в общей сумме. Сравнивая данные обеих хроник, следует отметить близость их у Табари и Хамзы. Возможно, что сведения последнего также восходят к Хишаму. Синхронизм у Табари внезапно обрывается, возможно, что он пользовался дефектным экземпляром Хишама. Искусственность такого рода таблиц очевидна.

Хамза Испаганский 18 Табари 19

Амрулькайс …… 114 лет Амрулькайс. . 114 лет

Одновременно с Шапуром, Одновременно с Шапуром, сыном.

сыном Арташира …. 23 года Арташира …. 23 года 1 мес.

с Хормиздом …. 1 год 10 мес. с Хормиздом …. 1 год 10 дней

с Бахрамом ….. 9 лет 3 мес. с Бахрамом … 3 года 3 мес. 3 дня

с Бахрамом II …… 13 мес. с Бахрамом II …… 18 лет

45 лет 4 мес. 13 Дней

с Бахрамом III ….. 6 мес.

с Наресом …….. 11 лет

с Хормиздом ……. 13 лет

с Шапуром II …. 20 лет 5 мес.

80 лет 1 мес.

Таким образом, ни та ни другая таблица не покрывают 114 лет правления Амрулькайса. Очевидно, лишь синхронизмы последнего периода имеют относительную историческую ценность, тогда как отдаленные сопоставления никак не могут отвечать годам правления Амрулькайса.

Одновременно с Шапуром II Амрулькайс царствовал 20 лет и 5 месяцев, по данным Хамзы. Так как Табари ссылается на Хишама и та часть синхронизмов, которая сохранилась у него, имеет общее со сведениями Хамзы, то возможно, что эти синхронизмы в целом восходят к Хишаму. Прерванный у Табари список связан с его неуверенностью и неопределенностью данных.

Царствование Шапура II началось 5 сентября 309 г.,20 причем 309 г. является первым годом его правления, как это было принято считать, хотя это был и неполный год. В таком случае смерть Амрулькайса на двадцатый год правления Шапура II и соответствует 328 г.

У Табари имеются два драгоценных свидетельства об Амрулькайсе, которые могут быть сопоставлены с тем, что известно из эпитафии. Прежде всего Амрулькайс принадлежал к числу "правителей царей Персии" — ,21 что согласуется с данными надписи, упоминающей Иран. По-видимому, Табари, а до него Хишам, на которого ссылается Табари, считали, что из числа царей рода Насра ибн Рабиа Амрулькайс был первым, принявшим христианство —. 22

Нельдеке относил эти слова Табари к кому-нибудь из последующих хиртских царей, носивших то же имя.23 Из эпитафии никаких выводов о принятии христианства Амрулькайсом сделать нельзя. Надпись в Немаре несомненно говорит о его связях с империей, на территории которой находилась гробница. В арабской традиции сохранялась, следовательно, память о связях этого "царя хиртского" с империей, но переход его в христианство едва ли имел место; сообщение говорит только об отношениях с Румом, известным и по другим источникам.

Арабские историки сохранили также сведения, которые объясняют причины продвижения некоторых арабских племен к границе империи. Так, Масуди сообщает, что в период малолетства Шапура Ирак был захвачен арабами, главным образом племени "Иада сына Низара". Когда Шапур достиг возраста 16 лет, он выступил в поход против "сыновей Иад". Последние были предупреждены о грозившей им опасности своим соплеменником Лакитом, но не приняли этого во внимание. Персы разбили их племя, и только небольшая часть спаслась бегством. — "и те, что вырвались от них бегством, присоединились к земле Рум".24

Таким образом, вырисовываются обстоятельства, при которых арабские племена из областей Междуречья продвинулись на запад, в области, принадлежавшие империи. Разные арабские племена, пользуясь временным ослаблением Персии, усилили свои набеги и продвинулись со своими стадами в более северные и восточные области Месопотамии. Шапур "в возрасте 16 лет", т. е. за несколько лет до 328 г., разбил арабские племена, вследствие чего часть из них перешла границы империи.

Из другого, в значительной части легендарного рассказа, сохранившегося у того же Масуди,25 следует, что Шапур II стремился сохранить мирные отношения с некоторыми племенами арабов и пошел на соглашение с ними. Более чем вероятно, что Амрулькайс главенствовал как над арабскими племенами, продвинувшимися к границам империи, так и сохранил господство над племенем, тяготевшим к Ирану, а тем самым и связь с шаханшахом.

Своим сыновьям он "разделил племена", из которых одни тяготели к "Перасу", другие были теперь предоставлены "Руму". Сам же Амрулькайс был царем, каких "до него не было"; потому что он объединил под своей властью арабские племена, кочевавшие на огромном пространстве. Противоречивые сообщения об этом периоде при таком сопоставлении источников помогают истолкованию надписи из Немары и объясняют положение ее героя между гегемонами Ближнего Востока.

Нам представляется возможным сделать общий вывод, что в IV в. арабские племена Передней Азии, включая Аравийский полуостров, не находились в такой постоянной и тесной зависимости от Восточно-Римской империи и Ирана, как это имело место в последующие века. Они оказывали помощь и служили в качестве auxilia то одной, то другой стороне, но не было еще утвердившейся закрепленной позиции союза арабских племен в качестве буферного государства, подчиненного одной или другой державе. На основании надписи из Немары можно считать, что лахмид Амрулькайс господствовал на пространствах до самой Страты Диоклетиана вблизи Бостры и Дамаска; это подтверждается и другим свидетельством. Аммиан Марцеллин сообщает, что на стороне Ирана в кампании 363 г. сражались арабы, их главой назван Malechus Podosacis nomine, phylarchus Saracenorum Assanitarum.26 Ассаниты — это без придыхания произнесенное гасаниды. Следовательно, филарх гасанидов, которого Аммиан называет разбойником и обвиняет в постоянных жестоких нападениях на пограничные области империи, находился на службе у шаханшаха и оказывал ему помощь в войне. Таким образом, связь племен, объединенных гасанидами с Восточно-Римской империей, не определилась еще как постоянная. Наоборот, филарх Подозак сражался на стороне Ирана, враждебен войскам Юлиана и в предшествующее время нарушал границы империи. Это отвечает вполне отсутствию установившейся зависимости в IV в. как гасанидов, так и лахмидов от гегемонов Передней Азии. Зависимость эта определится лишь в V в. и скажется в полной мере в VI в. Но следует отметить, что после 363 г. сообщения о "сарацинах" начинают вновь появляться на страницах латинских и греческих источников; затишье, относительно мирные отношения с арабами были нарушены походом Юлиана, что привело к затруднениям и в дальнейшем.

Для истории арабов до возникновения ислама важным источником являются сообщения латинских и греческих историков. Они помогают уяснить содержание, уточнить хронологию и представить последовательность событий, на которые лишь редко и лаконично указывают эпиграфические памятники.

Писатели IV в. рисуют участие в войнах, набеги, жизнь и быт арабов. Эти сведения позволяют также определить общественный строй мелких арабских кочевых государств, в известной мере и социальные отношения. Сообщения носят, однако, случайный характер; дать в последовательности историю арабских племен можно лишь для последующих столетий, для IV в. они остаются отдельными событиями, слабо связанными между собой.

Несомненный интерес представляет то, что сообщает об арабах Аммиан Марцеллин, спутник императора Юлиана. Значительная часть его "Res gestae" написана на основании непосредственных, личных впечатлений и устных источников, как это доказывают новейшие исследования.27 Его характеристика жизни арабов, как и отмечаемые в сношениях с империей черты, подтверждаются и другими современными ему писателями, и в этом случае нет расхождения между Аммианом, человеком светским и военным, и церковными историками. Ранние историографы Восточной империи были историками церкви, увлеченными догматическими вопросами, представителями нового идеологического направления. В их трудах имеются страницы, посвященные политической истории, в связи с чем упоминаются арабы, которые временами становились союзниками империи в ее военных предприятиях. В других случаях они были ее жестокими врагами, нападали на ее границы и держали целые провинции в страхе и ужасе.

Последовательный анализ всех разнообразных источников по истории северных арабских племен до возникновения ислама не имел еще места, между тем только на основе такой работы и может быть воссоздана их история.

Об арабах Аммиан Марцеллин упоминает в связи с персидским походом императора Юлиана в 363 г. Ранней весной были подготовлены войска для перехода через Евфрат и дальнейшего движения на восток. В это время "посланцы нескольких народов" обратились к Юлиану, предлагая свою помощь: inter haec tamen legationes gentium plurimarum auxilia pollicentium liberaliter susceptae remittebantur.28 Хотя здесь и упомянуты "разные" народы или племена, вероятнее всего, что речь шла главным образом об арабских племенах. Приняли этих посланцев любезно, но их помощь (auxilia) была отклонена под совершенно ложным предлогом — якобы ромейское войско должно в данной войне опираться. только на собственные силы. Следует предположить, что у императора не было уверенности в тех племенах, которые предлагали ему эту помощь. Военачальники ромейских войск прекрасно понимали, какое значение могли иметь превосходно осведомленные в местных условиях арабы, конница которых отличалась отвагой и быстротой передвижения.

Войска Юлиана и он сам провели 27 марта 363 г. в крепости Каллинике (Ницефориум-Ракка), расположенной на левом берегу Евфрата. По этому левому берегу вдоль течения реки тянулась дорога, по которой, по-видимому, и следовала армия, так как через некоторое время она достигла Киркесия (Circesium).29 Когда Юлиан отошел от Каллиника, его войско расположилось "в некоем лагере" — in statione quadam и "пребывало в палатках" — sub pellibus mansit. Сюда к нему явились "царьки сарацинских племен", которые, преклонив колени, поднесли ему золотую корону и воздали почести, как "господину народов мира и своему" — ubi Saracenarum reguli gentium genibus supplices nixi oblata ex auro corona tamquain mundi nationumque suarum dominum adorarunt suscepti gratanter ut ad furta bellorum adpositi.30 Они были приняты с радостью (gratanter) как "расположенные", т. е. пригодные для скрытой, тайной войны.31 Очевидно, на них возлагались надежды, как на умеющих вести разведку, захватить "языка", что видно из дальнейшего.

Присоединив к своим войскам auxilia, т. е. "помощь" арабских отрядов, имперские войска двинулись "быстрым шагом" и достигли в начале апреля сильной крепости Киркесия, которая благодаря слиянию здесь Хабора и Евфрата превращалась в стоящее как бы на острове укрепление — Adscitis Saracenorum auxiliis, quae animis obtulere promptissimis, tendens imperator agili gradu Circesium principio mensis Aprilis ingressus est.32

Заслуживают внимания выражения, в которых Аммиан говорит об укреплении Киркесия. Стены и крепость были отстроены при Диоклетиане, когда он "устраивал" или приводил в порядок пограничную линию, "внутренние границы", т. е. укреплял смежные с "варварами" или близкие к ним рубежи — cum in ipsis barbarorum confiniis interio res limites ordinaret,33 т. е. находившиеся в непосредственной близости к соседям. Он укреплял как бы вторую линию границы, находившуюся уже далее первой собственно имперской границы и составлявшую ее вынесенные вперед форпосты. Известная неопределенность границы там, где находились кочевые и полукочевые арабские племена, может быть отмечена по целому ряду источников и представляет своеобразное явление. Эта граница не была строго определенной, как об этом свидетельствуют различные данные.

Арабы действительно оказали в дальнейшем помощь ромеям и немного времени спустя доставили из разведки пленных: Post quae Saraceni procursatores partis cuisdam hostium obtulere laetissimo principi et munerati ad agenda similia sunt remissi34 — "После чего легкие передовые части арабов добыли пленных к радости императора и были отпущены одаренными для того, чтобы поступали впредь подобным же образом".

Военачальники имперских войск считали такие действия арабов выгодными для себя, так как пленные всегда могли дать сведения, необходимые для дальнейших военных действий.

Большой интерес представляют сообщения Аммиана Марцеллина о том, что некоторые арабские племена были на службе у шаханшаха. Персы, узнав, что один из отрядов войска Юлиана должен был выйти на рекогносцировку, решили этому воспрепятствовать. Это должны были осуществить "сурена": surena post regem apud Persae promeritae dignitatis — военачальник, "имеющий высшее звание после царя у персов", и "филарх" арабов, воевавший на стороне персов. Malechus Podosacis nomine, phylarchus Saracenorum Assanitarum famosi nominis latro, omni saevitia per nostros limites diu grassatus — "царь по имени Подосак, филарх сарацин гасанидских, известный разбойник, со всяческой свирепостью в наших пределах давно буйствовавший".35 Malechus, конечно, соответствует арабскому "царь" (malik). Имя Подосак трудно связать с каким-нибудь соответствующим арабским именем, и по своему окончанию оно скорее отвечает именам персидским. Что касается "сарацин ассанитских", то совершенно очевидно, что речь идет о племени гасанидов, которое в V в. приобрело известное значение на границах империи и заняло особенно важное положение, как союзное Византии, в VI в. Упоминание гасанидского племени в таком памятнике, как "Res gestae" Аммиана, указывает на то, что его присутствие в областях по Евфрату и в Месопотамии может быть отмечено раньше, чем это было обычно принято. Более того, совершенно очевидно из текста, что гасаниды с Подосаком и до начала похода Юлиана были враждебны империи, так как филарх назван "известным" или "знаменитым" разбойником, который постоянно нарушал границы, "буйствовал", и притом "свирепо", в областях, принадлежавших ромеям. Его враждебность объясняет и то, что при первой возможности именно сильное племя гасанидов было привлечено Константинополем на службу и должно было действовать на границах в качестве охраняющих ее отрядов. Филарх этого племени получал жалованье или содержание от империи. Аммиан Марцеллин излагает также общий взгляд на арабов, который является выражением мнения господствовавшего в правительственных кругах империи, близких самим кесарям. "Нам не следовало бы желать иметь арабов ни друзьями, ни врагами" — Saraceni tamen nec amici nobis umquam nec hostis optandi, так как они блуждают или ездят туда и сюда и в кратчайшее время — momento temporis опустошают все, до чего могут добраться. Они подобны хищникам коршунам, которые хватают добычу, высматривая ее с высоты, и тотчас улетают, если им не удалось нанести удар. Хотя в различных случаях автору приходится упоминать об арабах, но здесь он дает им краткую характеристику. Их распространение он определяет от границ Ассирии, в то время персидской провинции в нижнем течении Тигра, до "катаракт Нила" и "пределов блеммиев". В другом месте Аммиан говорит, что на восток от Египта находятся арабы-скиниты, "которых мы ныне называем сарацинами".36 Перечисляя местонахождение различных народов на побережье Красного моря, Аммиан Марцеллин также называет арабов-скинитов, "которых впоследствии назвали сарацинами".37

Все арабы без различия — воины (omnes parisorte sunt bellatores). Они ходят полуобнаженные (seminudi), в цветных одеждах, вернее, плащах, покрывающих их до бедер (coloratis sagulis pube tonus amicti).38 Их беспорядочное передвижение, то спокойное, то тревожное (in tranquillis vel turbidis rebus), осуществляется на быстрых, опасных лошадях и сухощавых верблюдах. Никогда и никто из них не берется за рукоять сохи, не садит дерева, не ищет пропитания, обрабатывая землю. Они вечно блуждают, передвигаются "вдоль и поперек" пространств, без дома, без определенного места жительства, без законов. Они не могут длительно оставаться под одним и тем же небом, и им не нравится одно и то же место на земле, "их жизнь постоянно в движении" (vita est illis semper in fuga).39

Описание, данное спутником императора Юлиана арабам, совершенно ясно говорит, что это племена кочевые, без каких-либо признаков оседания, совершенно не связанные с земледелием, хотя бы и в самой примитивной форме. В определении этнографов это низшая ступень варварства. Брак у арабов рисуется Аммианом как временное соглашение, заключенное на определенный срок (conductead tempusex pacto). Женщина дарит будущему мужу копье и палатку (hastam et tabernaculum offert) и может его покинуть, если сама того пожелает, в назначенный срок. И вновь, подчеркивая постоянное их передвижение, Аммиан говорит, что женщина в одном месте выходит замуж, в другом рожает, в третьем воспитывает детей, "не зная покоя" (nulla copia quiescendi permissa).

Примитивному образу жизни арабов соответствует и пища — это мясо животных и молоко, которое они имеют в изобилии, разнообразные травы и пернатая дичь, если им удается ее захватить. Автор сам встречал многих арабов, которые совершенно не знали употребления зерна и вина (et plerosque nos vidimus fruinenti usum et vini penitus ignorantes). В заключение он называет их "опасной народностью" (natio perniciosa).40

После смерти императора Юлиана поставленный войсками Иовиниан начал отступление из персидских пределов. Июльская жара, голод, жажда истомили войска, а нападения ставших враждебными арабов держали их в напряжении. Набеги "сарацин" были вызваны тем, что по распоряжению Юлиана было запрещено выдавать им жалованье или подарки, как это было прежде (quod salaria muneraque plurima a Juliano ad similitudinem praeteriti temporis accipere vetiti). Им было строго сказано, что "у воинственного и бдительного императора имеется железо, но не золото" — solum audierant imperotorem bellicosum et vigilantem ferrum habere, non aurum.41

Прекращением выдачи подарков и оплаты арабам ромейские войска были поставлены в особенно тяжелые условия, так как те вступали в мелкие стычки, причиняли неприятности и вредили им. Открыто не осуждая Юлиана, Аммиан Марцеллин все же дает понять, что лучшая и наиболее безопасная форма сношений с арабскими племенами была мирная, располагавшая их к себе путем дотаций, вознаграждений и подарков. Иметь их врагами было нежелательно, особенно в данном опасном и далеком походе.