Христианство и ислам в Русском царстве
Христианство и ислам в Русском царстве
К началу правления Ивана Грозного вокруг Московского ханства все сильнее сгущались тучи. Шли они с юга. Крым, из скромной окраины Орды превращаясь в столичный регион, ни на день не забывал о сопернике, ему надо было утвердить правовое положение, делами доказать лидирующую роль в Восточной Европе, там, где прежде командовал золотоордынский хан. Это самое трудное при вхождении во власть: завоевать трон – одно, удержать – совсем другое.
Дело осложнялось тем, что Крым, как и его тень, Московскую Русь, не отличала численность населения. Здесь испокон веку жили скотоводы, земледельцы, торговцы, ремесленники – люди мирных профессий. Не воины. Военного искусства крымчане не знали, то был удел избранных в Золотой Орде, тех, которые проживали на Дону и Яике, там просторы и население были иными. Там растили тюрки-кипчаки своих профессиональных воинов.
Османская империя здесь помочь ничем не могла, и она потребовала от хана своей политики, продуманных действий. Тому надо было учиться управлять, находить силу в себе и искать то общее, что объединяет с соседями. А это великое искусство. Крымскому хану власть упала на плечи неожиданно, и он не был готов к таким тяжелым испытаниям. Упавшая корона оказалась слишком большого размера и веса. Бахчисарай не мог стать столицей степной страны, многое препятствовало ему, ко многому он не был готов… Слишком мал, чтобы говорить о «крымском» Дешт-и-Кипчаке!
Его трудности, конечно, вдохновляли северного конкурента, который, собирая Русь, сталкивался с теми же самыми проблемами и тоже до конца не понимал их.
Запах власти кружил голову и в Москве, и в Крыму.
Однако Крым вышел-таки на орбиту Европы, оставил след в истории, о нем заговорили. Его вывели не сельскохозяйственные продукты, которыми он славился, и не политика. Живой товар – работорговля. Она! Османский султан нашел статью дохода, не уступавшую в прибыльности земледелию или животноводству: добыча и сбыт живого товара. Это потребовало активных действий, придало вес и значимость ханской дипломатии, соседи, в первую очередь христиане, стали искать дружбы с великим ханом, союза с ним.
Ведь прежде, во времена Византии, эту торговлю вели русские (Рюриковичи), они свозили толпы рабов в порты Черного моря. Работорговля была богатой статьей дохода, которой жили русские княжества. Торговля мехом часто служила прикрытием! О масштабах торговли людьми можно судить хотя бы по такому факту, к XII веку, например, исчезли почти полностью вятичи, венеды, поляне, древляне и другие народы Руси. Видимо, их выловили и вывезли русские, по крайней мере, история о тех народах уже не упоминала. То была демографическая катастрофа, она в значительной мере и подорвала экономическую устойчивость Киевской Руси.
К XII веку центр работорговли сместился в Прагу, вели ее по-прежнему Рюриковичи, те, что приняли христианство. Показательно, епископ Адальберт в 989 году сложил с себя сан епископа Праги, когда понял, что не в силах остановить хлынувший сюда поток работорговцев… В том году, как известно, крестилась Киевская Русь, она шла в Европу со своим товаром, который приносил ей фантастические суммы. Ей и Византии…
Теперь все становилось иначе, с изменением статуса Константинополя (уже Стамбула!) менялись и правила прибыльной торговли. Новые правила ударили по карману Рюриковичей и по Западу. Ведь караваны рабов турки направляли не в Европу, а на Ближний Восток, там очень ценились славяне, «белый товар». Особенно женщины, которых малоимущие мусульмане покупали в складчину.
Конкуренция на востоке Европы заботами турецкого султана резко обострилась. Крым превратился в плацдарм, откуда начались набеги на соседей. Но здесь никогда даже не пахло войной. Дела шли столь хорошо, что в Крыму не стало бедных: все жили зажиточно, молились во славу Аллаха. Благополучие казалось удачей правителей… Только на самом деле было совсем не так.
Опасный промысел славил Крым, но не лестной славой. Крымские тюрки не стали воинами, разбой вели не они, а запорожские и донские казаки, кипчаки, их подданные, не принявшие ислам, продолжавшие верить в Бога Небесного. Их нанимали. Казаков нанять нетрудно, у них был кровавый счет с Польшей, которая оккупировала часть Украины, они с удовольствием полонили католиков – поляков и литовцев. Всех. Желающих участвовать в новом набеге находили всегда.
А это беда. Политика превратила войну в промысел, в наживу и тем обесценила ценнейшую жемчужину тюркской короны – воинское искусство. Народ, который веками гордился воинами, великими мастерами боя, волей-неволей становился жандармом, он зарабатывал на крови и на несчастье других. Жил в достатке, но и в грехе.
Искусство, ставшее ремеслом, коснулось казаков, потомственных профессионалов-воинов Дешт-и-Кипчака, они первыми потеряли лицо – кроме как воевать, иные из них ничего не умели, им пришлось собираться в шайки, выбирать атамана и грабить в угоду крымскому хану. Иного жизнь не предлагала. Некогда могучая армия Орды мельчала, она, не принявшая ислам, стала чужой для хана. Ее, словно товар, сдавали в аренду, на услужение любому, кто платил… Между прочим, опричники и стрельцы Ивана Грозного, пришедшие на Московскую Русь, стали таким же «товаром», им было все равно с кем воевать и кому служить. Лишь бы платили.
Крым, «страна, лишенная бедных», процветал. Но было ли то процветанием?
Хан взялся за опасное дело, он сел верхом на необъезженного жеребца, на котором не было даже узды… Если в середине XV века, при Девлет-Гирее, страна жила «ордынским» багажом, с тюркскими адатами и был порядок, то преемник хана (а его привели католики!) поменял адаты на шариат. Для страны, население которой не приняло ислам, то оказалось смерти подобно, ведь мусульманским был только Крым. И то не весь. И то формально. Хан же, следуя учению об имамате, согласно которому во главе ханства должен стоять имам-халиф (преемник Пророка), исходил в правлении из правил шариата. А это совершенно другие законы, другие порядки, абсолютно не понятные простому народу.
Правитель и подданные говорили теперь на разных языках. И без переводчика. Их положение стало критическим, особенно когда хан сменил государственное устройство, иначе говоря, отменил Ясу Чингисхана. То была уже смертельная ошибка. Ее оказалось достаточно, чтобы навсегда потерять народ. С той минуты степная федерация рухнула.
Центральная власть развалилась сама, да так тихо, что никто не заметил.
Мало того, хан, как на беду, объявил себя собственником земли и всего, что на ней, а также подымной подати, ясака и калана (налога за пользование землей), турецкая казна назначила ему ежегодное жалованье. Такого у степняков еще не было. И быть не могло! Земля – дар Божий, говорили они, не собственность, а достояние общины. Нарушение этого древнейшего адата восстановило людей, в первую очередь казаков, против ислама и против великого хана… Может быть, как раз на это и рассчитывали католики, которые знали ислам и его законы куда лучше, чем неопытные крымские правители?
И хотя хан теперь имел титул «Великий хан Великой Орды и Престола Крыма и Степей Кыпчака» (Улуг Йортнинг, ве Техти Кырымнинг, ве Дешты Кыпчакнинг, Улуг хани), его признали лишь Крым да Османская империя. Больше никто. По крайней мере, «Дешты Кыпчакнинг» отвернулся от Крыма и его хана. Правитель Степи сидел голым, в глазах абсолютного большинства подданных он был пустышкой с громким титулом. Его не уважали…
В молодой стране возникла и другая неразрешимая проблема, тоже выросшая из противоречий с древними традициями, – проблема царской власти.
Прежде великим ханом, или царем называли кагана, у которого жил верховный священнослужитель, «тень Божия». С основания Золотой Орды, точнее, с 1261 года патриарх поселился в Сарае, поэтому золотоордынский хан имел титул царя и верховного хана, ему безропотно подчинялись, ибо его власть освящена Небом. При исламе же титул царя упразднялся, и прежнее второе лицо государства, связующее общество с Небом, оказалось не у дел. А это и есть катастрофа!
В мусульманском Крыму важнейшей персоне не нашлось места, она превратилась в скитальца, вносящего хаос во власть. Например, ее пребывание в Казани давало бы право казанскому хану именоваться царем и не подчиняться Крыму… Кстати, вот где ответ на вопрос, почему Иван Грозный в 1547 году объявлял себя царем, хотя его предшественник царем не назывался.
В Орде возник духовный конфликт, он могильным камнем придавил Крым, не дав ему встать на ноги. На «ничейной» земле, которая начиналась от Перекопа и тянулась за Урал, зрела великая беда, власть валялась в придорожной канаве. Ничейная. Ее мог подобрать любой, даже самый ленивый.
Кризис, заложенный католиками внутри тюркского общества, был неотвратим.
Московское княжество тогда и подняло голову. С подачи ли Рима, неизвестно, но внук Софьи Палеолог, Иван Грозный, не объявляя вслух о намерениях, дал приют главе степного духовенства и стал в 1547 году законным тюркским царем, значит, и верховным правителем Дешт-и-Кипчака. Пусть титул был скорее «теоретическим», чем реальным, но Рюриковича, потомка Алтая, признало народное большинство, уставшее от безвластия. То была крупнейшая политическая победа Кремля. Его явная удача.
Желания и серьезность намерений князя прочитывались с тех пор в его политике. Уже в 1550 году он собрал Земский собор, где утвердил не просто Судебник взамен тому, что принял его дед, Иван III, а документально утвердил свое царство. Расширил права и территории московского правителя. Речь шла о государственности в больших масштабах. В документе говорилось о перераспределении земель, об имениях и вотчинах, о роли служилого дворянства, о самосуде и многом другом, о чем прежде на Руси не говорили.
Следующий шаг царя – подготовка собора, который состоялся в 1551 году и вошел в историю как Стоглав. Собор интересен тем, что Московская Русь на нем публично отказалась от арианства и приняла тенгрианство, то есть религию Алтая в ее чистом виде! Этого требовали политика и митрополит.
Утверждать так позволяют решения Собора, которые доступны любому желающему. Исправить их или уничтожить иезуиты не смогли. Они многое исправили, многое уничтожили, но не то!
Собор, как известно, затронул тему богослужения, а именно устав и чинность служб, исправление служебных книг, новые правила иконописи, двоеперстие крестного знамения, пение «аллилуйя», некоторые важнейшие религиозные обряды. Утвердил он новое епархиальное управление и многое другое… Всех тех сведений достаточно, их можно выразить одной-единственной фразой: Московская Русь создала новую Церковь, с алтайскими порядками, которые делали Москву центром духовной жизни Дешт-и-Кипчака, его столицей вместо мусульманского Бахчисарая. Что, собственно, и стало!
Царь просто-напросто отказался от скандинавских символов, от «веры Одиновой», и собор зафиксировал это. Тем самым Русь вернулась к алтайскому истоку. Это подтверждает и то, что Стоглав не принял христианские святцы. Имена давались на прежний алтайский манер, с добавлением имени отца. Как было у тюрков.
Такой решительности и энергии от Ивана Грозного никто не ожидал.
У противников Москвы амбиции были скромнее и провинциальнее, им не хватало масштаба, замысла, интеллекта. Казань мало-помалу торговала рабами, поставляя их небольшими партиями на рынки Средней Азии, спрятанная в приволжских лесах, в политике она практически не участвовала. Астрахань (Аджи-тархан) лежала еще дальше от центра событий. Лишь Ногайская Орда была силой, но силой вчерашнего дня, пришедшей из времен Аттилы, она доживала свой век… Эти три ханства были некими фрагментами разбитой старинной вазы, осколки которой первым рискнул склеить крымский хан Мухаммед-Гирей. Он решил объединить их на платформе ислама, или, как говорили тогда, «поставить под бунчук Гиреев».
…В 1521 году казанский престол занял Сагиб-Гирей, брат крымского хана, это был первый посланник ислама. Через год Астрахань признала главенство «бунчука Гиреев». С ханской властью на Итиль пришел ислам, жизнь вроде бы начала меняться. По крайней мере, внешне.
Однако в события вмешалась Ногайская Орда, которая не желала менять древнюю веру предков. Ногайцы, эти лихие и горячие люди, захватили в Астрахани крымского хана со всей его свитой. И сами вторглись в Крым. Почти месяц опустошали они зажиревшие крымские города, не оставляя там камня на камне. Однако на власть не посягнули… На религию – тоже. После их набега в ханстве недосчитались половины населения, как сообщал в Москву русский посол Клычев, в Крыму осталось 15 тысяч татар.
Тем закончилась исламизация Дешт-и-Кипчака, а с ней – политика Крыма…
Настоящую опасность для Москвы представляло, пожалуй, Касимовское ханство, возникшее во второй половине XV века, когда усилился духовный разброд в Орде, там был город Биринчи (Брянск), где когда-то размещалась резиденция патриарха Дешт-и-Кипчака, святое место, особо почитаемое в Степи. О нем и вспомнили, другого пристанища отвергнутое духовенство не нашло. Касимовские «цари» и «царевичи», появившиеся словно из небытия, были из рода Чингисидов, то есть людьми не царской крови, поэтому их не признали за законных правителей. Видимо, они-то, эти самозванцы, и надоумили бояр Ивана Грозного на идею царства в Москве. Чтобы было все по строгой букве закона.
Московский царь, как известно, взошел на престол 16 января 1547 года семнадцатилетним юношей, «Грозным» стал не сразу. С детства его окружала Избранная рада из воспитателей-греков да русских бояр, которые при малолетнем правителе заботились о собственном обогащении и утехах. Политика их интересовала мало, зато она была уделом духовных лиц, которые загодя готовили юному царю программу его будущих действий. От них пришла в Москву идея царствования, потому что они лучше знали сокровенные тайны власти.
О серьезном воспитании малолетнего великого князя никто, конечно, не думал, он рос таким, каким рос. Видя с детства людей, которыми правили инстинкты и плотские страсти, принял разврат за правило жизни. Отсюда те неправдоподобные слухи, которые окружали московского правителя даже при жизни, что в них правда, а что наговор, понять нельзя… Иезуиты потом постарались, поработали над портретом первого русского царя, сделав из него не человека, а монстра.
Но что точно, в нем с детства жила болезненная самовлюбленность, унаследованная от отца, она сыграла роковую роль. Иван Грозный сам, своими собственными руками, поставил себя последним из Рюриковичей в ряду московских правителей. Его трагедии предшествовали события, которые пришли на Русь вместе с его бабушкой, обманувшей папу римского. Она навлекла гнев Запада на княжеский род, занесла над ним косу смерти. Хотя поначалу все складывалось удачно.
Молодой князь Московской Руси, выполнив все нужные формальности, по законам тюркской веры объявил себя царем. И был абсолютно прав. Это значило, что теперь ему подчинялись казанский хан и остальные ханы бывшей Золотой Орды, а также вся торговля и ее доходы. Его слова подкреплялись делами, Москва могла собрать войско в 150 тысяч наемников… Решение Ивана Грозного о царствовании, в отличие от касимовских «царей», звучало во много раз убедительнее, за ним стояла реальная сила. И это не все.
Иван Грозный как царь Дешт-и-Кипчака приглашал к себе в Москву отверженных ордынцев, приглашал знать соседних ханств на службу, для пришельцев создавал новые имения, вотчины, придумывал льготы и должности. То, в отличие от Крыма, было серьезной политикой. Продуманной, глубокой, перспективной. Москва не отталкивала людей, наоборот, привлекала, позволяла жить по старинным тюркским традициям… В условиях шаткого двоевластия то была самая лучшая линия поведения.
В ней и состояла идеологическая победа над Крымом.
Своим Судебником Иван Грозный объявлял, пусть не громко, претензии на «ничейное» наследство Золотой Орды, на ту его часть, которая не признала власть мусульманского Крыма. Документ контурно прописывал будущее страны на десятилетия вперед, он был составлен по-тюркски и для тюрков. Конкретно. В этом проявлялся интеллект правителя, масштаб его замыслов.
Молодой царь, утверждаясь в новом звании, бахвалился родством с Чингисханом, относя себя к семейству Чингисидов… Ему важно было стать своим для очень многих людей. Тем более в его словах не было преднамеренного обмана, род Рюриковичей действительно очень и очень древний, он правил в Скандинавии. «Рюрик» некоторые ученые выводят от «арий», равняют с «раджой» и с «рю», от которого на Западе произошел «рекс». Здесь многое очень похоже на правду, прошлое рода просматривается в его тамге и на его гербе… Какая-то очень далекая связь с Чингисханом вполне возможна, только так ли она важна? Это ли было главным?
Примечательны наблюдения, которые привел издатель Э. Гиббона, они «разбросаны у различных писателей» и связаны с ранней историей Рюрика, той что неизвестна в России. «Живший в Южной Ютландии принц Гарольд был изгнан в 814 году со своей родины и нашел убежище в Германии. Сын Карла Великого принял его… и дал ему провинцию Рустринген». «В 850 году племянник этого Гарольда (или брат?) по имени Рюрик сделал провинцию колыбелью морских разбойников», отсюда велись опустошительные набеги в устья Темзы и другие порты северного побережья Европы. В том числе и на Балтику.
Появление в Северо-Восточной Европе топонима Русь случайным не назовешь, оно связано с Рустриген. И с колониями Рюриковичей. Вполне возможно, что слово «Русь» есть сокращенная форма «Рустриген».
Крым реагировал на московское восхождение вяло. Он не ожидал от юноши зрелой мудрости и здорового нахальства. Это интеллектуальная элита Орды, обосновавшаяся в Москве еще при Батые, достойно показывала себя, преподнося уроки политики. Она рано или поздно должна была проявить свои природные способности.
Первой против Москвы выступила Казань, где была вторая по численности епархия Русской церкви. Не пожелав идти под ее правящую руку, казанский хан Сафа-Гирей ничего не предлагал взамен, позиция Руси была явно сильнее, на ее стороне стояли Небо и адаты, против которых возражать бессмысленно. Их усиливало и то, что казанская знать жадно смотрела на Москву, желая быстрее переехать сюда, она вела переговоры, на которые был щедр московский царь, раздававший переселенцам титулы и поместья.
Академик В. В. Бартольд приводит любопытные сведения. Оказывается, в Х веке города Булгар и Казань были невзрачными поселениями, составленными в основном из войлочных юрт. Но к XV веку они сделались каменными городами. Не «болгарские сапоги» были там главным предметом торговли, а все-таки рабы, которых отлавливали на Руси и поставляли в Самарканд, Бухару, другие центры работорговли.
Именно работорговля и отсутствие перспективы не устраивали потомственных казанских аристократов, которые отличались философскими исканиями, глубокими духовными знаниями, высокой поэтической и музыкальной культурой, они первыми обратили взор на восходящую Москву. Их интерес был закономерен, прозябать в провинции они не желали.
А юноша-царь не скупился. Он оказался умнее старцев, окружавших и крымского, и казанского хана… Разумеется, разногласия с официальной Казанью неминуемо зашли в тупик, их улаживало войско, продиктовавшее условия московской политики. Удача с тех пор навсегда отвернулась от провинциальной Казани, впрочем, ее там никогда и не было. Увы, по дороге сюда она всегда опаздывает или путает адрес.
То было не просто, но и не так примитивно, как его принято ныне показывать. Велась политика, борьба за власть, ведь «царь» появился и в Казани. Из двух царей остаться должен был один. Иначе не бывает. В 1550 году умер Сафа-Гирей, трон наследовал его двухлетний сын Утамыш-Гирей. Лучшего момента для удара не придумать. Русское войско вел в Казань бывший казанский хан Шах-Али, жаждавший отомстить неоднократно предававшим его мурзам и бекам, переметнувшимся к Сафа-Гирею.
В следующем году татары выдали русскому царю Утамыш-Гирея вместе с матерью, Сююмбике, ставшей женой Шах-Али… Здесь нужен талант Шекспира, чтобы описать трагедию, сокрушившую Казань.
Иван Грозный, которому едва стукнуло двадцать лет, не имел опыта военных походов, без участия татар он никогда бы даже не приблизился к неприступной Казани. Штурм города провели донские татары и провели профессионально, по правилам военной науки, сделав подкоп под городские стены, их взорвали, и, ворвавшись в проломы, наемники закончили свою работу на улицах города…
Как и положено, победителя одни приветствовали, другие ненавидели.
Термин «татары» не исследовал, кажется, только ленивый. Однако за обилием слов обычно скрывают тот факт, что одна из первых письменных его фиксаций – в орхонских надписях – пришлась только на VIII век. То был не этноним, то есть за ним не стоял отдельно взятый народ. Речь шла об орде, либо о хане орды, которого звали Татара, это – весьма распространенное тюркское имя.
Вот почему профессор Н. А. Баскаков полагал, что те же казанские татары не преемники какого-то древнего народа, а бывшие подданные правнука Чингисхана, ордынского хана Татары. Такое объяснение вполне согласуется с тем, что после Смуты и распада Казанской епархии, то есть в XVII веке, в Поволжье утвердился этноним «татары», он относился к русским, не принявшим славянства. Появление этнонимов «крымские татары», «кавказские татары» и другие, видимо, из того же ряда.
Царю в той ситуации ничего не оставалось, как уничтожать противников. Всех. И беспощадно. Он убивал не мусульман, а врагов Москвы. Ислам в Казани исповедовали, может быть, несколько десятков семей, прибывших из Крыма, по одному из источников, их было тридцать. Конечно же не об исламе шла речь с отцами города, когда начались массовые казни. Царь следовал древнему правилу, о котором написано даже в скандинавских сагах: если хочешь победить, иди до конца.
Неприятеля нельзя жалеть, как бы жалок он ни был.
Трупы врагов русские не хоронили, их бросали на плоты и пускали вниз по Волге (Итили), «чтобы всем страшно стало». То отвратительное зрелище тоже было в тюркской традиции, оно без боя повергало других противников Москвы… Психологическая атака.
Следом пала надломленная страхом Астрахань.
До 1556 года русские тюрки не знали горечи поражений, они гуляли по Итили, называя ее «по-русски» Волгой (от тюркского «булга»), громили башкир, чувашей, черемисов, мордву. Всех царь ставил под свою руку, всех объявлял русскими подданными. Большей жестокости здесь, наверное, не видели: волки так не терзали людей. Заживо горели деревни, где слышалось малейшее несогласие с властью русских тюрков… Сурово? Очень сурово. Но по тем правилам жили все. А разве Чингисхан или Карл Великий иначе собирали свои страны?
Границы Московского царства расширились; важно подчеркнуть, то была держава тюрков. Новых тюрков! От Ледовитого океана до Каспийского моря, от восточных границ Прибалтики до Урала. Крупнейшая страна Европы, самая молодая…
Первое поражение русские получили на Кавказе, там, в горах, размещалась Прикаспийская провинция Римской католической церкви, из Рима назначался епископ. То была изолированная территория Дагестана, о которой мало кто знал на Руси. Развивая успех «казанского похода», русские решили разгромить этот оплот Запада. О том мечтала Софья Палеолог, завещавшая свою мечту сыну и внуку… Здесь есть о чем подумать, о чем поспорить, здесь все абсолютно неисследованное.
Каспийская война, не имевшая к покорению Казани ни малейшего отношения, выдала замыслы Ивана Грозного, который, как бабушка и отец, был врагом католичества. Родился таким. Возможно, он мечтал о греческом христианстве, утвердить которое надеялись его воспитатели-греки, шептавшие, что Москва станет Царьградом, возьмет власть над Европой. Возможно, он сожалел об отходе от арианства, очаги которого остались на Руси, на ее севере, в Соловецком и других монастырях, и несли в общество нестабильность. Ведь именно ариане составляли партию противников царя в государстве. Они потянулись после Стоглавого собора к Западу. Допустить их союза с католиками Иван Грозный не мог, все-таки он был дальновидный политик.
Задуманная царем опричнина имела конкретную цель – борьбу с внутренними врагами. Трагедия митрополита Филиппа, сторонника арианства, задушенного опричниками, тому подтверждение, но она не читается как трагедия. Отнюдь. Новое всегда убивало старое, особенно когда это старое готовило смуту.
Иван Грозный 25 июля 1566 года поставил арианина Филиппа, своего родственника, главой новой Русской церкви при условии, что тот не будет вмешиваться в политику. Когда же были перехвачены письма польского короля с очень сомнительными предложениями некоторым боярам, начались казни. Но патриарх встал на сторону противников царя и закона… Что было потом, известно.
Главным для Кремля был все-таки внешний враг – Рим.
Католики, желавшие христианизации Руси, препятствовали всем его планам. Реформация Русской церкви втянула Ивана Грозного в борьбу идеологий, быстро переросшую в вооруженную войну. Ему не оставляли выбора, он должен был идти на католический Кавказ, должен был начинать Ливонские войны с папским орденом. Остаться в стороне Москва не могла, это закрыло бы ей дорогу в будущее, лишило союзников. То был веский мотив для молодого царя и бояр, стоявших за ним. Собственно, ради союзничества политики на протяжении всей истории (!) обращались с религией, как считали нужным. Не случайно в мире существуют сто христианских Церквей. И каждая считает себя единственно правильной и называет «православной».
Достаточный тому пример контакты Ивана Грозного с английским двором, который с Генриха VIII был активным противником папы римского. В 1534 году король стал главой Англиканской церкви, ее идейной основой было тенгрианство. Оно сближало Англию и Русь, делало их союзниками.
В Московском царстве, которое становилось государством, сложилась дилемма, ее бы отвергнуть как нежелательную, но ничего взамен не было. Иван Грозный, слишком неопытный политик, пошел на крайность, победы на Волге вскружили ему голову, и он повел армию на штурм Кавказа. Чего, собственно, от него и ждал папа. Дело, естественно, завершилось полным провалом… Десять походов за последующие сорок лет совершили русские на Кавказ, желая что-то доказать папе римскому. И десять поражений получили в ответ от местных татар, охранявших Прикаспийскую провинцию Римской церкви.
Восточный оплот католицизма устоял. Спасали его такие же тюрки-наемники, казаки, жившие на Тереке. То была ирония Судьбы. За них крымскому хану платила Церковь, точно так, как платил сам Иван Грозный… Каспийская война – малоизвестная страница русской истории, ее вспоминают реже, чем казанский поход, хотя в ней исток конфликтов, которые продолжаются на Кавказе поныне.
Неудача в Кавказской войне разозлила Ивана Грозного, в 1558 году он, отвергнув наставления своих советников, начал новую атаку на Церковь, заявив о Ливонской войне с рыцарским орденом папы римского. И ее проиграл. Церковь, не имевшая войска, только внешне казалась беззащитной. Молодой царь был жертвой неведомой ему политики, с ним играли, как с быком, перед которым мелькал красный плащ тореадора, заставлявший быка уставать и ошибаться, чтобы тореадор нанес ему решающий удар… Царь думал утвердить мечом то, что утверждается словом.
Эти две войны Запад, конечно, не простил московскому царю, который, не обладая должной самооценкой, ошибся в выборе противника и средств борьбы с ним.
Роковые ошибки тем и отличаются, что их не прощают. Это стало ясно после приезда в Москву в 1581 году посланника папы римского Антонио Поссевино, секретаря ордена иезуитов, он еще не оставлял надежды склонить Ивана Грозного к принятию христианства. Легат давал последний шанс, который спасал династию. Тщетно.
Их беседы не принесли результата, царь не желал принимать христианство, а с ним и власть папы римского, он играл, как плохой актер, демонстрируя ребячество, настаивал, например, что он «самый мудрый политик в мире», «будущий владыка мира». Возможно, так и было бы, но сообщать о своих намерениях папе римскому, нынешнему владыке, не следовало.
После его откровений Церкви ничего не оставалось, как дать «добро» на ликвидацию упрямца. Его болезнь в Риме сочли неизлечимой и вредной.
Царя не убивали, нет, он убил сына в припадке безумия, лишил престол здорового наследника, оставив слабоумного царевича Федора… Впрочем, как было на самом деле, никто не знает, иезуиты могли подстроить любое убийство, это их стиль ведения борьбы. Так или иначе, но в Кремле начались отравления, породившие слабоумие и болезни в царской семье.
Род Рюриковичей травили, что доказала современная экспертиза царских останков. Дозы мышьяка и ртути превышали все критические нормы. Самые предельные.
Даже убиенный в Угличе царевич Дмитрий (сын от седьмого брака!), которому неизвестно кто перерезал горло, страдал «падучей болезнью»… Это был итог Каспийской войны, заключительный аккорд победного марша католиков, фронт действия которых оказался значительно шире, чем полагал Иван Грозный.
…В московскую политику грозой врывался и крымский хан, но его действия были не столь изощренны и продуманны. Так, в 1571 году джигиты, разграбив, сожгли Москву, но ничего в ней не изменили. Не смогли. Их жест был адресован Стамбулу, который так пытался сеять зерна ислама – силой. Русские же после набега увеличили поминки хану, отстроили заново город и зажили как ни в чем не бывало.
Москву всегда отличало редкое качество – оригинальность. Иное слово подобрать трудно, хотя к нему можно относиться по-разному. Так, кульком пряников она купила в 1570 году донского атамана Сарык-Азмана, и он за небольшую плату грабил польские и литовские караваны, на которые указывала Москва. Дон московиты называли Татарией – землей Войска Донского. В слове таился мотив их будущей политики: земли, не принадлежавшие царю, но входившие в Русскую церковную епархию, назвали татарскими. Что из того вышло, увидели потом… Донской атаман согласился и на то, чтобы на его земле строили городки-крепости, якобы для защиты от мусульман. С них, тех городков, началась колонизация земель Войска Донского, а после Азовских походов Петра I Россия полностью подчинила себе Дон.
С незадачливого атамана и «грабежа по заказу» началось русское казачество, иначе говоря, новые наемники в московской армии – опричники, потом и стрельцы.
Условия найма казаков или правильнее донских татар оговорены в первом принятом на Руси (1572) воинском уставе… Вот как, оказывается, начиналась русская армия, вернее часть ее, которая уже не зависела от крымской Орды и была московскому царю почти как своя. Надо ли здесь напоминать, что атаманов и их соратников русские называли татарами, у тех ведь были тюркские имена – Татара, Кабан, Ермак и другие.
Слово «казак» еще не вошло в обиход.
То были особые наемники, говоря о которых надо подчеркнуть, что они в традиции Востока и когда-то назывались по-тюркски – «хазара». Опричники стали личным войском Ивана Грозного, бессмертной тысячей звали такое на Алтае, в Персии и Парфии. Московским князьям подобного не полагалось. То – царская охрана. И свита. Там всегда тысяча всадников (потери восполняли в тот же день). Традиция… она сохранялась и в Европе. Так, охрану папы римского составляли из швейцарцев по тому же принципу. Это и гвардейцы английской короны, высокие папахи и устав которых поведают очень многое знающим людям.
От «хазары» в России пошли стрельцы, потом гусары и драгуны – вспомогательные, отборные силы, из них пополнялась царская гвардия. Здесь своя долгая история, которая символизировала русскую политику, из варяжской, то есть несамостоятельной, вдруг ставшей царской… Знак нового времени пришел на Русь вместе с Иваном Грозным.
Показательно, энциклопедический словарь выводит слово гусар от венгерского huszar, а драгун – от французского dragon. Что ж, так теперь принято, хотя оба эти слова пришли из тюркского языка. Как и сами воины пришли из алтайской армии, где дракон (dragon) был символом предков.
В армии Ахеменидов, например, была бессмертная тысяча телохранителей, там начинались и правила, которые потом стали правилом поведения и гусар, и драгун. Командовал бессмертными hazarapati, что по-тюркски «тысяцкий»… Здесь даже нет места сомнениям, все хорошо известно.
Можно эти слова выводить из любого языка народов мира, но первым царем вне Алтая был Кир, а его охрана называлась хазара, в честь Хазара – стража подземного мира, имевшего образ свирепого пса. Не отсюда ли псы на гербе ордена доминиканцев? Не отсюда ли песьи головы в символике опричнины? Вопросы, вопросы, вопросы….
Об опричнине, или тысяче царских стрельцов, можно прочесть и у Н. М. Карамзина. Но не все. Топоним Хазария тоже из этого ряда: хазары охраняли Патриарший престол в Дербенте.
Первым в сетях новой политики царя запуталось Касимовское ханство, оно лежало между Доном и Москвой… Иван Грозный остался оригинален и здесь, в 1575 году он упросил касимовского хана Саин-Булата взять трон Руси и стать царем. Простодушный татарин, польстившись на обещания, согласился быть Симеоном Бекбулатовичем, с этим именем он вошел в историю. Но едва закончились торжества и улеглись страсти, нового царя с позором изгнали из столицы, а его Касимовское ханство оставили в границах Русского царства… Старый царь вернулся на трон.
Так же «оригинально» досталась Руси и Сибирь. Легенда о Ермаке, который якобы завоевал и подарил Ивану Грозному эту таежную страну, неплохо сочетается с другими российскими мифами. Но если бы не тенгрианство, принятое Москвой на Стоглавом соборе, мир никогда не услышал бы о Ермаке, об этом атамане без войска, и о его несостоявшемся походе.
Сибирь была все-таки частью Дешт-и-Кипчака, которая добровольно устремилась к своему новому правителю. Завоевывать единоверцев не требовалось.
Первый русский царь скончался в 1584 году. Последние годы жизни он провел в страшных муках и болезнях, то был человек без лица. Мертвый при жизни. Цвет его кожи стал желтым, глаза рыбьими, поступки непредсказуемыми, безумие постоянным. Отравленный человек, при виде которого плакали дети… Не отсюда ли Грозный?!
Он оставил после себя не страну, а кровоточащую рану и бездну противоречий: не было власти, что вдохновляло врагов разных мастей. Поживи царь еще с год, неизвестно, чем кончилось бы. А тут… Католики, как пчелы в улье, растревоженные Ливонскими войнами, жаждали «победы до конца». Польша и Швеция смотрели на папу, ожидая лишь его кивка, чтобы вторгнуться в Русское царство. Страна висела на волоске.
На ее троне сидел слабоумный Федор, даже не способный понять тяготы своего обреченного положения. Он соглашался со всеми… Политика была пущена на самотек.
Правление перешло в руки Бориса Годунова, брата жены царя, шурина, который стал управлять от имени государя. То был искусный человек, он, на ходу исправляя ошибки Ивана Грозного, отводил от Москвы нависшую угрозу. Сначала рассорил Польшу со Швецией, потом обратил их в своих союзников. По крайней мере, не во врагов… Русские склонились к христианству, перестали отвергать его, их былая решительность и агрессивность заметно иссякли. Это тут же заметили на Западе и ослабили давление.
Затеплилась надежда на передышку, столь нужную Москве…
Борис Годунов, как следует из его родословной, был потомком хана Четы, который в 1330 году выехал из Орды на Русь. «Потомки сего рода Российскому престолу служили в боярах, стольниками, окольничими, воеводами и в иных знатных чинах и жалованы от государей поместьями», – записано о них в российском гербовнике. Фамилия Годунов чисто тюркская. Правда, переводится неприятно для обладателя – «нижняя часть прямой кишки», в переносном смысле «безрассудный, самый глупый», так объясняет крупнейший тюрколог Н. А. Баскаков. И добавляет: то хорошая фамилия, счастливая и очень древняя.
По тюркской традиции ребенка, родившегося в год Свиньи, называли «плохим» именем, потому что в тот опасный год нечистая сила похищает детей или уродует их. А плохое имя отпугивает злых духов и служит младенцу оберегом. Часто плохое имя было тайным, его знали лишь близкие люди. И произносили так, чтобы одна только нечистая сила и слышала… О Борисе Годунове трудно сказать, был ли он счастлив, слишком одиозно теперь рисуют его исторический портрет, не жалея серых красок, ведь он же вчистую переиграл католиков. Без войны вернул Руси потерянные в Ливонской войне города, принес народу мир.
Самое великое его дело – учреждение Русской православной церкви. При нем московиты стали христианами. В 1589 году случилось то важнейшее событие…
Годунов находил выход из безвыходных положений. Это он не дал Руси превратиться в папскую провинцию! И вместе с тем он – причина Смуты, которая навсегда перечеркнула завоевания русских тюрков, сделала их безвестными… Конечно, взгляд официальной науки на крещение Руси совсем иной, тот, который, как заметили многие исследователи, «не вполне согласуется с логикой и ходом истории».
Но… правду нельзя менять в угоду царю или Наместнику Христа на земле. Истина не умирает. И не исчезает. Она лишь забывается. И то не навсегда!
Христианство на Московскую Русь пришло в 1589 году, не раньше и не позже, через шестьсот лет – год в год! – после «официальной» даты крещения, оно было следствием политики, которую готовили загодя. Иван Грозный со своим Стоглавым собором сделал первый шаг, царь был близок к выигрышу, мог бы стать недосягаемым для папы римского, мог даже повторить поход Батыя в Европу, если бы не был столь самонадеянным. Тенгрианство дало ему козырные карты, он стал вхож в мир буддизма и ислама, но царь не сыграл на этом… Борис Годунов был другим, хотя тоже смотрел на Запад.
Однако никто из правителей ни в одной стране Европы не додумался до такого красивого компромисса, который нашел он, обошедший на вираже истории Рим с его орденами. То мудрое решение достойно Соломона, но официальная российская история упрощает его, трактуя как «учреждение в Москве патриаршества». Всего-то лишь! Нет. Это абсолютно неверно.
В Москве, задолго до Годунова, была утверждена в 1448 году митрополия Древлеправославной (тенгрианской) церкви Дешт-и-Кипчака. Этот факт показывает, что к XV веку с массовым приходом степняков традиции арианства на Руси начали иссякать. Факт очень важный сам по себе. Если же к нему добавить, что митрополия – это не самостоятельная Церковь, а лишь церковный округ, то многое проясняется… В любой Церкви есть такая структура, означающая подчиненность и уровни управления – епархии и митрополии.
Древлеправославная – это, видимо, та самая Церковь, с которой начиналось христианство в Армении и Эфиопии, Константинополе и Риме. Те же традиции, те же истоки. Уже потом, по прошествии времени, их назвали христианскими, поначалу они были такими, какими становились в Московии. Еще не европейскими! То есть без красок западной культуры. Алтайскими.
На Московской Руси приобщение к западной культуре, как известно, началось поздно. Страна до последнего момента стремилась сохранить свое выразительное восточное лицо.
Те же В. Н. Татищев, Ф. И. Успенский и другие историки называли конкретные епархии, входившие в Древлеправославное церковное «государство». При этом авторы сходились во мнении, что существовали эти епархии до Московской митрополии. Например, Брянская упоминалась в летописях IX века, там был монастырь, где хоронили церковных владык. Еще были Елецкая, Казанская, Киевская, Рязанско-Муромская, Сарайская, Тамбовская, Владимиро-Суздальская епархии и те, что размещались в Сибири, Казахстане, Средней Азии, на Кавказе. Внутри епархий были свои митрополии… То был огромный институт Единобожия, который существовал в Дешт-и-Кипчаке веками. Первым разрушать его начал Батый, внук Чингисхана.
Попытки отрицать степное духовенство выглядят весьма примитивно, с ним же общались многие, в том числе папские легаты Карпини и Рубрук, от того времени остались храмы и древние иконы… Тот же Андрей Рублев… Известные в России утверждения типа «поганые татары» теряют всякий смысл, как и история «крещения» Руси, которые беспардонно придуманы.
…Христианство на Руси началось с того, что в 1586 году Борис Годунов пригласил в Москву Антиохийского патриарха Иоакима, второго по рангу в Греческой церкви. Тот приехал. При встрече, пишет Ф. И. Успенский, «московский митрополит Дионисий первым преподал благословение», иначе говоря, указал подчиненное место грека в духовной иерархии. Грек не возразил, отлично понял жест, зная, что стоит за ним. Вера тюрков была выше и старше!
Будь Москва христианским городом, тем более принявшей крещение от греков, она бы преклонилась первой. Но нет, сидела в их присутствии… Это тонкости протокола и церковной дипломатии.
Антиохийский патриарх Иоаким приехал обсудить с Годуновым условия создания на Руси филиала Греческой церкви. Эту просьбу Иоаким за «хорошие подарки» должен был передать Константинопольскому патриарху Иеремию. Москва впервые официально выражала желание стать христианской, если, конечно, не считать письма Ивана III папе римскому, о котором уже говорилось.
Правомерен вопрос: почему переговоры шли именно с Антиохийским патриархом, жившим в Дамаске, в Сирии? Имел ли он отношение к Русскому царству?
Оказывается, имел. Самое непосредственное.
Сирия издревле была страной, где жили люди разных религий – мусульмане, христиане, «несториане», иудеи. Так повелось со времен царя Кира. И жили мирно, отсюда ее древнее имя Кирия. Академик В. В. Бартольд приводит примеры, когда христиане и мусульмане молились «под одной крышей», половина здания принадлежала одной общине, половина – другой. Килису-мечеть в Х веке там редкостью не считали. Показательно и то, что католикоса «несторианам» назначал халиф с согласия их общины.
Но та веротерпимость была отчасти показной, отчасти необходимой, потому что по традиции Греческой церкви Восток входил в состав Антиохийской епархии… Здесь надо быть мирным! Выходит, не случайно на Русь после краха Византии устремилось отвергнутое греческое духовенство. И Москва принимала его, потому что знала о той традиции от Софьи Палеолог… Словом, Антиохийский патриарх почувствовал себя на Руси, как дома, он был своим. В своей епархии!
На тех первых его переговорах с Борисом Годуновым речь шла о создании Русской церкви греческого толка, которая включила бы в себя собственные епархии и митрополии, вела бы свою политику. В том была настоятельная необходимость. Для державы, которая поднималась на обломках Золотой Орды, требовалась новая вера – объединяющая! И вместе с тем продолжавшая старые традиции и обряды, чтобы не вызвать волнений в народе.
Греческое христианство, по мнению Годунова, как нельзя лучше подходило для этой цели. Во-первых, оно давало Москве право входа в Европу и тем прекращало трения с папой римским по поводу веры. Во-вторых, в отличие от папства, оно не представляло опасности для царского престола, потому как греческий патриархат не имел власти. Он, лишенный паствы, катастрофически бедствовал, представлял скорее мираж, чем Церковь.
Она, бессильная, и требовалась русским!.. Чтобы самим управлять в ней.
Через год в Москву явился Греческий патриарх Иеремия, повод для визита был ничтожный – получение милостыни от русского царя для постройки патриаршего храма и дома в Стамбуле. Выходит, он был не просто бедный, еще и бездомный. Ему негде было служить. И не для кого… Один этот факт показывает не жалкое, а никакое положение Греческой церкви, ее влияние равнялось нулю. Первое лицо некогда всесильной Церкви ехало на чужбину за подачкой.
Иеремия был первым греческим патриархом, который нанес визит на Русь, вернее, не визит, его вызвал к себе русский царь. На ковер!
На тайных переговорах Борис Годунов и Иеремия совещались о Греческой церкви в Москве. Называть ее «Русской» грек противился, желая сохранить за собой место патриарха. Этим он не устраивал Кремль, но там согласились бы с его условием, если Иеремия пока будет жить не в Москве, а во Владимире, который на время планировали сделать центром новой Греко-Русской церкви, иначе царь терял свой титул. Тут уж заупрямился грек, потому что не мог пойти себе в подчинение – стать одновременно и Греческим патриархом, и подчиненным ему русским главой Церкви. Переговоры зашли в логический тупик.
Сошлись на середине, которая была удобнее грекам: Греческая церковь остается в Стамбуле, а Русская войдет в нее и поможет материально. Борис Годунов не настаивал на своем, ибо царь Федор желал «устроить в Москве высочайший престол патриарший». Даже ущербный понимал, у греков осталось только имя, оно их единственный товар, который покупала Москва.
Покупка имени была авантюрой, выгодной Руси, она приобретала политическое лицо и вторую (новую!) Церковь. Этот план и встал в центр дальнейших переговоров, их уже открыто повела Москва.
Однако против задуманного возразило духовенство старой школы во главе с Древлеправославным митрополитом всея Руси Дионисием, он жил в Москве и допустить конкурента не мог. Но с ним не посчитались, ибо свою роль он выполнил. Дал русским царя. Большего не требовали. И чтобы погасить скандал, своенравного «старого» владыку низложили, отправили в Новгород. Молва гласила, что из Новгорода он перебрался в Брянск (Биринчи), в свою обитель, доживать век… Но так ли было на самом деле? Тем не менее там до сих пор существует Древлеправославная церковь, полностью забывшая себя. Ее зовут Старообрядческой, а почему? Никто не знает.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.