III

III

Искусный дипломат всегда сумеет резко разграничивать в своем деле все важное от второстепенного и, будучи откровенен и прост в пустяках, в важных вещах не преминет быть скрытным и настойчивым. Манерами своими и обращением он во всяком случае постарается сделать своих политических противников личными друзьями.

Филип Домер Стенхоп, граф Честерфилд. Максимы

Едва установившийся мир не продержался и года. Уже осенью 1806 года последовал разрыв отношений между Пруссией и Францией. Чувствуя себя хозяином Европы, Наполеон с такой же легкостью отнимал подаренные земли, с какой и дарил их. Едва новый английский премьер-министр Фокс, придерживавшийся умеренной политики в отношениях с Францией, заявил о возможности прочной дружбы между давними врагами, как Наполеон заверил его, что ему ничего не стоит возвратить Англии отданный пруссакам Ганновер.

В ответ пруссаки забряцали оружием. Королева Луиза, став во главе партии войны, склоняла мужа к решительным действиям. Прусские офицеры воображали, что все еще продолжаются времена Семилетней войны, во время которой прусские войска под предводительством Фридриха II нанесли ряд сокрушительных поражений французской армии. Они ручались, что сумеют сокрушить эту так называемую Великую армию, чья слава основана на победах над какими-то австрийцами и русскими. Публика в берлинском театре устраивала антифранцузские демонстрации, офицеры гвардии вызывающе точили свои сабли о ступени французского посольства.

Фридрих Вильгельм запросил Александра: может ли Пруссия рассчитывать на содействие русских войск? Царь ответил, что все силы России в полном распоряжении короля.

Прусская армия гордилась своей выучкой и дисциплиной. Действительно, она великолепно смотрелась на парадах — но только на парадах. Значительная ее часть вербовалась из иностранцев, единственной связью между солдатом и офицером была палка. Командир был хозяином своей роты, в которой все солдаты, лошади, обмундирование и оружие — являлось его безусловной собственностью. Вследствие этого усердие к службе проявлял один офицерский корпус. Наполеону понадобилась всего неделя, чтобы разнести вдребезги пышную декорацию военной мощи прусской армии.

14 октября разыгрались два решительных сражения — при Йене и Ауэрштедте. Две прусские армии общей численностью 150 тысяч человек были наголову разгромлены и, отступая, обратились в неуправляемое стадо. Прусские крепости сдавались одна за другой, не оказывая ни малейшего сопротивления врагу. Комендант Кюстрина, расположенного на берегу Одера, любезно предоставил в распоряжение французского отряда лодки, чтобы французы скорее могли занять крепость.

На следующий день после победы Наполеон торжественно вступил в Берлин. Позади французских войск вели обезоруженных пленных кавалергардов короля, в наказание за их похвальбу. Король с семьей бежали на восток, к русским границам. Александр без колебаний принял беглецов. "Долгом считаю, — писал он королю, — вновь торжественно подтвердить вашему величеству, что, каковы бы ни были последствия ваших великодушных усилий, я никогда не откажусь от известных вам намерений. Будучи вдвойне связан с вашим величеством, в качестве союзника и узами нежнейшей дружбы, для меня нет ни жертв, ни усилий, которых я не совершил бы, чтобы доказать вам всю мою преданность дорогим обязанностям, налагаемым на меня этими двумя наименованиями…"

На запятках королевской кареты в Россию ехала новая война.

16 ноября высочайший манифест оповестил подданных империи о начале войны с Францией. Два русских корпуса: Беннигсена (60 тысяч человек) и Буксгевдена (40 тысяч) были двинуты к Гродно и Остроленке. Кроме того, царь призвал к созданию народного ополчения в количестве 600 тысяч ратников и обратился с воззванием к студентам и молодым дворянам, обещая им офицерский чин за шестимесячную службу. Указом Синода духовенству предписывалось проповедовать "отечественную войну" против "гонителя православной веры" Бонапарта, якобы претендующего на роль Мессии, или, проще говоря, антихриста. Таким образом войну ради спасения погибающей Пруссии пытались обратить в народную войну.

Все эти грандиозные приготовления затевались в то время, когда Россия уже вступила в войну еще с двумя государствами: Турцией и Персией. Несмотря на это, у командующего Днестровской армией генерала Михельсона забрали половину личного состава — 30 тысяч человек, а с оставшимися войсками приказали занять Молдавию, Бессарабию и Валахию и принудить султана к миру.

Александр сдержал слово: он предоставил в распоряжение прусского короля все силы России. Фридрих Вильгельм мог присоединить к ним только 14-тысячный корпус генерала Лестока — все, что имелось у него под рукой, и заявить царю, что вручает ему судьбу Пруссии.

Зимой 1807 года Леонтий Леонтьевич вторично (после цареубийства) оказался в центре внимания всего мира: он выстоял против самого Наполеона.

Начало зимы в Польше выдалось на удивление мягким. Наполеон сердился: "Для Польши Господь создал пятую стихию — грязь". Решив дождаться более благоприятного времени года для возобновления операций, он расположил свои войска на завоеванной территории, от Варшавы до Остроленки, а сам сосредоточил все усилия на осаде Данцига.

В это время Беннигсен неожиданно кинулся между корпусами Нея и Бернадотта, рассчитывая разрезать французскую армию надвое. Наполеон поспешил на выручку своим маршалам, вынудив русских спешно отступить. Император догнал Беннигсена у Прейсиш-Эйлау и вынудил его принять сражение.

8 февраля завязался невиданный по своему упорству и кровопролитию бой. Вначале положение Наполеона было чрезвычайно опасным. Русская армия охватила его полукругом, артиллерия, выдвинутая впереди боевых линий, производила страшные опустошения во французских колоннах. Корпус Ожеро, ослепленный метелью, был почти весь истреблен. Русская конница едва не захватила самого императора, но Мюрат во главе девяноста эскадронов ринулся ему на помощь, прорвал три линии русской пехоты, вызволил Наполеона и затем вновь проложил себе дорогу сквозь плотные ряды русской армии.

В действиях Беннигсена было много искусного расчета, но не было вдохновения, внезапного озарения, отличавших полководческую манеру Наполеона, гениального импровизатора. Стойко выдержав все атаки русских, император умелыми маневрами заставил их к вечеру отступить на свои позиции. Подсчет потерь привел в ужас обоих противников. На залитом кровью снегу осталось лежать около 30 тысяч русских и больше 20 тысяч французов. К десяти часам вечера Беннигсен дал приказ отступить к Кенигсбергу. Наполеон оставался на месте еще девять дней, чем и приобрел право считать себя победителем. Но истина была очевидна: отныне императора уже не считали непобедимым, Беннигсен поставил под сомнение постоянство его военного счастья. Даже министр иностранных дел Франции Талейран язвил: "Это немного выигранное сражение".

Эйлауское сражение вывело царя из оцепенения, вызванного аустерлицкой катастрофой. Его вновь потянуло в действующую армию. В том же письме он осторожно осведомился у главнокомандующего, когда ему удобно приехать к войскам. Беннигсен, понимая душевное состояние царя, посоветовал ему поспешить, чем доставил Александру "чувствительное удовольствие".

16 марта царь выехал к армии. Его сопровождали обер-гофмаршал Толстой, министр иностранных дел Будберг, адъютанты граф Ливен и князь Волконский и бывший «триумвират» — Чарторийский, Строганов и Новосильцов. Гвардия во главе с великим князем Константином Павловичем покинула столицу еще раньше.

Через четыре дня Александр прибыл в пограничное местечко Поланген, где его встретил Фридрих Вильгельм. На другой день оба государя были в Мемеле. Удрученная Луиза, увидев Александра, смогла произнести только: "Ah! Mon cousin!" — и в немой печали протянула ему руку. Желая ободрить ее, Александр вновь подтвердил, что не остановится ни перед чем ради спасения королевской семьи.

Царь делал все, чтобы возродить очаровательную обстановку первого мемельского свидания четырехлетней давности. На смотре русской гвардии Александр разыграл еще одну мелодраматическую сцену в духе клятвы при гробе Фридриха. Вручив прусскому королю строевой рапорт, он со слезами обнял его и воскликнул:

— Не правда ли, никто из нас двух не падет один? Или оба вместе, или ни тот ни другой!

Перед началом летней кампании Александр уехал в Тильзит, поближе к театру войны. Правда, на этот раз, памятуя об Аустерлице, царь предоставил Беннигсену полную свободу действий.

Между тем среди царского окружения наблюдалось изменение в отношении к войне. Все громче раздавались голоса, утверждавшие, что русским незачем проливать кровь из-за личной дружбы государя с прусским королем. Константин Павлович, "как добрый русский", вообще не стеснялся выказывать откровенное недружелюбие к пруссакам, из-за чего однажды между ним и царственным братом произошла довольно бурная сцена, после которой Александр приказал ему немедленно возвратиться к войскам. Один только Будберг настаивал на продолжении войны с Наполеоном, но его мнение всегда было простым эхом голоса царя.

Пока в Тильзите спорили, продолжать или нет войну, судьба кампании была решена 2 июня под Фридландом. Отступавший Беннигсен перешел реку Алле и сбил 100-тысячное русское войско в кучу в узкой лощине на левом берегу, так что в случае неудачи оно могло спастись только через фридландские мосты. "Не каждый день поймаешь неприятеля на такой ошибке!" — воскликнул Наполеон, осмотрев расположение русской армии. Торопясь использовать промах Беннигсена, император двинул свои войска в наступление в три часа утра, заявив солдатам, что русские у них в руках. Это была годовщина битвы при Маренго — доброе предзнаменование, как полагали французы, и они не ошиблись. В то время как Ланн с 26 тысячами человек сдерживал натиск почти всей русской армии, Ней обошел левое крыло русских, разрушил мосты и занял у них в тылу Фридланд. С этой минуты русскими войсками овладело полное смятение, каждый спасался как мог. Константин Павлович, не успевший к началу сражения, встретил по дороге в Фридланд лишь деморализованные остатки армии, потерявшей больше 20 тысяч человек и 80 орудий.

Французы вступили в Кенигсберг. Фридрих Вильгельм окончательно сделался королем без владений: вся Пруссия была занята войсками Наполеона.

С ведома царя Беннигсен предложил французам заключить перемирие. Предложение о перемирии нашло у Наполеона живейший отклик. В голове у него уже созрел план торговой блокады Англии, и император искал сильного союзника на континенте. В эти дни он написал Талейрану: "Необходимо, чтобы все это окончилось системой тесного союза или с Россией, или с Австрией". Фридланд определил, с кем следует начинать переговоры, тем более что Наполеон мечтал о союзе с Россией с 1800 года. Теперь он ясно осознавал, что ему нужно остановиться на Немане.

Дюрок, прибывший в главную квартиру русской армии, откровенно заявил Беннигсену: император желает не перемирия, а мира и сближения. С ответным визитом к Наполеону по поручению царя поехал старый князь Лобанов-Ростовский.

Возвратившись к царю, Лобанов рассказывал о своем обеде у Наполеона:

— Он был весел и говорлив до бесконечности, повторял мне не один раз, что он всегда чтил ваше императорское величество, что польза взаимная обеих держав всегда требовала союза и что ему собственно никаких видов на Россию иметь нельзя было. Он заключил тем, что истинной и естественной границей российской должна быть река Висла.

Рассказ Лобанова изменил мысли и намерения царя. Наполеон кокетничал с ним, то есть вступил на ту почву, где Александр чувствовал себя уверенней всего.

Фридриху Вильгельму, примчавшемуся к нему в Шавли, царь заявил, что у него остается один выход: последовать примеру России и вступить в переговоры с грозным противником.

Утвердив условия перемирия, привезенные Лобановым, Александр отослал князя назад к Наполеону со следующей инструкцией: "Вы засвидетельствуете императору Наполеону искреннюю мою благодарность за все, переданное по его поручению, и уверите его в моих пожеланиях, чтобы тесный союз между обоими нашими народами загладил прошедшие бедствия… Система совершенно новая должна заменить ту, которая существовала доныне, и я льщу себя надеждой, что мы с императором Наполеоном легко сговоримся, если только станем переговариваться без посредников. Прочный мир может быть заключен между нами в несколько дней".

Встреча двух императоров была назначена на 13 июня; местом встречи выбрали середину Немана, разделявшего обе армии.

Два опытных обольстителя готовились преломить копья в схватке комплиментов и дружеских заверений. Никогда еще судьба Европы не решалась столь любезным и приятным способом.

Наполеон постарался, как мог, придать встрече торжественность и даже некоторую пышность, насколько это было возможно в походных условиях. Утром 13 июня на середину реки был отбуксирован плот с двумя павильонами, обтянутыми белым полотном: больший предназначался для государей, меньший для их свиты. На фронтонах павильонов зеленой краской были выведены огромные буквы «А» и «N» (равной величины), обращенные соответственно к русскому и французскому берегам. Вензель Фридриха Вильгельма отсутствовал.

Французская гвардия выстроилась в несколько линий на тильзитском берегу, за ней толпились тысячи жителей города и остальная армия.

С русской стороны не было сделано никаких приготовлений. Возле разоренной корчмы Обер-Мамельшен, где Александр должен был сесть в лодку, дежурили всего два взвода кавалергардов и эскадрон прусских кавалеристов.

Александр с великим князем Константином подъехали к корчме в колясках, по бокам которых скакала их свита. Корчма представляла собой четыре голые стены, вместо крыши торчали стропила: доски и солома были растащены солдатами на корм лошадям и разведение костров. Царь вошел и сел у окна, положив шляпу и перчатки на стол перед собой. Он был одет в зеленый мундир Преображенского полка и в белые лосиновые панталоны; на ногах — короткие ботфорты. Аксельбант на правом плече (эполет на французский манер еще не носили), шарф вокруг талии, шпага на бедре и андреевская лента через плечо составляли все его аксессуары. Волосы были посыпаны пудрой; высокая шляпа с черным султаном на гребне была вышита по краям белым плюмажем, под цвет перчаток.

Подчеркнуто ласковым, приветливым и обходительным обращением со свитой он старался скрыть свою тревогу перед предстоящей встречей: как-то примет его Наполеон, поддастся ли его очарованию, будет разыгрывать роль строгого победителя или великодушного союзника? Царю еще не приходилось испытывать свои чары на гениях.

Через полчаса флигель-адъютант приоткрыл дверь:

— Едет, ваше величество.

Александр не спеша встал, взял со стола шляпу и перчатки и со спокойным лицом твердым шагом направился к выходу. Выйдя на берег, он с досадой отметил, что взоры всей его свиты направлены не на него, а на противоположный берег Немана — туда, где маленькая фигурка Наполеона на белом коне мчалась между двух рядов старой гвардии под гул восторженных криков: "Да здравствует император!"

Гребцы, местные рыбаки, одетые в белые холщовые куртки и шаровары, помогли царю и сопровождавшим его лицам — великому князю Константину, Беннигсену, Будбергу, Лобанову-Ростовскому, Ливену и Уварову — взойти в лодку. Отчалили от берега одновременно с лодкой Наполеона.

Теперь уже и Александр не сводил глаз с французского императора. Наполеон стоял у борта один, со сложенными на груди руками. На нем был мундир старой гвардии, с лентой Почетного Легиона через плечо, голову покрывала историческая шляпа своеобразной формы, известная всему миру. За его спиной виднелась свита: Мюрат, Дюрок, Бертье, Бессьер и Коленкур.

Лодка Наполеона причалила к плоту немного раньше. Император выскочил из нее и поспешил навстречу Александру. Они подали друг другу руки, обнялись и молча проследовали в приготовленный для них павильон. Оба берега огласились радостными криками. В то же время французское судно отчалило от тильзитского берега и стало между плотом и русским берегом — Наполеон не постеснялся принять меры предосторожности.

Фридрих Вильгельм, оставшийся на берегу, сидел на коне, подавшись вперед всем телом, словно желая услышать, о чем идет речь на плоту. Был момент, когда он в нетерпении тронул поводья и въехал в реку по брюхо лошади.

Тон беседе задал Александр.

— Я ненавижу англичан не менее вас, — были первые его слова, — и готов вас поддерживать во всем, что вы предпримете против них.

— Если так, то все может быть улажено и мир упрочен, — сказал Наполеон и разразился филиппикой против коварного Альбиона. Он напропалую льстил царю, высказывая убеждение, что говорит с таким же великим человеком, каким является он сам. — Мы вдвоем в один час более подвинем дела, чем наши посредники в несколько дней. Между вами и мною никого не должно быть. Я буду вашим секретарем, а вы будете моим.

Наполеон предложил Александру переселиться в Тильзит, объявив город нейтральным. Царь с удовольствием принял это предложение.

Когда императоры вышли из беседки, один русский офицер посмотрел на часы: беседа продолжалась час и пятьдесят минут.

На обратном пути Александр недоумевал: куда девалось все его искусство очаровывать? Он чувствовал себя женщиной, собиравшейся поиграть с сердцем навязчивого кавалера и вместо этого, против желания, уступившей ему поцелуй.

Вследствие договоренности Тильзит был разделен на две половины: французскую и русскую. Обеими сторонами в город были введены по батальону гвардии и конный конвой (любопытство видеть Наполеона приводило к тому, что, несмотря на запрещение для остальной армии бывать на левом берегу, многие русские офицеры переодевались в партикулярное платье и жили в Тильзите инкогнито по нескольку дней). Пароли и отзывы должны были быть общие для французов и русских. Александр предписал гвардейцам обращаться с бывшим неприятелем ласково и запретил называть Наполеона Бонапартом. Вследствие этих распоряжений командир вступившего в город батальона Преображенского полка граф Михаил Семенович Воронцов сказался больным, чтобы не видеть этого позора. Отношение командира к французам разделяли и его подчиненные: по их мнению, нельзя было мириться с Наполеоном, не отомстив за Фридланд.

Вечером 14 июня Александр въехал в Тильзит. Наполеон приготовил ему торжественную встречу. Как только царь ступил на левый берег Немана, французская артиллерия произвела несколько залпов, после чего Наполеон проводил царственного гостя до занимаемого им дома, через ряды старой гвардии, салютующей новому союзнику своего императора. После торжественного обеда Александр отбыл в приготовленный для него дом — тот самый, в котором он жил до Фридланда.

В этот день Наполеон назначил пароль обеим армиям: "Александр, Россия, величие"; назавтра это сделал царь, выбравший слова: "Наполеон, Франция, храбрость". На третий день было решено, что впредь пароли будет назначать один французский император.

Фридриху Вильгельму в его бывшем городе не нашлось места, и он каждое утро приезжал и останавливался в доме Александра. На пятый день царь вытребовал для него у Наполеона разрешение жить в Тильзите и иметь небольшое количество солдат для караула.

День начинался с того, что Толстой и Дюрок сходились, чтобы осведомиться о здоровье обоих государей. Время до обеда посвящалось смотрам и учениям французских войск, расположенных под Тильзитом, на которые Наполеон приглашал Александра и иногда Фридриха Вильгельма. Французские солдаты встречали царя с теми же почестями, что и самого Наполеона. Возвратясь в город, Наполеон задерживал Александра у себя, посылая курьера в дом царя за сменным мундиром, а порой снабжая Александра собственными галстуками и носовыми платками. Однажды царь обратил внимание на великолепный золотой несессер французского императора, который тут же был подарен гостю.

Обедал Александр у Наполеона. За стол, к которому часто приглашались прусский король, великий князь Константин и Мюрат, садились в восемь часов вечера. Потом следовал короткий отдых, чтобы дать время уехать Фридриху Вильгельму, а в десять часов императоры снова сходились, уединялись в кабинете Наполеона и до полуночи кроили и перекраивали карту Европы.

Для поправления безнадежных прусских дел к переговорам была привлечена прекрасная Луиза: по замыслу министров Фридриха Вильгельма она должна была обратиться к сердцу Наполеона как жена и как мать. Через час после ее приезда французский император прискакал к дому Фридриха Вильгельма и с хлыстом в руке взбежал по лестнице в королевские покои. Луиза вздыхала и умоляла, Наполеон сыпал комплиментами, но, выйдя от нее, сказал Толстому:

— Я ничего не сделаю ради прекрасных глаз прусской королевы.

Александру вновь пришлось опустить забрало. Он уже вполне овладел собой и источал неотразимое очарование, за которым, однако, скрывались мужественная твердость и решимость. Напрасно Наполеон искушал его, показывая на карте прусские области: "Вот что мне нужно, остальное принадлежит вам". — Царь требовал сохранить Пруссию как независимое государство, пускай и ценой потери значительной части бывших владений. Он был так настойчив, что, по его собственным словам, порой забывал о том, что он русский. В конце концов Наполеон смирился с мыслью о дальнейшем существовании Пруссии. Прусскому министру Гольцу он заявил:

— Ваш король всем обязан рыцарской привязанности к нему императора Александра: без него династия короля лишилась бы престола и я бы отдал Пруссию брату моему Жерому. При таких обстоятельствах ваш господин должен считать одолжением с моей стороны, если я что-либо оставлю в его владении.

Ночные беседы с Наполеоном над картой мира изменили отношение Александра к политике Екатерины. Если раньше он порицал ее, то теперь стал проявлять гораздо больший интерес к роли России на Востоке. Наполеон настойчиво направлял внимание царя на Турцию и Швецию. Платой за Балканы и Финляндию должно было стать присоединение России к континентальной блокаде Англии.

Что касается Польши, то она для Наполеона всегда была лишь разменной монетой в более крупной игре. Он не возражал, чтобы царь провозгласил себя польским королем, но Александру не хватило духа своими руками ампутировать владения своего друга Фридриха Вильгельма, и он предпочел вручить скальпель французскому императору. Договорились о создании из польских областей, принадлежавших Пруссии, небольшого Варшавского герцогства под протекторатом какой-нибудь третьей державы.

25 июня был подписан Тильзитский мирный договор. Россия получала согласие Франции на территориальное расширение за счет Турции (княжества Молдавия и Валахия) и Швеции (Финляндия); взамен царь соглашался признать все завоевания Французской империи и все королевства, созданные Наполеоном для своих родственников и союзников. По секретному пункту договора Россия обязывалась соблюдать континентальную блокаду, то есть закрыть свои порты англичанам и вступить в наступательный и оборонительный союз с Францией против любой третьей державы.

С Пруссией Наполеон расправился беспощадно. Фридрих Вильгельм потерял польские провинции, из которых было образовано великое герцогство Варшавское, отданное саксонскому курфюрсту, которого Наполеон произвел в короли, а также все земли к западу от Эльбы, составившие королевство Вестфалию во главе с братом Наполеона Жеромом Бонапартом. Эти два новых королевства с двух боков охватывали Пруссию, готовые в любой момент поглотить ее жалкие остатки — Силезию, Бранденбург, Померанию и собственно Пруссию, которые в угоду царю Наполеон возвратил Фридриху Вильгельму. Помимо территориальных потерь и обязательства присоединиться к блокаде Англии, Пруссия была обложена стомиллионной контрибуцией, взымавшейся с монгольской беспощадностью. "Крылья у прусского орла будут теперь отрезаны настолько коротко, чтобы отнять у него всякую возможность беспокоить нас", — мог с полным правом заявить Наполеон.

27 июня, в день ратификации договора, Александр распорядился поднести Наполеону пять знаков ордена святого Андрея Первозванного — для самого императора, его брата Жерома, Мюрата, Талейрана и Бертье. В ответ Дюрок передал от Наполеона пять знаков ордена Почетного Легиона — царю и лицам, участвовавшим в выработке трактата: великому князю Константину Павловичу, барону Будбергу, князьям Куракину и Лобанову-Ростовскому.

Оба императора в полученных лентах выехали настречу друг другу и встретились на середине пути — на улице, где фронтом, один напротив другого, выстроились батальон Преображенского полка и батальон Старой гвардии. После обмена ратификационными грамотами батальоны промаршировали мимо их величеств. Дождавшись окончания парада, Наполеон подъехал к Преображенскому батальону и сказал Александру:

— Ваше величество, разрешите мне вручить орден Почетного Легиона храбрейшему, тому, кто лучше всего проявил себя в эту кампанию.

— Я прошу у вашего величества разрешения посоветоваться с командиром, — ответил Александр и, подозвав полковника Козловского, сказал: — Кому дать?

— Кому прикажете, — был ответ.

— Да ведь надобно же отвечать ему!

Козловский не долго думая вызвал ближайшего солдата — правофлангового гренадера Лазарева. Солдат вышел из строя и застыл. Наполеон снял с себя орден Почетного Легиона и, приколов к мундиру Лазарева, сказал:

— Ты будешь помнить этот день — когда мы, твой государь и я, сделались друзьями.

Затем, обернувшись через плечо к Бертье, стоявшему за его спиной с неизменной записной книжкой в руках, император приказал назначить Лазареву пожизненную пенсию с ежегодной выплатой в 1200 франков.

Александр, возвратясь домой, в свою очередь отослал Наполеону андреевскую звезду для храбрейшего из французов.

Вечером императоры обнялись в последний раз и расстались под приветственные возгласы солдат и жителей Тильзита, причем Александр обещал Наполеону навестить его в Париже. Французский император стоял на берегу Немана, пока царь не сошел на противоположный берег.

Александр уезжал, громко высказывая восхищение Наполеоном как существом, которое превосходит всякое понимание и не поддается разгадке. Но Фридриху Вильгельму и Луизе он сказал иное:

— Потерпите, мы свое воротим. Он еще сломит себе шею. Несмотря на все мои демонстрации и внешние действия, в душе я — ваш друг и надеюсь доказать это на деле.

Впрочем, в его словесном восхищении Наполеоном было много такого, что шло от сердца: царь умел увлекаться людьми, а против обаяния французского императора трудно было устоять. Во всяком случае, покидая Тильзит, Александр смутно чувствовал существенные выгоды от союза с Францией. Под влиянием Наполеона царь, скрепя сердце, стал думать и о благе России, а не только о клятве при гробе Фридриха.

Наполеон, в свою очередь, отдавал должное таланту Александра очаровывать людей, говоря, что будь он способен подчиняться непосредственному впечатлению, русский царь всецело завладел бы им. В то же время он гениально уловил изменчивую сущность российского Протея; его характеристика Александра является, быть может, самой меткой из всех, которые пытались дать царю современники. "Рядом со столькими дарованиями и с необыкновенной обворожительностью, — сказал Наполеон после тильзитских встреч, — во всем существе Александра есть, однако, что-то неуловимое, что даже и определить трудно иначе, чем сказав, что у него во всех отношениях чувствуется недостаток чего-то. И самое странное при этом то обстоятельство, что никогда нельзя предвидеть заранее, чего именно в данном случае не хватит, и нехватающий кусочек при этом видоизменчив до бесконечности". Возможно, это был намек на гениальность особого рода, неуязвимую ущербность. Ахиллесова пята Александра, если можно так выразиться, перемещалась по всему его телу, ускользая от нацеленных в нее стрел.

Искренне обманывал сам себя и Наполеон. Разделив с Александром владычество над миром, он уже втайне мечтал властвовать один. Наполеон не мог прекратить воевать, потому что для него это означало прекратить господствовать. Отныне все его мирные договоры превратились в кратковременные передышки в непрерывной войне.