64 Каков был Тигран Последний и каковы его дела

64

Каков был Тигран Последний и каковы его дела

Тирана сменяет его брат Тигран Последний, занявший престол в двадцать четвертом году правления персидского царя Пе-роза. Он царствовал долго — сорок два года и умер, так и не свершив никаких достойных упоминания подвигов мужества, кроме разве того, что был взят в плен некоей молоденькой гречанкой во времена, когда скончался римский царь Тит Второй, который был назван Антонином Августом, а Пероз, персидский царь, вторгся в Римское государство, почему и получил прозвище Пероза, то есть Победителя. Прежде же он именовался по-гречески Валегесосом[458], а как его именовали персы — не ведаю.

Итак, когда Пероз совершил набег через Сирию на Палестину, то наш Тиран — в помощь ему и по его приказу — вторгся в Средиземье и был взят в плен некоей девушкой, правившей в тех краях. Кесарь Лукиан[459] в то время строил храм в Афинах. После смерти Пероза он с большой армией двинулся в Средиземье, занял Армению и освободил Тиграна. Он отдал ему в жены деву Ропи из своего окружения, которую Тигран по прибытии в Армению отпустил. Он отказался признать рожденных ею четырех юношей и учредил для них род Ропсеан по имени их матери Ропи, поставив во главе его родовладыкой старшего из отроков и включив его в число прочих нахарарств, дабы оии не именовались Аршакуни.

Этот Тигран учреждает также некоторые малые роды и здесь, и в краю Корчайка[460]; эти (мужи) не были сильны своими отрядами, но в то же время выделялись своими личными достоинствами и сражались с греками для его спасения. Были они и из Корчайка, и из нашей стороны, как я полагаю, из коренных, смежных с вченами[461], из потомков Хайковых, некоторые же из пришлых. Мы не станем рассказывать о каждом в отдельности, отчасти потому, что не (все они) нам известны, отчасти не желая утомлять себя чрезмерными трудами, а в-третьих, потому, что неопределенность многих (сведений) побуждает избегать этого предмета. По этим-то причинам мы поведем рассказ не о родах, учрежденных Тиграном Последним, как бы настоятельно ты ни просил нас об этом, а лишь о достоверно известных нам последующих. Ибо мы сколь возможно избегали излишних речей и прикрас и всего того, что придавало бы словам и мыслям неточность, и по мере сил следовали как в заимствуемом, так и в собственном только справедливому и истинному. Так же поступаю и здесь, удерживаясь от потока неуместных слов и от того, что может породить неправильные мнения. А тебя[462] умоляю и теперь, как уже делал многократно, — не принуждай нас к излишнему и к тому, что скудостью или чрезмерностью слов может обратить весь наш большой и достоверный труд в напрасный и ненужный, ибо это нанесло бы вред равным образом и мне, и тебе.