Текст решения суда

Текст решения суда

«К своим славнейшим государям-королям[277] обращаются вышеназванные епископы.

По милости Господней даются народу благочестивые православные короли, коим вверяется страна, а посему церковь с полным правом поверяет им свои дела, ибо признает, что с помощью Святого Креста она укрепляется указами тех, кто правит.

По вашему высочайшему повелению мы собрались в городе Пуатье, чтобы обсудить, что произошло в обители, основанной святой Радегундой, да чтится ее благочестивая память. Мы прибыли, чтобы расследовать спор между аббатисой и монахинями Хродехильдой и Базиной, почему они столь дерзко, вопреки уставу, ушли из обители, а собранная община монахинь в результате распалась.

Мы распорядились, чтобы противоборствующие стороны появились перед нами. Мы допросили Хродехильду и Базину. Отвечая нам, они заявили, что не могли больше выносить скудную еду, недостаток одежды и, самое главное, жестокое обращение. Им также не нравилось, что приходилось разделять с другими людьми баню. Аббатиса же играла в кости, а посетители из мирян проводили с ней досуг, в монастыре проводились даже помолвки. Она выказывала явное неуважение, велев сделать платья для своей племянницы из шелкового алтарного покрова. Не посоветовавшись ни с кем, она отпорола золотые листики, пришитые с краю покрова, и сделала из них повязку для своей племянницы, что совершенно не соответствует ее положению.

Затем на сделанные обвинения велели ответить аббатисе. Что касается скудной еды, на которую жаловались вышеупомянутые монахини, то она отрицала, что инокини едва ли испытывали в чем-либо недостаток, особенно если учитывать, какие были трудные времена. Что касается их одежды, то аббатиса попросила обследовать их сундуки, сказав, что там найдется гораздо больше одежды, чем им полагалось.

Продолжив, она заметила в связи с жалобой о бане, что это произошло в связи со следующими обстоятельствами. Здание только что построили, недавно оштукатурили, и аббатиса, опасаясь, что их здоровье может пострадать во время купания, решила, чтобы баню использовали слуги монахинь до тех пор, пока исчезнет неприятный запах известки. Слуги мылись там во время Великого поста и перед Троицыным днем.

«Слишком многие использовали ее и после этого», – заметила Хродехильда. На что аббатиса ответила, что, если это и действительно так, она лично слышит об этом впервые. Если они видели это, то зря не сообщили ей. Что же касается игры в кости, в которые она обычно играла при Радегунде, то она не видит в этом ничего плохого, ибо они определенно не запрещены ни Правилами, ни канонами. Но если епископы захотят запретить их, она подчинится их решению и понесет любое наказание, какое они могут установить.

Что же касается трапез с мирянами, то она не ввела ничего нового, действовала так же, как обычно происходило и при госпоже Радегунде, – она лишь предлагала хлеб от причастия истинным христианам, но это вовсе не доказывает, что она когда-либо разделяла его с ними. Затем пришел черед поговорить об обручении. Она приняла на себя обязательства по устройству судьбы своей сироты-племянницы, и сам епископ, духовенство и часть городской знати присутствовали на этом событии. Если в том, что она совершила, находят преступление, она готова попросить прощения у всех присутствующих. В самой же обители никаких пиров, конечно, не проводилось.

Голословно утверждение и по поводу шелковой одежды. Аббатиса представила в суде монахиню из благородной семьи, которая подарила ей шелковую шаль, взятую ее у родителей. Она отрезала от нее небольшой кусочек для собственных нужд, ибо того, что осталось, оказалось более чем достаточно, чтобы изготовить подходящий покров для алтаря. Отрезанный ею кусок вовсе не был нужен для алтарного покрова, поэтому из остатка она сделала пурпурную кайму для платья своей племянницы.

Подарившая шелковую шаль монахиня Дидимия подтвердила, что аббатиса сообщила все точно, до мельчайших подробностей. Что же касается золотых листочков и украшенной ими повязки, то она позвала Маккона, вашего собственного представителя, который показал, что он сам отдал ей двадцать золотых, подарок от жениха упомянутой племянницы, из которых она и изготовила украшение, не тратив средства, принадлежавшие обители.

Затем Хродехильду и Базину спросили, может быть, они уличат аббатису – чего да не будет! – в блуде, который запрещает Господь, или в убийстве, или, может быть, в колдовстве, или в другом значимом преступлении, за что она должна подвергнуться наказанию. Они отвечали, что ничего не могут добавить, кроме того, что они уже говорили и что она делала, по их мнению, с отступлением от Устава. Они закончили тем, что указали на то, что несколько монахинь забеременели. С нашей точки зрения, это не было их виной. Бедных девушек предоставили самим себе, и так продолжалось в течение многих месяцев, поскольку ворота в их обитель сломали, и аббатиса не могла присматривать за ними, в результате чего они и согрешили.

Мы расследовали все пункты обвинения один за другим и в результате пришли к выводу, что против аббатисы нельзя выдвинуть ни одного обвинения. По некоторым вопросам, которые возникли, мы сделали ей отеческое внушение и предложили, чтобы она сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить подобную критику в будущем.

Обвинения же против двух вышеупомянутых монахинь оказались более серьезными. Они не вняли советам епископа, когда тот посещал обитель и увещевал их не покидать ее, но всячески поносили и унижали епископа и почти топтали его ногами. Они также сломали замки, распахнули настежь ворота, спровоцировав мятеж, а затем бежали из обители, побуждая тем самым остальных бежать с ними и разделить вместе с ними грех.

Когда же епископ Гундегизил прибыл в Пуатье вместе с остальными епископами своей провинции по приказу короля, велевшего рассмотреть дело, и приказал вышеупомянутым монахиням явиться на допрос в их собственную обитель, они не подчинились его приказу. Когда затем сами епископы отправились в церковь Святого Илария, где разместились монахини, и начали их там увещевать, выполняя свой пастырский долг, те вновь начали бунтовать, избили епископов и сопровождавших их лиц палками и пролили кровь дьяконов внутри церкви.

Когда же по королевскому повелению туда был направлен пресвитер Теотар и был назначен день для слушания, они снова не подчинились. Ворвавшись в обитель, они разожгли костер из бочонков на церковном дворе, выбили топорами и ломами двери и также подожгли их. Избив и ранив всех монахинь, находившихся в обители и даже в молельне, они разграбили обитель, разорвали одежду аббатисы и растрепали ее волосы, затем протащили ее по улицам на посмешище и заперли. Хотя ее и не связали, она явно пострадала.

Когда наступил праздник Пасхи, епископ предложил за аббатису выкуп, чтобы она, по крайней мере, наблюдала за церемонией крещения, то они даже не стали его слушать. Тут вмешалась Хродехильда, заявляя, что все это было совершено без ее ведома и явно без ее одобрения. Она добавила, что только благодаря ее вмешательству аббатису не убили. Отсюда стали ясны ее истинные намерения – убийство замышлялось.

Это можно понять из того, что ее люди жестоко убили у гробницы святой Радегунды монастырского слугу. Таким образом, они вели себя все хуже и хуже, совершая все более гнусные дела. Несмотря на то что их много раз просили прекратить свои бесчинства, они отказывались сделать это. Напротив, когда они занимали здания обители, они упорствовали, отказываясь выдать самых яростных мятежников из своей банды, причем не выполняли распоряжения даже самих королей.

Несмотря на приказы правителя, они продолжали свой вооруженный мятеж, сражались против воинов графа и жителей города стрелами и копьями, действуя самым безнравственным образом. Когда они выходили из обители, чтобы предстать перед судом, то преднамеренно унесли самый Святой Крест, который затем их вынудили вернуть обратно в церковь.

Стало очевидно, что они совершили необычайно серьезные преступления, причем число обвинений продолжало расти. Когда мы потребовали от Хродехильды и Базины, чтобы они попросили прощения у своей аббатисы за совершенное ими зло и возместили тот урон, который принесли вследствие своего дурного поведения, они отказались это сделать. Напротив, они настаивали на том, что хотели бы убить ее, причем сделали свое признание перед всеми.

Следуя установлениям церкви, мы постановили отлучить их от церкви, прежде чем они понесут соответствующее наказание. Сама же аббатиса должна вернуться на прежнее место.

По всем вопросам мы действовали в соответствии с вашими (королевскими) распоряжениями, соблюдая церковные установления, невзирая на лица. Мы не руководствовались ничьими интересами. Что же касается остального, то все зависит от вашего благочестия и власти, если вы собираетесь проявить свою королевскую власть, распорядиться насчет возвращения на соответствующее место всей собственности, принадлежащей обители, как определяется актами дарения ваших и прежних государей высочеств. До сих пор вышеупомянутые Хродехильда и Базина игнорировали наши требования вернуть все обратно по доброй воле.

Если вы отдадите соответствующее распоряжение, то ваши собственные милости и тех, кто правил до вас, продолжатся вечно. И не позволяйте им, чтобы не случилось еще более худшего, возвращаться в сие место, которое они вероломно и безбожно разорили. Не позволяйте им даже надеяться на возвращение, пока все не будет восстановлено.

По милости нашего Господа, когда все вернется на свое прежнее место, пусть наша церковь не несет никакого ущерба. Пусть при правоверных королях все принадлежит Богу. Пусть установления Отцов Церкви соблюдаются, что нам помогает в нашем пастырском деянии, а вас побуждает к новым деяниям в устроении королевств ваших. Пусть Христос наш Господь хранит и ведет вас, пусть Он продлевает царствование ваше на многие годы и дарует вам вечную жизнь».

17. Наш вердикт был оглашен, обвиняемых отлучили от церкви, аббатису же возвратили в обитель. Обе обвиняемые добились аудиенции у короля Хильдеберта и там продолжали всячески порицать друг друга. Они назвали королю ряд людей, которые якобы имели сексуальные сношения с аббатисой, а также, как они утверждали, ежедневно передавали сообщения его врагу – Фредегунде. Услышав обо всем этом, король распорядился, чтобы заподозренных людей связали и доставили к нему. Дело расследовали, но нашли, что эти люди не совершили ничего дурного, и потому были отпущены восвояси.

18. Спустя несколько дней, когда король отправлялся в часовню, находившуюся в его доме в Марленхайме, его слуги заметили стоявшего у входа в нее незнакомца. «Кто ты? Откуда ты пришел? Что ты тут делаешь?» – начали они его расспрашивать. «Я один из вас», – ответил он. Вытащив его из часовни, начали допрашивать. Все это не отняло много времени, потому что вскоре он признался, что его послала королева Фредегунда убить короля.

«Она направила двенадцать человек, – заявил он. – Шесть пришли сюда. Остальные остались в Суасоне, чтобы убить молодого принца[278]. Я выжидал момент, чтобы ударить короля кинжалом в часовне, но страшно испугался и не смог выполнить поручение».

Как только он произнес все это, его подвергли жестокой пытке, пока он не выдал имена своих сообщников. Их стали искать повсюду, одних бросили в тюрьму, у других отрубили руки и затем отпустили, третьи потеряли уши и носы, потом их также отпустили, и они стали предметом насмешек. Некоторым удалось покончить с собой с помощью собственных кинжалов, когда они еще находились в тюрьме, некоторые не смогли вынести ужасные пытки и умерли, когда их стали допрашивать. Так или иначе, но возмездие короля свершилось.

19. Суннегизила же продолжали пытать. Каждый день его били палками и секли кожаными ремнями, его раны гноились. Выждав, чтобы гной вытек и раны начали затягиваться, пытки возобновляли. Во время пыток он не только признался в причастности к смерти короля Хильперика, но также признался, что совершил и другие преступления.

Под пытками он добавил к своим признаниям новые, в частности, что в заговоре, устроенном для убийства короля Хильдеберта, замешан и реймсский епископ Эгидий. Хотя Эгидий не отличался крепким здоровьем и в то время болел, его тотчас схватили и доставили в город Мец. Там его поместили в темницу, где он стал ожидать, пока по распоряжению короля соберут епископов, чтобы он предстал перед их судом, который должен был состояться в Вердене в начале октября.

Другие епископы стали жаловаться королю, что он приказал увезти Эгидия из его епархии и бросить в темницу без судебного разбирательства. Поэтому королю пришлось выпустить Эгидия и разрешить ему вернуться в родной город. Тем временем, как я уже вам рассказывал, король разослал письма всем епископам королевства, повелевая им собраться в городе Меце в середине ноября и принять участие в суде.

Тогда шли непрерывные дожди, кроме того, было необычайно холодно, залитые дороги превратились в сплошную грязь, реки вышли из берегов. И тем не менее, хотя практически было почти невозможно перемещаться, епископы не смогли нарушить приказ короля. Они собрались, и затем их доставили в город Мец, где теперь Эгидий ожидал суда.

Король объявил его своим личным врагом и предателем государственных интересов. Он поручил ведение дела бывшему герцогу Эннодию. Первый вопрос, который задал Эннодий Эгидию, был следующий: «Скажи мне, епископ, почему ты решил предать нашего короля, облекшего тебя властью и всеми преимуществами епископа? Почему ты унизил себя, принимая милости от короля Хильперика, который выказывал себя недругом нашего короля, отца которого он убил, мать отправил в изгнание[279] и захватил часть королевства?

Как случилось, что во всех городах, где он устанавливал свою власть несправедливым образом, прибегая к насилию и незаконному вторжению, ты удостоился получить поместья?»

«Не стану отрицать, что я считался другом короля Хильперика, – ответил Эгидий, – но эта дружба не предполагала причинения вреда королю Хильдеберту. Поместья, о которых ты упоминаешь, я получил по дарственным грамотам от самого короля Хильдеберта».

В качестве доказательства своих слов Эгидий представил на всеобщее обозрение документы, но король отрицал, что когда-либо подписывал их. Призвали Оттона, бывшего в то время рефендарием, хранителем печати, и якобы составившего все эти документы. Он предстал перед судом, но заявил, что это не его подпись, его почерк скопировали с другого документа. Таким образом, по первому обвинению епископа признали виновным, уличив в подлоге.

Затем в суд представили письма Эгидия к Хильперику, в которых содержались клеветнические выпады против Брунгильды. Нашлись и письма от Хильперика к епископу, содержавшие заявления, подобные нижеприведенному: «Вырастающий из земли побег не завянет, пока его корень не перережут».

Стало совершенно очевидно, что здесь написано о необходимости сначала уничтожить Брунгильду и затем убить ее сына. Епископ заявил, что он не писал эти письма и не подписывал их, а также что не получал ответа от Хильперика. Однако перед судом предстал его доверенный слуга, занесший эти письма в свою почтовую книгу, так что на основании его показаний никто из заседавших в суде не усомнился в том, что епископ действительно отправлял послания.

Затем был оглашен договор между между королем Хильдебертом и королем Хильпериком, в котором они собирались поделить королевство Гунтрамна (после его изгнания). Хильдеберт заявил, что не подписывал никаких соглашений подобного рода. «Это ты, Эгидий, натравил друг на друга моих дядьев, что привело к усобице, – заявил король. – Войска разрушили город Бурж, округ Этампа и крепость Шатомейан (т. е. города Гунтрамна. – Ред.). Погибло множество людей, и их души, как я полагаю, только и ждут, чтобы Господь вынес тебе Свой приговор».

Эгидий, припертый уликами, не смог отпереться, ибо обнаруженные в одном из ларцов Хильперика донесения и депеши свидетельствовали об обратном. Их нашли, когда с виллы Шель, расположенной близ Парижа, были вывезены сокровища Хильперика – после того, как его убили.

Слушания по поводу предъявленных обвинений продолжались в течение длительного времени. Затем на суде появился Епифаний, аббат церкви Святого Ремигия, и показал, что за сохранение верности королю Хильперику Эгидий получил две тысячи золотых и драгоценности. Перед судом также предстали послы, сопровождавшие Эгидия, и сказали, что «Эгидий оставлял нас и в течение долгого времени совещался с глазу на глаз с королем. Мы не знаем, о чем они говорили, но вскоре после этого нам стало известно о вторжении и убийствах, о которых уже шла речь». Епископ отрицал, что они говорят правду. Однако аббат, который был осведомлен о тайных делах Эгидия, назвал людей, которые доставили ценности Эгидию, и указал место, где их передали. Он детально описал планы, которые они выработали, чтобы свергнуть и убить королей Гунтрамна и Хильдеберта.

Уличенный еще раз, Эгидий был вынужден сознаться и в этом. Когда присутствовавшие на суде епископы поняли, что один из них совершил столь тяжелые преступления, они были настолько потрясены, что попросили трехдневную отсрочку в обсуждении дела, надеясь, что Эгидий сможет собраться и найдет доводы, чтобы отвести обвинения, выдвинутые против него.

Когда третий день стал подходить к концу, они отправились в полном составе в церковь и допросили Эгидия, спросив у него, может ли тот представить что-либо в свое оправдание. Однако он ответил: «Я виновен и прошу вас вынести приговор немедленно. Признаю, что за совершенное мною я заслуживаю смерти. Я вступил в заговор против короля Хильдеберта и его матери. Именно в результате моего заговора развязывались многие войны и были опустошены многие районы Галлии».

Когда епископы услышали это, то сильно опечалились, поняв, какой позор пал на их брата. Им удалось сохранить ему жизнь, но в соответствии с каноном его лишили сана и приговорили к пожизненному изгнанию и отправили в Аргенторат, ныне называющийся Страсбургом. Тогда же Ромульф, старший сын графа Лупа, ставший священником, занял место епископа, сменив Эгидия.

Аббат базилики Святого Ремигия Епифаний также лишился должности. В сундуках Эгидия обнаружили большое количество золота и серебра. Все, что он получил в результате тайного сговора и предательства своего короля, изъяли, оставив лишь накопленное в результате его праведных деяний, а также доходы церкви.

20. В то же самое время Базина, дочь короля Хильперика, недавно отлученная от церкви вместе с Хродехильдой, бросилась к ногам епископов и стала умолять о прощении. Она обещала вернуться в обитель, жить в согласии с аббатисой и соблюдать все предписания Устава. Хродехильда же, напротив, поклялась, что никогда не вернется в обитель или, по крайней мере, до тех пор, пока Левбовера остается там в качестве аббатисы.

Поскольку король попросил простить обоих, их снова приняли в лоно церкви и велели вернуться в Пуатье. Базина возвратилась обратно в обитель. Хродехильде же повелели находиться в поместье, принадлежавшем раньше Ваддону и подаренном ей королем, куда она и отправилась жить.

21. Сыновья же Ваддона скитались в окрестностях Пуатье, занимаясь грабежами и убийствами. Как-то ночью они напали на группу купцов, порубили их мечами и завладели всей их собственностью. Они также напали на другого человека, назначенного трибуном, убили его и украли все его вещи. Когда граф Маккон попытался пресечь их деятельность, они отправились во дворец и испросили аудиенции у короля.

Они предстали перед королем одновременно с графом, который отправился ко двору, чтобы в соответствии с собственными обязательствами внести в казну надлежащую сумму налога, и преподнесли королю прекрасную перевязь, украшенную золотом и драгоценными камнями, и великолепный меч, рукоять которого была украшена золотом и испанскими самоцветами.

Поскольку король узнал о совершенных ими преступлениях, он велел заковать братьев в цепи и подвергнуть пыткам. Под пытками они открыли место, где хранилось украденное их отцом из сокровищницы Гундовальда, о чем я вам ранее рассказывал.

Тотчас отправили людей. Они обнаружили много золота и серебра, разнообразные изделия, украшенные золотом и драгоценными камнями. Все это перенесли в королевскую сокровищницу. Старшему брату велели отрубить голову, младшего осудили на изгнание.

22. Совершив огромное число преступлений, среди которых числились убийства, нарушения общественного спокойствия и различные более мелкие преступления, Хильдерик-сакс направился в город Ош, где его жена владела некоторой собственностью. Известия о его преступных деяниях дошли до короля, и он распорядился, чтобы его убили. Однако однажды ночью Хильдерик-сакс так напился, что его нашли мертвым в постели. Рассказывают, что он был зачинщиком тех преступлений, что описаны выше, когда епископов вышвыривали из церкви Святого Илария по приказу Хродехильды. Если это было действительно так, Бог покарал его за все то зло, что он причинил слугам Господним.

23. В тот же самый год в ночное время землю озарило такое сияние, что можно было подумать, что стоял самый полдень. Иногда видели огненные шары, пролетавшие по небу в ночное время, так что казалось, что они освещают всю землю.

Тогда же возникли споры и о дне празднования Пасхи, потому что Виктор в своем цикле[280] написал, что Пасху следует праздновать на пятнадцатый день после полнолуния. Чтобы христианам не праздновать ее в один день с иудеями, он добавил: «Латиняне празднуют Пасху на двадцать второй день после новолуния» (здесь в английском оригинале неточность. На самом деле определение дня Пасхи сложнее. Желающие могут справиться в Интернете или французских источниках. – Ред.).

В итоге многие люди стали праздновать Пасху на пятнадцатый день[281], сам я праздновал на двадцать второй день[282]. Я провел тщательные разыскания и обнаружил, что испанские источники волей Господа наполнились именно в тот день, который я выбрал в качестве дня Пасхи.[283]

14 июня, в среду, рано утром, когда день только начал разгораться, произошло сильное землетрясение. В середине октября произошло солнечное затмение. Солнечные лучи так слабо светили, что давали не больше света, чем серп луны пяти дней от новолуния. В августе шли сильные дожди, бушевали свирепые грозы, так что подъем рек оказался очень высоким. В городах Вивье и Авиньоне случилась сильная вспышка бубонной чумы.

24. На шестнадцатый год правления короля Хильдеберта[284] и тринадцатый короля Гунтрамна в Тур пришел из дальних краев епископ Симон. Он сообщил нам о разрушении города Антиохии[285] и рассказал, как его самого захватили в плен и увели из Армении в Персию (Иран). Царь Ирана вторгся в Армению, разграбил страну, сжигал церкви и, как я уже говорил, угнал с собой епископа вместе с его паствой.

Именно тогда персы попытались сжечь церковь Сорока Восьми Святых Мучеников, встретивших свою смерть в этом районе, о чем я уже писал в своей книге о Чудесах. Они доверху набили церковь дровами, облив их смолой и свиным жиром, а затем поднесли горящие факелы. Однако, несмотря на все их усилия, эти горючие материалы никак не разгорались. Поняв, что Господь совершил чудо, враги оставили церковь.

Один из друзей епископа Симона услышал, что его увели в плен, и тут же отправил людей с выкупом к царю Персии. Тот принял выкуп, расковал Симона и освободил его от рабства. Покинув эту страну, епископ отправился в Галлию, где стал искать помощи у правоверных. Вот почему он рассказал мне свою историю, и именно так, как он рассказал, я и передаю вам.

Когда-то жил в Антиохии человек, у которого были жена и дети, добрый и щедрый на милостыню. Не проходило дня, чтобы он не раздавал часть своей собственности или приглашал бедных людей разделить с ним трапезу. Однажды он проходил по городу до темноты, но так и не нашел того, кто смог бы разделить с ним его еду. Наконец, уже ночью, он вышел за ворота города и там увидел человека в белом одеянии, стоявшего вместе с двоими другими мужчинами.

Преисполнившись благоговением, подобно Лоту в известном предании (Быт., 19), он сказал: «Мой господин, похоже, вы здесь оказались впервые. Не могли бы вы войти в мой убогий дом и разделить со мной еду, а затем отправиться в постель, чтобы передохнуть. Наутро вы сможете продолжить свой путь, если этого захотите».

Самый старый из мужчин, державший в своей руке платок, дал ему следующий ответ: «О Божий человек, даже с помощью Симеона (имеется в виду Симеон Столпник. – Ред.) ты не сможешь спасти этот город от разрушения!» Подняв руку, он взмахнул платком, покрыв половину города. Тотчас все здания рухнули и упали на землю. Старики и дети, мужчины и женщины – сотни людей погибли на месте.[286]

Испугавшись этого человека и грохота от падающих домов, человек упал на землю как мертвый. Когда же незнакомец поднял руку с платком, чтобы взмахнуть над оставшейся частью города, его остановили двое других, стоявших рядом с ним. Они заклинали его самыми страшными клятвами, умоляя не разрушать вторую часть города. Постепенно гнев первого мужа утих, и он опустил руку.

Подняв человека, упавшего на землю, он сказал ему: «Иди домой и не бойся. Твои сыновья в безопасности, так же как и твоя жена. Никто из них не погиб, твои домашние тоже не пострадали, тебя спасло то, что ты регулярно молишься и постоянно подаешь милостыню бедным».

Произнеся все это, муж в белом исчез. Сам же человек отправился обратно в город. Он увидел, что половина его совершенно разрушена, смешались вместе люди и их скот. Позже многих из них достали из-под руин, но они все были мертвы. Те же немногие, кому удалось выжить, серьезно пострадали.

Обещания, данные ангелом Господним, да позволено будет так сказать, были выполнены. Добравшись до своего дома, человек обнаружил, что никто не пострадал, и ему пришлось оплакивать лишь смерть своих соседей, нашедших свой конец в домах, стоявших поблизости. Справедливая рука Господа защитила этого человека и всех его домашних среди неправедных людей, и он спасся, подобно Лоту из библейского рассказа.

25. В Галлию пришла бубонная чума, о которой так часто мне доводилось рассказывать, на сей раз она поразила Марсель. Ужасный голод поразил Анже, Нант и Ле-Ман. Все это стало началом горя, как говорил Господь в Евангелии: «И будут глады, моры и землетрясения по местам» (Мф., 24: 7). «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Мк., 13: 22). Вот что произошло в то время.

Рассказывали, что один человек из Буржа отправился в лес, чтобы срубить несколько деревьев, необходимых ему для работы, что он собирался выполнить. Там на него напал рой насекомых, отчего он впал в безумие, длившееся целых два года. Легко понять, что порча эта была происком дьявола.

Тот безумный бродил по близлежащим городам и затем направился в провинцию Арль. Там он оделся в шкуру животного и проводил свое время в молитвах, как будто был истинным верующим. Чтобы укрепить его в своем обмане, дьявол наделил его силой предвидения будущего. В результате этот безумец оставил Арль и отправился в путь, намереваясь совершить еще больше бесовских действий.

Наконец он пришел в город Жаволь, где объявил себя великим человеком, иногда даже доходил до того, что притворялся, будто он и есть Христос. С собой он взял женщину, которая притворялась его сестрой, он называл ее Марией. Огромные толпы людей стекались, чтобы увидеть его, с собой они приводили больных. Он накладывал на них руки, возвращая им здоровье.

Те же, кто собирались вокруг него, дарили ему одежду, делали подарки из золота и серебра. Все это он отдавал бедным, что укрепляло веру в него и позволяло дальше обманывать людей. Обыкновенно он лежал на земле, произносил молитву за молитвой вместе с женщиной, о которой я вам говорил. Потом он поднимался и беседовал с теми, кто собирался вокруг него, чтобы они снова начали поклоняться ему.

Он предсказывал будущее, пророчествовал, что некоторые заболеют, что другие претерпят горе, и только немногим обещал благосостояние. Все это он проделывал с помощью умений, которыми его наделил дьявол, и с помощью трюков, которые я не могу объяснить. Ему удалось обмануть огромное количество людей, ввести в заблуждение не только необразованных, но даже и священников. Более трех тысяч человек следовали за ним посвюду.

Затем он начал грабить и обирать тех, кого встретил на дороге, отдавая бедным и нуждающимся все, что забирал. Он переместился в окрестности Веле, затем направился в Ле-Пюи. Там он располагался у местных церквей вместе с примкнувшими к ним людьми. Он построил нечто вроде боевого порядка и приготовился напасть на Аврелия, который тогда являлся епископом той епархии. Он отправил вперед своих слуг, чтобы они возвещали о его приходе, они были обнаженными, скакали и приплясывали.

Епископ Аврелий вышел из себя. Выбрав самых надежных из своих слуг, он велел им отправиться и выяснить, что все это значит. Один из них, отличавшийся особой рассудительностью, нагнулся, как будто собирался припасть к ногам этого человека, и затем крепко схватил его. Тот, в свою очередь, велел схватить слугу епископа и связать, но тот вытащил свой меч и разрубил его на месте. Так умер сей Христос, которого следовало бы точнее назвать Антихристом.

Все его последователи рассеялись. Марию подвергли пытке, и она раскрыла все трюки этого человека. Те же, чьи умы он смутил дьявольскими приемами так, что они поверили в него, никогда не стали прежними. Они продолжали заявлять, что он был Христом и что Мария разделяет его божественное начало.

После этого в разных частях Галлии стали появляться мужчины и с помощью мошенничества одурачивали женщин, те, впав в безумие, объявили первых «святыми». Все эти люди оказывали необычайное влияние на простых людей, мне самому довелось встречаться с некоторыми из них. Я сделал все от меня зависящее, чтобы отвратить их от безумных притязаний и заблуждений.

26. Умер Рагнемод, епископ Парижа. Хотя этого места добивался его брат священник Фарамод, на это место выбрали Евсевия, купца и сирийца по происхождению. Как только его рукоположили как епископа, он распустил всю прислугу своего предшественника и заменил ее сирийцами.

Умер и Сульпиций, епископ Буржа. На его место выбрали Евстазия, дьякона из Отёна.

27. Случилось так, что между франками в Турне возникла распря. Она началась с того, что сын одного из них начал ругать мужа своей сестры, который забыл о ней и о супружеском долге и ходил к распутным женщинам. Поскольку порицаемый молодой человек не обращал внимания на упреки и увещания, гнев достиг такой степени, что брат обманываемой жены напал на своего шурина и убил его вместе с некоторыми родственниками. Тогда и брата убили те, кто был с его шурином. В конце концов члены обоих семейств перебили друг друга и остался в живых лишь один, для которого не нашлось противника.

Поскольку члены обеих семей продолжали ссориться друг с другом, королева Фредегунда приказала им прекратить свою вражду и помириться, поскольку продолжавшиеся стычки вызывали общественные беспорядки и приняли серьезный оборот. Однако попытка примирения путем переговоров не увенчалась никаким результатом, и тогда королева примирила обе стороны, расправившись с ними. Она пригласила огромное количество людей на пир и велела трем уцелевшим сесть на одну скамью. Пир продолжался в течение длительного времени, пока не опустилась ночь.

Тогда убрали со столов, но трое оставались сидеть, занимая ту же самую скамью, на которой их разместили, как было принято у франков, они были совершенно пьяны. Их слуги также были пьяны, как и их хозяева, все они заснули в разных углах, кто где свалился.

Наконец по приказу Фредегунды трое мужчин с секирами встали за спинами трех упомянутых франков, которые продолжали беседовать, взмахнули своим оружием и отрубили им головы одним ударом, по крайней мере, так рассказывают. Затем все разошлись по домам. Убитых звали Харивальд, Леодовальд и Вальден.

Узнав об этом, родственники убитых стали неотступно следовать за Фредегундой. Затем они отправили послов к королю Хильдеберту, чтобы тот велел ее схватить и казнить. Из-за этого случая в Шампани созвали народ, но люди промешкали, и с помощью своих сторонников Фредегунда избежала опасности и поспешила в другую область.

28. После этого она послала сообщение королю Гунтрамну. «Не соблаговолит ли мой Господин король приехать в Париж, – спрашивала она, – чтобы окрестить моего сына, твоего племянника. Именно король должен принять его из купели и назвать его своим крестным сыном».

Услышав все это, король Гунтрамн призвал к себе нескольких епископов, Этерия из Лиона, Сиагрия из Отёна, Флавия из Шалон-сюр-Сон и еще нескольких других. Он велел им всем направиться в Париж и пообещал, что вскоре последует за ними. На данной церемонии должны были также присутствовать многие доместики, графы и вельможи из свиты, чтобы приготовить все необходимое для приезда короля.

Однако королю пришлось отложить задуманное из-за приступа подагры. Поправившись, он отправился в Париж, откуда сразу перебрался в свое поместье Рюэй, находившееся за городом. Он велел, чтобы мальчика привели к нему, и распорядился, чтобы все приготовления для крещения были сделаны в деревне Нантер.

Как только все было сделано, прибыли послы от короля Хильдеберта. «Почему ты нарушаешь то, что обещал своему племяннику Хильдеберту? – говорилось в послании. – Ты занят тем, что устанавливаешь дружеские отношения с его врагами и подтверждаешь права этого ребенка на королевский трон в городе Париже. Господь осудит тебя за то, что ты забыл все свои клятвы, которые, впрочем, ты так легко дал».[287]

«Я не отказываюсь от договора, который заключил со своим племянником, королем Хильдебертом, – ответил Гунтрамн. – Он не должен гневаться на меня только потому, что я принял из священной купели сына моего брата, который, более того, является его собственным кузеном. Это просьба, в которой не может отказать любой христианин. Видит Бог, что я делаю это вовсе не с дурным умыслом, но от чистого сердца, ибо я всегда страшусь навлечь на себя гнев Божий.

Тем, что этот ребенок будет принят мной из святой купели, нашему роду не будет никакого унижения. Если господин может быть восприемником своих слуг от святой купели, то почему я не могу воспринять моего близкого кровного родственника, сделав его своим крестным сыном благодаря Божественной благодати крещения? Отправляйтесь обратно и скажите следующее вашему государю: «Договор, который я заключил с тобой, я никоим образом не нарушу».

Заявив это, король Гунтрамн отпустил послов, подошел к священной купели и представил мальчика для крещения. Затем он снова принял его на руки и сказал, что хочет, чтобы его назвали Хлотарем. «Когда он обретет зрелость мужчины, – добавил Гунтрамн, – то станет живым воплощением значения своего имени. Пусть придет день, когда он будет обладать силой, какой некогда обладал тот, чье имя он принял».[288]

Когда церемония закончилась, король пригласил маленького мальчика на пир и одарил его множеством подарков. Затем король получил такое же приглашение от юного принца и получил в свою очередь много подарков. Затем король вернулся в Шалон-сюр-Сон.

29. Здесь начинается рассказ о чудесах и кончине аббата Аредия[289], который в тот год[290] закончил свой земной путь и, призванный Господом, отправился в царствие небесное. Он происходил из Лиможа, причем из весьма знатного и известного в тех краях рода. Его отправили к королю Теодеберту, где он вошел в группу благородных юношей, придворных королевского двора.

В то время епископом города Трира был Ницетий, отличавшийся удивительной набожностью. Его паства считала Ницетия необычайно красноречивым проповедником, слава о нем разошлась далеко благодаря его добрым деяниям и совершенным им чудесам. Ницетий приметил молодого человека во дворце короля, увидев на его лице некоторые благодатные качества, и велел Аредию следовать за ним. Тот оставил дворец короля и присоединился к Ницетию.

Они вместе отправились в келью епископа и стали беседовать о тех материях, которые связаны с Господом. Юный Аредий попросил святого епископа быть его наставником и давать ему советы по ходу чтения Священного Писания. Аредий проявил необычайное рвение в своих занятиях. Проведя некоторое время с епископом, Аредий принял монашеский постриг.

Однажды, во время пения псалмов в храме, сверху слетел голубь, облетел вокруг Аредия и сел на его голову. С моей точки зрения, это было ясным знаком, что он уже был преисполнен благостью Святого Духа. Сам же Аредий смутился и попытался отогнать голубя. Тот полетал вокруг в течение некоторого времени и затем снова садился, сначала на голову Аредия, потом на его плечо. Подобное происходило не только в соборе, но и когда Аредий отправлялся в келью епископа – и голубь следовал за ним. Так продолжалось изо дня в день, к большому удивлению епископа.

Случилось так, что как раз в это время умерли и отец, и брат Аредия, так что этот Божий человек, преисполненный, как я уже говорил, Святым Духом, отправился домой, чтобы утешить свою мать Пелагию[291], у которой не осталось никого, кроме этого ее сына. Поскольку ему приходилось посвящать все свое время постам и молитвам, он попросил свою мать продолжать брать на себя все заботы по дому, нанимать слуг, следить за возделыванием полей, уходом за виноградниками, так чтобы ничто не отвлекало его от молитв. Только одно он оставил за собой – строительство церквей.

Что мне еще остается сказать? Он строил церкви в честь святых Господа, собирал для них мощи этих святых и постриг в монахи многих собственных слуг, постоянно живших в семье. Он основал монастырь[292], в котором соблюдался устав Кассиана, Василия Великого и других аббатов, установивших правила монашеской жизни.

Его мать обеспечивала монахов едой и одеждой, не забывая проводить все свободное время в неустанных молитвах Господу. Даже за работой она продолжала молиться, и ее слова были подобны благоуханному ладану, угодному Богу.

К святому Аредию приходило много немощных и больных, и ни один человек, обратившийся к нему, не уходил не излечившись. Приведу некоторые подробности самых значимых чудес, совершенных им.

Однажды Аредий отправился вместе со своей матерью в храм Святого Мученика Юлиана. К вечеру они добрались до места, где из-за засухи не было никакой воды. «Сын, – сказала ему мать, – здесь нет воды, и мы не сможем провести здесь ночь». Аредий в ответ распростерся ниц и вознес хвалу Господу.

Затем он поднялся и воткнул в землю палку, которую держал в своей руке, и повернул ее несколько раз. Когда он поднял палку, из-под нее потекла такая сильная струя воды, что они смогли не только напиться, но и напоить животных.[293]

Не так давно, когда Аредий был в путешествии, начали сгущаться огромные дождевые облака. Увидев это, он склонил немного свою голову над лошадью, на которой ехал, и с молитвой к Господу простер руки. Не успел Аредий закончить свою молитву, как облако разделилось на две части; вокруг Аредия и его лошади лил сильный дождь, но на них самих не упало ни капли.

Другая история связана с гражданином Тура по имени Вистримунд, который ужасно страдал от зубной боли. Его челюсть сильно распухла, и он отправился за помощью к Аредию. Тот возложил свою руку на больное место, отчего боль тотчас прекратилась и больше не мучила этого человека. Вистримунд сам рассказывал мне эту историю. Что же касается чудес, которые его руками сотворил Господь с помощью чудотворных мощей святого мученика Юлиана и блаженного святого Мартина, то я запечатлел большинство из них в своей книге о Чудесах в том виде, как он сам мне рассказывал.

Совершив с Божьей помощью перечисленные выше чудеса и еще много подобных им, Аредий прибыл в Тур как раз после праздника святого Мартина. Он пробыл у меня в течение некоторого времени и затем заявил, что ему не долго оставаться в этом мире и что скоро придет его смерть. Он простился и отправился своей дорогой, воздавая благодарность Господу за то, что Тот разрешил ему перед смертью поцеловать гроб святого епископа.

Вернувшись в свою келью, Аредий сделал завещание и привел в порядок все дела, назначив своими наследниками епископов святого Мартина и святого Илария. Затем он заболел дизентерией. На шестой день его болезни, к вечеру, женщина, которая в течение длительного времени была одержима нечистым духом, от которого святой не смог ее избавить, со связанными за спиной руками, начала выкрикивать: «Радуйтесь, люди! Бегите, встречайте святых мучеников, собравшихся на похороны святого Аредия. Вот Юлиан из Бриуда, Приват из Манда, Мартин из Тура и Марциал из родного города Аредия. Вот и Сатурнин из Тулузы, Дионисий из города Парижа и прочие, что живут на небесах и кого вы почитаете как исповедников и мучеников Божиих!»

Услышав ее крики, хозяин связал ее, но не смог удержать. Она развязала все путы и поспешила в монастырь, выкрикивая свои слова по дороге. Вскоре святой испустил последний вздох, имелись весомые доказательства того, что его забрали ангелы.

Во время его похорон, когда его тело опустили в могилу, Аредий очистил эту женщину от проклятия дьявола вместе с другой женщиной, страдавшей от еще более злобного духа. Я совершенно уверен в том, что с помощью воли Господа он только потому не мог исцелить их при жизни, чтобы этим чудом ознаменовались его похороны. Когда церемония завершилась, третья женщина, глухая и страдавшая от немоты, подошла к его могиле и, облобызав ее, обрела дар речи.

30. В апреле этого года[294] жителей Тура и Нанта поразила страшная эпидемия (чумы), от которой умерло много народу. Тот, кто заболевал, сначала страдал от головной боли и затем умирал. Проводились молебствия, соблюдались посты и строгое воздержание, бедным подавали милостыню. Таким образом удалось смягчить гнев Господа, эпидемия постепенно утихла.

В городе Лиможе ряд людей были уничтожены небесным огнем за то, что пренебрегли волей Господа, продолжая работать в воскресный день. Ибо этот день священный, первым увидевший созданный вначале свет, а затем ставший свидетелем воскресения нашего Господа. Вот почему христианам положено в этот день молиться, и никакие работы или общественные дела не проводятся. Некоторые также пострадали от этого огня (молнии) в Туре, но не в воскресенье.

Случилась ужасная засуха, которая уничтожила все зеленые посевы. В результате произошел огромный падеж скота и птицы, так что осталось немного животных для размножения. Как говорил пророк, «не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах» (Авв., 3: 17). Эпидемия поразила не только домашний скот, но и уничтожила многих диких животных.

Среди леса обнаруживали большие стада оленей и других диких животных, которые лежали мертвыми в труднодосягаемых местах. Непрерывно шедшие дожди и вышедшие из берегов реки уничтожили сено, собранный урожай зерна был скудным, но виноградники принесли необычайный урожай. На дубах появились желуди, но они не созрели.

31. Здесь во имя Христа начинается рассказ о епископах Тура.

В моих прежних книгах я кратко упоминал о них, но мне кажется, было бы неплохо пройтись по списку, отметив продолжительность службы начиная с того времени, когда первый проповедник Господа прибыл в Тур.

Первый епископ, Катиан, был направлен римским папой в первый год правления императора Деция[295]. В те времена в городе проживало огромное количество язычников, предававшихся идолопоклонству. Своими проповедями Катиану удалось обратить некоторых из них к Господу. Ему часто приходилось прятаться от властей, которые оскорбляли и бранили его. Обычно он совершал святые таинства тайно по воскресеньям в пещерах и других тайных местах вместе с горсткой обращенных им христиан.

Он был очень благочестивым и богобоязненным человеком, иначе бы он никогда не оставил свой дом, своих родственников и свою родину ради любви к нашему Господу. Говорят, что в таких тяжких условиях по своей доброй воле он прожил в городе пятьдесят лет. Он умер в мире и был похоронен в склепе на кладбище в христианском квартале. А епископское место оставалось свободным в течение тридцати семи лет.

В первый год правления императора Константа[296] в качестве второго епископа рукоположили Литория. Он был жителем Тура и отличался необычайной благочестивостью. Поскольку при нем число христиан увеличилось, он перестроил под базилику дом одного из сенаторов. Именно в это время в Галлии начал проповедовать святой Мартин. Литорий был епископом в течение тридцати трех лет. Он почил в мире и был похоронен в упомянутой выше церкви, которая сегодня носит его имя[297]. На восьмой год правления Валента и Валентиниана в качестве третьего епископа рукоположили святого Мартина[298]. Он происходил из города Сабарии (совр. город Сомбатхей в Венгрии. – Ред.) в римской провинции Паннония. Из любви к Господу он сначала основал монастырь в итальянском городе Милане. Еретики избили его палками и выдворили из Италии, потому что он осмелился проповедовать Святую Троицу.

Впоследствии он прибыл в Галлию, обратил огромное число язычников, разрушил их храмы и сверг их идолов (статуи. – Ред.). Он совершил среди людей множество чудес. До посвящения в епископы святой Мартин воскресил из мертвых двоих людей, но после посвящения только одного. Он перенес в Тур тело святого Катиана и похоронил его рядом с гробницей святого Литория в храме, названном его именем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.