«Гостеприимство» в новой Европе

«Гостеприимство» в новой Европе

Запад с приходом тюрков менялся на глазах, Великое переселение народов меняло культуру сначала в Средней Азии, на Кавказе, Ближнем Востоке, Африке. Звезды в небе по-другому засветили и в Римской империи, что было неожиданным для ее правителей.

Первым, словно старый волк в стае, надвигающуюся беду почуял император Диоклетиан, он был опытным правителем. Не вникая в причины нагрянувших перемен, вернул статус-кво: подавил смуту в Армении, взял западные провинции Парфии. Потом в 303 году объявил гонения на «новых христиан», ставших пятой колонной в Империи, ее активными врагами, особенно в Африке. В действиях императора была последовательность, была и настороженность, но… слишком запоздалые были они, война уже ничего не решала.

Перемены в Риме наступали медленно, небо предвещало бурю, но самовлюбленные владыки не беспокоились. Не чувствовала Империя приближение смерти, не видела грядущих перемен. Безраздельное многовековое господство развратило ее, одинаково смотревшую и на врагов, и на союзников.

Запад свою силу видел в мечах легионеров и надеялся только на них.

А тюрки-кипчаки представляли угрозу в момент появления у границ Империи, то есть в III веке, их союз с подвластными Риму народами давал последним надежду на освобождение. Это было предвестником смерти Империи. Великое переселение народов не могло не создать новый политический климат, новые настроения, что уже опасно для деспота. Собственно, такое и происходит в эпоху перемен. Опасность, она, как смерч, как ураган, всегда неожиданна и разрушительна.

Правители Рима проигнорировали ее. Они должны были придумать защиту, не придумали. Ничего не последовало с их стороны. Самоуверенные, они не собирались защищаться.

И… спасение было упущено.

Рим так и не понял, что Великое переселение народов – это не военная акция, скорее, культурная. Не мечом оно утверждало себя, а духом. Началась война идей, в которой легионерам принадлежит второстепенная роль. Общество обращалось к новой идеологии, к новой культуре, вот что случается при смене эпох. На арену впервые в истории вышло слово – Небо заговорило устами народов. Заговорило словами Апокалипсиса: «Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным».

Восток вошел в Европу с железным жезлом – символом власти, вернее, новой эпохи. На смену античности двигалось Средневековье. Над миром взошла алтайская звезда, стальным блеском озарила она планету. Ее увидели сначала иудеи, при Кире, потом буддисты, признавшие в I веке Тенгри, потом зороастрийцы и манихеи, потом армяне-григориане, первыми на Западе услышавшие голос Всевышнего. В той череде и Небесный Нил, ибо «Свет начинается с Востока».

Лишь Рим не поднимал глаз к Небу. Упорно смотрел себе под ноги…

Поразительно, потомки язычников уже который век претендуют на то, к чему не имели отношения их предки – к вере в Бога. Для торжества своих слов они исказили и вытравили из памяти людей понятия «тюркская культура», «Великое переселение народов», нарисовали тюрков варварами, бесчеловечными существами.

Но так ли было на самом деле?

…До союза с тюрками та малая толика жителей Римской империи, которых ныне зовут «ранними христианами», себя так не называли. Они ходили в синагоги, справляли иудейские обряды и праздники, делали обрезание. Правда, для греков и других неевреев апостол Павел полагал обрезание необязательным, но о себе он с гордостью говорил: «Я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев» [Фил 3 3–5]. Это слова из христианской Библии.

Именно поэтому ранних христиан научный мир назвал иудеохристианами. Название не самое удачное, но отражающее истинный характер первых общин, хотя и почитавших пророка Йешуа (Иисуса), однако сохранивших традиционные для иудаизма обряды и обычаи.

Строки датированы I веком и адресованы иудеям-сектантам, которые отвергли богов, вызвав тем самым подозрения окружающих. То были люди улиц и катакомб, низы общества. Ученые или просто грамотные редко встречались среди них. Поэтому сомнительно само предположение, будто философски осмысленная и отработанная на практике научная теория гностицизма (учение о Боге Небесном, Творце мира сего) могла родиться среди этих отказавшихся от богов людей.

Сомнение укрепляют и труды древних ученых (Евсевия и других). Они сообщают об атеистических настроениях, царящих в общинах иудейской секты, о том, что атеистов не называли «ранними христианами». Это имя пришло к ним очень поздно, через века.

Неясно даже то, когда появилось слово «христианство»? И как?

Вновь повторим: иудейская секта атеистов сформировалась в период войны 66–73 годов в Иудее из евреев, отказавшихся защищать родину. Их позиция четко отражена в Апокалипсисе, созданном после знакомства с парфянским миром. Ныне тот текст связывают с именем Христа, начиная с первых строк, гласящих, что это «откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре». Но в древнем Апокалипсисе слов об Иисусе Христе вообще не было, что признают авторитетные церковные издания, там речь шла о безымянном закланном агнце.

Так, христианская энциклопедия сообщает: «Апокалипсис написан разными авторами. Книга на иудейской основе могла появиться около 70-х годов из-под пера апостола Иоанна, впоследствии в нее вошел ряд вставок и дополнений». Эти вставки и дополнения не имеют законной силы, сказали бы современные юристы. И были бы правы… На пять глав пополнился Апокалипсис за Средние века – две в начале, три в конце. А то, что написано апостолом Иоанном, отредактировано.

Древняя книга, святой текст, откровение апостола, к которому дописали главы?! Причем дописали отнюдь не апостолы. Выходит, дописывать тексты, положенные в основу Библии, можно любому. Можно исправлять их в угоду политике. Тогда в чем состоит святость, если каждый вправе приложить к ней руку?..

Конечно, современные издатели древних текстов обязаны считаться с новыми нормами языка, с этим никто не спорит. Но «редактировать», переписывать и делать вставки они не имеют права… Это сродни фальшивомонетному ремеслу. Однако с ним покорно мирятся. И все потому, что слов «Иисус Христос» в I веке мир не слышал!

А когда средневековые богословы начали вносить их в священные тексты, то тем стали подрывать доверие к христианству, к авторитету Церкви. Архиепископы сами толкали здравомыслящую паству на религиозные конфликты, которыми так богато Средневековье. Часто, объявляя охоту на ересь, Церковь начинала охоту на правду. В истории Западной Европы это борьба с богомилами, катарами, альбигойцами и другими «еретиками», вина которых состояла в том, что они не желали отказываться от почитания Бога Небесного… Не желали священных книг со вставками, искаженных полуграмотным монахом.

То конфликт веры или конфликт совести?

Имя Иисус Христос – греческое, это не отрицает никто, оно сложилось в Малой Азии ближе к IV веку, относилось к человеку, которого сами иудеи-сектанты звали Йешуа. К сожалению, богословская наука не нашла ответа на вопрос, почему у еврея Йешуа через три века после смерти вдруг появилось греческое имя, которого при жизни не было.

Считается, например, что одно из первых упоминаний о христианах принадлежит Плинию Младшему (около 61 – 114), римскому писателю и легату в провинции Вифиния (ныне находится на территории Турции). В письме императору Траяну он спрашивал, как относиться к новой иудейской секте. Обеспокоенность Плиния вызвали начавшиеся волнения в еврейской общине. Возникает вопрос: могло ли звучать греческое слово «Христос» при допросе иудейских сектантов римским легатом? Однозначно нет. Скорее, более поздние переписчики заменили еврейское слово «мессия» на более понятный и известный греческий эквивалент «Христос».

Или – почему имя это связано с Богом Небесным, о котором Европа в I веке не знала? Вновь вопросы, вопросы… Так где же он, исток религии Запада? Это не праздное любопытство и не поругание чужой веры. Знание истока религии необходимо самим европейцам.

Вопрос деликатный. На него давались диаметрально противоположные ответы. Например, американец Л. Грехем был крайне категоричен: «Библия не есть «слово Божие», она украдена из языческих источников. Ее рай, Адам и Ева взяты из вавилонских сказаний; ее потоп есть конспект из почти четырех повествований о потопе. Ее ковчег и Арарат имеют свои эквиваленты в множестве мифов о потопе… ряд стихов являются дословной копией египетских папирусов» И так далее, и так далее. «Между Иисусом и египетским Гором найдено 127 аналогий, между Христом и Кришной – сотни. Как может быть Библия откровением евреев?» Автору трудно чем-то возразить. К тому же он не одинок в этом мнении.

Цит. по: Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. С. 18–19. Прим. 1.

Само собой разумеется, нельзя разделить его точку зрения, но что предложить ей взамен? Не выдерживающие малейшей критики, беспомощные толкования официальной теологии? Той самой «науки», которая из-за своего слепого отрицания тюркской культуры изменила священный текст Библии до неузнаваемости?

Библия христиан появилась к концу IV века. Вернее, появились фрагменты Нового Завета, а более или менее законченный его текст – только к 691 году. С 691 года (после Трулльского собора) христиане, например, рисуют Христа на иконах в человеческом облике, до этого они молились на образ Тенгри, по-тюркски произнося молитвы, а Христа изображали в образе Агнца, то есть овцы.

Предав поруганию тюрков, их «гностицизм» и предложив взамен откровенные сочинительства, богословы оказались в незавидной роли. Теперь есть две Библии, два Священных Писания, две разные книги, но с одинаковыми названиями. Древняя книга – у иудеев, она написана по тюркским текстам с добавлением к ним элементов иудейской культуры. Это Писание сложилось после освобождения евреев царем Киром, то есть в VI веке до новой эры.

В Средние века греческие богословы перевели и дополнили его, так возникла Септуагинта, ставшая Ветхим Заветом христиан, частью их Библии. Но – и это надо подчеркнуть! – тексты тех книг принципиально отличаются.

Чтобы «облагородить» иудейский текст, переводчики допустили вопиющее: «Яхве» (один из покровителей семитов), «элохим» (их божества и духи) и «терафим» (их идолы) перевели одним словом «бог», совершив тем самым «благонравное мошенничество», как сказали об их действии современники.

Росчерком пера греки создали некое «единобожие». Их откровенный подлог вызвал у ортодоксальных евреев негодование: они же не произносят имя своего покровителя – Яхве. Молчат об идолах и о расхождениях в Библии, хотя прекрасно знают о них.

Евреи вместо Яхве часто говорят Адонай. И это четко согласуется с историей иудаизма. В древности, во времена Кира, имя звучало точно так же, оно образовано от двух тюркских слов: атын (его имя, по имени), ай (называй). Дословный перевод «называй по имени»: атын ай ~ адын ай ~ адонай. Слова Кира обрели неожиданное бессмертие. В этой связи интересно и другое, в Септуагинте вместо Яхве фигурирует Кириос (в значении Бог Небесный).

…С именем Иисуса «Христос» произошло то же. В переводе с греческого оно означает «Помазанник», то есть Мессия, Спаситель.

Видимо, сначала возникло не имя, а образ. Это случилось, когда житель Армении Григорий волею Бога в конце III века оказался у тюрков-кипчаков, его на четырнадцать лет отправили в ссылку, в «змеиную яму», гласит легенда. И ему явилось знамение – образ, преданием о нем, собственно, пронизана вся армянская церковная культура. С того знамения, по сути, началась новая вера: западному миру открылся Всевышний. До этого момента о Боге Небесном там не знали.

Может быть, именно Григорий первым в Римской империи понял: Йешуа – пророк. Это его пророчество записано в Апокалипсисе, оно сбывается – всадники, посланцы Бога Небесного, у границ Империи. Спаситель рядом. И люди, приняв нового пророка, станут союзниками Спасителя (Мессии). Все это очень и очень вероятно.

Именно образ дал плод – идею, которой предстояло перерасти в религию.

Понятие о Спасителе и помазаннике Божием у тюрков было и отражало традиционный взгляд на роль царя в тюркском обществе, жило оно и в иудейской среде. После освобождения из вавилонского плена этим именем евреи называли царя Кира, то есть тюрка. В Книге пророка Исайи Господь обращается к «помазаннику Своему Киру», говоря о нем: «Пастырь Мой, и он исполнит всю волю Мою» [Ис 45 1; 44 28].

Тогда же у евреев появились представления о Рабе-Отроке Божием, посланном на Землю для спасения людей. В Книге пророка Исайи, в главах, дописанных в VI веке до новой эры, говорится об Отроке Божием, проповедующем истинную веру, страдающем во искупление грехов своего народа, приносящем свет всем народам и прославляемом Богом [Ис 42 1–7; 49 1–6; 50 4–9; 52 13 – 53 12]. Это не Кир, а посланник Божий, «завет для народа, и свет для язычников».

Образ Отрока Божия тоже был у тюрков, он сложился на Алтае, герой носил имя Гесер (Гесар, Кесар, Кедар). С ним тюрки связывали приход веры в Бога Небесного. Впрочем, под этим именем (Кедер, Кидар) он выступает в Библии. «Пойте Господу новую песнь… Да возвысит голос пустыня и города ее, селения, где обитает Кидар», – говорится в книге пророка Исайи об Отроке Господнем [Ис 42 10–11].

«Первохристианская Церковь признала в этом описании Раба-Отрока Божия таинственное предвозвещение о жизни и искупительной смерти Господа Иисуса», – замечает комментатор Библии. Так, в Библии, соединились в одно целое древние предания тюрков, иудеев и иудеев-сектантов, положив начало новой религии – христианству. Это и осмыслил первым будущий глава Армянской церкви Григорий, находясь в ссылке, чем принес вечную славу Армении – стране, первой вступившей на путь христианства.

О ней узнали соседи армян – греки, тоже мечтавшие об освобождении от власти Рима. Кто из них воскликнул: «Иисус – Христос!» – сейчас точно не скажешь. Но восклицание относилось к тому, кто предсказал грядущее. Не исключено, слова эти поначалу относились к самому Григорию, будущему основателю Армянской церкви. Так или иначе, но новое имя Йешуа «Иисус Христос» было ответом на гонение, которое объявил император Диоклетиан на сторонников зарождающейся армянской веры. Иначе говоря, на союзников тюрков – христиан.

Показательно, сектантов-иудеев гонители не трогали, иудеи были даже в свите императора. А это непредвзятому читателю говорит о многом.

Однако вскоре, как отмечали современники (Евсевий и другие), Диоклетиан сам стал подумывать о принятии новой веры. Он действительно был политиком, понял, что Иисус Христос значило много больше, чем иудей Йешуа. Надо заметить, в том не было открытия. Люди с древних времен верят в таинственное, такова природа человеческой души, которая придает мистике особое значение. В античную эпоху смена богов-покровителей не возбранялась, лишь бы новый бог был сильнее.

Точно так и случилось в начале IV века, люди Римской империи увидели – старые боги бессильны. Бог всадников, пришедших с Востока, дает победы, значит, он сильнее.

За эту идею, подаренную Европе, Григория назвали Просветителем. Он – и никто другой! – на царской колеснице с эскортом всадников ввез в Каппадокию (на территорию Римской империи) равносторонний крест, символ новой веры. То был первый на Западе крест, он не утрачен, по-прежнему сияет над Армянской церковью. Века лишь чуть видоизменили его.

«Ранние христиане», как известно, креста не знали, о чем сообщает все та же христианская энциклопедия, и называли его «знаком зверя».

Эскорт, сопровождавший Григория Просветителя, «возглавлял военачальник Мамго (Мамгон)», он был родом с Алтая, писал Мовсес Хоренаци, непререкаемый авторитет армянской истории. Мамго со своей ордой жил у границы с Китаем, в окрестностях Согдианы, но из-за раздоров покинул родину. Приют полководцу дала Армения: царь Тиридат предложил возглавить войска «всей Армении, как конницы, так и пехоты, и не отлучаться от великого царя Армении». С военачальника Мамго, как уже говорилось, ведет родословие армянский род Мамиконянов. И не только он.

«Великий царь Армении» Тиридат возвысил своего родственника Григория: у них получился выгодный союз, который многое открывал… На поверхность всплывает очередная любопытная деталь истории – правитель Армении узаконил за собой титул «царь», почему? Правитель Кавказской Албании, объявив о новой Церкви, тоже стал зваться царем. Факт, который без знания особенностей тюркского общества вряд ли можно объяснить.

У тюрков титул «царь», точнее, ксар или сер, носил хан, у которого жил главный кам, священнослужитель. То – высший титул светской власти, ей обязаны подчиняться другие ханы. Очевидно, слово идет от имени Гесер, то есть от имени тюркского Пророка, сына Бога Небесного. Отсюда то благоговейное почитание царей, которое известно по литературным источникам, отсюда та постоянная борьба за царскую корону и за «правильность» веры. Десятки новых нюансов обретают известные истории, прежде казавшиеся обычными и даже будничными.

Принято считать, слово «царь» произошло от латинского «цезарь». Полагают, что имя римского диктатора Гая Юлия Цезаря дало название титулу, которым пользовались некоторые монархи. Однако в Римской империи цезарями называли только родственников монарха, а для царствующих государей был титул «август». Не вдаваясь в подробности римских обычаев, отметим, титул kaisara встречается на монетах Канишки II, правителя Кушанского ханства… Это не римское изобретение. Подробнее о традициях царской власти будет рассказано позже.

Кстати, и «корона» тюркское слово, дословно означающее «оберегай» (корун), то был один из древних символов Востока. Знак освящения Богом, такой же как держава и скипетр. Корону на голову хана возлагал верховный священнослужитель, он же давал атрибуты государственной власти – державу и скипетр, и хан с той самой минуты назывался царем. На Западе, как известно, ни титула «царь», ни короны до прихода тюрков не знали, у римских императоров на голове была диадема, а это совсем другое.

Выходит, Армения первой в Римской империи приняла веру в Бога Небесного и атрибуты тюркской государственности. Она отошла от язычества, желая сохранить негласный союз Аршакидов – Тиридата и Григория. Людей, открывших Западу культуру Алтая. Они похитили Европу у язычников.

Именно память об алтайских корнях помогла им утвердиться и в новой религии, и в новой политике. Все-таки кавказские тюрки с их конницей, стоявшие у Дербента, были для правящей элиты Армении не неведомыми чужаками. То были близкие души. Опора.

Не случайно современники называли их барсилами, что в переводе с древнетюркского означает «племя Барс». Иными словами, предводителями здесь были выходцы из того же царского рода, что и Ахемениды в Персии, и Аршакиды в Парфии и Армении. Из этого следует еще один очень важный вывод: столица Кавказской Албании в знак уважения к общим предкам получила название Барда (Партав, Парсава). Тот город до сих пор находится на территории Азербайджана, вблизи современных построек отчетливо видны его древние развалины. Вот она, неразрывная связь времен и народов!

Цари Армении продолжили великую миссию Ахеменидов. И те и другие следовали завету, записанному в священных книгах тюрков: нести веру в Бога Небесного. Сохранившееся в Библии Пророчество о Кире свидетельствует о том очень четко. «Я перепоясал тебя, – говорит Господь, обращаясь к «помазаннику своему Киру», – дабы узнали от восхода солнца и от запада, что нет [Бога] кроме Меня» [Ис 45 5–6].

Так на рубеже эпох пробивался росток нового христианства. Не иудейская почва подарила ему жизнь…

Что же дало повод историкам говорить о «ранних христианах»? Только одно – незнание тюркской веры и нежелание знать. Из-за преданности союзу с тюрками пострадала, между прочим, и Армения, западные христиане не признают ее историю, отрицают основателей Армянской церкви, ее символы и учение. Полторы тысячи лет, с Халкидонского собора, продолжается несправедливое отрицание, эта настоящая анафема тем, кто открыл людям христианский мир.

Далеко не случайно вскоре после Халкидонского собора (431) рухнуло Армянское царство: его поделили между собой Восток (Персия) и Запад (Византия). Той трагедии сопутствовала другая – уничтожение царской власти Аршакидов в Армении. «Потомки Арсака были лишены царского достоинства, которым обладали в течение более 560 лет», – пишет Э. Гиббон. То был удар европейских христиан по Армянской церкви и армянской государственности одновременно.

В той связи нелишне заметить: ныне в мире существуют десятки христианских Церквей, объединяющих миллионы людей, но… каждая Церковь отрицает другую: католиков не признают православные, православных – протестанты и так далее. Христианский мир соткан из нарочитых конфликтов и отрицаний. Где же в нем Истина? А она в том, что до 325 года христианство не отличали от тюркской веры, которую западные богословы назвали монофизитством.

В начале IV века такое положение для Запада было политически оправдано: Великое переселение народов несло культурные плоды, ими питались все. Обряд имел алтайскую основу, язык богослужения – тоже. О том забыли по прошествии веков (после инквизиции). Алтайское Единобожие назвали гностицизмом, значит «ересью».

А появление новой религии в IV веке было Событием, его отметили историки Кавказа, Ирана, но не «заметили» историки Запада. Особое внимание ему уделил в своей «Истории Армении» Мовсес Хоренаци, а также Фавст Бузанд, рассказавшие иные подробности распространения веры.

Что показательно, тюрки обретали сторонников именно в восточных провинциях Империи. Там возникли первые в Европе христианские Церкви, хотя точнее, то были общины уверовавших в Бога Небесного, то есть, по церковной терминологии, монофизитов, они шли в Дербент, чтобы стать служителями нового культа. Свет для них начинался с Востока.

Пламя полыхало на небе Империи.

Эти восточные провинции еще подчинялись Риму, но легионеры уже боялись показываться там: восстания, мятежи, пожары, убийства сменяли здесь друг друга, как дни в году. «Золотой век», объявленный Диоклетианом, уходил в небытие, все трещало, рушилось, хотя иноземного вторжения не было. Ни один чужой солдат не ступил на земли «священного» Рима, это и ставило в тупик.

События начинались будто сами собой.

Конечно, Церквей в нынешнем понимании не было, отсутствовал обряд: не вырастили священников, не выстроили храмы. Не они привлекали людей. Идея!.. Тираны бессильны против духа народа, а вера в Бога как раз и вселяла дух во вчерашних рабов, она меняла их сознание. Вот в чем состоит победа духовной культуры.

Язычество, шатаясь, трусливо отступало. В Империи развернулась настоящая гражданская война, а оружия никто не видел. Это сильнее всего и поражало людей. Слово Божие сверкало, как молния в бурю, разя наповал. Диоклетиан растерялся, он оставил трон и добровольно ушел на покой «выращивать капусту», как говорили о нем современники.

В 311 году новый император Галерий публично простил «новых христиан», то есть армян и их последователей, и тем самым прекратил гонения на них. В его указе оговаривалось условие прощения: «пусть христиане снова станут христианами». Эта легендарная фраза ставит в тупик самых опытных исследователей: уж очень бессмысленна она по сути своей.

Тем не менее условие, при котором христианам давали свободу вероисповедания, непонятно лишь на первый взгляд. Оно вовсе не бессмысленно. Одна туманная фраза порой превращается в ключ к разгадке великой тайны, важно лишь рассеять туман. Если обратиться к истории Великого переселения народов, то текст указа Галерия становится ясным как день. В нем речь идет о новой религии («nova religio», так записано в указе).

В них, в этих двух словах, ключ к пониманию темы. Потому как единственное, что роднило новую религию (армянскую веру) с сектой иудеев, было почитание пророка Йешуа (Иисуса). Все остальное в «армянской вере» было тюркским. Галерий, призывая христиан вновь стать христианами, просил их отказаться от «nova religio», вернуться «к богослужению собственного народа», или к иудейским обрядам. Император не знал или делал вид, будто не знает, что не сектанты-иудеи зажгли пожар на Востоке. Другие стояли за ним!

Понять разницу между обрядами Армянской церкви и сектантов-иудеев можно даже сегодня, побывав у «субботников», то есть у жидовствующих христиан, которые продолжают традиции своих предшественников (иудеохристиан), а это абсолютно, в основе своей, разное. Одна из таких общин обитает в азербайджанском селе Привольное.

Для Рима появление Армянской церкви ничего не значило: сектанты, не сектанты, ему все равно. Не чувствуя тонкостей, он не отличал «новых христиан» от «иудеян», отсюда просьба вернуться «к богослужению собственного народа».

Исследователям религии фразы из документов слышатся иначе, чем правителям. А фраза «пусть христиане снова станут христианами» явно означала приказ. Им, уверовавшим в Бога Небесного, увидевшим свет свободы, предлагали опять стать рабами Империи. Принять это условие, конечно, уже не мог никто.

Вот когда наступила роковая минута для Рима.

…Уходя и желая спасти Рим, император Диоклетиан оставил тетрархию – государственный порядок, предусматривавший власть двух старших императоров с титулами августов и двух младших. Но реформа власти лишь подлила масла в огонь, правители восточных и западных провинций с первого дня своего появления начали враждовать. Каждый желал быть главным.

Конкурентов в той борьбе устраняли руками «новых христиан». Одним из первых их силу оценил Максенций. Провозглашенный в 306 году императором, он открыто оказал покровительство «nova religio» в Африке, рассчитывая на ответную поддержку. Так религия, не успев родиться, превратилась в инструмент политики. Это и стало родовой меткой христианства, которое с тех пор всегда было связано с политикой.

Но в той борьбе за власть Максенция обошел Константин, мастер интриги; в 312 году случилось это событие.

Не вера, которую Константин не принял, военный союз интересовал его, этого правителя без реальной власти! Издалека начинал он, сделав ставку на восточные провинции Империи. Там мечтали о свободе и по примеру Армении желали военного союза с кипчаками… Случайно ли «новые христиане» находили сторонников как раз в греческой среде?

Желание греков освободиться от власти Рима было на руку Константину и в борьбе с римским императором Максенцием, и в дальнейших планах.

В 312 году у Мульвийского моста, у самых стен Рима неожиданно нагрянувшее войско Константина, составленное из тюрков-всадников, наголову разбило римскую армию. Максенций в том сражении погиб. Империя, получив смертельную рану, раскололась. Колонии Рима увидели: слова Апокалипсиса стали явью, началось крушение языческих идолов, хотя слова «свобода» и «христианство» каждый тогда понимал по-своему.

Перед той битвой Константин приказал своим воинам (европейцам) нарисовать на щитах равносторонний крест, чтобы они не отличались от тюрков, щиты которых издревле украшал крест Тенгри. Тогда же впервые увидела Европа и знамена с крестом, тоже тюркские. С Алтая. А после победы в Риме впервые прозвучала молитва во славу Бога Небесного – Тенгри.

О кресте в этой связи надо сказать особо. В иудейских сектах, почитавших Иисуса (Йешуа), крест олицетворял орудие казни, а потому не был объектом поклонения, о чем недвусмысленно заявлял в III веке и «раннехристианский» автор Феликс Минуций: «Что касается крестов, то мы их совсем не почитаем: нам не нужны они, нам, христианам; это вы, язычники, вы, для которых священны деревянные идолы, вы почитаете деревянные кресты, быть может, как части ваших божеств; и ваши знамена, стяги, военные значки, что другое из себя представляют, как не кресты, золоченые и изукрашенные?» (Цит. по: Нейхардт А. А. Загадка «святого» креста. С. 21). Точность перевода терминов «христиане» и «язычники» здесь не обсуждается.

Вот когда это впервые случилось – после разгрома непобедимой Империи! Но римляне не понимали слов молитвы, они лишь чувствовали силу ее слов… С помощью сторонников новой религии Константин утвердил себя в Западной Римской империи, а его сподвижник Лициний – в восточных ее провинциях, где разрешил вести проповеди новой веры. В самом Риме их еще не вели.

Константин не торопился. Почти десять лет терпеливо готовил он почву для новой битвы. Уже с Лицинием, который, придя к власти, пытался подавить могущество Восточной церкви. В 320 году «запретил синоды, ограничил деятельность духовенства и изгнал христиан с государственных постов», в том числе и христиан-офицеров. Война была неминуема: почва взрыхлена, земля ждала сеятеля.

Сорок тысяч всадников-кипчаков пришли на помощь Константину в его борьбе с Лицинием, о чем упомянул историк Иордан. То было уже шествие тюркской культуры по Европе. Они шли поступью освободителей, борцов за новую духовную культуру. Не бескорыстно оказывалась их помощь, за жалованье – за stipendia, которое пообещал Константин.

То была первая сделка тюрков, именно сделка во имя веры и новой политики! Они впервые приняли правила европейского общения – за деньги! – и тем занесли ногу над пропастью, которая потом поглотила их…

Разумеется, Лициний проиграл. В той легкой победе 324 года, как и в победе над Римом, люди вновь видели волю Божию. Воистину, «чей бог, того власть», говорили они.

А Константин, став правителем Империи, думал о том, как закрепить за собой веру в Бога, как сделать ее и кипчаков своими подручными. Помощниками ему стали греки, взявшиеся утверждать в Европе тюркскую веру, школа Дербента их многому научила. То был новый шаг Великого переселения народов, шаг, который не мог не оставить след – Греческая церковь. Ее власть быстро распространялась в Римской империи.

Присутствие веры в Бога, пусть не в душе, в сознании, уже есть штрих Алтая, штрих Великого переселения, вечный штрих на полотне Истории, его не стирает Время!

Увы, греки, выбрав тюркскую веру, выбрали свой путь в ней – путь искажений. Они разыграли фарс, в котором религии отвели неприглядную роль, ее сделали инструментом лицемерия и политики. Для успеха своего спектакля Константин не останавливался ни перед чем: «защитник христианства» убил жену, сына и родственников, обвинив их в предательстве. Он любил громкие эффекты, любил быть на виду. Правитель, которого современники сравнивали с кровожадным Нероном, стараниями богословов превратился в «отца христианской веры», хотя до конца дней своих он оставался язычником. Тираном, который топтал и уродовал религиозные святыни, чтобы упрочить свою власть.

«Согласно с точностью церковного языка, – замечает Гиббон, – первый из христианских императоров был недостоин этого названия до самой смерти». Он сообщает подробности об «изворотливых объяснениях», придуманных церковными историками, чтобы примирить «неопровержимые доказательства языческого суеверия Константина» с его мнимым христианством.

Так на развалинах Римской империи начиналось строительство Византии, где с первых дней веру превратили в политику, а служителей культа – в церковников, в слуг императора. Поразительно, преступления могут обессмертить человека не хуже, чем великие доблести. Константин чужими руками загребал жар власти, не скупился на подарки и обещания, делал все, чтобы задержать у себя тюркских воинов. Хотя бы на время. Его старания увенчались успехом, всадники остались.

Их словно опоили, они решили не возвращаться. Стали вызывать к себе своих родственников. «Федератами» потом назвали их («федерат» – производное от слова «договор»), им отдали северные земли Балканского полуострова, обязали защищать границы нового государства. Фактически то были тюркские улусы, ставшие отдельным войском Византии, его конницей, они жили юртом, свободно от налогов, по своему степному укладу. В их жизни почти ничего не изменилось… Они лишь отвернулись от родины. А это уже конец.

Однако важно подчеркнуть: наемниками служили не покоренные и тем более не обращенные в рабов солдаты. Это было новшество на Западе. Тюрки примкнули к Империи на равных. Добровольно… Не ведая, что творили.

Константин юлил перед ханами, ставшими его военачальниками. Ради них ввел новый календарь, перенеся день отдыха на воскресенье, чтобы было, как у кипчаков, людей обязал молиться Богу Небесному. Заметим, с 312 и до 325 года греки молились Тенгри, читали священные тексты и молитвы по-тюркски. Других молитв во имя Бога Небесного не существовало. Нарождающаяся Греческая церковь еще не отличалась от всех других Восточных церквей.

Факт чрезвычайный и абсолютно забытый, он проясняет иные темные пятна в истории Европы… Даже на монетах греки чеканили тогда тюркские кресты. Это же не просто так?

Тюркский (варварский!) язык стал языком армии утверждавшей себя Византии, его назвали «солдатским» или «командным». Тысячи семей кипчаков ехали в те годы сюда, им давали поместья, за их переезд греки платили ханам Дешт-и-Кипчака золотом. Все шло очень чинно, под знаком распространения новой веры. Конечно, те переезды – тоже Великое переселение, его логическое продолжение. Или… все-таки покупка людей за золото?

Кто объяснит, где кончалось одно и начиналось другое?

Звучит обидно, но трудно сказать иначе: тюрков покупали для создания Византии. Шла торговля вольным народом. Восточная империя нуждалась в кипчаках, она добровольно стала платить солидную дань. Делала это сознательно, на нее работали время и терпение: Восток «переносил» себя в Европу, его военная и созидательная миссия была здесь очевидна.

Свидетельств тому сотни. Тот же город Салоники, признанная «тюркская» столица Греции, он основан до новой эры, но археологи отметили, что в IV веке там начала меняться культура. Все становилось новым, даже храмы. Особенно выделяют храм Святого Георгия, построенный по «варварскому» проекту. Поражает купол из радиально уложенных круг за кругом кирпичей. Так в Римской империи строить не умели, а на Востоке строили.

Или – храм Сергия и Вакха, возведенный в 527 году в Константинополе, он точная копия более раннего храма из селения Лекит, что в Азербайджане, недалеко от Дербента. И это признанный всеми специалистами факт. По одной из версий храм в селении Лекит соорудили в память об Аттиле.

Или – храм Святой Софии в Константинополе. Тоже прекрасная тюркская работа.

Или – храм Святого Виталия в Равенне… Шедевры выполнены рукой великого мастера, это не оспаривает никто. Например, мозаики Равенны поразительно схожи с росписями в Дура-Европос, выполненными по алтайским канонам. Очевидно, то был исторический марш «федератов», вернее, кипчаков, ставших гражданами Европы. Их культура приносила плоды новой родине, и все по достоинству оценили их.

Запад повторял витки развития Кушании или Парфии, с той разницей, что правителем в Европе был не отпрыск тюркского царского рода, а простой европеец. Все. Иных отличий не было даже в малом. Опять вскипал гигантский «котел», где выплавлялась новая культура. Но по другому рецепту готовили ее… И все же главный «компонент» был прежним – Единобожие.

Константин сумел-таки добиться доверия кипчаков. В 324 году он, чтобы до конца покорить их сердца, заложил Константинополь, новую столицу, поручив это дело тюркским мастерам. Город задумали строить по восточному канону, чтобы храмы в нем сияли во имя Тенгри. Историк Иордан так и писал, «…город, который был бы соперником Риму», то есть Западу.

Восточная империя при Константине обретала небывалую силу, становилась цветущей страной. Имея самую мощную на Западе армию, она диктовала условия и Египту, и Палестине, и Сирии, и даже Риму. А императору все было мало, он понимал, кипчаки в любой момент могут уйти, оставив его с глазу на глаз с противниками. И в 325 году Константин собрал в городе Никее подвластных ему епископов на съезд, ныне известный как Никейский собор. Цель не скрывали – создать свою греческую Церковь, чтобы не по тюркскому образцу.

Здесь, видимо, важно пояснить, что название Византия (как и Восточноримская, и Западноримская империи) условно: его ввели в позднейшие времена. В документах той эпохи Римская империя оставалась единой, население Византии считало себя преемниками римлян, называя свою страну Империей ромеев, а столицу – Новым Римом.

«Рождение» Византии обычно ведут от Константина Великого и основания им второй столицы Империи – Константинополя в 324 году. Но есть и другие точки зрения.

И еще, говоря о греческих мотивах политики Константина, следует помнить о негреческом происхождении императора и о том, что в борьбе за власть он делал ставку на эллинов. Подобная ситуация в истории не редкость. Вступая на трон, правитель вынужден учитывать интересы народа, которым будет управлять. Так, например, поступали тюркские цари из рода Аршакидов в Армении и Кавказской Албании. Константин, чей отец был не греком, а уроженцем придунайских земель, вполне справедливо называется греческим императором.

Вот что вынашивал хитрый правитель, вот ради чего унижался: за восторгами императора стояли проклятие и зависть, которые гнездились в его сердце. В новой Греческой церкви он объявил Тенгри и Христа одним лицом, Богом Единым. Тогда слово «христианство» и обрело современную плоть, стало обозначать религию – Христос вошел в божественный пантеон.

До Никейского собора Византия, говоря о вере, соблюдала алтайские правила, произнося «сын Тенгри» при общении с тюрками. И ее понимали. Впрочем, этому способствовала и переводческая традиция, по-тюркски выражение «Бог Небесный» звучало как «Тенгри», а «сын Бога Небесного» – «сын Тенгри». Поэтому почитание Иисуса как сына, или посланника Тенгри стало в понимании «греческих» кипчаков продолжением традиций Алтая, согласно которым Бог посылал для спасения людей своих сынов.

Христианство, по замыслу Константина, должно было продолжить традиции Греции, а в ее религии, как известно, всегда господствовали боги-«люди» (Зевс, Деметра, Гера и другие). Император делал ставку именно на эллинскую культуру, близкую и понятную европейцам. Впрочем, так же поступили и все другие народы, которые знакомились с культурой Алтая.

Вечное Синее Небо было слишком высоким для них.

Неспособность усвоить восточную философию отличала эллинов и весь Запад, в этом проявляла себя их языческая суть. Для нее объектом веры служил предмет, материальное воплощение, не идея. В этом принципиальное отличие культур Запада и Востока – в отношении к Идее. К Слову.

Показательны слова епископа Синесия, получившего образование в Александрии. Он говорил в V веке, что Афины «славились в ту пору не столько философскими школами, сколько торговлей медом». Цит. по: Гиббон Э. Указ. соч. Ч. III. С. 233. Прим. 8.

Константин желал именно бога-человека, знакомое воплощение понятного идеала. Ничего иного ему не требовалось.

Но успешное соединение духовного и языческого возможно лишь при наличии мифов, а их в раннем Средневековье еще не придумали. Для их создания требовалось время. Христианство напоминало новорожденное дитя, которое без заботы взрослых не прожило бы и дня.

Отсутствие мифологии – первая трудность, с которой столкнулась Греческая церковь. Не было у нее и философии. И обряда. Но это облегчало задачу, перед создателями Церкви лежал чистый лист, на котором они могли писать и философию, и историю христианства, причем писать по своему усмотрению… Новорожденному существу годились любые одежды. Любые слова грели и оберегали его.

Немыслимое с точки зрения разума допущение отличало Греческую церковь: Христос вошел в ее божественный пантеон. Человек стал богом! Пожалуй, с того момента можно говорить об официальном рождении христианства как новой религии. Религии, названной не по имени Бога Небесного, а по прозвищу человека. «Приравняв» Иисуса к Тенгри, Византия надеялась завладеть силой Божией. Она присваивала молитвы, обряды, храмы кипчаков – всю их духовную культуру. Весь обряд. Что на Алтае копилось веками, теперь в одночасье переходило ей, ее Церкви…

Справедливости ради заметим, Никейский собор не сразу понял Константина. Сообщение императора повергло в шок едва ли не всех сторонников Единобожия, они возмутились.

Но Константин был непреклонен, он силой и угрозами настоял на своем решении. Своей властью утвердил «Никейский символ» – формулу христианского учения. Однако она до сих пор понимается по-разному представителями разных религиозных течений, это отнюдь не «устоявшийся постулат веры».

Первым на защиту Тенгри встал египетский пресвитер Арий, мудрый копт, выходец из «индийской общины». Он сказал: нельзя равнять человека с Богом, потому что Бог – дух, а человек – плоть, то есть творение Божие, оно рождается и умирает по воле Бога. Бог же бессмертен. Кроме того, сын не может быть себе отцом… Арий убеждал уверенно, его мнение приветствовали епископы Армянской, Албанской, Сирийской и других церквей. Никто, разумеется, не отрицал Христа, но никто и не равнял его с Богом. Сын есть сын, Бог есть Бог.

Акты Первого Вселенского собора в Никее, разумеется, не сохранились. Точно так же на Западе уничтожены арианские рукописи той поры. Дошедшая до нас «История Первого Вселенского собора» составлена Геласием Кизическим спустя сто лет после событий. По мнению историков, в ней содержатся не столько факты, сколько легенды и предания о соборе. Сведения о тех событиях почерпнуты из сочинений Афанасия Александрийского, Сократа, Евсевия Кесарийского, Созомена, Феодорита и Руфина.

Философский спор, разгоревшийся на Никейском соборе, закончился быстро. Предвидя неизбежное поражение, Константин дал команду «честолюбцам духовного звания», послушным своим исполнителям, и они объявили Ария и его сторонников еретиками. Формулу, предложенную императором, приняли без обсуждений.

Несогласные епископы своего мнения, конечно, не изменили, не приравняли Христа к Богу, за что их называли потом «монофизитами». Вот почему в восточных Церквах Богом так и остался Тенгри, Ему молились, Ему посвящали храмы. Но… истинные дела безмолвны, зато Греческая церковь сказала очень много. Ее устами говорила светская власть, у которой была армия.

Епископы, принявшие Христа, не знали, как объяснить пастве, что случилось в Никее. Сами отцы Церкви не поняли основ христианского учения, предложенного Константином. Впрочем, они не разбирались и в той философии, которую отстаивал Арий. Им не хватало знаний, то были малообразованные люди. Так, Афанасий Великий сознавался, что «всякий раз, как он напрягал ум на размышления о божественности Логоса, его тяжелые и бесплодные усилия наталкивались на непреодолимые препятствия, что, чем больше он вдумывался, тем менее он понимал, и что, чем более он писал, тем менее оказывался способным выражать свои мысли».

Это слова не рядового христианина, это откровение главного теоретика «греческого» христианства, с его слов на Никейском соборе записывали первый догмат веры, объявляя Христа Богом. Этот человек был оппонентом Ария, к которому питал личную неприязнь.

А Константин не унимался, его энергия била ключом, после Собора он начал поиск христианских святынь в Палестине, о которых, разумеется, там никто не слышал, ее жители либо исповедовали иудаизм, либо были язычниками и почитали пещеры, источники, деревья. Здесь никогда не было следов «раннего христианства». Тем не менее император решил «христианизировать» Палестину.

Его привлек город Элия Капитолина, бывший Йерушалайим, в котором сразу же «нашли» гроб Господень, хотя евреи в гробах, как известно, не хоронили. Их погребения тогда, две тысячи лет назад, называли «кокким» – мертвого опускали в нишу, выдолбленную в скале, потом его кости перекладывали в керамический сосуд и хоронили вторично…

«Открытия» сыпались одно за другим. Мать Константина, дочь трактирщика, «нашла» крест, на котором, по ее мнению, распяли Христа. «Нашла», не подозревая, что не на кресте, а на Т-образной балке римляне казнили людей.

Политический заказ был сильнее реалий. Ложь стала христианской истиной. Император сам «назначал» места для поклонения. Выступ скалы назвали Голгофой, а пещеру Вифлеема объявили местом рождения Христа… О фантастических «находках», о том, как Элия Капитолина стала святым Иерусалимом и родиной христианства, рассказал Л. Беляев в книге «Христианские древности». Не всякий роман читается с таким интересом, как эта монография. Приведенные факты поражают откровенностью исторического подлога.

Для правдивости своей веры греки к 381 году сочинили варианты Нового Завета, объявив, что «нашли» записи учеников Христа. Но почему-то записи те были на греческом языке. С тех пор, с IV века, по свету ходят сто текстов Евангелий. И все считаются христианскими. Одни Церковь называет «апокрифическими» и отрицает, другие, наоборот, – приветствует.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.