3. Сила вещей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Сила вещей

Но жизнь века требовала иного. Так, и сам император, овдовев, предпочел жениться в 819 году на молодой и красивой Юдифи, привлекательной представительнице могущественного семейства Вельфов, обладающего всевозможными богатствами, почестями и властью. В июне 823 года в этом втором браке, более удачном, родился сын Карл. Наведение порядка в империи в 817 году не устоит. В самом деле, рано или поздно нужно будет выделить часть наследства и Карлу, наряду с Людовиком и Пипином. Юдифь и другие заинтересованные лица следили за этим. В убытке оказывался Лотарь, который только что отдал императором: коронация состоялась в Риме, в присутствии папы Паскаля. Вся вторая половина правления Людовика Благочестивого объясняется в основном вторжением этого смущающего фактора, которым стало само существование Карла. Этот биологический и династический факс обнаружил, как при помощи умственных конструкций пытались замаскировать реально существующие личные взаимоотношения, связь интересов; требование эффективной власти над людьми и желание сохранить свои богатства восторжествовали над духовными целями. На христианском Западе 820–830 годов политическое единство принадлежало миру постоянно возвращающихся символов. Этот символ циркулировал по мере необходимости. На самом деле защитник единства и прочности империи, император Людовик практически вернулся к идее раздела королевств, тогда как Лотарь, другой император, объединил вокруг себя сторонников наведения порядка, задуманного в 817 году. К нему примкнули Вала, аббат в Корби, Гильдуин, аббат Сен-Дени, епископы Агобард Лионский, Иона Орлеанский, Исайя Амьенский, Варфоломей Нарбоннский, Эббон Реймсский, культурная и ученая элита.

Определим главную тенденцию тех сложных изменений, которые происходили между 825 и 840 годами: это прежде всего усиление духовного влияния церкви, стремящейся контролировать все общество в целом, включая правителей, королей, императора, великосветскую знать. Четыре больших церковных собора, состоявшихся в 839 году в Майнце, Лионе, Тулузе и Париже, были тому ярчайшим подтверждением. Власть духовная наступала на власть мирскую: епитимья, наложенная на Людовика — императора, временно лишенного своих прав, — в аббатстве Сен-Медар в Суассоне, осенью 833 года Эббоном Реймсским, довела эту тенденцию до крайности, против чего выступили некоторые аббаты, как, например, Рабан Мавр из Прюма. Появлялись хрупкие оппозиционные коалиции против Людовика Благочестивого: они действовали во имя Карла, с одной стороны, или Лотаря и его братьев — с другой. Положение оппозиционеров укреплялось по мере того, как их поддержки все более настойчиво искали. То были крупные королевские чиновники, готовые разменивать свою клятву о верности. Начиная с 826 года в связи с походом против сарацин, угрожавших Барселоне, появляются, с одной стороны, графы Матфрид Орлеанский и Гуго Турский, приближенные Лотаря, а с другой — Бернар Септиманский, крестник Людовика Благочестивого, и Эд, родственник Бернара. Гуго и Матфрид, не спеша помогать Бернару, выступили как предатели, и Людовик сместил графа Орлеанского, передав его полномочия Эду. Бернар, хороший военачальник, был повышен до королевского казначея. В окружении Людовика он пользовался большим влиянием благодаря близкой дружбе с его женой Юдифью, очень близкой, как шептали вокруг. Такие знатные вельможи, обладающие воинскими почестями, и крупные земельные собственники, — кому они служили, кому были преданны? Определенно, императору; но тогда было два императора, чьи интересы не совпадали. Более того, эти вельможи, находясь в Аквитании, были подданными короля Пипина, в Баварии — короля Людовика Немецкого. Вступая в должность, они присягали на верность, И сами принимали присягу от тех, кто в нижних эшелонах власти был под их покровительством и защитой. Но если в связи с территориальными изменениями внутри империи они переходили из одного подчинения в другое, находясь под властью разных королей, то понятие преданности делалось расплывчатым; клятвы менялись и обменивались, общественные и личные связи слабели, запутывались, исчезали. Нарастало смятение, и каждый служил тому, кто казался ему наиболее полезным с точки зрения собственной выгоды, кто предлагал надежные гарантии и щедрые дары. В таких условиях каждый был волен выбрать себе хозяина. В 829, а точнее, 831 году Людовик Благочестивый изменяет условия раздела наследства, вводя в долю юного Карла Лысого. «Упорядочение империи», которому Людовик требовал присягнуть своих вельмож, было разрушено. Во имя имперского единства Агобард чутко реагировал на недовольство «множеством противоречивых присяг», то и дело требовавшихся от подданных, и упрекал императора: «Вы не должны трогать конституцию. Вам не удастся изменить ее безнаказанно, не подвергая опасности спасение вашей души». Но даже прежде своей души Людовик уже рисковал своим телом: в июле 833 года На поле Менсонж преданные императору люди дезертировали и перешли в стан его сыновей, рассчитывая на большую выгоду. Людовик, Юдифь и Карл оказались в заключении. Их выпустили через несколько месяцев, и после своей коронации в 838 году Карл получил земли между Мезом и Сеной, к которым после смерти Пипина он присоединил еще и Аквитанию, отвоевав ее у Пипина II, сына умершего. А в июне 840 года император погиб в промежутке между двумя битвами против своего сына Людовика. При содействии его сводного брата Дрогона тело Людовика было перенесено в собор св. Арнуля в Меце — Арнуля, знаменитого предка этого необычного рода, судьба которого казалась еще далекой от завершения.

После смерти отца смерти желаемой — братья остались втроем. На востоке — Людовик, на западе и на юге — Карл; каждый из них жаждал сохранить свою долю в целости и неприкосновенности, а возможно, и увеличить ее. Лотарь же хотел получить все. Разве он не был тогда единственным императором? Он хотел стать таким, как его отец и дед. В его владении был Рим, Ахен фамильные ценности империи. В лучшем случае он мог оставить Баварию Людовику, а Аквитанию Карлу, которую, впрочем, требовал их племянник Пипин. Между тремя братьями начинается ссора. «Распря, стычка» — такие слова можно найти в повествовании историка этих событий, Нитгарда, который был одновременно их участником и очевидцем. Интересная фигура этот Нитгард: внук Карла Великого, светский аббат из Сен-Рикье, как и его отец Ангильберт, он был одним из редко встречающихся, практически последних светских лиц, владеющих книжной культурой. Этот знатный аристократ, абсолютно преданный Карлу, описывает империю до 814 года как волшебную страну величия и единства. Несогласие братьев приводит его в ужас. По его мнению, грех лежит на Лотаре. В самом деле, вместо того чтобы сражаться в открытую он виляет. Лотарь безбожно обманывает преданных ему людей. Провозгласив свое господство, напоминает Нитгард, он пообещал сохранить за каждым долю отцовского наследства и даже приумножить ее. Однако он повел себя так, чтобы переманить к себе приближенных своих братьев — Людовика и особенно Карпа. Тех же, кто отказывался изменить присяге и перейти на его сторону, начиная с самого Нитгарда, он лишал почестей. Многие из дворян поддавались искушению — такие, как Гильдуин, аббат из Сен-Дени, и Жирар, граф Парижский. «Подобные им предпочли, словно рабы, скорее забыть о долге и нарушить присягу, чем хоть на миг расстаться со своими богатствами». Происки Лотаря приводили к отступничеству в стане неприятеля.

Но даже если Нитгард и возмущен таким поведением, все происходило именно так, потому что тогдашние князья были наиболее уязвимыми в плане своей материальной заинтересованности, а Людовик и Карл тоже пользовались чтим. Сманить их подданных означало лишить их как бы лучшей части самих себя. Ибо фигуры королей были не столько индивидами, сколько представляли собой общественный институт, средоточие общественных связей. То же самое относилось и к графам, маркизам, аббатам, которые по долгу службы обязаны были вершить правосудие, взимать налоги, собирать войско для защиты королевства. Все это требовало приложения усилий. И главное, за счет своих владений, фамильных связей, переплетающихся подчас по всему Западу, должностные лица образовывали собой группы, без поддержки которых князь ничего уже не мог предпринять, а менее всего — выступить против них. Взгляните на графа Адаларда, сенешаля Людовика Благочестивого. Последний, как жалуется его кузен Нитгард, ни в чем тому не отказывал. Адалард использовал кредит доверия, чтобы удовлетворить свою алчность и алчность своих родственников. «Он советовал королю то дать больше прав частным лицам, то раздать общественные доходы; король же, отвечая на всякие прошения, совершенно разорил государство». Адалард привлек на свою сторону множество единомышленников и оказался таким образом вне конкуренции за власть. Карл Лысый хорошо знал это. В период ожесточенного соперничества, когда Лотарь поручил ему контролировать вельмож, он дошел до того, что влился в группу Адаларда, женившись в декабре 842 года на племяннице графа Эрментруде.

Этот брак был своего рода сделкой между двумя сторонами: с одной — Карл, предполагаемый властитель западных франков; с другой — влиятельная династия, выходцы из Германии, где были их владения, а их могущество простиралось и на запад: парижский граф Жирар, присягнувший на верность Лотарю, был братом Адаларда, чья сестра, мать Эрментруды, вышла замуж за Эда Орлеанского, умершего в 834 году, у которого, в свою очередь, был брат, граф Блуа, умерший вскоре за ним. Все эти могущественные фигуры и их вассалы, в общем-то, не представляли собой ничего особенного. Да и цены на услуги росли. Лотарь, получив доступ к имперским сокровищам и к королевским налогам, располагал таким образом большими средствами для переманивания, чем оба его брата. Тогда Карл, сплотивший во время своих походов вокруг себя аквитанцев, нейстрийцев и бургундцев, заключил союз с Людовиком против Лотаря, Коррупции и обману были противопоставлены своего рода оружие и клятвенное братство. Речь шла о судьбах империи, христианского Запада и в конце концов всего мира: божественное и человеческое переплелись друг с другом. Чтобы распугать этот клубок, предстоит, как обычно, сражение, а потом переговоры. 25 июня 841 года в Фонтенуа-ан-Пюизе Людовик и Карл, преисполненные самых благочестивых намерений, отбили атаку Лотаря. Битва между братьями была до крайности жестокой. Случай исключительный в истории средневековых войн; битва скорее напоминала об античных временах, когда люди, знакомые между собой, убивали друг друга сотнями. Психологическое и моральное потрясение было огромным. Наконец, император и его свита обратились в бегство. Бог указал, на чьей стороне право. По крайней мере, победители поспешили себя в этом уверить. Ведь среди убитых оказались все же их друзья, родственники, христиане. Как же это получилось? Чтобы смыть позорное пятно, обратились в сторону Церкви: епископы, по зрелом размышлении, стали уверять, что «битва велась исключительно во имя торжества справедливости», а чтобы умилостивить Бога и очистить, человеческие души, был объявлен трехдневный пост.

Поверженный Лотарь не отказался от своих притязаний и вскоре вновь вторгся в королевство Карла. Тогда Людовик и Карл объединяли свои войска в Страсбурге и 14 февраля 842 года обменялись клятвами, дошедшими до наших дней и представляющими в основном лингвистический интерес. Торжественные слова были произнесены о Боге, братьях и сеньорах. Слова «император», «короли», «королевства» не употреблялись вовсе. Личное, частное — вот, что в 842 году обладало реальной силой.

И над этими силами короли все больше и больше утрачивали контроль. «Корольки», — как сетовал дьякон Флор из Лиона. Действительно, на чем держалась военная тактика и политическая стратегия Карла Лысого, ищущего сильной власти? На его кавалерии: лошади устали, у лошадей не хватает корма… Фураж вот главная забота внука Карла Великого, короля франков и аквитанцев, у которого не было под рукой даже сменной рубашки. Королевство за коня!